Подруги

III.

Сара росла и хорошела. Теперь ее уже не перебрасывали с рук на руки, и она выходила на сцену, как полноправный товарищ. И чего она не знала. Она изучила партер, и никто смелее ее не делал сальто-мортале с полу, она знала каучук, эквилибр; турникен и трапеция были ее послушными орудиями, и, наконец, она изучила проволоку и канат. Но ей всего казалось мало. Каждый номер она изучила до совершенной чистоты, так что движения ее можно было измерить числом; пылкий ум ее изобретал все новые трудности, и Сара Тиле одним своим именем на афише привлекала восторженных зрителей.

И с каждым днем она хорошела. Неразвитой стан стал приобретать пышные очертания, ноги сформировались и окрепли, смуглые щеки покрылись нежным румянцем, а большие черные глаза засверкали, как звезды, гордо выдавая всю энергию души своей владелицы.

Глядя на нее сверкающими взорами, все мрачнее и мрачнее делались братья Тиле и, радостные при ней, становились темнее тучи, едва сходились вместе.

Старик Тиле умер. Он умер в своем фургоне, в том самом углу, где когда-то окончили скитальческие жизни его дед и отец, умер в то время, как его дети и Сара давали представление в местном цирке.

Они вернулись домой поздно вечером и, вместо отца, увидели холодный труп и над ним причитающую старуху мать.

Семья осиротела. Старика отца свезли на кладбище, и в темном фургоне стало вдруг тесно и душно, словно перед нависшей грозою. Братья мрачно смотрели исподлобья и перестали говорить друг с другом. Мать и Эмма тихо плакали, а Сара молча убивалась, чувствуя, что в восторженном старике она потеряла часть своей души.

На другой день после похорон они покинули город. Перед отъездом старший брат, оставшись наедине с Сарою, сказал ей дрогнувшим голосом:

-- Ты свободна. Может, теперь ты не захочешь остаться с нами?

Сара удивленно посмотрела на его и покачала головою.

Как он может спрашивать ее об этом. Она считает себя их сестрою и никогда не расстанется с ними.

В это мгновение младший брат поспешно вошел в фургон и с исказившимся лицом подозрительно взглянул на старшего.

-- Она остается с нами, -- сказал Альфред.

Карл вздрогнул и пошатнулся.

-- Она говорит, что считает себя нашею сестрою, Карл! -- сказал Альфред, поняв состояние брата. Карл вздохнул с облегчением и лицо его выразило счастье; но только на мгновение. Альфред тоже нахмурился, и в душном фургоне опять стало тесно и страшно.

Они остановились на ночлег в поле. Была тихая летняя ночь. Звезды слабо мерцали, потому что луна во всей своей красоте, плыла по небу и заливала землю своим волшебным блеском. Костер давно погас. Сара, Эмма и мать спали в фургоне, оба брата лежали у потухшего костра. Саре стало душно. Она тихо вышла из фургона и легла на землю. Подостлав под себя узкий ковер. Смотря в чистое небо, она дремала, как вдруг до ее слуха донесся отрывочный разговор двух братьев и наполнил ее сердце невыразимым смятением.

-- Альфред... -- произнес Карл. -- Я тебя люблю, но не могу терпеть дольше. Иногда мне приходит мысль зарезать тебя... Ты спишь... -- и Карл приподнялся на локтях. Сара вздрогнула, увидев его лицо, искаженное мукой.

-- Нет, -- глухо ответил старший брат и потом прибавил: -- я тоже.

-- Вот видишь, -- воскликнул Карл: -- раньше стоял между нами отец. Теперь нет его. -- Он помолчал и потом снова воскликнул: -- но так нельзя, я ведь люблю тебя, что делать.

На некоторое время наступило молчание. Сара слышала, как бьется ее сердце. В тишине раздался глухой голос Альфреда.

-- Я тоже люблю тебя... сделаем так. Спросим ее. Кого она выберет, тот останется здесь... другой уйдет... Она тебя выберет, -- прибавил он хрипло.

Сара вдруг вскочила на ноги и воскликнула.

-- Никогда, я уйду от вас лучше.

Братья быстро вскочили то же. Они все словно обезумели.

-- Возьми его тогда, -- сказал Карл, указывая на Альфреда, -- только останься.

-- Нет, его! Он моложе, -- сказал Альфред, и их лица исказились от страха расстаться с нею.

Сара горестно заломила руки,

-- Никого, никого, о братья, не ссорьтесь. Не ссорьтесь, милые, я уже выбрала...

Братья отступили от нее.

-- Кого? -- пылко крикнул Карл.

-- Ремесло наше, -- тихо ответила Сара: -- я для него живу, им живу, кроме него ни о чем не думаю. И могу ли я стать женою, мое тело тогда одрябнет, мои мускулы ослабнут. А потом я стану матерью... нет, нет. Я люблю свое дело, свой хлеб... Слушайте, -- заговорила она горячо, восторженно: -- останемтесь вместе, будем, как братья. Хотите я остригу волосы и надену мужской костюм и будем работать все трое. А, старик увидит нас и благословит. Ведь мы одинаково любим наше дело, едим один хлеб.

Братья угрюмо молчали.

-- Выйди за кого-нибудь из нас, -- глухо сказал Альфред: -- мы любим тебя.

Сара всплеснула руками, села на землю и горько заплакала.

Зачем она -- женщина, зачем существует эта глупая любовь, вот она ссорит двух братьев и выгоняет ее из дому...

Братья умели сильно чувствовать, но не умели говорить. Они молча постояли подле плачущей Сары и пошли к коновязи, где легли на землю и завернулись в свои одела.