— Прошу тебя, Люсьена, не забивай себе голову подобной ерундой. У меня не было никаких близких отношений с этой Эйприл Лоусон. Просто так уж получилось, что я оказался ее единственным знакомым в Париже. Я ведь даже в аэропорт не поехал встречать ее и от фотосессии отказался, лишь бы только ты не сходила с ума. Чего еще ты от меня хочешь?
— Я хочу, милый мой, чтобы ты навсегда выкинул эту девчонку из головы. И не рассказывай мне, пожалуйста, сказки о том, что она тебе полностью безразлична. Ты что, не знаешь, что в памяти телефона остаются все не только входящие, но и исходящие звонки? Вчера ты звонил в отель, где она остановилась. Зачем ты это сделал?
Побелев от охватившего его бешенства, Тони едва сдержался, чтобы не запустить в жену сотовым телефоном, который держал сейчас в руке. Да как она посмела просматривать запись его звонков? С ненавистью бросив телефон на кровать, он быстро вышел из спальни и, спустившись в гостиную, налил себе полстакана чистого, неразбавленного виски. Одним махом осушив его, он почувствовал, как блаженная истома разлилась по телу. Идиот! Зачем он только женился на этой стерве? Неужели нельзя было найти двадцать пять тысяч евро в каком-нибудь другом месте? Нельзя. Такую сумму он ни у кого в тот момент не мог одолжить. Разве что у Карлоса. Но если бы он сделал это, ублажать в постели ему пришлось бы не Люсьену, а этого мерзкого латиноса. Плеснув себе в стакан еще немного виски, он отставил бутылку в сторону и, стараясь не думать о том, что ждет его сейчас за дверями спальни, начал медленно подниматься по лестнице.
Удовлетворенно улыбнувшись вслед выбежавшему из спальни Тони, Люсьена подумала о том, что на сей раз она, кажется, выбрала себе очень даже неплохую игрушку. По условию брачного контракта, Тони должен выплатить ей не только всю одолженную ему сумму, но и проценты, под которые эта сумма была дана ему. В целом это составляло тридцать две тысячи евро, и чтобы заработать их, ему следует потрудиться. Он же целыми днями валяется на диване с телевизионным пультом в одной руке и сигаретой в другой. Такими темпами он до конца жизни не выплатит ей ни одного евро, но это не главное. Главное, что с этим парнем не стыдно показаться в обществе и что он полностью устраивает ее в постели. С Клодом, ее предыдущим мужем, все было не так. Он неделями не вспоминал о ней, только и делал, что покуривал травку и сочинял идиотские, никому не нужные пьесы. С Тони же все было иначе. Такого неутомимого любовника у нее давно уже не было, хотя общее их число давно перевалило за допускаемые правилами приличия пределы. При мысли о том, что она сейчас будет делать с ним на их огромной, застеленной черными шелковыми простынями постели, Люсьену бросило в жар. За весь прошлый год, вплоть до появления в ее жизни Тони, секс был для нее слишком редким удовольствием, и теперь она наверстывала упущенное. Окинув себя оценивающим взглядом, Люсьена де Вуатюр сделала вывод, что для своих тридцати семи выглядит она очень даже неплохо. Длинные ноги, несколько тяжеловатая, но все еще упругая грудь, узкая талия, чудесная матовая кожа. Нежно проведя ладонями по своему телу, она ощутила, как ее плоть наполняется желанием. Это было восхитительное и необычайно волнующее ощущение. «Сегодня я заставлю Тони любить меня так, что он запомнит эту ночь на всю жизнь. Он, похоже, и сам не подозревает, какое удовольствие способен доставлять женщине, и хочет он того или нет, я научу его искусству наслаждения».
Дождавшись возвращения Тони в спальню, она привлекла его к себе и принялась покрывать поцелуями его тело. Затем вытащила из-под подушки три шелковых шнура и привязала руки мужа к металлическому изголовью кровати. Он хоть и был зол, но откликнулся на ее ласки мгновенно. Лишь связанные руки не позволяли ему действовать. Тони извивался в пароксизме страсти, но Люсьена не спешила освобождать его. Снова и снова склонялась она к его твердой как камень мужской плоти, лаская ее руками и языком. Наконец, сжалившись, она развязала его, и теперь уже он делал с ней все то, о чем она так долго мечтала. Эта бурная ночь стала откровением для обоих. Проснувшись утром, Тони впервые подумал о том, что не так уж плохо быть мужем этой пусть чересчур прагматичной и циничной, но такой страстной женщины.