После эпизода в коворкинге мы с Гордеевой сторонимся друг друга. Точнее, она сторонится, а я тоже не лезу. Я же еще в субботу решил больше ее не замечать. Ну вот и не замечаю типа.
Хотя, конечно же, секу практически каждый ее шаг. На уроках, на переменах, всё время. Но так, без палева. Во всяком случае пока Рус во время обеда какого-то черта не спрашивает при всех:
— Стас, а вы что, со Шваброй еще того… общаетесь? — двусмысленно играет бровями Рус. — Или уже…
— А тебе не похрен ли, с кем я общаюсь? — взрываюсь я сразу.
На меня тотчас оборачиваются все в радиусе десяти метров. Только Яна опускает глаза в тарелку. Ну и Сонька моя сконфуженно ерзает. Остальные же пялятся так, будто я не просто прикрикнул, а устроил тут целое шоу.
Гордеева тоже смотрит. Но недолго. Почти сразу отворачивается. Она сидит за дальним столиком, как всегда, одна, наполовину скрытая колонной.
Я встаю и ухожу под гробовое молчание наших. Бесит, что все лезут не в свое дело. Но еще — совсем неожиданно — меня вдруг зацепила эта «швабра».
Последним у нас физкультура. На физре мы занимаемся с девчонками отдельно. Сегодня у нас нормативы в спортзале, а у девчонок — бассейн.
Правда, после физры нам с Гордеевой еще предстоит подготовка к олимпиаде. Арсений уже два раза напомнил, что ждет нас после уроков. Если бы не это, я бы уже свалил домой. А так приходится сидеть куковать в одиночестве на скамейке запасных со своим освобождением от физры, пока наши нарезают по спортзалу круги в качестве разминки, а затем к кувыркаются на брусьях.
Залипаю в телефоне, чтобы не так скучно было. А за несколько минут до звонка мне вдруг приходит сообщение от Соньки:
«Янка собралась наказать Гордееву».
Подскакиваю, снова сажусь. Строчу ответ:
«Где? Когда?»
Знаю я их разборки и наказания. Сразу вспоминаю Меркулову, побитую, обритую, на коленях, и холодный пот прошибает.
Ну же! Сонька, отвечай!
Не отрывая взгляда от экрана, в спешке выхожу из спортзала.
Наконец от нее прилетает сообщение:
«Прямо сейчас. В душевой».
Вламываюсь в женскую душевую. Точнее, в раздевалку. Девчонки из десятого тут же поднимают визг. Кто-то из них переоделся, кто-то еще не успел, но я даже не смотрю на них.
— Где? — почти ору, заглушая их вопли.
— Кто? — спрашивает одна, хлопая испуганно глазами и прижимая к себе какие-то тряпки.
— Гордеева… Ашихмина… моя сестра?
Эти дуры мечутся, как перепуганные овцы. Наконец визг стихает, и девчонки быстро-быстро одна за другой выскакивают в коридор.
Остается одна Сонька. Она стоит у шкафчика, неторопливо роется в своей сумке. Потом достает помаду и, выпятив губы, начинает краситься.
— Соня, что за фигня? Где они? Где Янка? Где Гордеева?
Она, не отрывая взгляда от зеркала, равнодушно показывает на дверь самой душевой.
Дергаю ручку — заперто изнутри.
— Открывай! — колочу со всей дури. — Я же сейчас дверь вышибу нахрен!
— Так они и откроют, ага…
Продолжая ломиться, кричу уже спокойнее:
— Ян, выйди, поговорим.
Но оттуда слышны лишь шум воды и приглушенные голоса. А затем вдруг раздается отчаянный вопль.
Ногой ударяю дверь рядом с замком, и она с грохотом распахивается настежь. И в ту же секунду из душевой пулей выскакивает Яна.
Она полностью одета, но блузка сплошь залита водой. Волосы тоже мокрые, а лицо красное и перекошенное. Взгляд же и вовсе какой-то ошалевший, почти безумный.
За ней следом семенит Алла и приговаривает:
— Яночка, ты как? Сильно больно?
Янка в ответ только подвывает. Потом замечает меня и вскидывается:
— Ненавижу тебя! Ненавижу!
Хватает свою сумку и выбегает прочь вместе с Аллой.
— Ну, я тоже пойду, — говорит Сонька. — Ты только не говори им, что я тебя предупредила, ладно? А то она и так на меня обиделась из-за того, что я не пошла с ними Шваб… эту твою бить…
Я остаюсь в раздевалке один.
Зайти в душевую не решаюсь — вдруг Гордеева там голая. И уйти не могу — не знаю же, успели они ей что-нибудь сделать или нет?
Стою рядом с дверью, подпирая спиной стенку, и прислушиваюсь. Вода вроде стихла. Сердце в груди прыгает как подорванное.
— Эй! Ты там в порядке? Помощь нужна?
Гордеева не отвечает, а спустя несколько секунд выходит сама, завернутая в полотенце. Бросает на меня злющий взгляд и яростно шипит:
— Подружке иди своей помоги. А ко мне больше не приближайся! Никогда! Ясно?
— Что у вас произошло?
— У нее и спроси! И вообще, Смолин, ты дверью не ошибся?
Я смотрю ей в спину, пока она идет к кабинке, и сдвинуться с места не могу, точно прирос. Жадно пожираю глазами ее плечи, по которым струятся с волос капли воды, острые лопатки над кромкой белого полотенца, голые ноги. Оторваться не могу, как еще следом не тянусь за ней.
Рывком распахнув шкафчик, Гордеева снова поворачивается ко мне.
— Ты оглох? — повышает она голос и раздельно чеканит. — Пошел! Вон! Отсюда!
Ее слова как-то вмиг отрезвляют.
— Да пошла ты сама, — бросаю в ответ и ухожу.
Ну и конечно, ни на какую математику не иду. Срываюсь домой, даже про Соньку забываю. Уже вечером узнаю от нее, как и что было.
— Утром, помнишь, я увидела Янку в окно? Спустилась к ней. А она такая: «А где Стас?». Я без задней мысли сказала, что ты в коворкинге. Она сразу же туда подорвалась. Поговорить с тобой хотела. Убежала вперед меня… Я следом подхожу, смотрю — она стоит там на пороге, как вкопанная, но внутрь не заходит. Потом захлопнула дверь и умчалась. Я опять за ней… Между прочим, Янка сильно плакала. И сказала, что ты там с Гордеевой обнимался-целовался. А это правда?
Я ей даже ничего не отвечаю. Не дождавшись, Сонька рассказывает дальше:
— А на физре Янка позвала нас с Аллой разобраться с Гордеевой. Когда она будет в душе. Я не пошла… из-за тебя. Между прочим, Янка на меня обиделась…
— Я помню.
— А ты даже мне спасибо не сказал… — надувает губы Сонька. — Я же для тебя старалась… предупредила… вот.
— Спасибо, Соня, молодец, хорошая девочка, — ерничаю я. Со злости, конечно. На себя, на Гордееву, на то, что мне так хреново, что не знаю, куда себя деть.
Сонька тотчас обиженно сникает.
— Ладно, прости. Ты все правильно сделала. А что там случилось-то?
Сонька еще дуется, но, вижу, рассказать ей все же не терпится. В конце концов она сдается:
— Короче, слушай. Алка с Янкой зашли в душ, пока эта там намывалась… Хотели побить ее, но Гордеева какая-то бешеная оказалась… Янка успела только раз пинок ей отвесить. Эта обернулась, сдернула лейку, врубила горячую воду во весь напор и прямо Янке в лицо. Представляешь? А дальше ты и сам видел…
Помявшись, она спрашивает:
— Стас, так это правда, что вы с ней целовались?
Если бы…
— Сонь, иди спать, — выпроваживаю я ее.