Таких страстей конец бывает страшен.
Он не отводит от меня взгляда и от света светильников его глаза горят волчьим огнем. Он не двигается, молчит. Просто смотрит, как я спускаюсь по лестнице. Но его взгляд я ощущаю всем своим телом и чувствую себя каким-то одиноким скрученным, корявым деревом в пустыне, которое берет свои силы глубоко из земли, а больше им ничего и не нужно, ничего и ничто.
Внезапно ощущаю неуверенность в своих ногах.
Хватаюсь за перила и осторожно продолжаю путь вниз.
Достигнув третьей ступеньки снизу, останавливаюсь, сейчас я на одном уровне с ним и что-то мелькает в его глазах. В нем много секретов. Много секретных уголков, в которые вход мне заказан.
Он протягивает руку и дотрагивается до моего живота. Мурашки бегут по позвоночнику, волоски на руках встают дыбом, и все тело оживает. Мне следует приложить усилия, чтобы не показать ему, насколько я откликаюсь на его простое прикосновение. Делаю глубокий вдох, и запах его одеколона, перемешанный с его собственным запахом тела, попадает мне в нос. Я уже знаю, как он чувствуется на моем языке.
— Прошлой ночью мне приснился сон, — тихо произносит он. — Ты объезжала меня. Скакала на моем члене вверх и вниз. И твои волосы были распущены, подпрыгивали.
У меня глаза расширяются от шока.
— И когда ты кончила, ты выкрикнула мое имя.
— Я не думаю, что буду кричать твое имя, — с сарказмом говорю я, но мое тело реагирует по-другому. Мои слова звучат не так уверенно.
Он медленно улыбается. Так медленно, словно я наблюдаю за таяньем льда.
— Осторожнее с коготками кошечка. Это звучит как вызов. А?
— Думай, как хочешь, — дерзко отвечаю я.
В его глазах опять мелькает что-то странное, он берет меня за талию.
— Хммм… мне всегда нравились дерзкие женщины, но давай сначала поедим.
— Я же говорила, что не голодна.
— Тем не менее, я заказал тебе еду. Думаю, ты не ела весь день.
— Я не голодна, — без эмоционально повторяю я, хотя меня удивляет, что он позаботился обо мне.
— Посмотрим, — мягко отвечает он, скользнув рукой по моей спине к низу. Он едва прикасается ко мне, но я чувствую тепло от его руки, пока он ведет меня в огромную красную комнату.
С одной стороны огромный длинный обеденный стол накрыт для двоих. Свет от высокого подсвечника освещает теплым кругом света этот уголок. Выглядит романтично.
Мужчина похожий на грека или испанца, может даже с Ближнего Востока, делает шаг вперед и отодвигает для меня стул. Я тихо его благодарю. Он кивает и наполняет мой бокал шампанским, прежде чем выйти из комнаты.
Я поворачиваюсь к Николаю, он внимательно смотрит на меня. Сила его взгляда меня нервирует.
— Разве тебе не одиноко жить в таком огромном поместье одному?
— На самом деле, я здесь не живу. Провожу всего несколько выходных.
— Какая пустая трата денег! — пренебрежительно замечаю я.
— Ты бы предпочла, если бы я проиграл в блэк-джек? — с издевкой высокомерно спрашивает он.
Это завуалированный намек на Найджела, который тут же заставляет меня встать в оборону. Я верна ему. Как он смеет критиковать моего мужа? Если он будет продолжать в таком же духе, я возненавижу его окончательно.
— Зависимость — это болезнь, мистер Смирнов. Как рак. Вы осуждаете человека, который болен раком?
Выражение его лица не меняется.
— Ты планируешь меня и дальше называть мистер Смирнов, даже, когда мой член будет в твоей п*зде?
Я бросаю на него разъяренный взгляд.
— Мне кажется, этот термин невероятно вульгарен и неприличен.
У него в глазах светятся смешинки.
— Какой именно? Член или п*зда?
— Последний, — стиснув зубы, отвечаю я.
Он поднимает бокал и с любопытством посматривает на меня.
— Какой термин предпочитаешь ты?
Я опускаю глаза.
— Влагалище.
Он смеется.
Я резко поднимаю голову. Смеясь он кажется моложе, беззаботнее и выглядит как-то по-другому.
— Влагалище — это попытка холодного интеллектуального разума превратить невероятно таинственную и красивую часть тела в обычный другой орган. Типа почки или печени. Влагалище, мотылек, не является подходящим сосудом для члена. Влагалище сухое. Ты не можешь его раскрыть и отсосать. Или взять пальцами, когда из него будет вытекать сок. Влагалище, именно этот термин, ты найдешь в учебнике биологии.
Он подается вперед, я завороженно наблюдаю за ним.
— Теперь, насчет п*зды. Это совсем другая игра. Она сладкая, красивая и жаждущая. Очень сильно желающая, очень жаждущая. Поэтому, если ты называешь свою п*зду влагалищем, это означает одно — ты никогда не трахалась до умопомрачения с мужчиной.
Я с гневом выпаливаю:
— Меня уже трахал до умопомрачения мужчина, большое спасибо.
— Мы скоро узнаем так ли это, да?
Он делает глоток шампанского.
— За твое образование.
Я отказываюсь присоединиться к его тосту.
В коридоре слышится какой-то шум, дверь открывается. Появляется все тот же мужчина с двумя блюдами. Он ставит передо мной глубокую тарелку с супом.
— Лук-порей и картофельный суп с крем-фрешем, — вежливо произносит он.
Я поднимаю глаза на Николая Смирнова. Он наблюдает за мной, но его взгляд прочитать я не могу. Это явно не простое совпадение.
Я поднимаю глаза на мужчину, обслуживающего нас.
— Я не хочу есть. Я не буду.
До сих пор его лицо не выражает ничего, но от моего отказа в его глазах появляется удивление. Но он тут же берет себя в руки, удивление исчезает, он хочет забрать мою тарелку с супом.
— Оставь, Григорий. — Его голос, как звук хлыста в огромной комнате.
Григорий замирает, затем выпрямляется, почтительно кивает и покидает комнату, не глядя на меня.
Я жду, пока он выйдет, а потом говорю:
— Это же не совпадение, что мне подали мой любимый суп, не так ли?
— Конечно, нет, — мягко соглашается он.
— Как ты узнал?
— Узнал мой начальник охраны.
Григорий входит с корзиной хлеба. Он протягивает ее мне, чтобы я могла выбрать, но я отрицательно качаю головой.
— Положи кусок хлеба из разных злаков ей на тарелку, — говорит Николай.
Мужчина послушно выполняет, я же сжимаю кулаки под столом. Он идет к Николаю, тот выбирает булочку, и опять удаляется. Николай разламывает булочку и запах свежеиспеченного хлеба распространяется по комнате. Мой рот наполняется слюной. Николай намазывает булочку маслом. Я перевожу взгляд с хлеба на его лицо.
— Ты собирал на меня информацию?
— Естественно. А как ты себе представляешь, смог бы я быть тем, кем являюсь, если бы ничего не про кого не знал?
Я облокачиваюсь на спинку стула, злясь.
— Что еще ты знаешь обо мне?
Он откусывает булочку. У него красивые прямые зубы.
— Я знаю, что ты принимаешь таблетки.
У меня челюсть падает вниз.
— Откуда ты знаешь?
Он жует.
— Чему бы ты поверила больше? Что мой охранник видел контрацептивы в твоей сумочке, или кто-то рылся в твоем мусорном мешке несколько недель подряд.
Я с удивлением пялюсь на него.
— Что? Ты заплатил человеку, чтобы он рылся в моем мусоре?
Он берет ложку.
— Почему тебя это так удивляет? Целый штат людей, работающих на Восточноевропейскую мафию, регулярно просматривают мусорные мешки лондонцев. Вот почему не следует разрывать свои банковские выписки на четыре части и бросать их в мусорный мешок.
Я от потрясения, даже вздохнуть нормально не могу. Он знает сколько денег на моем счету! От этого я прищуриваюсь.
— Но твой охранник не мог узнать о моем любимом супе, роясь в моих мусорных мешках, так ведь?
— Нет. Может ты упоминала об этом в своей почте или при телефонном разговоре.
Я с недоверием смотрю на него.
— Кто-то прослушивает мои телефонные звонки и читает мои личные письма?
Он перестает есть и смеется. На самом деле, смеется.
— Ты, очевидно, не восприняла откровения Сноудена серьезно. Кто-то всегда подсматривает и подслушивает, Стар. На этот раз им оказался один из моих людей. (Эдвард Сноуден — бывший сотрудник американский разведки, выступивший с разоблачением американской разведки, что все время она прослушивает и следит за президентами и известными деятелями не только своей страны, но других стран, а также за простыми гражданами. — прим. пер.)
— Подсматривающий?
— Боюсь, что мой начальник службы безопасности относится к своей работе очень серьезно.
— Перестань притворяться, что ты своими действиями не вторгся в мою частную жизнь. Он выискивает на меня информацию, потому что ты это требуешь, — гневно вскрикиваю я. Я очень разозлилась, мне даже хочется схватить тарелку с супом и вылить все содержимое на его ухмыляющееся, самодовольное, высокомерное лицо. Как он смеет рыться в моих личных письмах. В конце концов, не я ему задолжала. У меня даже дыхание становится учащенным от злости.
— В моем доме ты тоже поставил камеры? — спрашиваю я.
— Нет.
— Мне следует сообщить о твоих действиях в полицию.
Он широко улыбается.
— И что ты им скажешь?
— Я расскажу им, что ты следил за мной. Это незаконно.
Он поднимает бокал с шампанским.
— Твой муж дал мне разрешение.
— Я тебе не верю.
— Ты хочешь назвать меня лжецом?