Глава тринадцатая

Тиркалл оказался совсем не таким, каким представлялся Дженевре. Она никогда не расспрашивала Роберта о поместье, где он родился и провел раннее детство, надеясь увидеть его собственными глазами.

Когда Роберт говорил о родовом гнезде, то называл его замком, однако старое оборонительное сооружение, вскарабкавшееся на вершину невысокого холма и окруженное рвом, очевидно, уже давным-давно обветшало.

Новый дом усадьбы стоял внизу, на излучине реки, к нему примыкал ручей, вращающий колесо мельницы, поэтому казалось, что дом находится на островке.

Окруженный пространными полями, пастбищами и лесами, приносившими владельцу немалый доход, дом представлял собой тихую гавань, однако стены его были изрезаны узкими бойницами, выходившими на изогнутый мост, дугой перекинувшийся от барбакана до входа. Зубчатая стена, окружавшая дом, словно вонзалась в небо.

И все же это был именно дом, а не замок, несмотря на несколько башен и тяжелые дубовые двери, поскольку у него были большие, с переплетами окна, застекленные и оправленные в свинец, как в некоторых церквах. Над крышей поднимались высокие трубы, и вылетавший из них дым уносился прочь легким ветерком. Ручей бежал довольно проворно, так что вода в нем была чиста и сладка на вкус.

После Мерлинскрэга, стоявшего на обвеваемом ветром утесе, внизу которого шумели морские волны, а сзади простирались крутые горы, Тиркалл, окруженный холмистыми полями, представлялся убежищем сельской тишины. Вряд ли контраст между двумя поместьями мог быть больше.

И все же Роберт полюбил Мерлинскрэг за саму его дикость, и Дженевра надеялась, что сможет также полюбить Тиркалл как теплый гостеприимный дом, где им предстоит провести зиму. «Это благословение Божие, – подумала она, – что наши владения столь различны».

Неподалеку по деревне сновали куры и гуси, свиньи и собаки. Сама деревня представляла собой беспорядочно разбросанные избушки, при каждом дворе имелся сад, коровник и свиной хлев. Небольшая церковь и домишко, стоявший рядом, а также церковный участок, уходивший вдаль, располагались на краю деревни.

Чуть подальше трудились на своих полосках крестьяне, несколько волов тянули плуги, а детишки, вооружившись рогатками, обстреливали камнями птиц, чтобы те не зарились на осенние посевы.

Урожай уже собрали. В амбарах между двумя большими дверьми орудовали цепами мужчины, обмолачивая зерно. Другие его веяли. Ничто не нарушало привычной картины. Все шло ритмично, как и принято на этой земле. Привлеченная пронзительным ржанием, Дженевра перевела взгляд на луг, где паслось несколько кобылиц. Жеребята тем временем прыгали, скакали и гонялись друг за другом, просто радуясь тому, что появились на свет.

Дженевра погладила Хлою по шее. Та прядала ушами, откликаясь на призывное ржание. Роберт с довольным видом рассматривал молодняк.

– Кобылы неплохо потрудились, – заметил он. – Будем надеяться, что у нас хватит сена и овса, чтобы прокормить всех зимой.

– Но ты ведь и об этом позаботился, – улыбнулась Дженевра.

– Да. Амбары должны быть полны. Если корма не хватит, придется заколоть большую часть скота. К сожалению, земли тут недостаточно плодородны.

– В монастыре монахини пытались улучшить способы земледелия. Ты этим занимался?

– Этим как раз занялся мой новый управляющий, надеюсь, он добьется успеха.

Они уже почти подъехали к барбакану. Сторож и герольды обменялись сигналами, и кавалькада зацокала копытами по мосту через ров и спокойной рысцой поскакала по накатанной дороге, ведущей к дому.

Разумеется, родные Роберта знали о его приезде и приготовились к встрече. Широкие ворота распахнулись, открывая вид на внутренний двор. Зазвучали рожки, затрепетали знамена. Возвращался лорд с женой и сыном-наследником, его принимали с подобающей пышностью. На Роберте не было никакого оружия, а на его воинах были защитные шлемы, ярко сиявшие на низком солнце, и толстые кожаные камзолы, надетые на случай неожиданного нападения.

Дженевра рядом с Робертом проехала через ворота и двор, а потом спешилась у входа в главное крыло, расположенное на юге. Там их поджидала группка женщин, две из них выделялись богатой одеждой.

Роберт взял Дженевру за руку и подвел к старшей. Это была худощавая дама лет шестидесяти. Она распростерла руки, приветствуя их.

– Добро пожаловать домой, сын мой! – произнесла она. Однако в голосе ее, как и в письмах, явно не хватало тепла, которого так ждала Дженевра.

Роберт по-прежнему не отпускал руку Дженевры. И когда он заговорил, голос его тоже звучал холодно:

– Для меня большое удовольствие – снова видеть вас, да к тому же представить вам новую дочь. Мама, это Дженевра Хескит, моя жена, леди Сен-Обэн.

Мать Роберта запечатлела короткий поцелуй на его щеке, а потом повернулась и принялась разглядывать Дженевру. И, словно удовлетворившись, потянулась, чтобы поцеловать и ее.

– Добро пожаловать! Я давно уже дожидалась дня, когда мой сын привезет в дом наследника.

Этим словам, вроде бы сказанным вполне кстати, не хватало искренности. Однако мысли Дженевры отвлек от свекрови тихий голос Роберта, зазвучавший вдруг тепло и родственно. Он отодвинулся от Дженевры, чтобы поздороваться с сестрой.

– Алида, – он заключил обе руки сестры в свои. – Да благословит тебя Бог, сестра моя!

Она подняла руки и коснулась его лица.

– С тобой сейчас все в порядке? – пылко спросила она. – О, Роберт, что за глупый вопрос я задала, да?

«Хотела бы я, чтобы он так смотрел на меня», – подумала Дженевра, подавляя приступ ревности, вызванный выражением любви и нежности на лице мужа.

– Нет, дорогая моя. Понятно, ведь ты волнуешься, как и я. А теперь познакомься с моей женой.

Он представил их друг другу. Сестра его была лет на десять, если не больше, старше Роберта. Наверное, между ними были еще дети, которые либо умерли, либо родились мертвыми. Потом появился на свет Роберт, и наконец – Дрого.

У Алиды была мягкая улыбка, лицо гладкое и нежное. И если она внешне напоминала кого-то из братьев, то это скорее был Дрого, с его тонкими женственными чертами лица.

– Можно я ощупаю ваше лицо, сестра? – спросила Алида.

– Разумеется. – Дженевра знала, чего ей ждать, видя, как слепая дотрагивалась перед этим до лица Роберта.

Пальцы Алиды касались гладкой кожи Дженевры легко и быстро, почти неощутимо, и все же Дженевра поняла, что слепая уже выстроила в своем сознании ее облик, на ощупь определив, что у нее широкая челюсть, выдающиеся скулы, узкий нос с высокой переносицей и бровями, дугой изгибавшимися над глазами.

– Какого цвета волосы? – спросила Алида.

– Каштановые, миледи.

– Пожалуйста, называйте меня Алидой или по крайней мере сестрой! А глаза?

– Серые.

– Зеленые, – раздался голос Роберта из-за спины Дженевры.

– Что ж, значит, серо-зеленые, – призналась со смехом Дженевра.

– Я думаю, вы красивая, – сказала Алида.

– Так оно и есть, – подтвердил Роберт. Дженевра ничего не сказала, но сердце ее расцвело. «У Роберта такой голос, словно он искренне гордится мною».

– И ты сделала моего брата счастливым. Мне кажется, я тебя полюблю, – тихо пообещала Алида.

Тут леди Сен-Обэн спросила:

– А где мой внук? Покажите же его ради Бога.

Грум снял с лошади колыбельку, и няня вынула оттуда ребенка. Дженевра взяла у нее Уилла и показала его бабушке.

– Какой красавчик! – восторженно воскликнула та. – Но вам лучше зайти в дом! Ветер довольно прохладен.

И вот Дженевра вошла в Тиркалл, с наследником на руках – Уилл вцепился в воротник ее плаща, чтобы держаться прямо. Мать Роберта шла впереди всех, за ней следовал Роберт и вел Алиду, хотя Дженевра подозревала, что Алида знала каждую пядь пути и могла ходить без помощи не только по дому, но и вокруг него.

Другие женщины, явно служанки и компаньонки, шли позади всех, и среди них Мег и Сигрид. У Мег была своя няня, которая несла близнецов.

Дженевра обнаружила, что в Тиркалле было два зала. Внушительный зал при входе, из которого лестница вела вверх, в квадратный вестибюль. А слева располагался зал, который по сравнению с теми, что видела Дженевра, оказался маленьким, хотя стропила его уходили высоко вверх.

Дженевра удивленно вскрикнула, увидев огромный камин, в котором ярко полыхал веселый огонь и горели бревна. Дым уносился прочь через трубу. Ей пояснили, что в этом зале только едят, развлекают гостей и собираются на совет. На возвышении в конце зала стоял длинный стол, вокруг него резные стулья и скамьи. Тут полагалось восседать хозяину-лорду с супругой в окружении почетных гостей.

Осмотрев главный зал, Дженевра направилась наверх. Лестница, построенная вокруг небольшого открытого колодца, была шире обычного, и подниматься по ней было легче. Ей еще предстояло увидеть библиотеку, контору управляющего и спальни, которые шли вокруг здания и выходили на западную сторону двора.

Помещение для слуг, конюшни для особенно ценных лошадей, бесчисленные надворные строения, флигели и сараи – все это размещалось с северной стороны. Солдаты из гарнизона и свита располагались в башнях по обе стороны главных входных ворот. Кухня представляла собой отдельное строение, примыкавшее к большому залу и соединенное с ним крытым переходом.

Роберт, естественно, занял главную спальню. Это оказалась большая, хорошо освещенная комната с крепкой дубовой кроватью, занавешенной тяжелым пологом из голубой парчи, под цвет которой были подобраны драпировки на окнах. Комната выходила окнами на юг, внизу зеленел милый садик с низкорослыми деревьями, кустарником и клумбами. Цветы уже давно отцвели на клумбах, раскинутых между зданием и рекой и окружавших кухню.

Мег, Сигрид, сквайры и слуга Роберта были размещены неподалеку. Детская комната располагалась за покоями, занимаемыми самой леди и Алидой. Дженевру это раздражало, но Роберт сказал, чтобы она не глупила.

– Мальчик в надежных руках, жена, на попечении матери и сестры. Они за ним прекрасно присмотрят.

– Но близнецы Мег с ней, – возразила Дженевра.

Впрочем, бедной Мег, не пожелавшей расстаться с близняшками, теперь приходилось изыскивать возможность, чтобы побыть наедине с Бернардом, хотя сейчас он, как главный конюх Роберта, занимал небольшое помещение над конюшнями. Они уже затосковали по своему домику, оставленному в Мерлинскрэге. Однако не это сейчас больше всего занимало Дженевру.

– Я бы предпочла, чтобы Уилл был здесь, с нами, – настаивала она.

– Но это не старинный замок, годный в основном для того, чтобы отсиживаться в нем от врагов. Здесь много помещений и много удобств, хотя и от врагов дом защищен неплохо. Мой отец, несмотря на все свои недостатки, умел смотреть далеко вперед и нанял отменного зодчего. Отец хотел построить такой дом, чтобы ему завидовали все пары. И я думаю, он в этом преуспел. Ты согласна?

– О да, согласна. Я никогда не видела столько света и воздуха. И в то же время здесь очень тепло. Еще бы, камин с трубой в каждой комнате! Дом действительно возведен превосходным зодчим. Но я все равно хочу, чтобы Уилл спал здесь, с нами. Ведь даже собакам это позволено!

– Собаки – дело другое. Они не станут подслушивать наши любовные разговоры. Ты можешь брать Уилла хоть на целый день, но если он будет спать здесь, то и няньку его тоже придется укладывать в этой комнате.

– Но ведь мы так и спали в Мерлинскрэге.

– Да, потому что там не было выбора. А здесь он есть, и я предпочитаю спать с женой без помех.

Он знал, что этим заявлением угодит Дженевре. Она больше не возражала против того, чтобы ночью оставлять Уилла на попечение няни. Девушка любила ребенка и весьма умело за ним ухаживала.

К тому же удобства пришлись Дженевре по вкусу. Особенно восхитило ее хитроумное водопроводное устройство, благодаря которому осуществлялась подача в дом свежей воды и отток грязной.

Дни она проводила с супругом, который показывал ей свои владения. Роберт справедливо гордился возделанными полями, ухоженными фермами и псарнями.

Через некоторое время они посетили деревню и церковь. Там Роберт представил Дженевру священнику, который являлся духовным наставником деревенских жителей. Однако для проведения торжественных месс сюда приезжал проповедник издалека. Дженевра поняла, почему Роберт привез с собой отца Джона.

– Ты собираешься оставить отца Джона здесь? – поинтересовалась она, испытывая тревогу.

– Я хотел, чтобы он сопровождал нас в поездке. А где ему оставаться, пускай выбирает сам. Неужели ты думаешь, что я ограбил бы Мерлинскрэг ради Тиркалла?

Он поставил этот вопрос достаточно мягко, однако Дженевра вспыхнула: точно так она и подумала, и ей стало стыдно за себя.

– Не скрою, меня посетила такая мысль. Прости, мне пора бы получше узнать тебя.

На какое-то мгновение они оказались наедине друг с другом.

– Как может человек по-настоящему познать другого? – громко спросил Роберт, глядя на нее так, словно именно у нее искал ответа.

Дженевра подвинула Хлою поближе к нему и коснулась руки Роберта, лежавшей на рукояти меча.

– Чутьем. Всегда чувствуешь, хороший рядом человек или плохой, – мягко произнесла она. – Про священника я сказала просто так, не подумав. Мне ни разу не пришлось усомниться в твоей честности и великодушии. Конечно, ты не станешь грабить Мерлинскрэг ради Тиркалла!

Лицо Роберта просияло, его ярко-голубые глаза заблестели, он улыбнулся, и морщины исчезли с его лица. Такие перемены стали случаться с ним все чаще. «Я научилась доказывать свою правоту, – подумала Дженевра, – и он постепенно убеждается в моей порядочности. Может, он начинает любить меня, хотя пока сам этого не осознает. Поступки порой говорят громче, чем слова. Он привез мне Уимси. Вон как она сейчас деловито обнюхивает могильные плиты и кресты…»

Уимси редко отходила от Дженевры и грозно рычала, стоило незнакомому человеку приблизиться к ее хозяйке. Впрочем, за Дженеврой присматривала не только Уимси. В Ардингстоне Сигрид также следовала за нею по пятам и Дженевра догадалась, что девушка получила такое указание от Роберта. Ардингстон был обширным поместьем, по его дворам, галереям и коридорам бродило множество всяких людей. Роберт, видимо, не хотел, чтобы хоть малейшая неприятность омрачила жизнь его жене.

Однако здесь, казалось бы, у него не было причин для таких предосторожностей. И все же оруженосцы постоянно дежурили у дверей господской опочивальни. Перед комнатой Уилла также была выставлена охрана.

– Неужели, муженек, даже в собственном владении ты опасаешься какой-нибудь беды? – спросила его Дженевра.

– Здесь есть люди, преданные сэру Дрого, любимая. Или готовые за мзду выполнить любое его поручение. Лишняя осторожность не повредит.

Роберт стремился показать жене Тиркалл во всем великолепии, и только через несколько дней Дженевре представилась возможность поближе познакомиться с его матерью и сестрой. Они втроем устроились в дамской беседке. Дженевра чувствовала, что Алида хочет с нею подружиться. Леди Сен-Обэн, напротив, проявляла к ней некоторую сдержанность, да и к Роберту она относилась холодновато.

Отдавая дань светским приличиям, обе дамы появились на ужине в большом зале в первый день их приезда, однако леди Сен-Обэн и Алида предпочитали обедать в маленькой гостиной, что и дало Дрого возможность распустить слухи о состоянии здоровья матери. Видимо, Алида предпочитала есть в одиночестве, стесняясь своих неловких движений во время еды.

– Ты ведь не всегда была слепой? Правда? – спросила ее Дженевра.

– Нет. Несчастье, из-за которого я ослепла, случилось со мной в двадцать лет.

– В этом несчастье я считаю повинным Роберта, – резко произнесла леди Сен-Обэн.

– Не надо, мама. Я уже говорила сотни раз тебе и Дрого, что это была лишь моя вина, но Дрого не верит и по-прежнему держит зло на Роберта. И бедный Роберт тоже обвиняет себя.

– И правильно делает. Его отправили к Нортемпстону, потому что он был неуправляемым. Даже ввергнув тебя в такую беду, он не унялся.

– Роберт просто был слишком живым мальчишкой, мама, полным веселья и отваги. Отец этого не понимал и превратил его жизнь в жалкое существование. Я думаю, у графа ему было лучше.

– Да, это так, – подтвердила Дженевра. – Роберт говорил, что Нортемпстон обращался с ним добрее, чем с собственными сыновьями. Но как же произошло это несчастье, Алида?

Алида улыбнулась.

– Роберт всегда с ума сходил по лошадям, наверное, он выучился ездить верхом раньше, чем ходить. Он гостил дома и устроил скачки с препятствиями – решил во что бы то ни стало перескочить через изгородь, позади которой был ров с водой и почти сразу же за ним – каменная стена, остатки разрушенного дома. Он в своей ловкости не сомневался, а я тоже считала себя прекрасной наездницей. Я согласилась принять вызов и…

– …и потеряла зрение навсегда, – мрачно закончила леди Сен-Обэн.

– Да. Но, мама, я была на десять лет старше Роберта, тем не менее разрешила ему прыгать, да еще и сама последовала его примеру. Я впала в азарт, даже грумы не могли остановить меня.

Она резко замолчала, и ее голубые, ничего не выражающие глаза всматривались в пространство, однако видели лишь события прошлого.

– Его лошадь перелетела через изгородь птицей. Мне показалось, что это так легко… Я пустила своего Аристократа на изгородь, он с ходу взял ее, однако стоявшая за изгородью стена оказалась для него непреодолимой. Конь оступился. Я упала и ударилась головой о каменную стену. Слава Богу, что я вообще осталась в живых. Роберт, конечно, получил страшную трепку.

– Которую он, безусловно, заслужил. Ты теперь осуждена жить затворницей в Тиркалле и никогда не сможешь выйти замуж.

Алида поспешила возразить матери:

– Я не могла вернуться ко двору, это верно, но навряд ли меня можно назвать затворницей. Я езжу верхом. И кавалеры у меня есть. А что я не замужем – ну, так уж мне нравится. Я довольна.

– Вы были при дворе? – спросила Дженевра с мгновенно вспыхнувшим интересом.

– Да, дорогая. Я знавала вашу тетю.

– Мою… тетю? – Дженевра была озадачена, поскольку у нее не было никакой тети, кроме Ханны, которая фрейлиной не служила.

– Да, дочь барона Хескита, Маргарет. Конечно, она уже умерла, а ваш отец – барон…

– Вы ошибаетесь, леди, Я дочь Маргарет. Разве вы не поняли? Разве Роберт не говорил вам? Я родилась вне брака.

Леди Сен-Обэн потрясенно вздохнула.

– Конечно, он ничего нам не говорил! Значит, мой сын имел глупость родить наследника, мать которого – незаконнорожденная? Думаю, Роберт совершил самый ужасный в своей жизни поступок!

Дженевра почувствовала, как в ней вскипает злость. Теперь она поняла, почему леди Сен-Обэн не была приглашена на их свадьбу и почему ей не сказали, на ком собирается жениться ее сын. Она наверняка устроила бы ему сценку. «И все же, несмотря на это, он относится к матери с таким почтением! Иначе почему он бросился в Тиркалл, узнав, что она больна?»

– Он сделал это, миледи, по просьбе графа Нортемпстона, – сказала Дженевра, – считавшего своим долгом устроить мою судьбу. Во время нашего последнего визита граф официально признал меня своей внучкой. Несмотря на мое незаконное рождение, граф Нортемпстон готов отдать мне все свое состояние. Он направил прошение королю, чтобы тот даровал графский титул Роберту после его, Нортемпстона, смерти.

Дженевра усилием воли заставила себя говорить ровным голосом. Но все равно в голосе ее зазвучали торжествующие нотки. К ее восторгу, леди Сен-Обэн была совершенно потрясена и не верила своим ушам. Эти слова явно поразили ее. Алида же наклонилась вперед, и лицо ее засветилось. Она протянула руку к Дженевре.

– Дочь Маргарет? О, моя дорогая, я знала, что она была беременна, конечно же, знала. Значит, ты все эти годы считала, что была рождена вне закона?

– Да, Алида.

– Но я точно знаю, что это не так!

– Ах! – Дженевра закрыла глаза и издала глубокий радостный вздох. – Все считали меня внебрачным ребенком. Мой дед, барон Хескит, всегда был добр ко мне, но жена моего дяди отправила меня в монастырь, когда дедушка умер, и дядя Джилберт унаследовал его титул. И только недавно я стала верить, что моя мать тайно обвенчалась с моим отцом.

– А кем он был? – порывисто спросила леди Сен-Обэн, к которой вернулся дар речи.

– Младшим сыном лорда Нортемпстона. Его звали Артур, миледи.

– Они были обвенчаны, мама! Я тоже была фрейлиной королевы, и Маргарет призналась мне. Обряд венчания состоялся в церкви возле дворца Элтам, где мы жили в то время. Священник взял с них брачные обеты и отслужил свадебную мессу. Церковь должна признать этот брак! – воскликнула Алида и задумчиво продолжала: – Нортемпстон и в самом деле был слишком суров со своими сыновьями, и Артур, во всем зависевший от отца, боялся пробудить его гнев.

– Да, – согласилась Дженевра. – Дед признался мне во всем. Характер у графа действительно очень непростой, при всей своей властности он терпеть не может тех, кто перед ним дрожит. Сейчас он искренне раскаивается в своей суровости. Мне жаль его.

– Но он вам нравится?

Дженевра на мгновение задумалась.

– Да, он мне нравится, хотя я не могу сказать, что люблю его. Граф приезжал в монастырь Пресвятой Девы, куда меня отправили учиться и где я плесневела почти до двадцати одного года! Мой дядя, лорд Хескит, не спешил выдавать меня замуж, поскольку не желал терять доходов с Мерлинскрэга, но воспротивиться графу Нортемпстону, устроившему наш с Робертом брак, не посмел.

– И мой сын согласился на этот брак, зная, что этим обидит меня?

– Согласился, миледи. Ведь он очень привязан к Нортемпстону, который стал для него вторым отцом. Он хранит ему преданность до сих пор. И я не могу не гордиться тем, что, невзирая на мое положение, он решил жениться на мне.

– Но, мама, у вас нет никаких оснований возражать против этого союза, потому что Дженевра родилась в браке, освященном церковью.

– Но может ли она это доказать?

На этот вопрос Дженевра не могла ответить.

Роберт, узнав об этом разговоре, ясно дал понять своей матери, что выбор жены его сугубо личное дело, которое больше никого не касается.

Позже, в их спальне, в присутствии одной только Алиды, Роберт подробно расспросил сестру. И только после этого он решил предпринять действия, которые помогли бы доказать законность рождения Дженевры.

– Ради тебя самой и наших детей, – нежно сказал он ей. – Я женился на тебе, а не на твоей родословной, но мы живем в мире, в котором огромное значение придается происхождению. И если будет доказано, что свадьба имела место, я буду совершенно счастлив.

– И я тоже, Роберт, – за тебя. Я понимаю, что Золотой Орел оказал мне, возможно незаконнорожденной, великую честь, взяв меня в жены, и сделал это только по повелению лорда Нортемпстона.

Роберт улыбнулся.

– Признаюсь, я решился на этот брак, уступив настоятельной просьбе графа, искренне пекущегося о моем благе. Но едва Золотой Орел увидел тебя, любимая, он понял, что согласен полететь под венец и без всяких просьб.

– Правда, Роберт?

– Правда, Дженевра. А теперь к делу. Нам надо найти священника, который обвенчал твоих родителей. Я не сомневаюсь, что в церкви должна храниться запись, но если ее нет, то клятвенного подтверждения священника будет вполне достаточно.

– Не исключено, что он мертв, Роберт. Ведь прошло больше двадцати лет с тех пор, как состоялось это венчание.

– Да, примерно двадцать два года, если мы не ошибаемся. Когда точно оно состоялось, Алида?

Алиде даже не пришлось раздумывать. Несомненно, она уже восстановила в памяти все события тех лет.

– В конце ноября, в году пятидесятом. Когда ты родилась, Дженевра?

– На Праздник урожая в следующем году.

Алида повернула свое спокойное лицо к брату.

– Ну вот, Роберт. Твоя жена не только родилась, но и была зачата в браке!

– Дорогая моя сестрица, пойми, что меня ни на йоту не интересует, когда и при каких обстоятельствах родилась моя жена! Дженевра – это Дженевра, для меня этого достаточно, а мнение других меня не волнует.

Изумленная этим его заявлением, Дженевра наконец-то почувствовала себя вполне счастливой.

– Однако леди Сен-Обэн, нашей матушке, будет приятно знать, что на родословной твоей жены нет ни единого пятнышка! Я не раз спрашивала себя, почему нас не пригласили на твою свадьбу, но теперь понимаю.

– Дело не в том, сестра. Просто мне не хотелось обременять вас далеким и трудным путешествием.

– Ты такой заботливый, братец, но я понимаю, что это лишь оправдание! Уж кого-кого, а меня ты должен был пригласить. Ты же не считаешь меня калекой из-за того, что я потеряла зрение?

– Конечно, не считаю! Но это больше, чем просто оправдание. Ты потеряла зрение из-за моей беспечности, и я не хочу еще раз подвергать тебя риску. Ты для меня слишком дорога.

– Опять ты за свое! Я уже объяснила Дженевре, что твоей вины в том нет, просто я не меньше твоего люблю риск. Вот и прыгнула вслед за тобой через изгородь.

– Если ты любишь риск, тогда почему же ты не рискнула выйти замуж, сестра? Ты говоришь, что довольна своим положением, но ты наверняка была бы счастливее, имея свой дом. И детей.

– Меня никогда не волновало, будут ли у меня дети, Роберт. Видимо, у меня нет материнского инстинкта. Наверное, это так, – быстро добавила она, услышав, что Роберт набрал побольше воздуха, готовясь поспорить с ней. – В противном случае я бы запретила тебе, десятилетнему, совершить этот прыжок! А что касается моего собственного дома… Особенно сейчас, когда ты женился… Право, я всем довольна, и все же…

Роберт взял ее за руку.

– И все же – что, Алида?

– Здесь живет один рыцарь, один из твоих вассалов, Роберт, весьма достойный человек. Во всяком случае, так мне говорили. Так вот, он несколько раз просил меня выйти за него замуж. Он вдовец с детьми, двое почти взрослые, а двое – еще маленькие.

– А сколько ему лет? – спросила Дженевра, представляя себе седобородого старца.

– Он на пять лет старше меня.

– Из какого он поместья? – оживился Роберт.

Алида сказала ему.

– Ну конечно, я знаю сэра Мэтью! Я и понятия не имел, что он интересуется тобой, сестра. Жена из тебя получится превосходная. Что ж, если ты сама этого хочешь, я не стану возражать против этого брака. Мне он всегда казался приятным человеком, честным малым. Приданым я тебя не обижу.

– Спасибо, Роберт. – Алида погладила его руку, сжимавшую ее ладони. – Я была уверена, что смогу на тебя положиться. Я еще окончательно не решила, но идея эта меня привлекает. Меня его присутствие не раздражает. В сущности, я даже позволила ему поцеловать меня. В конце концов, – она залилась краской и быстро продолжала, словно пытаясь уговорить себя, – я не вижу его, но чувствую. И чувствую, что он… приятный.

– Мы будем очень счастливы за тебя, – прошептала Дженевра. – Но я надеюсь, что твое решение покинуть замок не связано с моим приездом сюда. Тиркаллу в мое отсутствие нужна хозяйка.

– В Тиркалле, без сомнения, останется леди Сен-Обэн, и к тому же Роберт назначил хорошего управляющего. Моя помощь маме уже не нужна. Вполне возможно, что в своем доме мне будет уютнее.

На этом они и закончили разговор. Дженевра почти не сомневалась, что Алида, несмотря на всю свою почтительность к матери, с радостью освободится от ее постоянного присутствия.

Загрузка...