Поединок с тенью

Глава шестая

Дженевра дрожала под одеялами, но не от холода – она жаждала человеческого тепла и ласки. Она все на свете готова была отдать за то, чтобы Роберт остался с ней сейчас, в эту первую ночь в замке, куда его привела женитьба. Но даже гончие псы ушли следом за ним в гардеробную.

«Не стоило мне так надеяться на счастье, – печально думала она. – Теперь жди, когда он снова пожелает явиться ко мне. Ему и невдомек, что можно просто спать рядом друг с другом, в тепле и уюте. А что же будет, когда я забеременею? Неужели он начнет бегать от меня в гардеробную? Или, что еще ужаснее, станет искать утешения в объятиях какой-нибудь красотки?»

Она рывком села в постели, вспомнив, что забыла помолиться. «Наверное, Господь наказывает меня за то, что я пренебрегаю молитвой». Дженевра соскользнула с кровати и, взяв горящую свечку, зажгла другую, которая уже стояла на алтаре в подсвечнике.

Над алтарем висело распятие. Пламя свечи отбрасывало причудливые тени на стену. Однако ниша, предназначенная для статуи святого, была пуста. «Мама приказана установить туда статую Пресвятой Девы. Интересно, куда она подевалась? Может, осталась в Блоксли? В следующий раз, когда я буду там, надо непременно разыскать ее».

Дженевра опустилась на колени и закрыла глаза. Чтение молитвы, ритмичное перебирание четок успокоили ее расходившиеся нервы. Вернувшись в постель, она быстро заснула.

Проснувшись, Дженевра увидела, что Мег поднимает занавес полога. Полностью одетый Сен-Обэн сидел за маленьким столиком возле окна, выходящего на юг, и что-то писал. На жену он едва взглянул.

– Вы хорошо спали, моя госпожа?

– Благодарю вас, очень хорошо, милорд. А вы?

– Прилично. – Он немного помолчал, исправляя что-то в своем письме. – Предлагаю вместе исследовать замок, как только вы оденетесь. Или вы неважно себя чувствуете?

– Нет, милорд. Меня ничего не беспокоит, за исключением одного.

Он кивком ответил на ее грустное признание.

– Вижу, Мег принесла вам хлеб и эль. Я уже позавтракал тем же самым. А пока вы одеваетесь, я покончу с письмами.

Роберт вновь обратился к письмам, хотя ему почти не удавалось сосредоточиться. Дженевра умылась и оделась за ширмой. Роберт старался не прислушиваться к шорохам – за все время путешествия он держался от жены на расстоянии, не давая воли своей страсти. Однако загнанная в подполье страсть делала его слишком раздражительным. И вот прошлым вечером, когда он надеялся после столь долгого воздержания возлечь наконец на супружеское ложе, вышло, что супруга недоступна.

Роберту удалось никоим образом не выказать свое недовольство, хотя на какой-то мучительный миг его разочарование перешло в злость и подозрение. «Может, она воспользовалась этой женской отговоркой, чтобы отвергнуть меня?» Однако сомнение длилось недолго. Дженевра была так смущена и выглядела такой расстроенной, что он предпочел поверить жене. Злости на нее больше не было – осталась, скорее, злость на судьбу, изобретающую все новые препоны.

Барону пришлось провести ночь на жесткой кушетке в гардеробной и без женщины. Он уже намеревался послать за любой бабой, согласной согреть ему постель, но вовремя вспомнил про данные обеты. «Я поклялся перед Богом хранить себя только для жены, до конца дней своих. Многие мужчины легко нарушают клятвы. Но я не из таких».

Роберт оторвался от своих писем.

– Миледи, – начал он, – можно узнать у вас, когда вы оправитесь от ваших женских недомоганий?

– Не сегодня и не завтра, милорд, – вспыхнув, извиняющимся тоном произнесла Дженевра. – Но к следующей ночи все будет в порядке. – Она некоторое время помолчала, дрожащими пальцами нервозно разламывая хлеб, пока Роберт переваривал эту неприятную для него новость. Потом, едва дыша, Дженевра шутливо заговорила: – Но я вовсе не собиралась выгонять вас из своей постели, мне даже думать неприятно, что вы спите в гардеробной.

Перспектива очутиться в одной постели с Дженеврой и не притрагиваться к ней показалась ему слишком мучительной. Собравшись с духом, Сен-Обэн заговорил резче, чем намеревался:

– Кушетка в гардеробной – роскошное ложе по сравнению с тем, на чем мне приходилось спать во время кампаний. Я подожду, пока вы поправитесь, и только потом побеспокою вас, – ответил он.

– Очень хорошо, – покорилась Дженевра, однако в голосе ее звучала обида.

Дженевра была не только обижена, но и разочарована. Однако она преисполнилась решимости завоевать его любовь, потому не стала дуться. Покончив с едой, она с ясной улыбкой на устах повернулась к супругу:

– Если вы закончили, милорд, то я готова сопровождать вас в прогулке по замку.

Роберт поспешно опустил глаза.

– Мне осталось написать несколько строчек. Я сообщаю матери о нашей свадьбе. Надо отправить письмо сегодня же утром. Я вас не задержу.

Ровные строки разлетались по странице. Но, он каждую минуту останавливался и вертел в пальцах гусиное перо, подбирая слова или фразу. Дженевра исподтишка подсматривала за ним, будучи не в силах оторвать от него взгляд.

В это утро Сен-Обэн оделся не как воин, а как лорд – в длинный, подбитый мехом камзол темно-голубого цвета, который касался пола возле табурета, на котором он сидел. На голове у него была небольшая шляпа с загнутыми полями того же цвета, однако золотистые пряди его волос не полностью прятались под шляпой. У Дженевры перехватывало дыхание.

Она тоже решила принарядиться и облачилась в костюм, в котором уже красовалась на рыцарском турнире. Подбитая мехом накидка вполне подходила для прогулки в прохладную пору.

Мег заплела ей косы и уложила их кольцами вокруг ушей, а потом надела на нее новый убор, сотканный из золотистых нитей, сиявших на солнце. Нити эти отражались в ее каштановых волосах. «Я становлюсь, – криво усмехнувшись, призналась себе Дженевра, – грешной и тщеславной».

Она выглянула в окно, из которого открывался вид на океан, и ее зеленые с серыми крапинками глаза засверкали. На некоторых волнах белели барашки, другие же просто ослепляли ее игрой солнечного света. Невидимые волны разбивались о подножия прибрежных скал и рокотали вдалеке. Все это ворошило в Дженевре старые детские впечатления. Ей вспомнилось, как она стояла на берегу обрыва, глядя на кипящую, пенящуюся воду, а мать крепко держала ее за руку. «Теперь мамы нет, – печально подумала она, – и некому оберегать меня».

Весь этот дом, казалось, населяли воспоминания о матери. Кровать, гобелены и покрывала, красивые резные табуреты и шторы, висевшие по обе стороны окон, – их мать вышивала собственными руками, – все это пробуждало в Дженевре тоску и чувство отчаянной, безвозвратной потери. Глаза ее заблестели от слез. «Моя жизнь могла быть совершенно иной, если бы мама была жива».

Она решительно отвернулась от окна. «Что толку скорбеть о том, что могло быть, когда сейчас передо мною открывается новая жизнь? Однако вреда не будет, если я поищу некоторые мелочи, которые мама всегда оставляла здесь. Может, и фигурка Пресвятой Девы найдется. Надо порасспросить об этом Мартина».

Дженевра села на табурет и стала смотреть, как Сен-Обэн, закончив писать, посыпал чернила песком, сложил пергамент и вдавил в податливый воск печать своего перстня – он носил его на одном из сильных, жилистых пальцев. «Пальцев, которые столь восхитительно исследовали мое тело…» При воспоминании об этом пульс Дженевры участился, она вспыхнула и отвела взгляд в сторону. Роберт тем временем писал адрес на внешней стороне сложенного пергамента.

Сен-Обэн встал, помахал письмом, чтобы чернила просохли, и громко позвал Алана, который поспешил на зов хозяина. Роберт вручил ему письмо, чтобы тот распорядился о его отправке. Гонцу приказано было скакать в Тиркалл и привезти назад ответ матери Сен-Обэна.

Роберт повернулся к Дженевре:

– Ну вот, наконец я готов. Прошу меня извинить, что заставил вас так долго ждать.

Дженевра встала и снова подошла к окну.

– Я смотрела на море, милорд. Скажите мне, каково это – плыть по нему?

Он сморщился.

– Холодно, сыро, а некоторых еще и укачивает. Мне повезло, что я не подвержен морской болезни. Конечно, в морском путешествии имеются свои прелести, но я все-таки предпочитаю сушу.

Дженевра продолжала смотреть в окно.

– А отсюда море кажется таким теплым, спокойным, мирным – вдали от волнорезов.

– Море всегда обманчиво с такой высоты и расстояния. Смотрите! – неожиданно сказал он, встав в опасной близости к ее плечу. – Видите вон ту маленькую рыбацкую шлюпку? Ее бросает из стороны в сторону. Люди с сетями навряд ли чувствуют себя уютно в этой скорлупке.

Дженевра отодвинулась.

– Надеюсь, улов будет богатый, и Мартин купит у них рыбы для нашего обеда. Помнится, ребенком я очень любила свежую морскую рыбу.

Сен-Обэн положил руку на каменную кладку, окружающую окно. Потом оттолкнулся от него.

– Может быть. – Он приподнял брови и шагнул вперед. – Хотите, я пошлю за ним?

– Не нужно. Мы найдем его где-нибудь поблизости. – Лицо ее расплылось в нетерпеливой улыбке. – Пойдемте, милорд! Мне не терпится вновь прогуляться по Мерлинскрэгу.

Сен-Обэн часто задышал. И пошел к двери.

– Да. И мне не терпится осмотреть приданое, которое мне принесла жена.

Как только раскрылись тяжелые резные двери, стал явственно слышен шум, царивший в большом зале.

Они спустились с лестницы, у подножия которой их встретил Мартин. Контора управляющего занимала почти половину пространства под личными покоями господ. Оставшееся помещение использовали как кладовку для особо ценных вещей.

Мартин пригласил их заглянуть в его записи, что они и сделали, не особенно в это вникая. Записи оказались безупречными. В кладовке стоял экзотический запах от всевозможных специй, привезенных из дальних стран, таких, как перец, имбирь, гвоздика, корица, мускатный орех. Здесь же хранились и сахарные головы.

Когда они вошли в расположенный под залом подвал со сводами, где сберегались основные запасы, Дженевра не смогла сдержаться и воскликнула:

– С такими запасами можно выдержать любую осаду! – Она обвела взглядом бочки с засоленным мясом, громадные окорока и беконы, свисавшие с балок, мешки с мукой и зерном, сушеным горохом и бобами, огромные пластины соли, связки лука и чеснока, ящики с луком-пореем и бессчетные короба, стоявшие на полках и по углам.

В другом конце хранились несколько бочонков с бренди, вином и элем. Корни фенхеля и пучки сушеного укропа, чабра, розмарина, петрушки, мяты, тимьяна, иссопа и сенеги пряным запахом наполняли другой конец подвала. Банки с семенами кориандра, тмина и горчицы рядами выстроились на полках.

– Haм приходится многих кормить, миледи, – объяснил Мартин. – При необходимости мы можем обеспечить снедью любого нашего слугу, семья которого голодает.

Дженевра с искренним теплом улыбнулась Мартину.

– Я счастлива, что вы и судебный пристав заботитесь о них, Мартин. – Имя это непринужденно сорвалось у нее с губ. Она всегда называла его так. – Но я удивлена, почему лорд Хескит сомневался в вашем усердии.

Мартин пожал плечами и криво усмехнулся.

– Пока мы могли обеспечивать ему оброк, которого он от нас ждал, его управляющий почти не задавал нам вопросов. Я продолжал вести хозяйство так, как было принято при леди Маргарет, стараясь сохранить ваше наследство. Отчетов с меня никто не спрашивал.

– А вот передо мной, – заметил Сен-Обэн, – вам придется отчитаться.

Голос его прозвучал довольно сухо. Дженевра искоса взглянула на мужа, несколько испуганная его суровостью.

– Необходимость в такой помощи возникает только в случае болезни или стихийного бедствия, милорд, – немного запальчиво произнес Мартин. – Такое случается не так уж часто. Однако леди Маргарет всегда распоряжалась, чтобы у нас в запасе было продовольствие для нуждающихся.

– Естественно. И лорд Хескит, без сомнения, не возражал против этого. А отчеты я собираюсь просмотреть для порядка.

«Значит, он не запретит помогать голодающим». Повеселев от облегчения, Дженевра радостно пошла вслед за Мартином, который повел их через оживленный двор замка на кухню. В то время, как многие постройки, расположенные вдоль внутренней оборонительной стены, были деревянными, кухня, находившаяся на некотором отдалении во избежание пожара, была выстроена из гранита, с тонкими пластинами из более мягкого камня, покрывавшими деревянную крышу.

Они вошли и сразу попали в жар от трех ярко пылавших каминов. Люди работали, раздевшись почти донага. Собака в колесе вращала на палке свиную тушу, повсюду на крюках, цепях и блоках висели котлы и громадные чайники.

Все бросили свои дела и опустились на колени, едва хозяева вошли. Сен-Обэн движением руки приказал им подняться, и повара и поварята вновь принялись смешивать, молоть, толочь, коптить, отбивать – продолжать свое дело. Дженевра была рада выбраться наконец из адской жарищи на свежий воздух.

Супруги обошли и другие строения во дворе замка. Осмотрели маслодельню, где молоко превращалось в масло и сыр, заглянули в пивоварню, где их окутал запах дрожжей и аромат зреющего эля с медом. Отдельное помещение предназначалось для изготовления различных лекарств и мазей. Вся комната заставлена была бутылочками и банками, по стенам развешаны пучки сушеной травы. Это заинтересовало Дженевру. Медная жаровня и верстак навели ее на мысль, что здесь кто-то перегоняет эфирные, быстро испаряющиеся масла трав и цветов. «Надо будет как-нибудь прийти сюда и задержаться подольше», – подумала она.

Кузнец и оружейник работали в одном помещении, один из них починял оружие, а другой подковывал коней. Там они застали лошадку, терпеливо ждавшую новой обувки.

– Вы еще не видели казармы капитана Нори в башне, – напомнил им Мартин, когда они выходили из следующей двери, где располагалась мастерская кожевника. – Его люди сейчас упражняются, и можно без помех осмотреть все. Если вам будет так угодно, милорд. Мастер-лучник работает на нижнем этаже, где хранится оружие. Казармы – наверху.

– Мне очень хочется пройти прямо наверх, – сказала Дженевра, подняв глаза на уходящие в небо амбразуры, похожие на оскаленные острые зубы. Она лучезарно улыбнулась Мартину. – Ты помнишь, как поднимал меня наверх и ставил на амбразуру так, чтобы я могла видеть все вокруг?

Мартин улыбнулся.

– Помню, миледи. А госпожа, ваша матушка, говорила, что когда-нибудь вы станете хозяйкой всего, что видите.

Ласковый приятельский взгляд, которым они обменялись, явно был не по душе Сен-Обэну.

– Этот день настал, – резко заметил он. – Давайте поднимемся по ступеням и посмотрим, насколько обширны ваши владения, миледи. Вам не потребуется сегодня спутник, чтобы кататься на лошади?

– Не потребуется, – ответила Дженевра, не понимая, отчего он заговорил таким тоном. Однако она попыталась сгладить неловкий момент: – Но мне хотелось бы, чтобы кто-то стоял рядом со мной на стене!

Она возглавила подъем по лестнице, освещенной факелами в настенных скобах. В центре башни лестница поворачивала. Мужчины останавливались, чтобы осмотреть помещения на каждом уровне, а Дженевра продолжала подниматься. Она хотела забраться раньше остальных, чтобы на свободе набраться новых сил.

Она вдруг поняла причину недовольства Сен-Обэна: он ревновал ее к Мартину. К невинной детской привязанности!

«Странно, – дивилась потрясенная своей догадкой Дженевра, – ведь он же меня не любит. Видимо, он просто собственник и охраняет все, что ему принадлежит. Во всяком случае, надо воздерживаться от приятельского тона с другими мужчинами, какими бы невинными ни были наши отношения».

Она поднялась по последнему пролету и, поздоровавшись кивком головы с воинами, поплотнее закуталась в накидку, радуясь, что все-таки захватила ее с собой. С двух сторон ее окружало море. С запада берег сворачивал к дальнему краю залива. Ее удивил дымок, вьющийся над гладью воды где-то на севере. Дженевра спросила у воинов:

– Что там за земля?

– Это остров, который называют Ланди, миледи. Там никто не живет, кроме пастуха и его овец.

Удовлетворившись ответом, Дженевра обратила взор на землю. Перед нею расстилался пейзаж, похожий на мятое клетчатое зеленое полотно, усеянное крошками хлеба. Она разглядела большие пятна коричневой земли с загонами для скота. Повсюду были видны изгороди, пастбища с пасущимися овцами и домики, рассеянные посреди возделанных полей.

Широко раскинувшиеся господские земли располагались ближе, поля были уже распаханы и засеяны, кое-где даже пробивались зеленые ростки. Поденные работники построили неподалеку кучку хижин. Общие пастбища на склонах гор были усеяны скотом. Дженевра удовлетворенно вздохнула.

На крышу поднялся Сен-Обэн, а вслед за ним Мартин. Она повернула к ним сияющее лицо:

– Мерлинскрэг, милорд!

Роберт подошел к ней и некоторое время молча обозревал окрестности. Лицо его снова приняло недовольное выражение, но на сей раз, как оказалось, он был недоволен собой.

– А я свое поместье запустил – передал в другие руки, пока сражался за нашего короля в чужих краях. Вам служили лучше, чем мне.

– Да, – согласилась Дженевра. – Кажется, я неверно судила о лорде Хеските. У него хватило ума во всем довериться управляющему и не подпускать к управлению поместьем тетушку. Она бы живо пустила все это богатство по ветру!

– Миледи! – Сен-Обэн повернулся к жене. – Я желаю взять все эти земли под свою руку, чтобы они процветали и чтобы люди, живущие под моей властью, были довольны. Вы поможете мне в этом?

Дженевра посмотрела пристально в его ярко-синие глаза, которые казались почти черными от переполнявших его чувств.

– Да, супруг мой, – ответила она как можно тверже. В первый раз она так обратилась к нему. – Теперь все мое достояние – ваше. Я с удовольствием окажу вам любую помощь. Ведь это поместье перейдет к нашим детям!

У Роберта перехватило дыхание. «Дженевра что-то заметила в моих глазах – иначе отчего она так взволновалась?» Он поднял ее руку и прижал ее пальцы к своим губам.

– В таком случае мне действительно повезло с женой, – пробормотал он.

Они оба забыли о том, что рядом были управляющий и солдаты.

Преувеличенно громко раскашлявшись, Мартин вновь привлек их внимание. И в этот же миг зазвонил колокол.

– Полдень! – воскликнул Мартин. – Колокол звонит только три раза в день: сначала чтобы всех разбудить, а потом отбивает время обеда и ужина. Мне и дальше продолжать так?

– В монастыре было по-другому, – заметила Дженевра, готовясь спуститься вниз. – Отбивались все канонические часы – и днем и ночью!

– Да, это мешает, – с сочувствием промолвил Сен-Обэн.

Дженевра заметила на устах Сен-Обэна легкую улыбку, да и в глазах его промелькнула искорка. И с небывалым воодушевлением она начала спускаться по лестнице, воскликнув:

– Наверное, все дело в воздухе, но я страшно проголодалась!

Дженевра пыталась разгадать поведение своего мужа. Он не очень-то счастлив – в этом не было ни малейшего сомнения. «Наверное, он до сих пор горюет по своей семье, – думала она. – Однако его жена и сын умерли уже более десяти лет назад. Вряд ли давнее горе способно так омрачать жизнь».

Разумеется, от рыцарей и придворных никто и не ждет, чтобы они полюбили жен, на которых женятся ради выгоды. Свои чувства они приберегают для других. Тем не менее Дженевра отчаянно мечтала о том, чтобы Сен-Обэн полюбил ее.

Она снова спала одна в громадной кровати. Роберт провел весь день на дворе замка, практикуясь во владении оружием вместе со своими сквайрами и воинами, предоставив ей и дальше знакомиться с хозяйством.

После мгновений радостной близости на верху башни Дженевра понадеялась, что он передумает и придет к ней в спальню. Однако он не пришел. Держался несколько отчужденно, как всегда, пожелал ей доброй ночи и удалился в гардеробную. «Мне предстоит провести эту и следующую ночь в одиночестве, прежде чем я оправлюсь от своего недомогания. Но после…»

Дженевра не ожидала, что, единожды испытав радости супружества, станет страстно стремиться к ним. Может, это странно и неприлично? Женщины должны терпеть, а не наслаждаться. Так уж заведено. Дженевра невольно улыбнулась. В своем теперешнем настроении она искренне жалела тех женщин, которым судьбой было уготовано выйти замуж за нелюбимых мужчин и терпеть их ласки.

Следующий день принес им много радостей, поскольку они с Робертом исследовали местность находившуюся возле границ Мерлинскрэга. Их сопровождал небольшой эскорт, две собаки и судья Джеффри. И где бы они ни проезжали – вверх по горе или спускались вниз в долину, – новых леди и лорда встречали коленопреклоненные люди, работавшие на этой земле.

– Вид у них вроде бы довольный, – заметил Сен-Обэн, когда они повернули коней в сторону дома. – Значит, оброк выплачивается вовремя и в должном объеме?

Манеры Джеффри были почтительны, но не подобострастны.

– Проблем не испытываем, на склонах гор хорошие пастбища, а овцы – неприхотливые животные, хотя и требуют умелого ухода. Стрижка шерсти приносит хороший доход. Вдобавок, когда урожай хороший, крестьяне продают небольшие излишки на рынке.

– А у вас никто не сбежал в город?

– Нет, милорд. Здесь мало что, изменилось, не то что в других местах.

– По-моему, вас совсем не захватила чума.

Дженевра новым взглядом окинула один из заброшенных домиков, на который обратила внимание, когда они спускались по склону. Он казался почти призрачным. По спине у нее пробежали мурашки. И прежде чем Джеффри успел ответить, она вмешалась:

– А что случилось с обитателями этого домика?

– Вся семья погибла во время эпидемии, миледи, но не здесь. Нам действительно повезло. В отдаленности есть свои преимущества. Черная смерть досюда не добралась, а вот в городах она много людей покосила.

– И в деревнях тоже, – вставил Сен-Обэн.

– В других местах? Так куда же делись обитатели этого домика? – напомнила Дженевра.

– Они всей семьей поехали навестить своих друзей в Барнстепле. Муж, жена и дети – все там и умерли. Был у нас еще один чумной случай. Мужчина отправился на базар и, без сомнения, принес с собой болезнь. Отец Джон, который знает толк в этом деле, молодым чуть сам от чумы не помер, ухаживал за ними и похоронил всю семью, но ему удалось не распространить болезнь дальше. А их дом мы сразу сожгли.

– Вы и вправду легко отделались, – мрачно заметил Сен-Обэн. – Что ж, приходится лишь удивляться, что Мерлинскрэг так процветает. Похоже, лорду Хескиту повезло, что наследством его племянницы управляли столь рачительные и честные люди.

– Мы сделали все, что было в наших силах, милорд. Мы все с любовью вспоминали леди Маргарет и ее маленькую дочку. Как хорошо, что вы наконец вернулись в замок, миледи!

Дженевра улыбнулась ему, чувствуя себя немного виноватой. Джеффри она почти не помнила. Он тогда жил в домике при церкви, а не в замке, как Мартин. Впрочем, теперь и управляющий занимал вместе с женой и детьми маленький двухкомнатный домик, построенный в пределах внутренней оборонительной стены.

– Я почти никого не помню, – извинилась Дженевра. – Я была слишком маленькой. Уж очень много лет прошло с тех пор, как я отсюда уехала.

Они задержались на вершине горы, чтобы дать лошадям немного передохнуть, и принялись любоваться окрестностями. Гончие немедленно убежали, привлеченные каким-то запахом.

На красноватом лице Джеффри появилось озабоченное выражение.

– Надеюсь, они не потревожат овец, милорд?

– Думаю, нет, ведь их натаскивали на оленя. Но лучше все-таки быть начеку, раз здесь есть новорожденные ягнята. – Он засунул пальцы в рот и издал пронзительный свист, эхом раскатившийся по полям. Каин и Авель сперва неохотно, а потом вприпрыжку вернулись к Сен-Обэну. – Молодцы, собачки, – сказал он. – Стоять. – Потом повернулся к Джеффри: – А как тут насчет соколиной охоты?

– Прекрасно, милорд. Здесь множество мелких животных, к тому же можно выпустить голубей, если будет недоставать диких птиц. А поближе к берегу полно жаворонков и дроздов.

– Вы не хотели бы обзавестись ловчей птичкой, миледи? – спросил Дженевру Сен-Обэн. Он улыбнулся. – Владелица Мерлинскрэга[6] непременно должна иметь своего кречета.

– О да, милорд. Мне всегда хотелось запускать свою птицу. А здесь можно устроить охоту на оленя?

– В Эксморе есть олени, миледи, а лорд Мерлинскрэга имеет право охотиться там.

Дженевра обратила к Сен-Обэну сияющее лицо:

– Значит, Каин и Авель тоже смогут потешиться!

– У нас в домике привратника есть охотничьи собаки, миледи. Они натасканы на лис, которые немало хлопот доставляют овцам.

Дженевра глубоко вдохнула свежий, пропитанный солью воздух и довольно вздохнула. Лошадь Сен-Обэна стояла возле ее Хлои. Она подвинула кобылку поближе и вытянула затянутую в перчатку руку. С удивлением Сен-Обэн взял ее.

– Кажется, вы довольны приданым жены, мой супруг!

Он слегка сжал ее пальцы, а потом отпустил ее руку.

– Лорд Нортемпстон не преувеличил ни привлекательности моей невесты, ни размеров поместья, которым она владеет.

«Такая прекрасная речь, да еще при свидетелях!» Дженевра покраснела, потом рассмеялась.

– Но вам еще предстоит познать красоты песчаного пляжа, что лежит под стенами замка! Может, мы спустимся туда после обеда?

– Спустимся? Неужели вы полагаете, что мы совершим эту экскурсию пешком?

– Да, именно так! Мое самое дорогое воспоминание детства – это как я сбегала вниз по песку прямо к морю, – сказала Дженевра. Тогда ей помогал спуститься с крутизны Мартин, теперь ее поведет по любимой тропинке муж.

Смутные воспоминания стали одолевать Дженевру сразу же за внешними стенами замка. Перед ними высилась небольшая башенка, защищающая замок с этой стороны. Довольно-таки неприлично задрав юбки, Дженевра почти без труда спускалась вниз, однако, когда ей нужна была помощь, руку ей протягивал Алан, и он же поворачивался затем, чтобы помочь Мег. Сен-Обэн скакал впереди всех вместе со своими псами, которые неистово лаяли, принюхиваясь к незнакомым запахам вокруг.

Роберт опять стал каким-то рассеянным. Дженевра, спрятав свое разочарование, не обращала на это внимания, решив, что пора бы уж и приспособиться к изменчивому нраву мужа.

Вдоль расщелины, проделанной ручьем, примостилась небольшая деревушка, и тропинка там расширялась, а затем круто сбегала вниз. «Домиков вроде бы стало больше, – подумала Дженевра, – в детстве склоны гор казались мне почти пустынными».

– Если случится шторм, эти домишки наверняка смоет, – заметила она. Алан и Мег спускались вслед за ней по стесненной скалами тропинке к берегу, где уже стоял Сен-Обэн. Она развязала свою юбку и расправила ее. – Это ведь новые домишки, да, Мег?

Мег также пыталась придать себе подобающий вид. Немного погодя она ответила:

– Думаю, да, миледи. Деревня разрослась. Лодок на берегу стало больше, чем я запомнила, да и людей, – она кивнула в сторону рыбаков, занятых утренним ловом, – по прибавилось. Однако мне кажется, что прилив раньше не поднимался так высоко.

Сен-Обэн, оценив положение домиков, заметил:

– Я думаю, там они в полной безопасности. Берег поднимается очень круто, и вода до них не добирается. Видите, сверху на скалах даже морская трава не растет.

Он огляделся по сторонам – на высокие горы, на полосу твердого золотого песка, открывшегося при отливе. Да, место чудесное. Роберт следил глазами за чайками, охотившимися и пронзительно кричавшими у них над головой.

– Итак, миледи, вот он, ваш любимый пляж. Нам надо было спустить сюда лошадей. Они бы с удовольствием порезвились в волнах.

– Завтра, милорд! Как только позволит прилив!

– Но песок, похоже, сухой. Давайте пройдем немного, а потом вернемся по тропинке, по которой ходят деревенские жители. Они ведь тоже ваши подданные, полагаю?

– Да, милорд, но они не слуги. Рыбаки – люди свободные и живут здесь, потому что им так нравится. Они платят нам ренту за свое жилье, большей частью рыбой. Надо с ними потолковать.

Они спускались по тропинке между домиками, и Дженевра, отвечая на приветствие молодой женщины, качавшей ребенка, запнулась об обломок скалы, валявшийся на земле. Колено ее подогнулось, и она упала бы прямо в грязь, если бы Сен-Обэн не подхватил ее. Она вцепилась в него, пытаясь удержаться на одной ноге, ибо, едва она поставила другую ногу на землю, колено ее пронзила острая боль.

Дженевре показалось, что, когда муж обнял ее, ее поразил разряд молнии, лишив последнего дыхания. Руки и ноги словно растаяли. Она подняла голову, и от того, что прочитала в глазах Роберта, у нее закружилась голова. Она закрыла глаза и выдохнула.

Он, продолжая держать ее, прорычал:

– Вы ушиблись?

Волны потрясения отпрянули, и она еще немного набрала воздуха в легкие.

– Нет, то есть не слишком… Колено… Она снова поставила ногу на землю и проверила колено. Боль слегка отпустила. К ней подбежала встревоженная Мег. Дженевра не замечала никого, кроме Сен-Обэна.

– Ничего страшного, я уже могу идти.

Он с шумом выдохнул и, вместо того чтобы отпустить, привлек ее поближе. Мег, заметив, что они заняты лишь собой, потянула Алана в сторону и зашагала по тропе.

– Святые угодники! – пробормотал Сен-Обэн. – Как же я хочу тебя, Дженевра!

Сердце Дженевры громко забилось.

– Завтра вечером я буду совсем здорова, – едва дыша, призналась она. И глаза ее обещали великий восторг любви.