Подвиг 1969, №3

ГЛАВА 12

СРЕДА

16.00—18.00

Раз, второй, третий пытался Меллори выбраться из темного оцепенения. И опять проваливался в бездну небытия. Он старался как-то уцепиться за уплывающее сознание, но мозг отказывался служить ему. В голове стоял черный туман. Сознание исчезало, надвигалась вязкая мгла, терялась связь с реальностью, и оставалась только мертвая пустота. Он попытался открыть глаза. Безрезультатно: вокруг все та же тьма. Меллори был в ночи, хотя на небе ярко сияло солнце. В отчаянии он замотал головой.

— Ага! Смотрите-ка! Наконец-то он проявляет признаки жизни! — услышал Меллори тягучий голос янки. — Старый медик Миллер вновь торжествует победу! — На мгновение стало тихо: Миллер умолк, прислушиваясь к удаляющемуся реву моторов. Едкий дым стал щипать ноздри и глаза Меллори, но плечи обхватила рука, и в ушах снова зазвучал убеждающий голос Миллера. — Попробуйте-ка вот этого, начальник. Выдержанное бренди. Нигде нет такого.

Холодное горлышко бутылки коснулось губ, голова Меллори откинулась назад. После этой процедуры он сразу сел рывком, давясь, захлебываясь, пытаясь вздохнуть. Крепкое огненное озо обожгло рот и горло. Он хотел что-то сказать, но получился нелепый каркающий звук. Хватая ртом воздух, Меллори с негодованием таращил глаза на неясную фигуру. Перед ним на коленях стоял Миллер и, в свою очередь, смотрел на него с нескрываемым восхищением.

— Вот видите, начальник. Я же говорил, ничего похожего на этот нектар нет. — Он с восторгом замотал головой. — Сразу пришли в себя! Моментально, как говорят ученые. Никогда не видел, чтобы контуженный так быстро Оправлялся от шока.

— Какого черта ты мне подсунул? — требовательно спросил Меллори. Огонь в горле поутих. Он мог, наконец, свободно вздохнуть. — Хочешь меня отравить? — и сердито замотал головой, пытаясь избавиться от тупой боли и крутящегося тумана, которые все еще держались в его мозгу. — Чертовски хороший лекарь? Говоришь, шок, а сам первым делом вливаешь дозу спир...

— Вставай, — хмуро оборвал его Миллер, — иначе получишь такой же шок, но похлеще. Через четверть часа братишка фриц прилетит обратно.

— Они улетели. Я уже не слышу моторов «штукас».

— На этот раз немцы нагрянут из города, — так же хмуро сказал Миллер. — Лука только что сообщил. Полдюжины бронетранспортеров и два полевых орудия со стволами длиной в добрый телеграфный столб.

— Ясно, — Меллори повернулся и увидел просвет между скал. Лука говорил, что это место называют «Маленький Кипр». Чертова песочница, изрытая сотнями пещер. Криво улыбнулся, вспомнив, как ему показалось, будто он ослеп и глаза выбило взрывом. Меллори опять обратился к Миллеру. — Снова беда, Дасти. Одни беды. Спасибо, что привел меня в чувство.

— Пришлось, — коротко ответил Миллер. — Нам бы вас далеко не утащить, начальник.

— Это не самое ровное место в округе, — кивнул Меллори.

— Да, конечно, — согласился Миллер, — но я имел в виду иное. Вас и нести-то некому. Кейси Браун и Панаис ранены, начальник.

— Что? Оба? — Меллори зажмурился и яростно замотал головой. — Боже мой, Дасти, я совсем забыл о бомбах. — Он протянул руку и схватил Миллера за руку. — Что с ними? Как?..

— Что с ними? — Миллер вытащил пачку сигарет и протянул одну Меллори. — Ничего страшного, если пор боком госпиталь. Но чертовски хлопотно, коли им самим придется лазить по этим проклятым ложбинам и оврагам. В первый раз вижу каньоны, которые имеют такое же вертикальное дно, как и стены.

— Ты еще не сказал мне...

— Извините, начальник, извините. У обоих шрапнельные раны. И почти одинаковые: в левое бедро, чуть выше колена. В одном и том же месте. Кости не повреждены, сухожилия тоже целы. Я только что перевязал ногу Кейси. Рана у него нехорошая. Он это поймет, когда придется идти.

— А Панаис?

— Сам перевязался, — коротко ответил Миллер. — Странная личность. Даже не позволил мне взглянуть на рану. Не то что перевязать. Небось прирезал бы, если б я сунулся.

— Лучше к нему не приставать, — посоветовал Меллори. — У этих островитян имеются странные табу. Всякие запреты и суеверия. Пока-то он жив? Только неизвестно мне еще, как он здесь оказался.

— Он сбежал первым, — пояснил Миллер. — Вместе с Кейси. Вы их, вероятно, потеряли в дыму.

— А как сюда попал я сам?

— Первый правильный ответ не награждается, — Миллер ткнул пальцем через плечо в сторону огромной фигуры, загораживающей вход в пещеру. — Опять этот молодчик. Я хотел пойти с ним, но это ему почему-то не очень понравилось. Объяснил, что сомневается, будто легче тащить в гору нас двоих. Я сильно оскорбился, — вздохнул Миллер. — Видать, я родился не героем, вот и все.

— Еще раз спасибо Андреа, — улыбнулся Меллори.

— Спасибо! — возмутился Миллер. — Парень спас ему жизнь, а он: «спасибо»!

— После такой переделки не хочется произносить патетических речей, — сухо ответил Меллори. — А как Стивенс?

— Дышит пока.

— Небось там, за углом? — кивнул Меллори в сторону света и сморщил нос.

— Да, дело серьезное, — признал Миллер. — Гангрена распространилась выше колена.

Качаясь как пьяный, Меллори встал на ноги и поднял автомат.

— Нет, правда, как он там, Дасти?

— Он уже мертв, но никак не хочет умереть. И все же он умрет к заходу солнца. Бог знает как он протянул до сих пор.

— Это может звучать самоуверенно, но я тоже знаю, — пробормотал Меллори.

— Первоклассная медицинская помощь? — с надеждой подсказал Миллер.

— Похоже на то, а? — усмехнулся Меллори, глядя на стоящего на коленях Миллера. — Но я вовсе не это имел в виду. Идемте, джентльмены, нам предстоит кое-чем заняться.

— Я гожусь только, чтобы сыпать песок в моторы и подрывать мосты, — заявил Миллер. — Стратегия с тактикой слишком высоки для моего простого ума. Однако мне кажется, что копошащиеся внизу толпы солдат выбрали довольно глупый способ самоубийства. Проще им застрелиться самим.

— Согласен с тобой, — Меллори поудобнее устроился за кучей камней на краю овражка, выходящего к обугленным, дымящимся останкам рощи, и посмотрел вниз, на солдат Альпийского корпуса. Немцы поднимались развернутым строем по крутому, совершенно открытому склону. — Они не дети, чтобы заниматься подобной игрой. Наверное, им это дело самим не нравится.

— Какого же черта тогда они прут на рожон?

— У них нет выбора. С фланга нас не атакуешь, — Меллори улыбнулся Луке, лежащему рядом с Андреа. — Лука выбрал отличную позицию. Чтобы зайти с тыла, им придется сделать большой крюк. Потом они целую неделю пробирались бы по дьявольским завалам, которые позади нас. Во-вторых, через час сядет солнце. А они знают, что поймать нас после наступления темноты нет никакой возможности. И наконец, самая главная причина: коменданта города торопит главное командование. Слишком много у них поставлено на карту, чтобы рисковать. Даже если у нас имеется только один шанс из тысячи добраться до пушек. Вряд ли немцы позволят эвакуировать Ксерос у себя из-под носа, потерять...

— А почему бы и нет? — прервал его Миллер, широко разведя руками. — Куча бесполезных камней...

— Они не могут ударить в грязь лицом перед турками, — терпеливо продолжал Меллори. — Стратегическое значение этих островов в Спорадском архипелаге ничтожно. Однако огромно их политическое значение. Адольфу позарез нужен союзник в этих краях. Поэтому он и отправил сюда самолетами тысячи солдат Альпийского корпуса. А «штукасы» — сотнями. Все, что у него есть, бросил сюда. Хотя они очень нужны на итальянском фронте. Но сначала ведь нужно убедить своего потенциального союзника, что ты — ставка верная. Только потом можно уговорить его оставить удобное надежное место на заборе и спрыгнуть на твою сторону.

— Очень интересно, — заметил Миллер. — Ну и что из этого?

— А вот что. Немцы не будут терзаться угрызениями совести, если наши автоматы разнесут в клочья тридцать или сорок их лучших солдат. Это не беда и ничего не стоит, если сидишь где-то далеко, за тысячи миль отсюда, в тихом кабинете. Пусть-ка они подойдут еще ярдов на сто,.. Мы с Лукой начнем с центра, а ты с Андреа приберешь с флангов.

— Не нравится мне такая работа, начальник, — пожаловался Миллер.

— Не думай, что мне нравится, — спокойно ответил Меллори. — Убийство людей, которых заставили идти на верную смерть... Не я придумал. Даже не война виновата. Но если не мы их, так они нас перебьют, — он умолк и указал на гладкое, словно полированное, море, за которым мирно лежал Ксерос в золотистых лучах катящегося к западу солнца. — А что, по-твоему, нам делать, Дасти?

— Да знаю я, начальник, — неловко признался Миллер. — И так тошно. — Он напялил шерстяную шапочку до самых бровей и холодным взглядом окинул склон. — Когда же начнется массовое избиение?..

— Еще сто ярдов, говорю тебе, — Меллори опять взглянул вниз, в сторону берега, и довольно улыбнулся, найдя возможность переменить тему. — Никогда не видел, чтобы телеграфные столбы так быстро укорачивались, Дасти.

— Я ведь только повторил слова Луки, — смущенно оправдывался Миллер.

— Что тебе сказал Лука?! — возмутился маленький грек. — Как перед богом, майор. Этот американо все врет!

— Наверное, я сам ошибся, — великодушно признался Миллер, уставился на пушки и наморщил лоб. — Та, первая, это, конечно, миномет. А что за чертовщина вот тот обрубок?

— Тоже миномет, — пояснил Меллори. — Пятиствольная штуковина. Очень вредная. «Небельпфельфер» или «Стонущий Микки». Воет, как потерянные души в аду. Все коленки превратит в желе, особенно ночью. А нужно больше опасаться вон того... Шестидюймовый миномет. Наверняка ударит осколочными минами. После этого приходится за собой лопатой убирать.

— Отлично, — гаркнул Миллер. — Подбодрите нас еще! — Но в душе он был очень благодарен новозеландцу, потому что тот отвлек его мысли от дела, которым сейчас предстояло заняться. — А почему они не пустят в дело эти штуковины?

— Погоди, еще придет срок, — заверил его Меллори. — Едва мы откроем огонь и они обнаружат нас...

— Да поможет нам бог, — пробормотал Миллер. — Так вы сказали, осколочные мины?., — Он угрюмо замолчал.

— Теперь — в любую секунду, — тихо сказал Меллори. — Надеюсь, среди наступающих нет нашего друга обер-лейтенанта Турцига. — Он достал бинокль и сразу изумленно замер; Андреа, перегнувшись через Луку, поймал его руку раньше, чем он поднес бинокль к глазам. — В чем дело, Андреа?

— Я бы не стал пользоваться биноклем, капитан. Он уже выдал нас однажды. Я долго думал и пришел к выводу, что мы себя больше ничем не могли выдать. Свет, отраженный от линз...

— Конечно, конечно! А я-то решил... Кто-то из нас был неосторожен. Да, больше ничего не могло произойти... Даже если блеснуло только однажды. Блик сразу засекли немцы... — Он умолк, что-то припоминая, и криво усмехнулся. — Это могло случиться со мной... Началось все именно в то время, когда я был на часах. У Панаиса бинокля нет... — он сокрушенно покачал головой. — Наверняка я был неосторожен.

— Не верю, — откровенно сказал Андреа. — Вы не могли совершить такую ошибку, капитан.

— Не только мог, но и совершил. Поговорим об этом позже... — Рваная цепь солдат уже достигла нижней границы почерневших и обугленных остатков рощи. — Они довольно близко подошли. Я беру на себя белый шлем в центре, Лука. — Еще не закончив фразы, он услышал, как все трое приготовили автоматы, и почувствовал: волна отвращения подкатила к горлу. Но голос прозвучал достаточно твердо, ибо Меллори сразу успокоился и произнес небрежно. — Ну, хорошо! Дадим им прикурить!

Последние слова его потонули в отрывистом говоре автоматов. Четыре автомата — два брена и два девятимиллиметровых шмайсера! Это был не бой — избиение. Беззащитные солдаты на склоне, изумленные, еще ничего не сообразившие. Они падали, как марионетки, выроненные сумасшедшим кукловодом. Некоторые замирали на месте, другие, нелепо раскинув руки и ноги, катились по склону, будто у них не было суставов, оседали на каменистую почву. Секунды три оставшиеся в живых были в растерянности. Наконец до них дошло все случившееся. Они в отчаянии бросались на землю, ища укрытия от потоков огня. И не находили его.

Частая, отрывистая дробь автоматов одновременно оборвалась. Звук обрезало, как гильотиной. Неожиданная тишина была еще оглушительней и навязчивей, чем грохот стрельбы. Меллори устроился поудобнее. Гравий резко скрипнул под подошвами его башмаков. Он посмотрел вправо. На Андреа с бесстрастным лицом, лишенным всякого выражения. На Луку, в глазах которого стояли слезы. Услышал тихое бормотание слева и обернулся к Миллеру. Дико и непрестанно ругаясь, янки колотил кулаком по острой щебенке.

— Еще одного, господи боже мой, — его тихий голос походил на молитву. — Все, что я прошу. Еще одного...

— Что с тобой, Дасти? — Меллори дотронулся до его руки.

Миллер искоса взглянул на него. Глаза янки оставались холодными и бездумными. Он не узнавал Меллори. Потом рука его машинально потянулась за сигаретой.

— Я только мечтаю, начальник, — с притворной веселостью ответил он. — Только мечтаю. — Он тряхнул пачкой сигарет. — Хотите одну?.. Попадись мне этот бесчеловечный ублюдок, пославший людей сюда, на этот холм, на верную смерть.

— Хорошо было бы увидеть его в прицеле автомата? — Улыбка Меллори сразу исчезла, когда тот утвердительно кивнул головой.

— Тут бы он и кончился, — янки рискнул выглянуть из-за большого камня и снова укрылся за ним. — Человек восемьдесят все еще там, начальник, — доложил он. — Эти несчастные ублюдки прямо как страусы, хотят спрятаться за камни величиной с апельсин... Пусть живут?

— Пусть живут, — с усилием повторил Меллори. Одна мысль об убийстве вызывала у него почти физическое отвращение. — Они не полезут сюда снова. — Неожиданно он умолк и стремительно распластался за камнем. Автоматная очередь прошила скалу над их головами и ушла вверх злым, воющим рикошетом.

— Ну что? Больше, значит, не полезут? — Миллер уже пристраивал шмайсер поудобнее, но Меллори поймал его руку и дернул назад.

— Это не автоматчики. Слушай!

Еще одна очередь, потом еще, а потом они услышали дикую трескотню пулемета, ритмично прерывающуюся почти человеческими вздохами пуль, свистящих в воздухе. Меллори чувствовал, как шевелятся на голове волосы от потревоженного ими воздуха.

— «Шпандау». Если раз в жизни услышишь «шпандау», то уже не забудешь. Им не стоит заниматься. Немцы наверняка поставили его в кузове грузовика. Вреда оттуда он особого не принесет нам... Меня больше беспокоят эти чертовы минометы.

— А меня нет, — быстро ответил Миллер. — Они же в нас не стреляют.

— Именно это мне и подозрительно. Что ты скажешь, Андреа?

— То же самое, что и вы, капитан. Они выжидают, Чертова песочница, как называет Лука это сумасшедшее нагромождение скал. Палить сюда немцы могут только наобум, вслепую.

— Больше они ждать не будут, — хмуро прервал Меллори грека и указал на север. — Вот их глаза.

Над высотами мыса Демирки поначалу были заметны только черточки, но теперь даже невооруженным глазом хорошо видны летящие самолеты. Они медленно плыли над Эгейями на высоте около полутора тысяч футов. Меллори смотрел на них. С изумлением обернулся к Андреа.

— Не померещилось ли мне, Андреа? — Он указал на первый из двух самолетов, маленький моноплан-истребитель с высоко расположенным крылом. — Этого же не может быть! Ведь это PZP.

— Не может быть, и все-таки это он, — произнес Андреа. — Старый польский истребитель, какой и у нас имелся до войны, — пояснил он Миллеру. — А другой — старый бельгийский самолет. Мы их называли «брегю». — Андреа прикрыл глаза ладонью от солнца, чтобы получше рассмотреть самолеты, повисшие над их головами. — А я-то думал, что они все были уничтожены во время поражения.

— Ия тоже, — отозвался Меллори. — Видать, их кое-как залатали... Ага! Они нас заметили. Стали ходить по кругу. На кой черт понадобились немцам эти древние гробы?!

— Я не знаю и знать не хочу, — быстро сказал Миллер. — Эти чертовы пушки уже наводят на нас. А когда смотришь прямо в их дула, они выглядят намного больше телеграфных столбов. Так вы утверждаете, что осколочные мины?.. Давай, начальник, сматывать удочки отсюда.

Итак, им было ясно, что решили делать немцы в короткий остаток этого ноябрьского дня, — они будут играть в эту ужасную игру, в смертельные пятнашки среди лощин и выветрившихся камней Чертовой песочницы. Самолеты руководили этой игрой, планируя над головами тех, за кем охотились немцы, наблюдая за каждым движением Отряда. Они корректировали стрельбу пушек, расположившихся вдоль побережья. Они давали направление роте Альпийского корпуса: солдаты поднялись по склону сразу же, как группа оставила позицию. Пара современных «хейнкелей» сменила два древних самолета. Андреа пояснил, что PZP не может держаться в воздухе больше часа.

Меллори и его товарищи находились как бы между водой и огнем. Хотя огонь минометов был неточен, но шальные осколочные мины попадали в глубокие ложбины, где скрывалась группа, и потоки металлической смерти метались в узком пространстве среди крытых скал. Иногда мины падали так близко, что группа вынуждена была останавливаться и прятаться в глубине пещер, которыми изрыты склоны каньонов. Там было достаточно безопасно, но такая безопасность иллюзорна, ибо может привести только к окончательному поражению и плену. Они отбивались от наседающего Альпен-корпуса короткими стычками, останавливали немцев, но солдаты могли сокращать расстояние, когда преследуемые отступали. Немцы могли накрыть их и в пещере. Меллори и его люди снова и снова вынуждены отходить, чтобы оторваться от преследователей. Они двигались за упрямым Лукой, куда бы он ни вел их. Риск погибнуть от мин был постоянным. Одна мина, описав дугу, упала в лощину и зарылась в землю в двадцати ярдах от Андреа — самое близкое попадание. Но мина не взорвалась, и это спасло группу: в такой ситуации — один шанс из тысячи. Они обошли мину, держась подальше от опасного гостинца. Затаив дыхание, чуть ли не на цыпочках, проходили они мимо нее.

За полчаса до захода солнца они миновали последний загроможденный валунами склон и остановились. Превращаясь в широкий каньон, овраг поворачивал вправо. Минометный обстрел прекратился: шестидюймовый, дьявольски ревущий «не-бельпфельфер» имел ограниченный радиус действия. Самолеты, правда, все кружили над их головами, но они стали неопасными. Солнце склонилось к горизонту — дно оврагов и ложбин потонуло в тени сумерек. Теперь группу не было видно сверху. Но Альпенкорпус — солдаты, жившие местью за убитых товарищей, — шел по пятам. Хорошо натренированные горные войска. Свежие, сильные, только начавшие тратить запасы своей энергии. А крошечная группа Меллори совершенно измотана. Долгими днями и бессонными ночами. Тяжелым трудом и событиями последних часов.

Ложбина поворачивала на север под углом в девяносто градусов. Здесь, за поворотом, Меллори лег на землю, чтобы подвести итог дня и отдышаться. С притворной небрежностью оглядел товарищей. Картина безрадостная. Как активная боевая группа они никуда не годились. Вот что увидел он: из семи человек — трое ранены. Лицо Брауна посерело и заострилось. Впервые со времени отбытия из Александрии Кейси Браун стал унылым и безразличным ко всему. «Плохой признак», — отметил Меллори. Вряд ли Брауну облегчал путь тяжелый передатчик. Категорически и как-то даже свирепо Браун отказался исполнить приказ Меллори и оставить передатчик. Лука тоже очень измотался. Это заметно. Но теперь Меллори узнал, что слабое сложение ничего не стоит по сравнению с тем боевым духом, который жил в Луке. Но теперь заразительная улыбка, никогда не исчезающая с лица, щегольство лихо вздернутых усов — все это резко контрастировало с печальными, усталыми глазами. Сам Меллори и Миллер тоже устали. Но янки, как и Меллори, несмотря на усталость, мог еще продержаться долго. Стивенс был в сознании. В предвечерних сумерках лицо юноши казалось странно прозрачным, ногти и губы бескровны. Только Андреа, тащивший раненого по бесконечным каньонам вот уже два бесконечных часа, только он выглядел, как всегда, неутомимым и бодрым.

Меллори сокрушенно покачал головой, достал сигарету и собрался было зажечь спичку, но вспомнил о самолетах, еще кружащих над головой, и выбросил ее. Взгляд его бесцельно блуждал по скалам, громоздившимся на северной стороне каньона. Меллори замер от неожиданной мысли, раскрошив сигарету сжатыми пальцами. Ложбина была непохожа ни на одну из пройденных сегодня. Широкая, совершенно прямая, раза в три длиннее остальных, насколько он мог разглядеть в сумерках. Она кончалась вертикальной стеной.

— Лука! — Меллори вскочил на ноги, забыв об усталости. — Ты знаешь, где мы находимся? Ты знаешь это место?

— А как же, майор, — Лука обиделся. — Разве я не говорил вам, что мы с Панаисом в дни нашей юности...

— Но ведь это же тупик! — воскликнул Меллори. — Мы попали в мышеловку. Нас загнали в ловушку.

Лука дерзко улыбнулся и покрутил кончик уса. Крошка наслаждался.

— Так? Так, значит, майор не доверяет Луке, а? — Он снова улыбнулся и смилостивился, похлопав по каменной стене, пояснил: — Мы с Панаисом весь день сюда шли. В этой стене множество пещер. Одна из них ведет в другую долину, к прибрежной дороге.

— Так, так, понимаю, — с чувством глубокого облегчения сказал Меллори и снова опустился на землю. — А куда выходит та долина?

— Прямо в ущелье напротив Мейдоса.

— Ущелье далеко от города?

Милях в пяти, но больше, майор. Может быть, в шести.

— Прекрасно, прекрасно. А ты уверен, что найдешь пещеру?

— Даже через сто лет, даже с головой в бурдюке, — похвастался Лука.

— Неплохо, — начал было Меллори, но не закончил фразы, сильно подпрыгнул и перевернулся в воздухе, чтобы не упасть на Стивенса. Он тяжело рухнул между Андреа и Миллером.

Меллори забыл об опасности — немцы заметили его. Из лощины, только что оставленной ими, ударила автоматная очередь и едва не снесла ему голову. Пуля разорвала куртку на левом плече. Миллер сразу оказался рядом и, шаря по широкой спине новозеландца, заботливо ощупывал куртку в поисках раны. Стреляли с небольшого расстояния, ярдов со ста пятидесяти, но, к счастью, пуля лишь оцарапала руку.

— Неосторожно, чертовски неосторожно, — произнес Меллори. — Я и не предполагал, что они так близко. — Однако он не был спокоен, как могло показаться по его голосу: окажись дуло этого шмай-сера всего на долю дюйма правее, не ходить бы ему в живых.

— Ну как, начальник? — Миллер был в недоумении. — Они...

— Скверные стрелки, — весело заверил его Меллори. — Они бы не попали в конюшню. — Он стал разглядывать плечо. — Ненавижу показную браваду, однако на сей раз это действительно лишь царапина. — Он легко поднялся на ноги и поднял автомат. — Извините, и все такое, джентльмены, но нам пора идти дальше. Далеко до пещеры, Лука?

Лука потер щетинистый подбородок, улыбка его исчезла неожиданно, он глянул на Меллори и отвел взгляд.

— Лука!

— Да, да, майор, пещера... — Лука снова потер подбородок. — Да, это довольно далеко, в самом конце каньона, — неловко закончил он.

— В самом конце?.. — спокойно переспросил Меллори.

Лука подавленно кивнул и уставился в землю под ногами. Кончики его усов уныло обвисли, до того он был понур.

— Здорово, — мрачно произнес Меллори. — Очень здорово, — он опять уселся на землю, склонил голову, задумался, даже не обратив внимания на Андреа.

Грек выставил свой брен за камень и пустил короткую очередь скорее обескураженно, чем с целью попасть в противника. Помолчали. Лука снова заговорил. Слова его были едва слышны.

— Мне очень, очень, очень жаль. Ужасная вещь. Как перед богом, майор... Я никогда бы так не поступил. Но я и не знал, что немцы подобрались к нам вплотную.

— Это не твоя вина, Лука, — Меллори тронула откровенная подавленность грека. Он потрогал пальцем разодранную куртку.

— Пожалуйста, сэр, — Стивенс положил руку на плечо Меллори. — Что случилось, поясните, я не понимаю.

— Зато все остальные отлично понимают, Энди. Все слишком просто. Нам придется полмили идти по ложбине и — нигде никакого укрытия. Альпен-корпусу осталось менее сотни ярдов подниматься по склону. Они сейчас там, откуда мы только что ушли. — Он подождал, пока Андреа выпалит еще одну короткую слепую очередь, и продолжил: — Немцы будут действовать, как и до этого. Сначала попытаются выяснить, здесь ли мы еще. Как только они узнают, что мы ушли отсюда, то через минуту окажутся здесь. Они нас перестреляют, как в тире, еще на полпути к пещере. Ты же знаешь, что мы не можем идти быстро. У немцев с собой «шпандау». Они из нас решето сделают.

— Понимаю, сэр, — промолвил Стивенс. — Вы очень ясно все изложили.

— Извини, Энди, но так оно и есть.

— Быть может, оставить двоих для прикрытия, а остальным?..

— А что будет с прикрытием? — сухо прервал его Меллори.

— Ясно, о чем вы говорите. Об этом я не подумал, сэр.

— Зато прикрывающие подумали бы. Проблемка, не так ли?

— Нет никакой проблемы, — объявил Лука. — Майор очень добр. Но это моя вина. И я...

— Это будет чертовски мило с твоей стороны, — грубо оборвал его Миллер, вырвал из рук Луки брен и положил на землю рядом с собой. — Ты слышал, что сказал начальник? Это не твоя вина.

Лука с гневом посмотрел на него и уныло отвел взгляд. У него был такой вид, будто он вот-вот собирается заплакать. Изумленный неожиданной яростью американца, так не вяжущейся с его характером, Меллори удивленно уставился на Миллера. Дасти был странно молчалив и задумчив в течение прошедшего часа, и Меллори не мог припомнить, чтобы тот произнес хотя бы слово. Однако задуматься над странным поведением янки не оставалось времени.

Кейси Браун приподнял раненую ногу и просительно поглядел на Меллори.

— Не могли бы мы остаться здесь до темноты, а потом отправиться?..

— Не получится. Сейчас полнолуние, на небе — ни облачка. Они прикончат нас. А нам нужно еще сегодня пробраться в город, между заходом солнца и комендантским часом. Последняя наша возможность. Извини, Кейси, но это не годится.

Прошло четверть минуты. Полминуты. Минута. Все молчали. Но вот заговорил Энди Стивенс.

— Знаете, Лука был прав, — мягко, но уверенно произнес он слабым голосом. Эта уверенность заставила всех обернуться к нему. Раненый Стивенс приподнялся, опираясь на локоть. В руках Энди — брен Луки. Никто не заметил, когда он прибрал автомат. — Все очень просто, — продолжал Стивенс спокойно. — Давайте все взвесим. Гангрена распространилась выше колена. Не так ли, сэр?

Меллори промолчал. Он не знал, как ответить Стивенсу. Полная неожиданность происшедшего вывела его из равновесия.

Он чувствовал, как Миллер умоляюще смотрит на него, словно прося ответить «нет».

— Да или нет? — терпеливо и понимающе повторил вопрос Энди.

Меллори уже понял, что нужно ответить.

— Да, — кивнул он. — Да... — Миллер глядел на него с отчаянием.

— Благодарю вас, сэр, — Стивенс удовлетворенно улыбался. — Большое спасибо. Нет нужды говорить о преимуществах, которые вы получите, если здесь останусь я. — В его голосе звучала твердость, которой никто раньше не замечал. Так говорит человек, уверенный в себе и отдающий отчет в своих действиях. — Пора бы мне что-нибудь сделать в своей жизни. И — никаких прощаний, пожалуйста. Оставьте несколько дисков к автомату да две-три гранаты. И уходите.

— Черт меня побери, если я соглашусь, — Миллер шагнул к мальчишке и замер, увидев направленный в грудь брен.

— Еще шаг, и я тебя пристрелю, — спокойно сказал Стивенс.

Миллер долго глядел на него. Наконец снова молча сел.

— Я бы так и поступил, знаешь ли, — уверил его Стивенс. — До свидания, джентльмены, спасибо за все, что вы для меня сделали.

Прошла целая минута в молчаливом оцепенении, но вот Миллер поднялся. Высокая стройная фигура в разодранной одежде, удивительно изможденное худое лицо — весь облик его расплывался в сумерках.

— Пока, детка. Я думаю.., ну... может быть, я не так умен, — он взял руку Стивенса, посмотрел сверху вниз в глубоко запавшие глаза, хотел что-то добавить, но передумал. — Еще увидимся, — коротко сказал он, повернулся и тяжело зашагал прочь.

Остальные молча, без слов, гуськом последовали за ним. Все, кроме Андреа. Грек задержался и что-то прошептал парню на ухо. Тот кивнуд в ответ и улыбнулся с полным пониманием. А потом остался только Меллори. Стивенс и ему улыбнулся.

— Спасибо, сэр, что не подвели меня. Вы с Андреа всегда все понимали.

— Все будет хорошо, Энди!

«Господи, — подумал Меллори, — какую глупость, такую бессмыслицу я несу».

— Честно, сэр. У меня все о’кэй. — Стивенс довольно улыбнулся, — Никакой боли я не чувствую, все прекрасно.

— Энди, я не...

— Вам пора идти, сэр. Остальные вас ждут. А теперь зажгите мне сигарету и дайте очередь наобум в сторону немцев.

Минут через пять Меллори догнал товарищей. А еще через четверть часа они достигли пещеры, Ведущей к берегу острова. На миг остановились у входа, вслушиваясь в беспорядочные автоматные Очереди на другом конце каньона. Помолчали и вошли в пещеру.

За их спиной, там, где оставался Стивенс, раздавалась непрерывная пальба...

Энди Стивенс лежал на животе, вглядываясь в темные сумерки гор. Он глубоко затянулся сигаретой, улыбнулся и загнал новую обойму в магазин брена. Боль отпустила его истерзанное тело. Он ее не чувствовал вовсе. Первый раз в жизни Энди Стивенс был счастлив и доволен, как человек полностью умиротворенный. В конце концов он больше ничего не боялся.