Подвиг 1969, №3

ГЛАВА 5

НОЧЬ. ПОНЕДЕЛЬНИК

01.00—02.00

Полтора часа продолжается подъем.

Меллори протиснулся в расщелину на отвесной стене клифа, вбил крюк, прочно встал на него ногами и попытался дать отдых усталому, измученному телу.

«Две минуты, — подумал он. — Только две минуты, пока поднимается Андреа».

Сквозь вой протяжного ветра он слышал металлический скрежет. Это грек совершенно безрезультатно пытался преодолеть отвесную стену. Ноги Андреа, обутые в прочные ботинки с шипами, беспомощно скользили по гладкому камню, выискивая опору. Меллори чувствовал, как дергалась веревка, связывающая их. Ветер пытался смахнуть их с гладкой поверхности клифа.

Руки расцарапаны в кровь. Ныло тело. Воздух со свистом врывался в легкие. Меллори дышал тяжело и надсадно — так дышит бегун-марафонец на последних километрах пути. До него снова донесся скрежет металла о камень. Громкий монотонный вой ветра не мог заглушить его... Нужно бы предупредить Андреа, чтобы он соблюдал максимум осторожности...

Всего двадцать футов до вершины. Эти последние футы требовали концентрации воли и упорства, но силы уже были на исходе.

«В такой обстановке, — огорченно подумал Меллори, — никто не смог бы предупредить Андреа, чтобы он вел себя потише. Это не в моих силах».

Сам он снял альпинистские ботинки, перевязал шнурки, прикрепил их к поясу и остался в носках, которые превратились теперь в лохмотья. Избитые ноги кровоточили. Но нет худа без добра: если бы он не сделал этого, то вряд ли удалось преодолеть и первые двадцать футов подъема. На первых же футах он обнаружил, что ботинки в этой ситуации совсем непригодны. Он надеялся надеть их на вершине, но шнурки оторвались где-то на середине подъема и ботинки безвозвратно потеряны.

Восхождение было жестокой, беспощадной агонией. Оно и не могло быть иным. Оно заставляло забыть о подстерегающей опасности и притупляло риск самого подъема. При таком ветре повиснуть на кончиках пальцев рук или ног уже значило подвергаться смертельной опасности! А тут еще дождь и темень! Пришлось вбить сотни костылей в монолитную скалу, размотать сотни ярдов страховочной веревки, чтобы дюйм за дюймом добраться до этой вот расщелины, чтобы с трудом втиснуться в нее и обрести, наконец, минуту покоя. Такого восхождения ему не приходилось делать никогда в жизни. Такого восхождения, он знал это наверняка, ему больше никогда в жизни не придется делать. Если, конечно, он останется в живых... Оно потребовало величайшего испытания искусства, храбрости, силы и — больше того — высокого духовного подъема. Меллори выложился весь. Без остатка. А до вершины клифа еще не менее двадцати футов! Спортивный азарт — клиф был вызовом альпинисту, — да вечное стремление к риску, да гордость оттого, что во всей Южной Европе он был единственным, кто способен на подобное восхождение, — вот что двигало им. И еще: мысль о том, что время истекает для людей на Ксеросе...

Перехватив веревку легким сильным жестом, Андреа замер над гладким, нависшим козырьком выступом. Ноги его болтались в воздухе без всякой опоры. Увешанный тяжелыми мотками веревок, с торчащими во все стороны из-за пояса костылями, грек напоминал корсиканского бандита из комической оперы. В мгновение ока он перебросил могучее тело в узкое пространство рядом с Меллори, протиснулся в расщелину и вытер мокрый лоб, как всегда широко улыбнувшись.

Меллори улыбнулся в ответ.

«Андреа, — подумалось ему, — не должен быть здесь. Это место Стивенса».

Но Стивенс еще не оправился от шока, потерял немало крови и не мог идти вторым. Нужен был первоклассный альпинист, ч ачюы поднять оборудование, умело набрасывать веревки, вбивать и вынимать костыли. Последнее — разумная предосторожность: незачем оставлять следы восхождения. Меллори сказал это Стивенсу, и тот неохотно согласился, стараясь не показать своей досады. Несомненно, Стивенс был первоклассным альпинистом, но то, чего требовал Меллори, вряд ли было ему по силам. Меллори нужен был даже не альпинист, а человек-лестница: он столько раз за время восхождения становился на спину Андреа, на его плечи, на его поднятые вверх ладони, а однажды не менее десяти секунд стоял прямо на его голове. И ни разу Андреа не дрогнул, не сдвинулся ни на дюйм. Этот человек был наверняка сделан из железа и тверд, как камень, на котором он стоял. С тех пор как наступили сумерки этого памятного вечера, Андреа работал без отдыха. Такая работа могла бы сломить двух обыкновенных людей, но грек совсем не выглядел усталым.

Меллори указал на расщелину, потом вверх, туда, где сквозь тьму проглядывала полоска бледного неба, наклонился к самому уху Андреа.

— Всего двадцать футов, Андреа, — сказал он прерывистым шепотом. — Последние двадцать футов. Они не доставят нам особых трудностей. Расщелина выходит прямо на гребень клифа. Можно считать, что мы достигли вершины.

Андреа задумчиво взглянул на расщелину, промолчал.

— Лучше бы тебе снять ботинки, — предложил Меллори. — Меньше шума.

— В такую ночь, как эта, при таком ветре, дожде и кромешной тьме, на таком клифе... — в голосе Андреа не было ни сомнения, ни вопроса. В нем скорее слышались нотки согласия. Они так долго были вместе, так научились с полуслова понимать друг друга, что пояснения были просто излишни.

Андреа закрепил веревку к вбитому костылю—» связка кончилась. Четыреста футов прочнейшей веревки уходили вниз от выступа, на котором они пристроились, до самого подножия клифа — там ожидали их остальные. Андреа снял ботинки, отцепил от пояса гирлянду костылей, прикрепил все это к веревке, вынул двусторонний металлический нож в кожаном футляре, глянул на Меллори и понимающе кивнул.

После всех испытаний первые десять футов из оставшихся двадцати показались Меллори прогулкой по парку. Упираясь спиной в скалу, крепко прижимая ладони к противоположному краю расщелины, Меллори бесшумно и ловко орудовал ножом,

расширяя отверстия для костылей, которые руками вгонял в углубления поднимающийся рядом Андреа. Меллори старался укрепить костыль повыше, хватался за него руками, подтягивался, болтая в воздухе ногами, цеплялся за следующий выступ. Через несколько минут его руки ухватились за край обрыва.

Руки натолкнулись на большой камень. Он поджал ноги и рывком выбросил тело по пояс на вершину клифа. Последнее усилие его доконало. Он положил голову на камни и застыл в изнеможении.

Как только глаза пообвыкли, Меллори уставился невидящим взором в неведомую тревожную темноту. Все его существо, все сознание сконцентрировались в зрении и слухе. Впервые он почувствовал безотчетный страх и осознал свою беззащитность. Он обругал себя за то, что отказался взять у Дасти Миллера бесшумный пистолет.

Сначала Меллори не увидел ничего. Потом формы, очертания, выступы высот начали постепенно проявляться. Темнота как-то незаметно перестала для Меллори быть темнотой. Он сразу узнал все вокруг: вершина клифа в точности соответствовала описаниям месье Влакоса. Узкая голая полоска земли тянулась вдоль обрывистого края клифа. Беспорядочно разбросанные валуны окаймляли ее. За ними проглядывали неясные очертания крутых склонов гор.

Они преодолели первый этап! Они увидели первый проблеск удачи.

«Ну что там, — думал Меллори, — ну клиф, ну переправа через море... Ерунда! Самое немыслимое счастье, что мы достигли этой высокой цели — единственного места, где немцы не поставили часовых. Потому что взобраться на клиф невозможно. Невозможно... А мы — здесь».

Меллори развеселился. Это веселье захлестнуло его. Он напрягся, спружинил ногами, оперся ладонями о влажную холодную землю, приподнялся по пояс над поверхностью клифа и замер от неожиданности. Застыл, как большой камень под его руками. Сердце забилось где-то возле горла.

Один из валунов сдвинулся в сторону. Сомневаться не приходилось. Высокие сапоги, длинная шинель с непромокаемой накидкой и каска — все слишком знакомо.

«Черт бы побрал Влакоса! Черт бы побрал Дженсена! Черт бы побрал этих всезнаек, которые сидят дома в безопасности! Этих ученых мужей из разведки, которые дают людям неверную информацию и посылают на верную смерть! — Тут же Меллори ругнул и себя. — К такому нужно быть готовым всегда».

Часовой передвинулся еще на четыре-пять шагов в сторону, слегка повернул голову, вслушиваясь в высокий протяжный вой ветра, выискивая в нем звук, заставивший насторожиться.

Меллори пришел в себя. Сознание лихорадочно заработало. Десять против одного, что часовой услышал, как он карабкался. Меллори безоружен. Вряд ли был смысл вступать в борьбу с вооруженным и сохранившим силы человеком после такого восхождения. Оставалось только спуститься вниз, в расщелину.

Очень медленно Меллори сполз с края клифа. Он знал, что часовой мог уловить его движение совершенно непроизвольно. И тогда... Тогда конец. Меллори понимал, что его силуэт отчетливо выделяется на фоне темного края пропасти.

Смягчая каждое движение и затаив дыхание, Меллори почти незаметно спускался вниз. Силуэт немца уже маячил слева от Меллори в каких-нибудь пяти ярдах. Но часовой все еще глядел в сторону, потому что в лицо бил ветер. Это спасло Меллори.

Когда он сполз с клифа в расщелину и повис на кончиках пальцев, к нему придвинулся Андреа.

— Что случилось? — шепотом спросил он.

— Часовой. Что-то услышал и насторожился,— шепнул Меллори. Руки его затекли от напряжения.

Неожиданно он отпрянул от Андреа, пригнул голову и прилип к скале. Андреа сделал то же самое, почти независимо от Меллори. Луч света, сильный и ослепительный для привыкших к темноте глаз, заметался, зашарил по выступу клифа. Немец с фонариком в вытянутой руке методически обследовал край пропасти. По лучу Меллори определил, что немец двигался футах в двух от края.

Часовой не хотел рисковать. Идти по краю осыпающейся, предательской кромки клифа было опасно. Его могли схватить за ноги две сильные руки и сбросить на четыреста футов вниз.

Луч приближался медленно, но неумолимо. Крутой обрыв не мог спасти смельчаков — укрыться негде. Меллори стало ясно, что немец не просто подозрительный. Немец знает, что здесь кто-то есть. Он не прекратит поисков, пока не обнаружит, кто же это. Пока не обнаружит их. А они ничего не могли сделать... совершенно ничего.

— Камень, — прошептал Андреа, наклонившись к Меллори, — вон там, сзади него.

Осторожно и быстро Меллори ухватился за край клифа. Земля, только земля — корни трав да мелкие камешки. Под руку не попадало ничего. Хоть бы обломок мрамора! Он скорее почувствовал, чем увидел, как рука Андреа протянулась к гладкой поверхности костыля. Тонкий шарящий луч был всего в футе от него. И даже в этот отчаянный момент Меллори не мог не разозлиться: ведь у него за поясом оставалась пара неиспользованных костылей. Он совсем забыл о них.

Он размахнулся, бросил костыль в темноту. Секунда. Другая. Они тянулись слишком долго. Меллори подумал уже, что промахнулся. Луч был всего в дюйме от плеча Андреа. Но тут раздался резкий металлический звук. Луч на секунду замер. Резко метнулся в сторону. Бесцельно зашарил в темноте, пытаясь обнаружить источник звука. Потом опять замер ненадолго. И вот уж луч методически обшаривает валуны слева от Меллори и Андреа.

Не обнаружив ничего подозрительного, часовой побежал туда, скользя и спотыкаясь в спешке. Карабин его стукался о фонарь. Звук этот — металла о металл — слышался отчетливо. Он не пробежал и десяти ярдов, как Андреа появился на гребне клифа. Большая черная кошка бесшумно проползла под прикрытие валуна, слилась с тенью и исчезла...

Ярдах в двадцати от них луч фонарика боязливо обшаривал валун за валуном. Андреа дважды ударил рукояткой ножа о камень. Часовой резко повернулся и снова неуклюже побежал назад. Полы шинели развевались. Фонарь болтался у пояса. В его свете Меллори успел увидеть белое, напряженное от страха лицо с широко раскрытыми глазами.

Кто знает, какие панические мысли, невероятные и ужасные, пронеслись сейчас в голове немца. Шум на вершине клифа. Звяканье металла о валуны. Напряженное ночное бдение.... Страх и чувство одиночества, несомненно, рождались в нем здесь, на враждебной земле.

Меллори почувствовал какое-то сострадание к нему. Этот человек был похож на него. Кто-то должен любить его. Это чей-то муж, брат. Или сын. Его заставили выполнять грязную и неблагодарную работу завоевателя. Грязную и опасную. Приказали прийти в чужую страну, где приходится по ночам испытывать чувство одиночества и страха.

«Последнюю ночь, ибо через минуту он будет мертв...»

Меллори высунул голову.

— Помогите! — крикнул он. — Помогите! Я падаю!

Солдат остановился в пяти футах от валуна, за которым притаился Андреа. Луч фонарика осветил голову Меллори. Часовой на секунду опешил. Но тут Же опомнился и взял карабин наизготовку. Его рука потянулась к затвору. Тут он хрюкнул. Сильный конвульсивный выдох и удар ножа Андреа донеслись до слуха Меллори...

Меллори посмотрел на мертвого часового, на бесстрастное лицо Андреа, вытиравшего лезвие о полу куртки. Грек медленно поднялся на ноги и вложил нож в ножны.

— Итак, мой Кейт, вот почему наш юный лейтенант сейчас внизу грызет ногти, — Андреа обращался к Меллори по званию только в присутствии посторонних.

— Да, именно поэтому, — согласился Меллори. — Я предполагал нечто подобное. И ты тоже. Слишком много совпадений: немецкий катер, хлопоты со сторожевым постом, а теперь вот это, — Меллори выругался тихо, но выразительно. — Ко-цец нашему другу капитану Бриггсу из Кастельроссо,. В ближайший месяц его удалят оттуда. Дженсен позаботится.

— Он отпустил Николаи...

— Кто бы еще мог знать, что мы высадимся именно здесь?! Мы довольно тщательно заметали следы. — Меллори не хотелось думать об этом. Он взял Андреа за руку. — Немцы народ сообразительный. Хотя они и уверены, что невозможно высадиться в такую ночь и в таком месте, но с дюжину часовых они наверняка расставили на вершине клифа. — Меллори невольно понизил голос. — Но они не будут возлагать на одного часового ответственность по охране клифа. Поэтому...

— Сигнализация, — закончил Андреа. — У них должен быть способ быстро оповестить других. Световая сигнализация...

— Нет, нет, — возразил Меллори. — Выдавать светом свои пикеты! Телефон... Именно. Помнишь, на Крите были целые мили полевого телефонного провода.

Андреа подобрал фонарик часового, прикрыл луч огромной рукой и стал искать. Через минуту он вернулся.

— Так и есть. Телефон, — тихо сказал он. — Там, под скалой.

— Ну, с этим мы ничего поделать не можем. Если он зазвонит, придется ответить. Иначе они мигом будут здесь. Остается уповать на небеса, чтобы у них не было этого чертова пароля. Но это на них не похоже. Однако кто-то сюда придет обязательно. Смена... Проверяющий посты сержант... Или еще кто. Быть может, часовому нужно ежечасно сообщать о себе. Кто-то будет здесь. И очень скоро. Андреа, нужно побыстрее закончить подъем,

— А этот бедолага? — Андреа указал на скрюченный силуэт у своих ног.

— Брось его туда, — с гримасой отвращения сказал Меллори. — Этому растяпе теперь все равно. Нам не стоит оставлять лишний след. Вдруг немцы подумают, что часовой подошел слишком близко к краю. Горная щебенка сыпуча и коварна... Досмотри, может, у него есть документы. Никогда не узнаешь, как они могут оказаться кстати при случае.

— И вполовину не так полезны, как его ботинки. Ты ведь босой, — Андреа махнул в сторону гряды гор. — Ты не пройдешь и Пяти шагов по скалам в рваных носках.

Через пяток минут Меллори три раза дернул веревку, уходящую в темень, вниз. Получил ответный сигнал. Раскрутил моток прочной веревки и кинул его вниз, прикрепив один конец к поясу.

Сначала подняли тщательно упакованный в спальные мешки ящик со взрывчаткой. Ящик ударялся о выступы от каждого порыва ветра. Застраховавшись, Андреа наклонился над самой пропастью и наматывал трос с привязанным к нему семидесятифунтовым грузом так легко, как другой вытаскивал бы рыбку из речки. Через три минуты взрывчатка была на вершине. А еще через пяток минут здесь же были ящик с детонаторами, оружие — карабины и пистолеты, тоже тщательно упакованные в спальные мешки.

В третий раз пошла веревка вниз, в дождь и тьму. И в третий раз перебирал ее руками неутомимый Андреа. Меллори собирал веревку в бухту. Неожиданно он услышал восклицание Андреа.

В два прыжка Меллори оказался у края обрыва, схватил руку могучего грека.

— Что случилось, Андреа? Почему ты остановился? — Он умолк, пытаясь разглядеть веревку в руках грека. Андреа пару раз поддернул веревку на фут-другой всего двумя пальцами. Веревка была без груза.

— Порвалась? — недоверчиво спросил Меллори. — Веревка со стальным армированием?

— Не думаю, — Андреа быстро намотал остальные сорок футов. — Кто-то плохо завязал узел. Груз оборвался.

Меллори хотел что-то сказать, но внезапная вспышка распорола тьму от неба и до вершины клифа. Оба невольно зажмурились. Грохнул гром. Погода разгулялась не на шутку. Оглушительные раскаты звучали насмешкой природы над беззащитностью людей. Тьма после молнии, казалось, стала еще гуще. Постепенно эхо затерялось где-то в глубине острова среди долин и лесов.

— Господи, это ведь совсем рядом. Нам нужно спешить, Андреа. В любую минуту нас может осветить молния... Что ты поднимал в последний раз?

Вопрос был праздный, ибо еще раньше было оговорено, что снаряжение будут поднимать в определенной последовательности. Просто он хватался за соломинку, наверняка зная, что это уже ничего не изменит.

— Продукты. Все продукты, — тихо ответил Андреа. — Печка, горючее, компасы, карты.

Меллори стоял в нерешительности. Холодок отчуждения растревожил душу больше, чем жгучий ветер и хлещущий дождь. Он представил себе, каково им придется на этом враждебном острове без пищи и огня. На плечо легла огромная рука друга.

— Ну что ж, мой Кейт. Только подумай, как будет доволен наш ленивый друг капрал Миллер... Не огорчайся, все это чепуха.

— Да, ерунда, конечно... — Он бросил бухту каната в пропасть.

Через пятнадцать минут из кромешного мрака и завесы дождя в свете всполохов молний показалась всклокоченная голова Кейси Брауна. Гром походил на канонаду. Андреа продолжал поднимать грузы. А обмотанный веревкой Браун все сидел, устало уронив голову, так и не сняв коробку передатчика со спины. Двойное подергивание веревки поставило Андреа в известность, что начал подъем Дасти Миллер.

Прошло еще четверть часа. Силуэт Миллера обозначился на краю пропасти. Дасти поднимался неторопливо, с упорством заведенного механизма. Вот он оперся о край клифа, как слепой шаря по земле. Озадаченный Меллори нагнулся и заглянул в его бледное лицо — глаза Дасти были закрыты.

— Расслабьтесь, капрал, — участливо подсказал Меллори. — Вы уже на вершине.

Дасти Миллер медленно раскрыл глаза. Поглядел в пропасть, содрогнулся и проворно, на четвереньках, пополз под укрытие ближайшего валуна. Меллори шел рядом и глядел на него с любопытством.

— Зачем закрывать глаза, если вы уже наверху?

— Я не закрывал, — возразил Миллер.

Меллори промолчал.

— Я закрыл их внизу и открыл только здесь, — устало сказал Миллер.

— Что? Поднимались с закрытыми глазами? — поразился Меллори.

— Да. Так оно и есть, начальник, — пожаловался Миллер. — Снова в Кастельроссо, снова на твердой земле. Когда я перехожу улицу и ступаю на тротуар, то должен схватиться за ближайший фонарный столб, — он умолк, бросил взгляд на Андреа, почти повисшего над пропастью, содрогнулся. — Братишка! О братишка! Я струсил!

«Преодолевай страх! Иди ему навстречу!» — сто раз повторял себе Энди Стивенс. Психиатр когда-то подсказал ему этот способ.

«Преодолевай страх. Иди ему навстречу. Скажи сам себе, что преодолеваешь страх. Он существует только в тебе. Его нужно изгнать. Повторяй, что не боишься. Будешь храбрым. Преодолеешь страх. Он исчезнет, как тень, как туман».

Так убеждал себя Энди. А страх не проходил. Он жил в нем. Холодными лапами держал сердце. В желудке — противная тяжесть.

Его тошнило. Состояние полуобморочное. Дышит тяжело. Слишком велико нервное напряжение. С трудом он отгонял желание разжать впившиеся в веревку пальцы. И тогда все исчезнет. Все кончится.

Энди плакал. Слезы мешались с дождем. Энди Стивенс боялся, что навсегда потерял уважение к себе. Раньше в этом самоуважении заключалась единственная возможность спастись от страха. Теперь все ушло. Теперь все знают, что он боится. Что он подвел друзей. Так он думал. Его раскусил Андреа и Меллори. Раньше таких людей ему встречать не приходилось. От таких людей не скроешь свои слабости. Ему следовало подниматься на клиф вместе с Меллори, но тот взял Андреа. Меллори знал, что он боится. Дважды он чуть не подвел их — в Кастельроссо и при подходе немецкого катера. А сегодня из-за его оплошности оборвался мешок с продовольствием. Никто не верил, что он может идти первым вместе с Меллори. Именно он, моряк, рулевой, сделал неверный узел. Пища и горючее рухнули в пропасть. Тысяча человек на Ксеросе зависели от неопытности Энди. Измотанный, постанывая вслух, почти скуля от страха и самобичевания, Энди Стивенс бессмысленно карабкался по веревке.

Высокий пронзительный звонок телефона раздался во тьме на вершине клифа. Меллори мгновенно напрягся, пальцы сжались в кулаки. Опять настойчивый звонок, Меллори было пошел к телефону, но вернулся к Андреа. Гигант грек поглядел на него с интересом.

— Ты изменил решение?

Меллори утвердительно кивнул.

— Они будут звонить, пока не получат ответа, — пробормотал Андреа. — А если не получат, явятся сюда. И очень скоро.

— Знаю. Знаю. Нам придется примириться с этим. Вопрос лишь в том, когда они появятся.

Меллори оглядел вершину клифа. Миллер и Браун стояли в разных сторонах тропы, ярдах в полусотне от места подъема. Их не было видно в темноте.

— Не стоит рисковать. Голос мог бы меня выдать. Часовой бесследно исчез. Снаряжение мы подняли. Все здесь, кроме Стивенса. Мы выполнили первую часть операции. Высадились. Никто не знает, что мы здесь.

—Ты прав, — кивнул Андреа. — Стивенс будет наверху минуты через две-три. Глупо кидать все псу под хвост и отказываться от достигнутого. — Он помогал и спокойно заключил: — Они прибегут. Они сейчас будут здесь.

Телефон умолк так же внезапно, как и зазвонил.

— Знаю. Думаю, что Стивенс... — Меллори повернулся на каблуках и бросил через плечо. — Поглядывай за ним, пожалуйста. Я предупрежу остальных, что ожидаются гости.

Меллори торопливо направился по тропе, стараясь держаться подальше от края пропасти. Ботинки немца были ему тесноваты. Ему и думать не хотелось, во что превратятся ноги после ходьбы по горам. Внезапно он замер. Твердый металлический предмет уперся ему в спину.

— Сдавайся. Или смерть, — решительно сказал тягучий гнусавый голос. После всего пережитого находиться на твердой земле было блаженством для Дасти Миллера.

— Остроумно. Очень остроумно, — процедил Меллори и с удивлением посмотрел на Миллера. Американец уже снял дождевик, так как дождь внезапно прекратился, а куртка и брюки на нем промокли насквозь. Шутка была нелепой, но некогда заниматься этой ерундой.

— Ты слышал телефонный звонок?

— Телефон? Значит, это был телефон? Да, слышал.

— Телефон часового. Его проверяли, или нечто вроде этого. Мы за него не ответили. Они примчатся сюда очень скоро. Возможно, появятся с твоей стороны. А может быть, со стороны Брауна. Больше путей сюда нет. Иначе свернут шеи, лазая по скалам. — Меллори махнул на бесформенное нагромождение камней. — Поэтому держи ухо востро.

— Хорошо, начальник. Не стрелять?

— Не стоит. Лучше побыстрее предупреди нас. Через пяток минут вернусь.

Меллори заторопился к Брауну. Когда проходил мимо растянувшегося на земле Андреа, тот перестал глядеть в пропасть, повернул голову.

— Я уже слышу его. Он где-то рядом.

— Отлично. Скажи ему, пусть поторапливается. — На ходу бросил Меллори.

Через десяток ярдов он остановился. Кто-то бежал по тропе навстречу, оступаясь и спотыкаясь о камни.

— Браун, — тихонько позвал Меллори.

— Да, сэр. Это я. — Браун был уже рядом. Он, тяжело дыша, махнул в сторону тропы. — Кто-то идет. И очень быстро. Свет фонариков так и скачет. Наверное, бегут.

— Сколько их? — спросил Меллори.

— Не меньше четырех-пяти, — Браун еще не отдышался. — Может быть, и больше. Вы их сами можете увидеть. — Он недоуменно запнулся. — Черт возьми! Их нет. Исчезли. Но, клянусь, только что были...

— Не волнуйся, ты их видел, — мрачно сказал Меллори. — Тебе не померещилось. Я ожидал гостей. Они соблюдают осторожность... Далеко?

— Не дальше чем в двухстах ярдах.

— Пойди за Миллером. Скажи, пусть поспешит.

Меллори подбежал к краю пропасти, наклонился над лежащим Андреа..

— Они появились, Андреа. Слева. Не меньше пяти. Может, больше. Будут здесь через две минуты. Где Стивенс? Ты его видишь?

— Да. Он уже поднялся к расщелине... — остальное Меллори не услышал. Он сам увидел Стивенса. Тот выглядел измученным. Полз по веревке медленно, как паралитик, как старик. Еле перебирал руками.

— Дьявольщина! — выругался Меллори. — Что это с ним? Он так будет целый день карабкаться. — Меллори сложил руки рупором. — Стивенс! Стивенс!

Но Энди, судя по всему, его не услышал и продолжал механически перебирать руками.

— Он уже на исходе, — спокойно отметил Андреа. — Совсем раскис. Видишь, даже головы не поднимает. Если альпинист не поднимает головы, ему крышка. — Он зябко передернул плечами. — Я спущусь вниз, помогу ему.

— Нет. Оставайся здесь, — Меллори положил руку на плечо Андреа. — Я не могу рисковать двумя... Да, ну что? — по тяжелому дыханию он почувствовал, что рядом Браун.

— Поторопитесь, сэр. Поторопитесь, ради бога. Они уже рядом.

— Уходите в скалы с Миллером, — торопливо приказал Меллори. — Прикройте нас... Стивенс! Стивенс! — Но снова его слова унес ветер. — Стивенс! Стивенс! Ради бога, дружище! Стивенс! — В голосе были нотки отчаяния.

На этот раз Стивенс услышал, остановился и поднял голову.

— Немцы идут! — сложив руки рупором, прокричал шепотом Меллори. — Заберись в расщелину и оставайся там. И — ни звука. Ясно?

Стивенс поднял руку в знак того, что услышал. Наклонил голову и снова стал карабкаться. Теперь он двигался еще медленнее. Движения были вялыми и неловкими.

— Думаешь, он понял? — забеспокоился Андреа.

— Будем надеяться.

Снова пошел дождь. Сквозь моросящую пелену Меллори различил прикрытый луч фонарика, шарящий по скалам. В тридцати ярдах слева от них.

— Спрячь веревку в расщелину, — он дотронулся до руки Андреа. — Он там переждет. Давай пошли. Пошли отсюда...

Меллори и Андреа по-пластунски отползли к скалам. Без оружия Меллори чувствовал себя беззащитным. Он знал, что это бессмысленные страхи. Если бы фонарик и осветил их, это означало прежде всего мгновенную смерть немца. Меллори полностью полагался на Брауна и Миллера. Но сейчас важно другое — остаться незамеченными. Дважды луч едва не осветил их — проскользнул на расстоянии вытянутой руки. Они замирали, втискиваясь лицами в сырую землю. Наконец они оказались среди валунов. Рядом появился Миллер.

— Долгонько, долгонько, — ядовито прошептал он. — Чего же это вы не провозились еще с полчаса? — Он указал налево. Лучи фонариков отплясывали танец. Голоса немцев слышались отчетливо. — Нам лучше отойти подальше в скалы. Они ищут часового у тропы.

— Его или его телефон, — согласился Меллори, — ты прав. Возьми оружие и снаряжение. Если они обнаружат Стивенса, придется пойти на крайние меры. Времени нет. И черт с ним, с шумом. Пустите в ход автоматические карабины.

Стивенс услышал Меллори. Страх прошел. Но он потерял много крови. Силы оставили его. И все же он упорно карабкался вверх. Он перевел дух, стоя на вбитом в скалу костыле. Еще десяток футов до вершины. Он был удивлен, что друзья не помогают ему. Он слышал голоса. А они даже веревку, которая облегчила бы ему последние футы подъема, сбросили в расщелину. Хотят испытать его?.. Он не огорчился. Ему надо достигнуть вершины. Он ее достиг. Зацепился пальцами за край клифа, как некоторое время до него это проделал Меллори. Выжался, подтянулся. Увидел свет фонариков. Услышал возбужденные голоса. Мгновенно сознание его прояснилось. Он понял, что голоса чужие. Немцы уничтожили его друзей. Он остался один. Конец! Все было напрасным... Он потерял сознание. Пальцы разжались. Не проронив ни звука, Энди рухнул в расщелину. Для него наступила ночь.