Сара Уэстли Поединок с тенью

Глава первая

Не обращая внимания на дядю, который что-то предостерегающе бормотал, Дженевра наклонилась на своем сиденье вперед. При этом голубые юбки ее с шуршанием коснулись роскошной бархатной накидки – коричневой, подбитой серым беличьим мехом. Девушка силилась получше разглядеть славного рыцаря, барона Роберта Сен-Обэна из замка Тиркалл, что на границе с Саффолком.

Два вооруженных рыцаря в доспехах и верхом на огромных боевых конях в богатых попонах стояли в ожидании по обе стороны арены. Вперед выехали герольды, чтобы объявить начало состязаний. Их яркий наряд сверкал в неровном свете апрельского дня.

Знатный граф Нортемпстон, хозяин этого изысканного турнира, затеянного в день святого Георга, восседал на красных бархатных подушках, украшенных золотой бахромой и кисточками, прекрасно сочетавшимися с фестонами ярко-красного шелка, которым была задрапирована балюстрада перед ним. Ложа графа, находившаяся в центре арены, осенялась стягом в бирюзовую и серебряную полоску с родовым гербом Нортемпстонов.

Герольды остановились перед ним. Затейливым движением, еще более подчеркнутым блеснувшими на солнце золотыми кисточками рукавов, они подняли вверх рожки и огласили воздух трубным звуком, привлекая внимание зрителей.

Целая толпа их собралась на обширном дворе Ардингстонского замка – громадная серая глыба с зубчатыми стенами создавала внушительный фон происходящим событиям. Все смолкло. Раздался голос первого герольда, перечислявшего долгий список боевых достижений своего рыцаря. Дженевра, щурясь на солнце, всматривалась в Сен-Обэна, который неподвижно стоял в ожидании своей очереди. Слишком большое расстояние мешало ей хорошо рассмотреть его, тем не менее она отметила, что у рыцаря мощный торс, а лошадь его и снаряжение великолепны. Она бросила мимолетный взгляд на пук зеленого шелка, трепетавшего на его сверкающем шлеме.

Зеленый шарф подарила ему она. Так велел дядя. Он сказал, что Сен-Обэн жаждет носить знак ее благосклонности.

– С какой стати? – нахмурившись, спросила тогда Дженевра.

И тут-то девушке сообщили, что ее прочат в невесты знатному барону. Раньше она никогда Сен-Обэна не видела.

Да и вообще Дженевре редко доводилось видеть мужчин, юные годы она провела в монастыре на берегу Дервента, среди прекрасных холмов Дербишира.

«Мой дядя, Джилберт Хескит, и его жена Ханна предпочли бы, чтобы я навечно заточила себя в заплесневелых монастырских стенах», – думала девушка, радуясь внезапно обретенной свободе.

Призвания к религии у Дженевры не оказалось, и мать-настоятельница, не желавшая принуждать ее к постригу, обещала всяческое содействие своей воспитаннице, которая вознамерилась покинуть монастырь и по весне – как только ей исполнится двадцать один год – потребовать у родственников свое наследство. Однако, к немалому изумлению Дженевры, дядя по собственному почину забрал ее и привез в Ардингстон. Он уже договорился о свадьбе.

Впрочем, лорд Хескит, привыкший распоряжаться состоянием племянницы, вовсе не горел желанием выдать ее замуж, просто он не посмел воспротивиться могущественному графу Нортемпстону, выступившему в роли свата. Дженевре, быстро это сообразившей, оставалось только сетовать на свой злосчастный жребий.

«Вот так: или монастырь, или брак с совершенно незнакомым человеком», – уныло размышляла она, наблюдая за рыцарем, который с грохотом носился по арене на громадном гнедом коне, грозно размахивая копьем, к неописуемому восторгу толпы. Разочарование и дурные предчувствия Дженевры сделались столь ощутимыми, что их, казалось, можно было потрогать рукой.

Сен-Обэн выглядел бойцом умелым и отважным. Даже неопытная Дженевра смогла оценить его маневры, а одобрительные возгласы зрителей подтверждали это. Он явно был их фаворитом. Ему и предстояло выиграть турнир. Рыцарь дрался во Франции и в Испании, отличился при Наджере. Об этом Дженевру известили, но больше она о нем не знала ничего. Отец его, очевидно, умер, раз Сен-Обэн унаследовал баронский титул. Можно было догадаться, что жених не очень молод, и можно было надеяться, что он не очень стар.

«Какой он? Добрый или жестокий? Очарует меня или отвратит?» Из-за этих смутных мыслей она крепче и крепче сжимала затянутыми в перчатки пальцами перила балюстрады. А от волнения ее желудок терзала обжигающая боль.

Дженевра жаждала любви. Мечтала любить и быть любимой. Ей и в голову не приходило воспротивиться негаданному браку. Она надеялась сделать свое супружество удачным, обрести счастье в детях, которые станут гордостью отца и ее отрадой.

Девушка молилась о том, чтобы никакая злая сила не смогла превратить ее в злобную ворчунью, вроде тетушки Ханны, которая сидела на скамье возле дядюшки, с другой стороны. Именно Ханна настояла (хотя это устраивало и лорда Хескита), чтобы десятилетнюю Дженевру, родную дочь его покойной сестры, отправили в отдаленный монастырь, якобы для того, чтобы девочка получила достойное образование. И она его действительно получила.

– Сядь прямо, Дженевра! – строго приказала тетка. – Помнится, твоя заблудшая мать обучала тебя приличным манерам!

Медленно и неохотно Дженевра подчинилась ненавистному голосу. Она не собиралась ссориться с теткой в такой день, да еще в таком месте, предвкушая скорое освобождение от ее придирок. А пока что девушка любовалась золотым орлом, венчавшим рыцарский шлем барона. Толпа приветствовала Золотого Орла неистовыми криками.

– И не забывай, что ты своего счастья недостойна. Незаконнорожденной – такая честь! – продолжал нашептывать безжалостный голос тетки. – Мы уже отчаялись найти тебе подходящую пару. Никак не возьму в толк, почему граф Нортемпстон выбрал именно тебя в невесты для своего протеже. И как он вообще узнал о твоем существовании.

– Граф, являясь попечителем монастыря, частенько к нам наведывался. Я была ему представлена в числе прочих. В последний свой приезд он весьма любезно беседовал со мной.

– Ха! Ты никогда об этом не говорила.

– Мне это казалось несущественным.

– Беседовать – одно дело, а выбрать жену своему любимцу – совсем другое. Красавицей тебя никак не назовешь.

Дженевра вспыхнула. Тетушка никогда не упускала случая напомнить ей, что она дурнушка.

– Польстился на ее наследство, не иначе, – мрачно вмешался Джилберт. Однако голос его потонул в радостных воплях толпы: Золотой Орел выиграл поединок.

Дженевра промолчала. Она и сама дивилась внезапному вмешательству знатного вельможи в свою судьбу. Граф действительно долго разговаривал с девушкой в монастыре и при этом разглядывал ее весьма внимательно. Дженевре, стеснявшейся своего убогого одеяния, показалось даже, что в глазах высокого гостя мелькнуло одобрение. Он ей понравился, хотя чувствовалось, что это человек властный, умеющий поставить на своем.

Впоследствии, склоняясь над вышиванием и размышляя о состоявшейся встрече, Дженевра возблагодарила собственное прилежание. Не так уж часто встретишь девицу, способную говорить на латинском и греческом столь же бегло, как на французском и английском. Они затронули множество ученых материй, и даже с математикой Дженевра не ударила в грязь лицом.

– Восхищен вашей ученостью и умом, мистрис, – произнес граф, собираясь уходить. – Вы не потратили зря годы, проведенные здесь, но, напротив, мудро распорядились временем, усердно срывая плоды с древа познания.

Однако в отличие от графа Сен-Обэн ее совсем не знал, и Дженевра не исключала, что ее наследство сыграло не последнюю роль в брачной сделке.

Она проследила, как рыцарь, по-прежнему верхом, покинул поле, устремившись навстречу шумным приветствиям зрителей.

Ханна фыркнула, причем достаточно громко, чтобы ее можно было расслышать сквозь шум толпы.

– Ты думаешь, что такое ничтожное наследство, как у нее, сможет прельстить его? – спросила она мужа. – Этой доли едва ли хватит на то, чтобы оплатить ее содержание в монастыре!

Джилберт искоса поглядел на супругу.

– Ты сама прекрасно знаешь, жена. Если не считать тех лет, когда свирепствовала чума, ее состояния хватало на все. И Мерлинскрэг пострадал меньше, чем наше имение.

– В самом деле? Тогда скажи мне, ради Бога, почему мне об этом не доложили? Что ты сделал со всем этим богатством, милорд?

– Я распорядился им как можно лучше, по своему разумению, конечно. Как ты думаешь, на какие деньги мы вели роскошную жизнь, подобающую людям нашего положения? Пораскинь-ка умом, ведь все наши вилланы[1] либо перемерли, либо ударились в бега, а труд поденщиков обходится дорого… Так что доход от поместья Дженевры неплохо поддерживал нас в эти трудные годы.

– И все так и продолжалось бы, не вмешайся граф.

Джилберт украдкой глянул поверх рядов гостей – туда, где величественно восседал Нортемпстон.

– Потише, женщина! – прошипел он.

– Продолжалось бы, но не слишком долго, мадам, – произнесла Дженевра, чуть не задохнувшаяся от злости. «Вот, значит, как они обводили меня вокруг пальца все это время!» – С наступлением совершеннолетия я собиралась сама управлять своим поместьем.

– Сама? – хмыкнула Ханна. – А что ты понимаешь в управлении?

– Я помогала монахиням… – начала было Дженевра, но дядя перебил ее.

– Нортемпстон повел себя в этом деле весьма достойно, – заявил он.

– Как это? – спросила его жена.

Джилберт пожал плечами.

– А как ты думаешь?

– Деньги? Земля?

– Я добавил еще одно поместье к нашим, – признался Джилберт.

– В таком случае то, что ты говорил о нашей бедности, – вранье?

– Нет. Новое поместье лишь частично окупит утрату доходов от Мерлинскрэга. Но уж лучше что-то, чем ничего, ведь нашему опекунству все равно конец. Закон на стороне Дженевры.

«Естественно, что сделка сулит некоторую выгоду Джилберту, – подумала Дженевра. – Но даже сейчас дядя навряд ли может полностью распоряжаться всем тем, что украл у меня. Однако имение, подаренное моей матери в награду за ее службу при дворе, наверняка богатое».

Ханна была роскошно одета, так же как Дженевра, которой тетка одолжила одно из своих платьев из тонкой шерсти и нарядную шелковую накидку, подбитую серым беличьим мехом. Голову Дженевры венчал скромный девичий чепчик, под которым надежно прятались ее длинные темные волосы, а Ханна свои седеющие букли скрывала под затейливой конструкцией из проволоки и кисеи, сделанной в форме рогов.

Услышав, как родичи ссорятся из-за ее денег, девушка пожалела о монастыре. В детстве Дженевра пребывала под надежной защитой любящей матери. Девочка не понимала, чем она отличается от других ребятишек – разве тем, что у нее не было отца. Дженевра считала его покойным. И лишь когда умер дед с материнской стороны, а Джилберт унаследовал баронский титул, Дженевру поставили перед фактом ее незаконного рождения.

Дед всегда относился к ней ласково-отчужденно, однако с возрастом она замечала, что слуги, свита, домашние шуты-карлики и даже самый ничтожный поваренок выказывали ей меньше почтения, чем ее спесивым кузинам, чьи обноски Дженевре приходилось донашивать.

Джилберт, ее новый опекун, поведал ей, что, когда матери Дженевры было семнадцать лет, ее отправили во дворец, служить королеве Филиппе. Приблизительно через год она вернулась домой, беременная. Несчастная отказывалась говорить, кто отец ребенка, однако утверждала, что он благородного происхождения! И намерения его благородны – скоро он приедет за ней.

– Но он, разумеется, не приехал, – злорадно заметила присутствовавшая при беседе Ханна. – Поскольку ты родилась вне брака, дорогая моя Дженевра, тебе нечего и мечтать о благородных женихах, разве что какой-нибудь мужик позарится. Во всяком случае, запомни одно: я не намерена жить с тобой под одной крышей.

– Но это не ваша крыша, – возразила Дженевра, уязвленная жестокими словами тетки. – Это дом моего дяди.

– Он живет моим умом, а я полагаю, что лучший выход для тебя – монастырь. Там ты избавишься от моей опеки и научишься уважению к старшим.

– Но, тетя…

– Ради Бога, не возражай. Мы уже договорились с обителью Пресвятой Девы. Ты отправляешься в понедельник. Так что Мег соберет твои вещички и заодно свои – она поедет с тобой. А дядя обеспечит вам эскорт, путь неблизкий.

Тогда, в десять лет, как Дженевра могла воспротивиться? Спровадив сироту в монастырь, опекуны не баловали ее знаками внимания. Только на Рождество они присылали ей небольшую сумму, которую монахини передавали девочке в качестве подарка от родственников. Однако в последние годы даже эти скудные подачки прекратились, и Дженевра стала подозревать, что в монастыре ее держат из жалости. Ладно – что было, то было, монастырь уже позади. А впереди? Что ее ожидает впереди?

Девушка устремила взгляд на арену. Золотой Орел был, без сомнения, воплощением рыцарской доблести и отваги. «Ничего не скажешь, с женихом ей, судя по всему, повезло. Сен-Обэн уже выиграл целую гору оружия, изъятого у его поверженных соперников, а теперь поскакал вперед, чтобы получить высшую награду – приз графа. Когда он подъехал, Дженевра разглядела такого же, но меньшего по размеру орла, изображенного на одной четверти его щита. Видимо, орел с распростертыми крыльями украшал оружие его предков на протяжении нескольких поколений.

Рыцарь поднял своего коня на дыбы перед графом и откинул забрало. Кряжистый граф, фигурой напоминавший старый дуб, – нагнулся вперед и вручил пажу дорогой золотой поднос, чтобы тот передал его Сен-Обэну.

А потом…

– Я думаю, вам следует возвратить шарф, милорд, – произнес граф и указал на Дженевру.

Та, пристыла к месту.

Сен-Обэн опустил поводья и отцепил от шлема зеленый шелк. Вытащив копье, он наклонил наконечник, защищенный похожим на корону венчиком, и обмотал вокруг него шарф. Потом, плавно направив лошадь к Дженевре, свесился с седла и выставил вперед копье, чтобы она могла забрать свою вещь.

Смущенно протянув руку за шарфом, Дженевра осмелилась посмотреть на будущего супруга. Она почти не разглядела его лица, увидев лишь пару ярко-синих глаз, внимательно и бесстрастно разглядывавших ее лицо. И еще – крючковатый нос.

Из-за металлического шлема голос его звучал приглушенно:

– Благодарю вас, демуазель. Ваш шарф принес мне удачу.

Потом он пришпорил своего коня и поскакал с поля под непрекращающиеся радостные возгласы толпы.


Дженевра сидела не шевелясь, пока Мег старательно расчесывала ей волосы, дабы ее питомица выглядела как можно лучше на церемонии обручения.

– Похоже, он славный человек, – проговорила Мег, словно прочитав мысли, хозяйки. – Можно сказать, исполнение супружеского долга не доставит вам огорчений.

– Да, – согласилась Дженевра, размышляя, в чем же, собственно, будет состоять этот самый супружеский долг. Почему-то припомнились непристойные ужимки слуг и сквайров,[2] утолявших свою страсть в темных закоулках. Хотя это навряд ли имело какое-то отношение к долгу.

«Раз уж это необходимо для зарождения новой жизни, Господь, надо полагать, сделал акт соития приятным», – подумала Дженевра, признав, что внешность Роберта Сен-Обэна пробудила в ней томление и какую-то смутную боль. Перспектива исполнения супружеского долга показалась ей волнующей.

– Надеюсь, я научусь любить его.

– Да поможет тебе Господь, ибо любовь между мужем и женой облегчает бремя жизни.

– А вдруг он не полюбит меня? – Дженевра так печально произнесла это, что Мег перестала расчесывать девушку и крепко обняла ее, как в детстве.

– Конечно, он не мальчишка, такого на мякине не проведешь, – заявила Мег. – Но ты молода, хороша собой, и сердечко у тебя доброе…

– Какое там «хороша собой»! – возразила Дженевра. – Зеркало каждый день напоминает мне, что я не красавица. И сердечко у меня не такое доброе, коль я жажду задушить тетушку Ханну! Впрочем, к дядюшке я тоже теплых чувств не питаю. – Внезапно Дженевра развернулась и пылко обняла Мег. – Я люблю только тебя, моя дорогая Мег!

– Но если твой муж окажется человеком хорошим, ты и его полюбишь, – заверила ее Мег. – А что до твоей внешности, тут тебе сокрушаться нечего, уточка моя. У тебя тонкие косточки.

– Особенно нос!

– И нос твой не так уж плох. Во всяком случае, не хуже, чем у него. – Мег постаралась как следует рассмотреть лицо будущего мужа своей хозяйки и теперь рассуждала с превосходством, которое ей обеспечивала лучшая осведомленность.

– Подумай о наших бедных детках! – простонала Дженевра, и от улыбки на щеках ее заиграли ямочки, умилившие Мег.

– Тебе надо почаще улыбаться – и больше ничего, – усмехнулась служанка. – Твоему рыцарю это тоже не помешало бы, а то бедняга выглядит так, словно прошло много лун с тех пор, как он в последний раз веселился.

– И все же он выиграл турнир.

– Это, кажется, не доставило ему особого удовольствия. Не знаю, улыбался ли он под забралом, но после турнира вид у него был довольно мрачный.

– Может быть, он не желает жениться на мне? Голос Дженевры подрагивал от обиды.

Мег неодобрительно хмыкнула.

– Тогда зачем же он дал согласие на брак? В таких делах у мужчин всегда есть выбор. Может, он тоже сомневается в своей красе, – добавила она, уколов хозяйку. – В данных обстоятельствах это вполне естественно.

– О, Мег, я Бога буду молить, чтобы он не передумал!

Мег, покончив с расчесыванием, разделила волосы Дженевры на две части и принялась заплетать первую косу.

– Вам нечего бояться, мистрис Дженни. Он человек чести и сдержит слово. А взглянув на вас повнимательнее, окончательно убедится, что слово свое надо держать.

Мег назвала ее детским именем, и на душе у девушки потеплело. «Ну конечно, все будет хорошо, – думала она. – Но даже если что и сорвется, со мной всегда будет верная Мег. В ее любви можно не сомневаться».

Закончив заплетать вторую косу, служанка обвила обе косы вокруг ушей Дженевры и закрепила их с помощью пряжки, украшенной драгоценными камнями. Потом она открыла резную деревянную шкатулку и извлекла оттуда золотой обруч, который пристроила на макушке Дженевры.

– Ну вот и все! – восхищенно произнесла Мег. – Зеленое платье сочетается с цветом твоих глаз, а алый плащ оттеняет волосы. Как тебе идет этот роскошный наряд!

– Особенно после обносков, в которых я щеголяла раньше, – грустно заметила Дженевра. – Но, Мег, – трепетными пальцами Девушка дотронулась до золотой ленты на лбу, – где ты достала такой дивный обруч?

– Лорд Хескит привез с собой эту шкатулку. Посмотри, в ней все драгоценности твоей матери. Видимо, он просто не осмелился продать их. Однако держу пари, что его супруга вволю попользовалась ими.

– В таком случае ей будет их сильно недоставать, – пробурчала Дженевра и принялась копаться в шкатулке. Она вытащила оттуда золотой браслет с инкрустированной геммой, который навеял ей смутные воспоминания о матери. – Я надену вот это, – тихо произнесла она, закрепляя браслет поверх рукава своего отделанного шелком платья. – И эту брошь. Пристегни ее мне на плащ. Я помню, как в детстве играла ею.

– Да, так оно и было, – подтвердила Мег, выполняя распоряжение хозяйки. – Эта брошка тебе очень нравилась. Леди Маргарет была бы счастлива увидеть тебя в ее украшениях. Бедная леди, – тихо добавила она.

– Расскажи мне о ней, – попросила Дженевра.

– Твоя мама была красивее тебя и очень милого нрава, даже двор не испортил ее. Она и пробыла там недолго – чуть больше года, ухаживала за королевой после тяжелого недуга, и за хорошую службу ей был дарован Мерлинскрэг. Я стала ее камеристкой, когда она вернулась в Блоксли. Увы! Твоя мама вернулась обесчещенной и так тосковала, бедняжка, из-за разлуки с любимым! Когда ты родилась, леди Маргарет призналась мне, что он был сквайром благородного происхождения, ожидавшим посвящения в рыцари. Она сказала, что они тайком обвенчались, но попросила ни единой душе не говорить об этом. Мы с ней были почти одного возраста, и леди Маргарет мне доверялась во всем.

– Но почему она не сказала об этом дедушке?

– Боялась подвести своего возлюбленного. Его отец был человеком властным и жестоким. Он обязательно лишил бы сына наследства, если бы узнал правду, а того хуже, приказал бы расторгнуть брак.

– Но разве такое возможно, если они обвенчались?

– Он был могущественным человеком, влиятельным в самых высших кругах. Святая церковь всегда может найти причины для расторжения любого брака, особенно если получит… веские доводы.

– Ты имеешь в виду деньги, – мрачно произнесла Дженевра, расстроенная малодушием отца, не сумевшего отстоять свое счастье.

– Твои родители были слишком молоды, чтобы тягаться с сильными мира сего. К тому же твой отец надеялся получить согласие на брак, ведь он был младшим сыном и на титул не претендовал.

– Но ему это не удалось и потому он так и не решился признать свою жену и ребенка?

– Похоже на то.

– Ты слишком великодушна, Мег. Он был трусом. – Дженевра помолчала немного, теребя брошь и обдумывая печальную историю своего рождения. А потом спросила: – Значит, она даже тебе не призналась, кто мой отец?

– Нет, утеночек мой. Он так и не появился, и леди Маргарет утратила всякий интерес к жизни. Однажды зимой она простудилась и просто-напросто угасла.

– Как жаль! Мне так ее не хватало! Об этом она разве не думала?

– Думала, мистрис Дженни. Леди Маргарет души не чаяла в своей дочурке. Говорила, что ты очень похожа на отца.

– Скорее всего, носом, – пробормотала Дженевра и, взяв полированное стальное зеркальце, вновь принялась разглядывать эту незадавшуюся часть своего лица. «До чего же он горбат и костист!»

– Нет, утеночек. Носом ты удалась в маму.

– Так чем же я удалась в отца?

Мег внимательно всмотрелась в нежное, с тонкими чертами лицо девушки.

– Цветом волос, хотя он был рыжее тебя. И глаза – зеленые. И его широкие скулы. Так говорила твоя мать.

– Хотелось бы на него взглянуть. Но я все равно считаю, что он трус. Как можно было бросить нас?

Мег пожала плечами.

– Ярость отца оказалась сильнее его любви. Думаю, так. Или, быть может, случилось нечто такое, что помешало ему. – Она вздохнула. – Бог весть.

– Что ж, похоже, Роберт Сен-Обэн не такой уж гордый, раз женится на незаконнорожденной. – Дженевра распрямила плечи и тяжело вздохнула. – Ну что, я готова?

– Да, мистрис Дженни. Сейчас за тобой придут. Ты выглядишь великолепно! – Мег склонила голову набок. – Я слышу шаги на лестнице.

Дженевра делила комнату в апартаментах с двумя другими молодыми дамами, которые, на ее счастье, отсутствовали. Чета Хескитов располагалась этажом ниже. Дженевра не удивилась, обнаружив, что Ханна явилась за ней собственной персоной.

Девушка покорно поднялась и предстала перед придирчивым оком тетки.

– О, на тебе драгоценности матери?

– Да, тетя. Я считаю своим долгом произвести впечатление на лорда Сен-Обэна.

– Разумно, – мрачно согласилась та. – Думаю, тебе это удастся. Надень плащ. И следуй за мной.

Мег набросила на плечи Дженевры плащ, при этом подбадривающе обняв ее, и Ханна Хескит властным жестом повелела девушке следовать за ней по винтовой лестнице на нижний этаж. Миновав внутренние переходы, они взобрались по каменным лестницам и прошли коридором, ведущим в большой зал. Он так и кишел слугами, накрывавшими столы для пиршества.

Группа людей собралась на возвышении в противоположном конце зала. Дженевра увидела своего дядю Джилберта и графа Нортемпстона. Двое мужчин рядом с ними явно были нотариусами, приглашенными для заключения брачного договора. Девушка поспешно перевела взгляд на высокую, могучего сложения фигуру – безошибочно распознав жениха, она направилась к нему решительным шагом.

Дженевра шла, а юбки ее шуршали о засыпанный тростником пол, и в воздух поднимался приятный запах разбросанных повсюду душистых трав. Наконец-то она могла повнимательнее рассмотреть человека, с которым ей суждено провести всю жизнь.

В отличие от других гостей Сен-Обэн был без головного убора, и волосы его отливали золотом в бликах бесчисленных факелов и свечей, освещавших зал. Одет он был роскошно, но мрачновато – во все черное. Плащ, отделанный белым горностаем, был пристегнут к плечу большой пряжкой, сверкавшей драгоценными камнями, стройные бедра облегал украшенный самоцветами рыцарский пояс. С пояса свисал длинный кинжал с замысловато инкрустированной рукояткой, в красивых серебряных ножнах.

Дженевра, приближаясь, видела все это в зыблющемся свете факелов – будто сквозь туман. Но как только она поднялась по ступеням помоста и подошла к группе ожидавших ее людей, ускользавшее от нее лицо жениха обрело отчетливость.

Лицо сильного человека, испещренное бороздами – следами сурового опыта. Взгляды их встретились. Потом Сен-Обэн опустил синие глаза, склоняясь в приветствии. Его твердые, тонко очерченные губы не улыбнулись. А нос… «Мег была права». Нос был не слишком-то красив – чересчур крючковатый. И все же общее впечатление от его внешности оставалось приятным. «Он какой-то… значительный» – именно это слово подходило ему как нельзя лучше.

Сен-Обэн поднял голову, лицо его смягчилось. Он улыбнулся. И Дженевра влюбилась.

Загрузка...