Подвиг 1969, №3

ГЛАВА 1

ПРЕЛЮДИЯ.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

01.00—09.00

Ночь. Чиркнула спичка о прогнившую жестяную стену ангара, зашипела, загорелась крохотным желтым огоньком.

Меллори проводил взглядом светлячок в ладонях капитана. Огонек осветил застывшее лицо напряженно вслушивающегося человека. Спичка погасла.

— Через пять минут они будут здесь, — сказал полковник. — Ночь безветренна. Пошли. Встретим их на контрольном пункте. — Он умолк, вопросительно взглянул на Меллори и будто бы улыбнулся, но темнота обманчива: в голосе не было и тени усмешки. — Ничего, наберитесь терпения, молодой человек. Дела у нас сегодня идут неважно. — Он круто повернулся и широко зашагал к смутно видневшемуся зданию на краю аэродрома.

Меллори пожал плечами и не спеша последовал за ним. Рядом шел еще один человек, широкоплечий и массивный. Меллори угрюмо спросил себя: сколько времени понадобилось Дженсену, чтобы приобрести такую походку? Лет тридцать, пожалуй...

Но дело не только в походке. Капитан Дженсен, шеф каирского отдела диверсий и подрывных операций, самым обычным видом работы считал интриги, обман, подлог и маскарад с переодеванием. Дженсен пользовался уважением рабочих от Александреты до Александрии, правда с изрядной долей страха. В роли погонщика верблюдов он превзошел всех бедуинов в окрестностях. И на всех рынках и базарах Востока не нашлось бы более эффектного нищего с такими правдоподобными язвами на теле. Вот каков был Дженсен. Но сегодня он оделся моряком. Звездный свет мягко мерцал на золоченой тесьме эполет и околыше фуражки.

Они прошли по утрамбованному песку, потом под ногами глухо зазвенел бетон взлетной полосы. Меллори глубоко вздохнул и неожиданно повернулся к Дженсену:

— Послушайте, сэр, что все это значит? Зачем этот налет? Эта секретность? Какое отношение к этому имею я, черт возьми?! Только вчера меня вызвали с Крита. Документы оформили за восемь часов. Сказали, что дают месячный отпуск. А что получается?

— И что же получается? — пробормотал Дженсен.

— Никакого отпуска! — огорченно сказал Меллори. — Ночью даже поспать не дали. Вызывают в штаб, задают кучу глупых вопросов о моих восхождениях в Южных Альпах. В полночь вытаскивают из постели; приказывают срочно встретиться с вами. Какой-то сумасшедший шотландец везет меня через проклятую пустыню, поет пьяные песни и задает сотню еще более глупых вопросов.

— А мне показалось, что это один из самых удачных моих маскарадов, — самодовольно произнес Дженсен.

— Один из ваших... — Меллори запнулся, вспомнив все, что наговорил старому капитану с бакенбардами, который вел штабную машину, — Сожалею, сэр. Мне и в голову не приходило, что...

— Конечно, не приходило, перебил его Дженсен. — И не должно было прийти. Мне хотелось выяснить, годитесь ли вы для этого дела. Теперь я уверен, что вы именно тот, кто нам нужен. А про отпуск не ведаю. Часто интересуются, в своем ли уме люди в отделе диверсий, но даже мы никогда не посылали моторную лодку в Каир только затем, чтобы отвезти младших офицеров порастрясти жирок, — сухо закончил он.

— И все же я не понимаю...

— Терпение, малыш, терпение, как только что советовал тебе наш достойный полковник. Время бесконечно. Умение ожидать, терпеливо ожидать — вот что ценится на Востоке.

— Всего четыре часа за три дня. Это в сумме,— с чувством сказал Меллори. — Всего четыре часа... Вот они!

Оба невольно зажмурились — резкие огни посадочной полосы осветили их. Словно стрела уносилась во тьму бетонная дорожка. Буквально через минуту тяжело и неловко приземлился первый бомбардировщик, вырулил и остановился почти рядом с ними. Серая маскировочная окраска фюзеляжа и хвостового оперения изрешечена пулями и снарядами. Элероны согнуты, один мотор выведен из строя и залит маслом. Плексиглас кабины тоже пробит пулями, потрескался. Дженсен долго смотрел на искалеченную машину, покачал головой и отвернулся.

— Четыре часа спали, капитан Меллори? — вкрадчиво спросил он. — Начинаю подозревать, что вы, черт возьми, счастливчик, если вам удалось столько поспать.

Душная и неуютная комната контрольного пункта ярко освещена. Несколько карт и графиков на стенах, два десятка расшатанных стульев да некрашеный стол — вот и вся обстановка.

Полковник авиации, Меллори и Дженсен уже сидели за столом, когда распахнулась дверь и вошел первый экипаж только что приземлившейся эскадрильи. Впереди, хмурясь от непривычного света, шел черноволосый плотный пилот со шлемом в руке. На плече его формы цвета хаки отчетливо выделялись белые буквы — «Австралия». Молча сел он перед ними, не спрашивая разрешения, вынул пачку сигарет и чиркнул спичкой о крышку стола.

У полковника вид настоящего отставника, да и говорил он как отставник.

— Джентльмены, перед вами командир эскадрильи Торренс — австралиец. Он руководил атакой на остров Наварон... Билл, джентльмены, которых ты видишь: капитан королевского флота Дженсен и капитан экспедиционного корпуса Меллори. Они интересуются островом Наварон. Что ты можешь рассказать о сегодняшнем полете?

«Наварон... Вот почему я здесь, — подумал Меллори. — Наварон. Об этом острове знает каждый, кто хоть недолго служил в восточном Средиземноморье: мрачный, неприступный форт около турецкого побережья, с большим гарнизоном. Один из немногих островов Эгейского моря, над которым за весь период боевых действий союзникам не удалось установить контроль, а тем более — захватить его».

Торренс заговорил медленно, с трудом сдерживая гнев:

— Настоящая преисподняя, сэр. Самоубийство, а не атака. — Он внезапно умолк, мрачно глядя перед собой сквозь табачный дым. — И все же хотелось бы еще раз туда вернуться. На обратном пути мы толковали об этом с парнями. Нам хотелось бы сбросить без парашюта прямо на Наварон того шутника, который придумал эту операцию.

— Так скверно, Билл?

— Именно так, сэр. Не было ни малейшего шанса на успех. Честное слово, ни шанса. Начать с того, что нам не повезло с погодой. Весельчаки из метеослужбы выдали обычную травлю.

— Обещали летную погоду?

— Ага. Летную. Все десять десятых над целью, — с горечью сказал Торренс. — А нам пришлось снизиться до полутора тысяч метров... Да и

ю какая разница! Нам все равно пришлось бы снизиться до трех тысяч метров над уровнем моря, а потом снова набирать высоту: утес целиком закрывает объект. С таким же успехом можно бросать им листовки с призывом самим взорвать эти проклятые пушки. На узком секторе немцы сконцентрировали чуть ли не половину всех зениток Европы, а полоска эта — единственный удобный подход к цели. Расса и Конноре срезали раньше. Они и не отбомбились.

— Знаю, знаю, — сочувственно кивнул полковник, — мы их слышали. Радиосвязь была хорошей. Маклвина сбили севернее Элекса?

— Да. Но за него не волнуйтесь. Его старая этажерка еще качалась на волнах, когда мы летели обратно, а сам он сидел в надувной лодке. С ним все в порядке, — повторил Торренс.

Дженсен взглянул через стол на плотного австралийца и едва заметно улыбнулся.

— Только один вопрос, командир. Как я понимаю, вам не хотелось бы вернуться туда еще раз?

— Уж это верно, черт возьми! — прорычал Торренс.

— Почему?

Торренса прорвало:

— Потому что я не сторонник самоубийства. Потому что я не хочу зря жертвовать жизнью хороших парней. Потому что я не бог и не могу творить чудеса.

— Итак, вы утверждаете, что это невозможно? — настойчиво переспросил Дженсен. — Это чрезвычайно важно.

— Моя жизнь для меня тоже немаловажна. И жизнь моего экипажа тоже. Сэр, это невозможно. По крайней мере для нас. — Он провел рукой по усталому лицу.— Может быть, с ним справится «летающая крепость» «дорнье» с новыми радиоуправляемыми глайд-бомбами... Не знаю. Зато я знаю, что наши бомбы для них все равно что снежки. Нет, — с горечью заметил он, — ничего не получится. Разве начинить взрывчаткой самолет типа «москит» и пустить тараном прямо в отверстие пещеры, где установлены эти пушки? Может быть, так...

— Спасибо, командир. Благодарю вас и ваш экипаж, — Дженсен встал. — Уверен, что вы сделали все от вас зависящее. Жаль, что не удалось... Итак, полковник?

— Можете быть свободны, Торренс, — сказал полковник и, когда тот вышел, провел Дженсена и Меллори через боковую дверь в свой кабинет. — Вот так-то, джентльмены. — Он взломал сургуч на бутылке талискера, принес несколько рюмок. — У Билла Торренса лучшая, самая опытная эскадрилья в Африке. Он бомбил нефтяные районы Плоешти. Как орешки раскалывал. Только Билл Торренс мог осуществить сегодняшнюю операцию. И если он говорит «невозможно», задание действительно невыполнимо, поверьте мне, Дженсен.

— Я и раньше знал об этом. — Дженсен хмуро уставился на янтарь рюмки в своей руке. — Но не наверняка. Жаль, что дюжине человек пришлось заплатить жизнями за доказательство моей правоты... Остается единственный вариант... только один...

— Только один, — повторил полковник и поднял рюмку. — Выпьем за удачу острова Ксерос.

— За удачу Ксероса, — отозвался Дженсен. Лицо его оставалось суровым.

— Послушайте, — взмолился Меллори, — я ничего не понимаю. Выть может, вы потрудитесь объяснить мне...

— Ксерос, — прервал его Дженсен, — та ремарка, после которой ваш выход. Весь мир — театр, малыш... Ну и так далее. Сейчас наступил твой черед появиться на сцене и принять участие в этой маленькой комедии, — улыбка Дженсена была безрадостна. — Вы пропустили первые два акта, но не расстраивайтесь. Вам предстоит быть главным героем действия, хотите вы этого или нет. Итак, Ксерос. Акт третий, сцена первая. Появляется капитан Кейт Меллори.

Дженсен вел тяжелый штабной «хамбер» с уверенностью и умением, которые отличали все его дела.

Меллори склонился над развернутой на коленях крупномасштабной адмиралтейской картой южной части Эгейского моря, освещая ее тусклым лучом карманного фонарика. Он внимательно изучал испещрённые красными квадратиками районы Спардеса и северных Додеканозов. Потом выпрямился, передернул плечами — даже в Египте в ноябре прохладно ночами — и взглянул на Дженсена.

— Кажется, я уже разобрался, сэр.

— Отлично, — Дженсен смотрел вперед на серую ленту пыльной дороги. Она извивалась в белых лучах фар. — Отлично, — повторил он. — А теперь представьте, что вы уже в порту Наварон, на берегу овального заливчика в северной оконечности острова. Скажите, что вы увидели бы оттуда?

Меллори улыбнулся.

— Примерно в четырех милях к востоку я увидел бы турецкий берег, косо уходящий к северо-западу, к точке, что севернее Наварона. И еще — крутой утес, ближе к востоку. А прямо за утесом, милях в шестнадцати севернее, — мыс Демирки. Не так ли? Кроме того, на одной линии с ним я увидел бы остров Ксерос. Милях в шести западнее — остров Мейдос, первый из Лерадского архипелага, протянувшегося миль на пятьдесят к северо-востоку.

— На шестьдесят, — кивнул Дженсен. — У тебя неплохой глаз, малыш. У тебя достаточно смелости и опыта. — Он с минуту помолчал. — А надеюсь я на то, что тебе чертовски повезет. Одному богу известно, как тебе необходимо везение.

Меллори ожидал продолжения, но Дженсен словно ушел в размышления. Только шуршание шин да приглушенный рокот сильного мотора нарушали ночную тишину. Наконец Дженсен, не отрывая глаз от дороги, тихо заговорил:

— Сегодня суббота. Скорее даже раннее утро воскресенья. На острове Ксерос тысяча двести человек. Тысяча двести солдат, которые будут убиты, ранены или взяты в плен к следующей субботе. — Короткая кривая улыбка промелькнула по его губам и сразу исчезла. — Как вам нравится держать в руках жизнь тысячи человек, капитан Меллори?

Меллори несколько долгих секунд глядел в непроницаемое лицо капитана и отвернулся. Бросил взгляд на карту.

«Тысяча двести человек на Ксеросе. Тысяча двести ожидающих смерти. Ксерос и Наварон. Ксерос и Наварон. Как там говорилось в стихотворении, которое он столько лет назад заучивал в маленькой пастушеской деревушке возле Куинстауна? «Чимборазо...» Вот именно: «Чимборазо и Котопакси, вы украли сердце мое...» Ксерос и Наварон. Они звучат так же слитно, как и те два названия. Ксерос и... Ксерос и...» — Он замотал головой, пытаясь сосредоточиться. Все элементы загадки мало-помалу занимали свои места.

Восемнадцать месяцев назад, после падения Греции, немцы захватили почти все острова Спорадес. Итальянцы к тому времени контролировали большинство Додеканозов. К прошлому сентябрю мы постепенно заняли все крупные острова. Кроме Наварона. Слишком твердый орешек. Мы просто обошли его. Знаете, как реагировали на это немцы?

— Неистово?

— Вот именно, яростно. Политическое значение Турции в этой части мира трудно переоценить. Она всегда была или потенциальным партнером, или потенциальным противником. Большинство островов расположено всего в нескольких милях от побережья Турции. Вопрос восстановления доверия к Германии стоял на повестке дня. Немцы бросили в бой все, что могли, — парашютистов, морских десантников, альпийские отряды, целые полчища «штукас». Для этой операции они сняли с итальянского фронта пикирующие бомбардировщики. Все... Через несколько недель мы потеряли больше десяти тысяч солдат и все острова, которые заняли перед этим. Кроме Ксероса.

— Теперь очередь за ним?

Дженсен достал пару сигарет, подождал, пока Меллори прикурит, выбросил спичку в окно, сквозь которое севернее шоссе виднелась бледная дымка Средиземного моря.

Да. Теперь они ударят по Ксеросу. Спасти его доы не в состоянии. В Эгейском море немцы имеют йолное превосходство в воздухе...

— Но... Почему вы уверены, что это произойдет в ближайшую неделю?

Дженсен вздохнул.

— Малыш, Греция кишит агентами союзников. Только в Афинах и Пирее у нас их больше двух сотен. И...

— Двух сотен!.— недоверчиво воскликнул Меллори. — Вы сказали...

Дженсен ухмыльнулся.

— Поверь, это еще пустяки по сравнению с ордой немецких шпионов, которую мы гостеприимно содержим в Каире и Александрии. — Он снова стал серьезным. — По крайней мере наша информация точна. На рассвете во вторник целая армаду фелюг и каиков выйдет из Пирея, проскочит сквозь Циклады, просочится ночью меж островков... Любопытная ситуация! Не так ли? Днем мы не рискуем выходить в Эгейское море — боимся бомбежек, а немцы не смеют носа показать ночью. Только стемнеет, и отряды наших эскадренных миноносцев выходят на охоту, но еще до рассвета все они ретируются на юг. А маленькие суденышки пережидают день под прикрытием отдельных островков. И все-таки мы не в состоянии им помешать на подходах к Ксеросу. Немцы наверняка окажутся там в субботу или в воскресенье. Нанесут одновременный удар с моря и с воздуха. Десятки «юнкерсов-52» базируются у них на окраине Афин. Ксерос не продержится и двух дней.

— Но ведь у нас есть флот, сэр. Эвакуация! Флот, несомненно...

— Флот! — с расстановкой сказал Дженсен. — Флот не заинтересован. Флоту надоело возиться с восточным Средиземноморьем и Эгейским морем. Ему надоело без малейшей пользы подставлять шею под новые и новые удары. Немцы уже вывели из строя два линкора, восемь крейсеров, четыре из которых потоплено, и около дюжины эсминцев... А мелких судов и не сосчитаешь. И ради чего? Чтобы наше командование могло играть со своими берлинскими коллегами вокруг желтых скал в кошки-мышки? Игра эта доставляет им немалбе удовольствие. Всем, кроме той тысячи моряков, которых потопили в этой игре, кроме десяти тысяч томми, индусов и австралийцев, которые страдали и умирали на этих островах, так и не узнав, во имя чего они пожертвовали жизнью.

Пальцы Дженсена на баранке побелели, рот сурово сжался. Дженсен имел отличное представление об изнанке событий...

— Вы сказали: тысяча двести человек, сэр? — спросил Меллори.

— Да. Тысяча двести человек. — Дженсен мельком взглянул на него и отвернулся. — Ты прав, малыш. Конечно, ты прав. Это я так, сгоряча. Несомненно, мы им поможем. Пусть погибнут еще два-три эсминца. Черт с ними... Прости, малыш, не буду об этом. А теперь слушай. Слушай внимательно. Эвакуировать их придется ночью. Днем такой ситуации не представится: около трехсот «штукас» только и ждут появления эсминца ее величества. Эвакуировать придется именно на них. Транспорты и тендеры слишком тихоходны. Севернее Лерадских островов они идти не могут, потому что не успеют вернуться к рассвету на базу. Слишком большое расстояние.

— Но Лерады растянулись длинной цепочкой,— рискнул заметить Меллори. — Разве эсминцы не могут пройти между ними?

— Между островами? — Дженсен покачал головой. — Проливы напичканы минами, как огород картошкой. Там и на ялике не пройдешь.

— А пролив Мейдос-Наварон? Тоже заминирован?

— Нет. Он глубок. На глубине невозможно ставить мины.

— Тогда здесь-то и нужно идти. Не так ли, сэр? Я хотел сказать: с одной стороны, турецкие территориальные воды, с другой...

— Мы бы вошли в турецкие воды хоть завтра, средь бела дня, если бы это чем-нибудь помогло, — устало сказал Дженсен. — Если ничего не изменится, нам придется выбрать западный пролив. Он еще больше подходит: путь короче, свободен от мин, не будет международных осложнений.

— Если ничего не изменится?

— Я говорю о пушках Наварона. — Дженсен долго молчал, потом повторил медленно, с чувством, как повторяют имя старого и опасного врага: — Пушки Наварона. Они все сводят на нет. Они прикрывают северные входы в оба пролива. Если бы нам удалось заткнуть глотку пушкам Наварона, то гарнизон Ксероса эвакуировали бы уже сегодня вечером.

Меллори не проронил ни слова.

— Это не обычные пушки, — неторопливо продолжал Дженсен. — Морские эксперты уверяют, что их калибр не меньше девяти дюймов. Думаю, что это двухсотдесятимиллиметровые гаубицы. Наши солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете. Опасные орудия. Снаряд летит с малой скоростью, зато чертовски точно. Между прочим, — добавил он мрачно, — какой бы конструкции они ни были, им в пять минут удалось потопить «Сибарис».

— «Сибарис»? Я что-то слышал...

— Крейсер с восьмидюймовыми орудиями. Мы послали его месяца четыре тому назад пофорсить перед немцами. Думали, что будет просто, как на параде, вроде обычного морского похода. Но они потопили «Сибарис». Спаслось всего семнадцать моряков.

— Боже мой! — Меллори был поражен. — Я не имел представления...

— Два месяца назад мы организовали крупную атаку на Наварон. Воздушный десант, поддержанный флотом. — Дженсен не обратил внимания на восклицание Меллори. — Знали, что мало надежды на успех. Наварон — нерушимый утес, но и наши войска были отборные. Лучшие десантники, которых только можно найти, — Дженсен помолчал и невозмутимо закончил: — Их разбили в пух и в прах. Всех перебили, до единого. За десять дней мы дважды забрасывали диверсантов, парней специальной морской службы, — он зябко дернул плечами. — Они исчезли.

— Вот как!

— Вот так. А сегодня была отчаянная попытка проигравшего игрока... И что же? — Дженсен коротко и невесело рассмеялся. — Ведь я и есть тот самый «шутник», которого Торренс и его парни хотели сбросить на Наварон без парашюта. Но я вынужден был так поступить. Знал, что операция безнадежна, но все же был вынужден провести ее.

Громадный «хамбер» сбавил скорость, почти бесшумно покатил мимо низких лачуг и домишек западного предместья Александрии. Серая бледная полоса рассвета высветила небо.

— Пожалуй, я не гожусь в парашютисты, — с. сомнением сказал Меллори. — Я и парашюта никогда не видел.

— Парашютом пользоваться не придется. — Дженсен умолк и все внимание сосредоточил на дороге, которая стала еще хуже.

— Но почему выбрали меня, капитан? — спросил Меллори.

В сереющей мгле улыбка Дженсена была почти неуловима. Он резко крутнул руль, объезжая чернеющую воронку, снова выровнял машину.

— Боишься?

— Конечно. Не обижайтесь, сэр, но вы так все расписали, что у любого отбили бы охоту. То есть я хотел сказать совсем не то...

— Я все понимаю. Виновата моя странная манера шутить... Почему ты? Особые качества, мой мальчик. Ты говоришь по-гречески, как грек, по-немецки — как немец. У тебя за плечами восемнадцать месяцев безукоризненной работы в Белых горах на Крите — убедительное доказательство способности выжить на занятой врагом территории, — Дженсен хмыкнул. — Ты даже не представляешь, какое подробное досье на тебя в моих руках.

— Меня это не удивляет, — с чувством заметил Меллори, — но я знаю по крайней мере трех офицеров, отвечающих таким требованиям.

— Да, есть и другие, — согласился Дженсен.— Но другого Кейта Меллори не найти. Кейт Меллори! — патетически воскликнул он. — Кто не слыхал о Кейте Меллори в добрые предвоенные годы! Лучший альпинист, лучший скалолаз, когда-либо появлявшийся в Новой Зеландии. Разумеется, для новозеландца лучший альпинист Новой Зеландии — лучший альпинист в мире. Человек-муха, покоритель неприступных вершин, победитель отвесных утесов и немыслимых пропастей. Все южное побережье Наварона, — весело продолжал Дженсен, — состоит из одного немыслимого обрыва. Ни единого выступа, решительно не за что зацепиться.

— Понимаю, теперь понимаю, — пробормотал Меллори. — Попасть в Наварон самым трудным путем.

— Именно, — подтвердил Дженсен, — вы должны забраться туда. Ты и твои парни. Их четверо. Веселые альпинисты Меллори! Отобраны чрезвычайно тщательно. Каждый — мастер своего дела.

Минут с десять они ехали молча. От порта повернули направо, к центру, прогрохотали по булыжной мостовой Рю-Сёр, выкатили на площадь Мохаммеда, потом мимо биржи — вниз, на улицу Шериф-паши. Светало.

— Куда мы едем, сэр?

— К единственному человеку на Среднем Востоке, который может вам чем-нибудь помочь, к месье Эжену Влакосу из Наварона.

— Вы храбрый человек, капитан Меллори. — Эжен Влакос нервно покрутил длинные тонкие концы черных усов. — Я бы сказал, храбрый и глупый, но считаю, что нельзя называть человека глупым, если он всего лишь выполняет приказ. — Он взглянул в бесстрастное лицо Дженсена. — Другого пути нет, капитан?

— Это наша последняя надежда, сэр.

Влакос понимающе кивнул и улыбнулся Меллори.

— Он называет меня сэром. Я простой грек, управляющий крохотной гостиницей. А капитан королевского флота Дженсен называет меня сэром. Для старика это приятно. — Некоторое время он молчал. — Да, теперь я старик, капитан Меллори. Теперь я бедный и скучный старик. Но когда-то я был человеком средних лет, богатым и довольным жизнью. Когда-то у меня был свой прекрасный участок земли. Сто квадратных километров в самой прекрасной стране, которую господь бог ниспослал земным существам. И как же я любил свою землю! — Он рассмеялся и провел рукой по густым седеющим волосам. — Конечно, скажете вы, каждому владельцу свое кажется лучшим на земле. «Чертовым утесом» назвал эту землю капитан Дженсен. Но мы зовем эту землю Наварон.

Меллори удивленно посмотрел на Дженсена, тот утвердительно кивнул.

— Многие поколения Влакосов владели островом. Восемнадцать месяцев назад мы спешно вывезли месье Влакоса. Немцам не понравилась деятельность, которую Влакос развил на острове.

— Да, трудно сказать, как оно могло обернуться. Немцы уже приготовили мне и двум моим сыновьям специальные камеры в тюрьме. Но довольно о семье Влакосов. Просто я хотел бы сообщить вам, что прожил на Навароне сорок лет и провел четыре дня за составлением карты, — он указал на стол.— Вы вполне можете положиться на информацию, которую дают вам я и эта карта. Конечно, кое-что изменилось, но существуют вещи, никогда не меняющиеся. Горы, заливы, проезды, пещеры, дороги, дома и, самое главное, форт остались такими, как несколько веков назад, капитан Меллори.

— Понимаю, сэр, — Меллори аккуратно свернул карту. — Большое спасибо.

Влакос побарабанил пальцами по столу и взглянул на Меллори.

— Капитан Дженсен сказал мне, что ваши парни говорят по-гречески, что вы будете одеты в платье греческих крестьян. Вы будете... как это по-английски... вполне самостоятельной группой. Будете действовать на свой страх и риск. Пожалуйста, старайтесь не прибегать к помощи жителей Наварона. Немцы беспощадны. Если пронюхают, что вам кто-нибудь помог, уничтожат не только этого человека, но и всю деревню: мужчин, женщин, детей. Такое уже случалось. И может повториться снова.

— На Крите тоже такое было, — согласился Меллори. — Я сам видел.

— Вот-вот, — кивнул Влакос. — Немцы в нашей стране особенно жестоки.

— Обещаю вам, сэр... — начал Меллори.

— Минутку, — жестом остановил его Влакос. — Если вы окажетесь в отчаянном положении, можете обратиться к двум людям. На деревенской площади Маргариты, что у входа в долину, милях в трех от форта, под первым оливковым деревом вы найдете человека по имени Лука. Луке можете доверить даже собственную жизнь. У него есть друг Панаис.

— Благодарю вас, сэр. Я запомню. Лука и Панаис, а также деревня Маргарита, первое оливковое дерево на площади.

— Лука и Панаис, только эти двое, — повторил Влакос с мольбой в голосе.

— Даю вам слово, сэр. Чем меньше участников, тем лучше и для нас и для ваших соотечественников. — Меллори удивился настойчивости старика.

— Надеюсь, надеюсь, — произнес Влакос.

Меллори поднялся и протянул руку.

— Вы напрасно волнуетесь, сэр. Никто не увидит нас, и мы никого не увидим. Нас интересуют только пушки.

— Да, пушки... Это ужасные пушки, — Влакос покачал головой. — А вдруг...

— Пожалуйста... Не волнуйтесь. Все будет хорошо, — мягко, но настойчиво сказал Меллори.

— Да поможет вам бог! Мне остается только жалеть, что я не могу пойти вместе с вами.