Подозревается оптимистка

Глава XXIV. Бред

Уличный фонарь еще не загорелся, поэтому Нина довольно долго провозилась с замком, запирая медпункт, никак не удавалось попасть в скважину, а лезть в сумку за телефоном не хотелось. Наконец, послышался знакомый щелчок, готово.

Фельдшер плотнее запахнула розовый плащик и заспешила через бетонную площадку к дороге, ощущение панической тревоги не покидало. За раскидистым кустом сирени Нина не сразу заметила притаившийся автомобиль. Увидев ее на дороге, водитель врубил фары, освещая тонкую фигурку.

Нина невольно зажмурилась, прикрывая глаза ладонью. Из машины настойчиво посигналили, мол, тебя жду. Только выйдя из полосы света, Нина смогла рассмотреть, что это легкое авто Кабачка. Он ее ждет. Еще полчаса назад она бы ликовала – беспокоится, что уже темно, встречает, но сейчас… Коварная змея сомнения заползла незаметно, обвила скользкими кольцами по рукам и ногам, нашептывая неприглядные факты. «Нет, это бред, эта тетка ненормальная, ее предали и она теперь во всех видит предателей, это бывает, есть такой психологический эффект, кажется, проекции. Ладу надо пожалеть».

Нина побежала к машине.

– Привет, – бодренько улыбнулась она Кабачку.

Тусклый свет салона осветил его слегка недовольное лицо:

– Ударница земского фронта, рабочий день давно закончился.

– Но у мня же отчет, я же тебе говорила еще утром, – невольно кинулась оправдываться Нина.

– Чего этой блажной здесь надо было? – прищурил Васька глаза.

Нина вздрогнула. Что говорить?

– А что? – отбилась она ответным вопросом.

– Как что? Темень на дворе, а эта дамочка фельдшеру домой не дает уйти! – возмутился Васька. – Так чего ей надо было?

«Признаться или нет?» Нина смотрела на любимое лицо, оглаживала взглядом каждую складочку, горбинку носа, непослушный чуб, тонкие упрямые брови. Вот он весь, такой знакомый и совершенно неизвестный. Она почти ничего не знает о его жизни за пределами Веселовки, какой он там, в другом, большом мире. Да и надо ли Ваське говорить о подозрениях Лады, что это может изменить?

– У нее отит обострился, она не могла ждать до завтра, – вылетела ложь.

– Поня-а-тно, – протянул Кабачок, поворачивая ключ зажигания.

Машина рыкнула, потом, успокоившись, мерно замурчала как большая кошка и покатила по спящей улице, раздвигая фарами стену сумрака.

– Местные расспросами не доставали?

– А? – кажется Нина опять провалилась в проклятые мысли.

– Н-нет. Все спокойно прошло.

– А что случилось? – природное или профессиональное чутье не подводило Кабачка.

– Устала. Долгий день. А куда мы едем? – Нина очнулась и с испугом посмотрела в черноту окна, по обе стороны машины стелилось поле. – Вася, куда мы едем?!

И липкий страх, и воздуха предательски не хватает. Нина нажала кнопку, опуская ветровое стекло, в лицо дохнуло ночной прохладой.

– Отдыхать едем, – подмигнул ей Кабачок, оскаливаясь.

– Куда отдыхать? – с трудом выговорила Нина.

– Сюрприз, увидишь, – нажал он на газ.

Машина опять угрюмо зарычала.

«Почему он не говорит, куда меня везет? Какие могут быть сюрпризы ночью? Куда мы едем? Отдохнуть? Может навсегда отдохнуть!» В голове началась какая-то чехарда, словно две разные Нины вступили в безумный спор: одна любящая, наивная, другая – издерганная и подозрительная. «Для кого они могли разыграть этот спектакль, только для вас. Вы в опасности», – навязчиво звучали в ушах слова. И Васька, как назло, молчал, сосредоточенно разглядывая выплывающую из темноты грунтовую дорогу (или дела вид, что сосредоточенно смотрит).

«Почему он молчит? А с чего я взяла, что он так влюбился, что тогда, после вечеринки, выдал себя, чтобы предупредить глупенькую фельдшерицу об угрожающей опасности? Кто я такая, чтобы по мне сохнуть, не Моника же Белуччи? Дорогая машина у простого опера, откуда? А если его наняли враги Костика, какие-то влиятельные люди, и он всего лишь послушный исполнитель, и не помогает мне, а только еще больше запутывает? А теперь его хозяева приказали и вовсе меня убрать, а потом на мертвую повесят «всех собак», это очень удобно. Я уже и отмыться нес смогу, и все чистенькими выйдут». Ветер хлестал в лицо, но Нина не поднимала стекло, подставляя свежим потокам разгоряченные щеки.

«У меня бред, не может Кабачок оказаться этим, ну никак не может, он хороший… Почему он молчит?»

– Вась?

– Да? – он тоже как будто вынырнул из своих мыслей.

– А ты.. ты меня любишь? – такой несвоевременный вопрос, она никогда его не задавала, даже Пашке, просто считала, что между ними это само собой разумеющееся, а оказалось нет.

Васька резко нажал на тормоз. Где они? Справа чернел лес или глубокая лесополоса, слева лежала гладь поля.

– Нина, почему ты спросила? – сухо спросил он, отстраненно глядя на попутчицу.

«Мог бы и соврать», – к страху примешалась горечь. Нина и сама понимала, что глупо после единственной ночи спрашивать о чувствах. И тут ей овладел какой-то злой азарт:

– Если любишь, то должен знать: я хочу настоящую свадьбу, человек на сто… пятьдесят. Да, на сто пятьдесят. Платье принцессы, в стразах, со шлейфом и голой спиной, такое ажурное.

«Боже, какую чушь я несу».

– Все? – усмехнулся Васька.

– Нет, – с вызовом кинула Нина, – и чтобы лимузин белый, и ресторан на набережной, какой-нибудь пафосный, вроде «Самовароффа». И живая музыка, тамада на приколах, и…

– И?

– И свадебное путешествие на…

– Сейшелы, – подсказал ей Васька, в темноте не было видно его выражения лица.

– Да нет, Черное море меня устроит, какое-нибудь Сочи или Ялта.

– Все? – повернулся он к ней, вальяжно опираясь на руль.

– Все, – выдохнула Нина, нащупывая за собой ручку двери.

«Сейчас отвлеку и дам деру, повезет, смоюсь, не повезет, хоть боролась».

– Боюсь, я твои фантазии не потяну, – холодно произнес Кабачок. – На мне кредит на машину и ипотеку еще два года выплачивать.

– Вот оно что, – усмехнулась уже Нина. «Сейчас надо бежать, а там уж разбираться, кто он». – У тебя долги, а тут появилась такая возможность.

– Какая возможность? – резко подался Васька вперед.

Нина вжалась в дверь, сжимая левой рукой до боли ручку.

– Ты не переживай, Кабачок, тебе обязательно заплатят, если поймаешь…

Тут она швырнула в Ваську сумку, дернула ручку и, вывалившись из машины, кинулась в гущу деревьев.

– Куда! – услышала она крик за спиной, но, не обращая внимание, только прибавила темп.

«Бежать! Бежать! Провались ты пропадом, любовь! Провались!» Закрывая лицо от хлещущих веток, Нина углублялась все дальше и дальше, огибая дерево за деревом, разрывая паутину, спотыкаясь о сучки и коряги. Один раз беглянка упала и больно ударилась коленкой, торопливо поднялась. Погони за спиной не было слышно. «Бежать!» Но сил уже не было, в боку кольнуло, колено заныло. Нина, прихрамывая перешла на шаг. Все казалось бредом.

«Интересно, где я? Если куда-нибудь идти, то куда-нибудь обязательно придешь. Земля, она вообще круглая». И лес расступился, открылось бескрайнее поле, покрытое молодыми злаковыми ростками. Немного подумав, Нина шагнула в него. «Ж-ж-ж», – резкий звук мотора, и как из ниоткуда вылетела и перегородила беглянке дорогу знакомая машина.

– Нинка, стой!!! – заорал Васька. – Стой, ненормальная!

Но ненормальная, развернувшись, драпанула обратно в лес. «Буду бороться до конца!» Позади полетел отборный мат и громкий треск веток.

– Дура, стой!

Крепкая рука сжала плечо и под ее тяжестью Нина рухнула вниз, увлекая за собой и охотника. Они покатились по земле, ломая куст.

– Вася, не убивай меня, пожалуйста! – закричала Нина.

– Нин, ты чего?! Нин? – Васька на локтях висел над ней, даже в темноте она видела его лихорадочный блеск глаз.

– У меня родители пожилые, папа больной. Не убивай меня, лучше посадите, я отсижу, если так надо, отсижу, правда, – голос сорвался на плач.

– Дура, – рывком поднял он ее с земли, и убедившись, что она стоит и не падает, развернулся и побрел назад.

Нина продолжала стоять. «Бред, я попала в бред».

– Поехали домой, – сухо кинул ей через плечо Кабачок.

Она послушно побрела за ним.

У машины Васька не сел в салон, а обойдя, открыл багажник.

– Вот, – махнул он Нине, присвечивая телефоном. – Покатались, твою мать.

В багажнике лежал огромный букет роз, конфеты, раскатившиеся во все углы фрукты, бутылка шампанского и вдребезги разбитые фужеры.

– Зато виноград цел, – виновато пискнула Нина, бережно доставая длинную гроздь. – Помялся только чуть-чуть.

Васька угрюмо молчал, и это молчание не предвещало ничего хорошего.

– Васенька, миленький, прости меня пожалуйста, я больше так не буду, честное слово…

Он продолжал зло раздувать ноздри.

– Ну, прости, – Нина робко коснулась края его рукава. – Я так виновата, я поверила этой женщине, на меня что-то нашло, прямо затмение какое-то, может она гипнотизер… я раскаиваюсь. Просто я тебя так плохо знаю, да я тебя вообще не знаю. А еще я сильно тебя люблю.

– Так люблю, что приняла за убийцу, – Васька недовольно скрестил руки на груди.

– Убийц тоже любят, что-то я не то говорю, да? Прости. Посмотри в мои раскаивающиеся глаза. Я для тебя что хочешь сделаю. Вот что хочешь, прямо все-все.

– Прямо все? – с издевкой переспросил он.

– Да.

– Тогда так, – Васька встрепенулся как воробей, встряхивая чуб, – свадьба на тридцать человек, ну, максимум на пятьдесят. Платье ладно уж, оставляем, но лимузин заменяем вот этой, а гулять будем в пельменной у Вадика, это мой одноклассник, скидку сделает, вполне приличное заведение и кормят лучше, чем в твоем пафосном ресторане. А свадебное путешествие через два года, когда я выплачу ипотеку. И это мое последнее слово, – Васька грозно сдвинул брови, –… а и еще, массаж, я спину потянул, когда за тобой бежал. Теперь все, – он с вызовом посмотрел на Нину.

– Да не нужна мне свадьба, – кинулась Нина ему на шею, – это же я так, из вредности. Из вредности.

– Щуренок ты и есть, – выдохнул Васька, позволяя себя целовать.

Нина ехала, зарывшись носом в букет, ей было и смешно, и стыдно. Васька так же сурово вел машину, пробивая фарами дальнего света горизонт. Оба виновника недоразумения молчали, переживая глупый вечер.

– Я тоже люблю тебя, – не поворачивая головы, произнес Кабачок.

– Ради этого можно было и по лесу побегать, – хихикнула Нина.