Поединок с тенью

Глава десятая

Мег и Эннис дружными усилиями прихорашивали свою хозяйку перед обедом, когда в комнату вернулся Роберт. В руках у него был какой-то узел. Алан и Робин, шедшие за ним по пятам, проследовали прямо в гардеробную, не то что Каин и Авель, которые растянулись у двери в комнату.

Дженевра повернула голову, улыбкой приветствуя Роберта. У нее на щеках разгорелся румянец, она не привыкла иметь секреты от мужа. Драгоценные письма она снова упрятала в ларец, который в свою очередь засунула на самое дно одного из своих сундуков. Она пока что ни с кем не собиралась делиться новостью, которую только что узнала. Ей хотелось удивить Роберта раскрытой тайной. Если же тайна не раскроется, тогда ни к чему и посвящать его в смутные события, сопутствовавшие ее рождению.

Визгливый тоненький лай привлек внимание Дженевры к маленькому песику, который, извиваясь всем тельцем, пытался вырваться из рук мужа.

– Милорд! – воскликнула Дженевра. – Вы принесли щенка!

Мег и Эннис тоже восхищенно вскрикнули.

– Да, миледи. Несмотря на то что я покидал Тиркалл в большой спешке, у меня все-таки нашлось время выполнить свое обещание. Я привез вам щенка. Это сучка.

– О! Дайте ее мне! – Корчившийся щенок перешел в другие руки. Дженевра подняла его вверх, чтобы осмотреть маленькую острую мордочку, розовый животик и длинный язык, который собачка высунула, чтобы облизать раскрасневшееся лицо хозяйки. Дженевра засмеялась от восторга и прижала к себе маленькое тельце.

– О, спасибо! Я ее уже полюбила! Сколько ей времени? И как ее зовут?

Роберт на удивление снисходительно улыбнулся.

– Ей десять недель, но все же кое-чему ее уже научили. А вот имени у нее еще нет. Можешь называть ее, как тебе угодно.

– Она дочь Авеля и сестра Каина, – размышляла Дженевра, отчаянно пытаясь собраться с мыслями и найти для отвода глаз какую-нибудь нейтральную тему для обсуждения. – Нельзя допустить, чтобы она понесла от своих сородичей, когда у нее будет течка.

– Согласен. Надо будет держать ее под присмотром.

Пока они беседовали о будущем щенка, Дженевра теребила его за уши. И Мег, и Эннис щекотали и гладили его, он им тоже очень понравился. Дженевре трудно было сосредоточиться: ведь Роберт стоял так близко! Она старалась изо всех сил. «У щенка серая шерстка, гладкая, без пятен. Сейчас она кажется совсем светлой, но потом, видимо, потемнеет». Наконец Дженевра улыбнулась.

– Это был мой каприз – иметь гончую собаку, и вы выполнили мое желание. Я назову ее Уимси.[7]

Роберт засмеялся. Он был какой-то расслабленный.

– Ну, Уимси, – обратился он к собачке, – ты должна научиться отзываться на имя, которое тебе дала хозяйка. – Он сдержанно засмеялся, давая этим понять, что уже достаточно уделил внимания животному. – И не дразни братишку и папу.

– Как ее примут Каин и Авель? – забеспокоилась Дженевра, отпуская щенка, чтобы лучше осмотреть его. Собаки с ревностью наблюдали за Уимси, ставшей центром внимания. – А где она была вчера?

«О Боже! – Дженевра вспыхнула. – Не стоило мне упоминать о вчерашнем. Однако Роберт не выказывает признаков смущения».

– В конюшне, – ровным голосом ответил он. – Мой грум принес ее туда в корзинке, и, поскольку я был занят более важными вещами и забыл о щенке, он пробыл там до утра.

К облегчению Дженевры, зазвонил колокол, сбывающий на обед. Щенок деловито сопел, вертясь возле родителя, а потом, подняв мордочку, залаял и сам же испугался неожиданного звука. Авель спокойно поднялся, с терпеливым презрением поглядел на своего отпрыска и приготовился шествовать в зал перед хозяином. Каин, проходя мимо, почел своим долгом огрызнуться на младшую сестру, устроившую такую суматоху.

Уимси, ничуть не испугавшись, затрусила за громадными охотничьими псами. На верху лестницы она остановилась, сраженная высотой. Когда Дженевра нагнала ее, собачка слабо и умоляюще пискнула и выжидающе подняла мордочку.

– Все в порядке, Уимси, – засмеялась Дженевра и нагнулась, чтобы поднять свою любимицу. – Тебе придется быстро расти, не правда ли?

Спускаясь по лестнице в зал, она почувствовала новую, хоть и слабую пока надежду и поцеловала собачку в голову. Роберт помнил о своем обещании, несмотря на все передряги. Дженевра посчитала это хорошим знаком.

Внешне их отношения вернулись в прежнее русло. Но все же кое-что изменилось.

По ночам ее муж делил с ней постель, но старался заниматься любовью намного реже. И когда он все же соединялся с ней, то тщательно управлял собой. Тот взрыв страсти, который потряс их обоих в день его возвращения, ни разу не повторился.

Дженевра не могла понять, отчего Сен-Обэн был так сдержан – то ли от нежелания причинить вред младенцу, то ли по какой другой причине. Роберт выказывал крайне мало нежности и допускал лишь минимальные ласки, необходимые для того, чтобы самому найти разрядку. Она не получала прежнего удовольствия.

Муж следил за ее здоровьем и не допускал, чтобы она много ездила верхом. Однако сам он часто уносился галопом прочь вместе со свитой – казалось, за ним гонится сам дьявол. Иногда он не появлялся в замке целый день, а то и всю ночь. Охота поглотила его полностью. Дженевра выяснила, что отряд его находил приют на ночь в каких-нибудь хижинах пастухов, разбросанных по всем ее землям.

Роберт не только заботился о ее здоровье, но часто и одаривал каким-то новым взглядом, словно надеялся прочитать все ее сокровенные мысли.

Все-таки он не полностью доверял ей. Она смирилась с этим. Однако это не мешало им музицировать, играть в шахматы и беседовать по вечерам, часто наедине. Незаметно они становились друзьями.

Тем временем беременность и Дженевры, и Мег подтвердилась. Мег больше, чем Дженевру, мучила тошнота. Эннис почти все время была с ними. Все три женщины большую часть дня занимались шитьем приданого для младенцев, пряли и ткали мягкие палантины, чтобы их будущим деткам было тепло.

В сентябре Роберт объявил, что он должен повидаться с матерью и посетить свои владения, простиравшиеся к югу от Тиркалла. Съездить туда надо было до наступления зимы, когда путешествовать станет труднее. Но в то же время он не желал всю дорогу лететь стремглав и менять по пути лошадей. Он собрался ехать на Принце, не отказывая любимому коню в отдыхе. Роберт рассчитывал вернуться в Мерлинскрэг в самом начале ноября.

– Я разрешусь от бремени в начале марта, – напомнила ему Дженевра. Они оба с великим тщанием подсчитывали недели. – Ты хочешь, чтобы я оставалась в Мерлинскрэге на время родов?

– Да, – неожиданно резко ответил он. – А ты возражаешь?

– Нет. Я уже об этом подумала. Это владение моей матери, и оно станет моим наследством, если я переживу тебя. Я была бы рада, чтобы наш первый ребенок родился здесь.

«Наш ребенок, – отметил он. – Она никогда не упускает случая подчеркнуть это. Может, из-за того, что чувствует себя виноватой? Или наоборот – понимает, что я все еще сомневаюсь в ней?»

Барон Сен-Обэн не мог объяснить, даже самому себе, почему ему необходимо, чтобы ребенок родился здесь – в месте, отдаленном от его семьи и от графа Нортемпстона. В темных закутках памяти таился беспричинный страх, что он не сможет признать ребенка своим. И он хотел, чтобы у него было как можно больше свидетелей, которые увидели бы младенца, когда он появится на свет.

– Мне кажется, Мерлинскрэг нам обоим по душе, – кивнул он.

Здешние места и в самом деле пришлись Роберту по душе. В этих горах, лесах, в мирных пастбищах, в самом воздухе было что-то чистое, возрождающее к новой жизни. Он начал оправляться от душевной травмы, нанесенной Дрого, и весьма охотно проводил время с женой. Однако все еще не готов был признаться себе в том, что постепенно влюбляется в собственную жену. Любезно увиваться за какой-нибудь женщиной на стороне было общепринято, хотя сам Роберт никогда не испытывал особой тяги к подобным развлечениям.

– Я искренне привязался к здешнему краю, – сказал он жене. – И вернусь как можно быстрее.

Итак, оставив Алана и несколько человек в замке, чтобы они присматривали за женой, Роберт вместе со свитой, в которую на сей раз вошел и Бернард, золотистым сентябрьским днем покинул замок, предоставив Дженевре и Мег хранить опустевшее поместье и ждать появления на свет их младенцев.

Эннис разродилась в первую неделю октября. Она вернулась к себе домой, поскольку схватки у нее стали сильнее и чаще повторялись. Дженевра и Мег отправились с ней.

Из деревни привезли старую Мариел. Дженевра заворожено наблюдала, как Эннис и Мег помогали старой, одетой в лохмотья старухе, которая на первый взгляд казалась мешком из костей и кожи, однако, несмотря на свою хрупкость, обладала немалой силой, а тряпки ее были безукоризненно чистыми. Эннис страдальчески кричала, по лицу ее струился пот. И все же в тот момент, когда у нее между ног показалась головка младенца, она, казалось, сосредоточилась лишь на том, чтобы услышать его крик.

– Еще один красивый мальчишка, – объявила Мариел на своем грубом западном наречии, вытирая носик и ротик младенца и похлопывая его по маленькой попке.

При первом же громком крике младенца в глазах Эннис появилось столько нежности и умиления, что из глаз Дженевры брызнули слезы. «Такое стоит всех трудов и страданий».

– У него сильные легкие, – улыбнулась Мег.

– Как ты назовешь его? – спросила Дженевра.

Эннис улыбнулась застенчиво, но гордо.

– Мартин и я – мы надеемся, что вы не будете возражать, если мы назовем его Робертом.

– Еще один Роберт? – с улыбкой произнесла Дженевра, наблюдая, как Мариел ловко отрезала пуповину и, натянув, перевязала ее своими костлявыми пальцами, потом обтерла младенца влажной чистой тряпкой и принялась пеленать. – Конечно, мы не будем возражать. Я уверена, что его светлость будет польщен.

– А вдруг вы захотите назвать Робертом своего сына?

– Возможно. – Они еще не обсуждали этот вопрос. – Но если так, мы, вероятно, станем называть его Роб, пока Робин будет служить в сквайрах лорда Роберта.

– Ну-ка, мамаша, бери младенца, – и Мариел передала туго спеленатого визжащего новорожденного в руки матери.

Дженевра и Мег не уходили, пока Эннис не заснула в своей кровати, а рядом в люльке не засопел малыш.

– Завтра я навещу тебя, – пообещала Дженевра.

Обе женщины молча пошли в зал.

– Что ж, – нарушила наконец Дженевра торжественное молчание, – теперь я понимаю, почему рождение ребенка называют великой работой.

– Ты отважно перенесешь боль, моя уточка. Ведь ты так молода!

– Не бойся, Мег. Я каждый день буду Бога молить, чтобы он и тебе даровал легкие роды, ведь не твоя вина, что ты столько лет ждала, своей свадьбы.

– Ты говорила со старой Мариел, чтобы она позаботилась о тебе, моя уточка?

– Еще нет. Однако сегодня я внимательно следила за ее работой, она опытная повитуха. Я буду рада, если она поможет мне. Скоро я поговорю с ней.

Дженевра часто наведывалась в помещение, где очищали, толкли, заваривали или выпаривали травы, потом делали из них таблетки либо превращали их в кремы и мази. Некоторые она использовала для себя, кое-что брали отец Джон и челядь.

В монастыре Дженевра помогала сестрам, работавшим в лазарете. Она поднаторела в приготовлении снадобий из трав и сама могла неплохо справляться с лечением больных или покалеченных. Постепенно к ней стали обращаться и люди, жившие за пределами замка.

Однако она до сих пор ни разу не встречалась со старой Мариел, которая изредка захаживала в замок, для того чтобы принести туда собранные ею травы или помочь при родах. Во всех других случаях люди сами ходили к старухе.

Ее считали ведуньей, и некоторые ее побаивались, полагая, что она в сговоре с нечистой силой. «Наверное, она ведьма, – перешептывались вокруг. – Иначе как же она может заглядывать в будущее и оказывать такую чудесную помощь, исцеляя больных?» Однако священник Мариел не утеснял и даже прибегал к ее советам, посему никто из поселян не осмеливался обижать старую женщину.

Дженевра, беспокоясь о своих приближающихся родах, решила сама посетить ее хижину, расположенную неподалеку от замка, на краю деревни. Она намеревалась пойти туда одна, поскольку старая Мариел могла сказать такие вещи, которые следовало бы скрыть даже от Мег.

И вот в яркий осенний день, когда свежий ветер донес ей, что на берегу нет тумана, который осенью нередко окутывал прибрежную полосу, Дженевра отправилась в путь. На всякий случай она прихватила старый, но теплый, подбитый мехом плащ и надела шерстяное платье, чтобы не замерзнуть от холодного ветра, дувшего с залива.

Она постучала в провисшую деревянную дверь и получила приглашение войти. Внутри над медной жаровней висел котел, наполнявший хижину сильным, но приятным запахом.

Дженевра закрыла за собой дверь и закашлялась. Через щели между планками двери в хижину проникал свет, к тому же комнатушка освещалась маленьким окошком, прорезанным в самом верху. Окошко было затянуто тонкой прозрачной кожей. В кровле была проделана небольшая дыра, сквозь которую уходил дым от жаровни.

Едва глаза Дженевры приспособились к сумрачному свету жаровни, она увидела, что в хижине находится всего два табурета, маленький, грубо сколоченный сундук и горка одеял, очевидно служившая постелью. Сквозь дым Дженевра разглядела балки, на которых висели пучки сушеной и еще не совсем высохшей травы. Бутылки и кувшины, флаконы и маленькие коробочки в два ряда стояли на грубых, неотесанных полках, прибитых к дальней стене. Земляной пол был застлан соломой и свежей травой.

– Ну, – произнесла старуха, – вот ты и пришла.

Дженевра заглянула в проницательные глаза Мариел.

– Ты меня ждала? – нерешительно спросила она.

– Да, миледи. Я тебя ждала. Ты хочешь, чтобы старая Мариел помогла тебе. И еще ты хочешь кое-что выведать. Когда младенец должен появиться на свет?

– Думаю, в начале марта.

Старуха кивнула головой.

– Наверное, так оно и будет. За две недели до того, как родит твоя служанка.

– Да. Мы обе будем в постели. – «Мег, – подумала Дженевра, – придется лежать в гостевой комнате. Хотя, может, я попрошу Мартина, чтобы он подыскал какой-нибудь небольшой домик для Мег и Бернарда. Ведь, в конце концов, Мег мне не чужая». – А ты сможешь ухаживать за нами обеими?

– Да, не бойся. Без помощи ты не останешься. К тому времени мистрис Эннис тоже поправится.

– Если снова не забеременеет.

– Нет. Хватит с нее детей, – кратко ответила старуха.

– Так ты согласна помочь мне?

Старая Мариел помешала варево в котле.

– Согласна. Говори, что ты хочешь узнать?

– Кто был мой отец?

Усталые, выцветшие глаза Мариел пристально, сквозь дымку в комнате поглядели в зеленые глаза молодой женщины, взволнованно ждавшей ответа. И без того сумрачный свет в комнате подрагивал. И все же старуха, казалось, обрадовалась тому, что прочла в глазах гостьи.

Она перевела взгляд на слегка покрывшуюся рябью жидкость в котле. Несколько долгих мгновений она вглядывалась в глубины его, словно видела там такое, чего не могла разглядеть Дженевра, узревшая лишь легкие движения темной жидкости, на которой слабо отражался свет.

– Да, – наконец произнесла старая Мариел. – Ты узнаешь, кем он был.

Казалось, она не собиралась продолжать.

– Как? Когда? – спрашивала Дженевра.

Мысли Мариел унеслись далеко от треножника.

– Ты и твой муж, вы не доверяете друг другу. Это все разрешится, когда ты встретишься с тьмой. И из тьмы явится твой свет.

Старуха вещала нараспев, не давая себе отчета в словах, произносимых наитием какой-то таинственной силы.

– Что ты хочешь сказать?

Взволнованный вопрос Дженевры, казалось, спустил старую Мариел с облаков. Она моргнула и подняла глаза. Они казались почти бессмысленными.

– Я не вижу ничего, кроме тьмы и смерти. Но это не грозная тьма и смерть без печали. Это надежда. Так и знай.

Дженевра ничего не смогла понять из слов старухи. Из-за разочарования голос ее прозвучал резче, чем она этого хотела:

– Но я ничего не поняла!

Старая Мариел резко дернулась, взяла свою палку и вновь начала мешать варево.

– Не поняла, так раскинь мозгами. Ты узнаешь, кем был твой отец, тебя примет его семья. И ты завоюешь доверие мужа. Чего же тебе еще?

– Когда все это будет? – прошептала Дженевра.

– Этого я не могу сказать. Но знай, твой младенец будет мальчиком.

Дженевра в изумлении посмотрела на Мариел.

– Ты это видишь?

– Да. У меня есть такой дар. – Взгляд ее снова стал бессмысленным. Она посмотрела на пузырившуюся в котле жидкость. – Ты можешь сказать мистрис Мег, что у нее в чреве сын и дочь.

– Близнецы? – выдохнула Дженевра.

– Да. И она благополучно родит их. А после у нее детей не будет. Но тебя я вижу с целым табунком малышей вокруг твоих ног, миледи. У тебя будет три сына и две дочери. Ты найдешь истинное счастье, миледи.

Дженевра вручила старухе целую охапку одежды.

– Чтобы тебе зимой было тепло, Мариел. – Она вложила в похожую на клешню руку старухи золотую монету. – И, пожалуйста, возьми это за труды.

– Спасибо, госпожа. – Мариел сунула монету в какой-то карман под разорванным платьем. – Приходи, когда захочешь вещих слов.

– Приду непременно. – Дженевра протянула пальцы, чтобы погреть их у жаровни. Почему-то у нее замерзли руки. Она заметила небольшую горку дров и щепок, сложенную в дальнем углу хижины. «Интересно, старуха сама собирает себе дрова или жители деревни приносят ей из леса? Надо будет сказать судье, чтобы ей в помощи не отказывали».

– Мистрис Мариел, – продолжала она, – если станет совсем холодно и ваша жаровня не сможет согревать вас, добро пожаловать в замок – погреться у камина в большом зале.

– Бог тебе воздаст за доброту, миледи. – Голос старухи задрожал. – Я буду молить Господа, чтобы он позаботился о тебе. – Сказав это, она кивнула головой и снова принялась помешивать варево в котле. Дженевра была свободна.

Молодая женщина мучительно размышляла над тем, что ей предрекла Мариел, и мысли эти были то радостные, то пугающие. Тьма и смерть – вот откуда должно к ней явиться счастье. Но разве такое возможно?

Об этой части своего визита она ничего не сказала Мег, но, оставшись со своей подругой наедине в своих покоях, все же призналась ей, что ходила к Мариел спрашивать у нее совета насчет родов и что старая знахарка предрекла ей сына.

– Лорд Роберт будет счастлив иметь наследника, – обрадовалась Мег, отрываясь от шитья и глядя лучистыми глазами на Дженевру.

– Да, и тогда он наконец признает ребенка своим, – вздохнула Дженевра и критически оглядела свою работу. – Главное, чтобы он научился верить. Измена первой жены так ранила его душу, что он теперь не доверяет ни одной женщине.

– Будь он проклят, этот его братец! – в сердцах воскликнула Мег. – Судя по тому, что я слышала, он сумел отравить лорду Роберту всю жизнь.

– Да. И свою жизнь тоже испортил. Как можно давать такую волю зависти? Он пытается отплатить брату за то, в чем тот совершенно не виноват. Лорд Роберт не виноват, что родился в их семье первым. Это же бессмысленно. Сэр Дрого мог бы пойти собственным путем, заработать титул, жениться на наследнице…

– Не тот у него характер, что у вашего супруга, моя уточка. Он находит слишком много удовольствия в плотских утехах да в пустых забавах. Вы знаете, что он тут лазил в постель к нашим девушкам?

– Нет, – нахмурилась Дженевра. – Надеюсь, он никого не насиловал и ни одну не оставил в беде. Не хотелось бы, чтобы после него тут появился целый выводок ублюдков.

– В свое время это выяснится.

– С девушек, конечно, какой спрос. Они за этого распутника не в ответе.

– Но и ни вы, ни его светлость тоже за него не в ответе. Этот дьявол обрушился на нас словно чума.

«Дьявол – тьма, а чума – смерть». Дженевра отбросила эту мысль, Дрого навряд ли мог иметь отношение к ее грядущему избавлению от бед.

– Ты можешь себе представить Дрого сражающимся с настоящим врагом или управляющим собственными поместьями, как лорд Роберт? – продолжала Мег, не дожидаясь комментариев Дженевры.

– Это трудно, – согласилась Дженевра. – Он только и может, что наскакивать на моего супруга, поскольку знает, что лорд Роберт никогда не убьет его.

– Ну что ж, происки негодяя успехом не увенчались. Ты выносишь наследника барону Сен-Обэну и благополучно родишь его.

– Я так на это надеюсь, Мег! – Дженевра снова перестала шить. – Но ведь младенцы часто умирают. Я рада, что старая Мариел предсказала, что у меня будут еще сыновья. И наверняка один из них выживет и унаследует титул Сен-Обэна.

Мег тоже отложила иголку.

– Она так сказала, да?

– Да. Но послушай, что она говорила насчет тебя, Мег. Ты родишь близнецов, мальчика и девочку.

С лица Мег сбежала вся краска. Она судорожно вцепилась пальцами в рукоделие.

– Близнецы? – повторила она. – В моем возрасте?

– Конечно, тебе разок придется помучиться, но больше у тебя родов не будет. По крайней мере так говорит старая Мариел. Ты ей веришь?

Мег медленно расслабила пальцы и снова взялась за шитье. Руки у нее дрожали, но она все равно пыталась сделать стежок.

– Да, уточка моя. Мне надо будет подготовить два комплекта детского белья. А ты веришь ей?

– Хотелось бы, Мег.

Она не могла не верить в свое счастье.

Роберт вернулся в ноябре, как и обещал, однако на неделю позже, чем предполагал, поскольку проливные дожди сделали дороги непроходимыми. Свиты и слуги прибыли вслед за ним, усталые и заляпанные грязью.

Бернарду, конечно же, пришлось позаботиться о лошадях в конюшне. Дженевра послала за ним Мег.

– Ты можешь сказать ему, что ваш домик уже начали строить, – улыбнулась она. – И что он станет отцом близняшек!

Обе женщины начинали думать, что пророчества старой Мариел – правда, несмотря на то что Мег почти на две недели отставала от Дженевры, живот у нее был гораздо больше, чем у хозяйки.

Когда Роберт уезжал, беременность Дженевры только начинала становиться заметной. Сейчас, едва она сняла верхнее платье, живот красноречивее всяких слов подтвердил ее состояние.

Роберт отправился прямо в гардеробную, чтобы вымыться и переодеться. Дженевра с нетерпением ждала, когда он появится вновь. «У него усталый вид, но он рад возвращению. И он положил руки мне на живот и улыбнулся мне такой довольной улыбкой, какой я никогда у него не видела».

В сущности, поездка пошла Роберту на пользу. Он скакал верхом, путешествуя из одного имения в другое, и ему удалось развеяться. Оказалось, что все его поместья в надежных руках и за ними хорошо смотрят управляющие.

Он повидал мать и сестру, Дрого, слава Богу, ему не попался на глаза, потом посетил Нортемпстона в Ардингстоне. Собственные подозрения теперь казались ему совершенно глупыми, и он вернулся в Мерлинскрэг в прекрасном расположении духа.

Дженевра хорошо выглядела и встретила его с искренней радостью, которая пробивалась даже сквозь церемонность состоявшейся прилюдно встречи. С наступлением ночи он мечтал прийти к ней в постель. На время ему удалось усмирить демонов нетерпения, и он с надеждой смотрел в будущее – им предстояло провести несколько спокойных месяцев, ожидая рождения младенца.

Но все же Роберт так и не смог до конца поверить, что этот ребенок – его.