15

Утром госпиталь осматривал генерал-майор медицинской службы Мордвинов — начальник санитарного управления флота. Высокий, плечистый, с красивым открытым лицом, он быстро ходил по палатам, разговаривал с офицерами, просматривал истории болезней, заглянул в аптеку, в лабораторию, побывал на кухне, или, как тут положено было говорить, «на камбузе», потом велел собрать весь персонал левинского отделения и, глядя в лицо Александру Марковичу блестящими черными добрыми глазами, поблагодарил Левина и его помощников за прекрасную работу и за образцовое состояние отделения. Подполковник ответил негромко и спокойно:

— Служим Советскому Союзу.

— Люблю бывать у вас, подполковник, — говорил Мордвинов, широко шагая по дороге на пирс. — Что-то есть в вашем отделении неуловимо правильное, особое, что-то характеристическое, чисто ваше. У других тоже неплохо бывает, и прекрасно даже бывает, и лучше, чем у вас, но не так. А у вас особый стиль. Настолько особый, что вот повар этот новенький, длинноносый такой, хоть он, наверное, и не плох, а видно — не ваш. Камбуз — чужой, не притерся еще к общему стилю. Вы несогласны?

— Не могу отыскать повара хорошего! — угрюмо ответил Левин. — Прислали — и хоть плачь.

— Да, совсем из головы вон! — вдруг воскликнул Мордвинов и, остановившись, повернулся к Левину всем корпусом. — Что это вы, батенька, я слышал, сами собрались на спасательной машине работать?

— Считаю, товарищ генерал…

— Никуда вы летать не будете, что бы кто ни считал, — очень тихо, но со служебным металлом в голосе перебил Мордвинов. — Ясно вам, товарищ подполковник? И не бросайте на меня убийственных взглядов, я с вами говорю сейчас не как Мордвинов с Левиным, а как генерал с подполковником. И при-ка-зы-ваю никуда не летать…

— Ну уж один-то раз я слетаю, Сергей Петрович, — бесстрашно и намеренно переходя на имя-отчество произнес Левин, — один-то разок мне обязательно надо слетать. Потом военфельдшер будет, но несколько первых раз.

— Прошу уточнить формулировку — первый раз или первые несколько раз.

— Первые разы, Сергей Петрович, потому что немыслимо.

— Вы полетите первый раз, один-единственный раз. И на этом разговор кончен. Ясно?

— Есть! — сказал Левин, услышав в голосе Мордвинова ту нотку, которая означала, что разговор окончен.

На пирсе, за будкой, среди пассажиров, ожидающих рейсового катера, сидел на чемодане Шеремет и делал вид, что читает газету: Левин почувствовал на себе его быстрый и недобрый взгляд.

— Уезжает, — негромко произнес Мордвинов. — Пришлось снять товарища. Вчера до трех часов пополуночи бил себя в грудь и произносил покаянные речи. Тяжелое было зрелище, скажу откровенно, даже жалко его стало…

Он помолчал, потом легонько вздохнул:

— К сожалению, совсем избавиться от него немыслимо. Есть дружок-покровитель, и довольно, знаете ли, номенклатурно-руководящий. Нахлебаемся мы еще горя от товарища Шеремета и будем хлебать, покуда не переведутся у нас любители особо подготовленных бань…

— А разве такие у нас есть? — не без ехидства спросил Левин.

— К сожалению — водятся.

— Но единицы же?

Мордвинов покосился на Левина умными глазами и спросил:

— Вы что меня разыгрываете?

Потом пожал руку Левину и на прощанье напомнил:

— Апеллировать к нашему начальству, то есть непосредственно к командующему, не рекомендую. У нас с ним насчет полетов ваших на спасательной машине общая точка зрения. Так что ничего, кроме неприятностей, от жалобы на меня не наживете. Договорились?

— Договорились! — согласился Александр Маркович.

— А военфельдшера я вам дам хорошего. У меня один такой есть на примете — стоящий парень и разворотливый.

Генерал легко взбежал по трапу на катер и помахал Левину рукой. У будки Александр Маркович почти столкнулся с Шереметом.

— Ну что, довольны? — спросил полковник с недоброй усмешкой.

— Пожалуй что да! — ответил Левин. — Хуже вас не пришлют нам начальника, вы и сами это знаете…

Загрузка...