Подлые

Глава 38. Брендон

Брендон.

Прости малышка.

Груз вины давил настолько сильно что сдавило виски, я сжал челюсть.

Все было спланированно идеально. Все эти дни я знал, что Тави разыскивает мою сестру. После разговора в офисе она и близко не подошла бы к нашему дому. Мне не оставалось ничего, как только втянуть в это Вики, которая, кстати, даже не возражала, а с радостью решила помочь. Виктория зашла в дом, я выжидал, когда за ней следом внутрь войдет Тави. Вики сразу же покинула дом через черный выход, и направилась искать Каллума, которого якобы звала в зал расстроенная Октавия. Все было до предсказуемости просто. План казался гениальным, муж разоблачает изменницу жену, а я в свою очередь утешаю брошенную Тави, и получаю свой долгожданный приз. Только вот желание получить ее любой ценой ослепило на столько сильно, что в этом плане я совсем не учел их совместного ребенка. Я был уверен, что мы обретем счастье сразу, как только этот придурок в очках, все узнает. Тави наконец-то станет свободной.

Сейчас же она растеряна, убита горем и это совсем не то, чего я ожидал. Я не могу вынести её слез, это оказалась сильнее меня. Как я мог так облажаться? Что будет если он и правда заберет её дочь, как я буду жить с этим?

Октавия без остановки плакала рядом на пассажирском сидении.

— Прости. Прости… — Хриплым голосом, выдавил я, не отрываясь от дороги.

Она не ответила, а может даже не услышала. Чтобы я не говорил все утешения сейчас будут казаться нелепыми. До дома Кларком ехать всего пятнадцать минут, но я не был уверен, что мы успеем застать Каллума и Мию дома скорее всего он уже несется на машине в аэропорт.

Может мне нужно поднять на уши всю полицию Санта-Моники и перехватить его по пути в аэропорт. Но я даже не могу все это произнести вслух. Это окончательно добьет Октавию. Во всех заголовках утренних газет будет на первой полосе информация о том, что муж Октавии Кларк выкрал их общего ребенка.

Господи, о чем я только думал?

Я причинил самую страшную боль женщине которую безмерно люблю, это не Каллум, это я отобрал у нее ребенка. Своим собственными руками разлучил мать и дочь. Если Тави когда-нибудь узнает, что все это было подстроено. Она не простит меня. Никогда.

Мы остановились на гребанном перекрёстке на красный сигнал светофора. Я повернулся в ее сторону, она сидела, закрывая лицо руками громко всхлипывая и рыдая. С каждой секундой мигающего сигнала, моя злость и ненависть к себе стала расти все сильнее.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Со всей силы что была во мне, я начал лупить ладонью паролю.

Октавия не понимающие уставилась на меня. Она была в замешательстве, вероятно не понимая моих эмоций. Ну хотя бы она перестала плакать. Я взял её руку и сжал крепче, давая понять, что я с ней. Поднеся ее к губам, нежно поцеловал.

— Мы найдём её. Я переверну все побережье, а если нужно будет всю страну.

— Ты думаешь они уже покинули дом? — Всхлипывая спросила она.

— Не знаю милая. Этот вариант нельзя исключать. Мы не можем знать наверняка, вдруг твой муж обо всём догадывался, и у него уже был какой-то план.

Она закрыла лицо руками и снова начала плакать, казалось, сильнее прежнего.

Ситуацию осложнило, то, что мы не могли связаться ни с кем из персонала дома, чтобы узнать хоть какую-то информацию. Все были на обслуживание праздника, в загородном яхт клубе. Когда наконец мы выехали на подъездной дорожку, свет горел во всем доме, что давала толику надежды, что мы все же успели.

Едва я остановил машину, как Октавия выскочила из машины и босиком побежала к дому. Я последовал её примеру, опасаясь разъяренного преданного мужа. Вдруг ей нужна будет моя защита. Но как только я вошел в дом стало ясно. Мы опоздали. Они уехали.

Октавия бежала вниз по лестницы прикрывая рот руками, чтобы не закричать на предпоследней ступеньке она остановилась и села. Положив голову на колени. Закрывшись руками, она снова стала рыдать во весь голос.

В полной растерянности я стоял рядом и смотрел на нее, конечно, я не понимал всех ее чувств. Но реакция ее на происходящие была пугающей и подозрительной одновременно. Ведь это их общий ребенок. Обманутый муж вспылил, забрал дочку, но ведь они могут договориться, или решить все вопросы через суд. Наверное, я не имею права судить о ее состоянии и этой ситуации. Но если она считает, что ее муж такой монстр, который не отдаст ей дочь, зачем вообще стоило жить рядом с таким человеком?

Чтобы я чувствовал на ее месте? Если бы это была моя дочь?

Я не мог больше стоять и просто смотреть, пока приступ ее истерики пойдет на спад. Мое сердце не могло вынести ее страданий, я абсолютно не понимал и не знал, что должен делать, и как могу утешить ее, а главное как могу вмешаться в эту ситуации и имею ли я право или сделаю все только хуже. Но кажется я ошибался и на этот счет, потому что с каждой секундой моего бездействия, истерика Октавии набирала все больший оборот. Таких рыданий я ещё не слышал никогда, и даже испугался. Чувство вины, которое как бетонная плита давило на меня все сильнее, снова напомнило мне, что это я виноват в ее горе. Я подошел к Тави присел перед ней на колени.

— Прошу тебя успокойся! — Я стал гладить ее по голове. — Мы найдём её! — Затем я попытался оторвать ее руки от головы и поднять лицо чтобы она посмотрела на меня.

Всхлипывая, она все-таки подняла заплаканное лицо, ее затуманенные светло голубые глаза смотрели куда-то сквозь меня, тушь была размазано по лицу, растрёпанные волосы прилипли к щекам, но даже в таком состоянии она была прекрасна.

— Посмотри на меня. — Я взял её за подбородок и приблизился чтобы встретиться с её глазами. — Я обещаю тебе, мы найдём её! Слышишь? Обязательно вернём ее тебе! Я хочу, чтобы ты верила мне. — Потребовал я, хоть какой-то реакции от нее. — Ответь мне! Ты веришь мне? — Она слегка лишь мотнула головой в ответ.

— Хорошо. — Тихо произнёс я.

— Сейчас ты поднимешься наверх, приведёшь себя в порядок, соберёшь все необходимые вещи и возьмешь свои документы и сразу же спустишься вниз. Я буду ждать тебя тут. Потом, мы заедем ко мне домой, я сделаю тоже самое. Мы поедем в аэропорт и через пять часов будем в Нью-Йорке.

Октавия смотрела на меня уставшими голубыми глазами, покорно встала, молча развернулась и стала подниматься в верх по лестнице.