Поединок страсти

Глава 12

Мимс уходила из дома в семь часов утра и редко возвращалась обратно до семи часов вечера. Сегодня было исключение. Она чувствовала себя слишком разбитой, вымотанной и равнодушной для того, чтобы браться за работу.

«Вот и еще одного человека убил СПИД», — подумала она, вращая ключ в замке своей двери. Пол так сильно страдал перед смертью, что ей стоило немалых сил навещать его до самого конца. Если бы не только она, но и все остальные проявили хоть капельку сострадания, ему было бы намного легче. Да что и говорить, в конце концов сострадание все равно бессильно что-либо изменить.

СПИД положил свой беспощадный глаз на мир шоубизнеса. Даже в Соединенных Штатах цифры, называющие количество умерших и больных, приводили в ужас статистов и социологов. Страшно представить, что творится в странах «третьего мира». А правительство все еще не приняло экстренных мер против распространения этой ужасной болезни!

Но что тут нового и неожиданного? Мимс потеряла веру в правительство одновременно с тем, как потеряла веру в мужчин. Назовем это ценой за взросление, подумала она горестно. Как любил говорить один из ее друзей-скептиков? Мы живем, чтобы в конце концов умереть. Кажется, он прав.

Мимс прошла в гостиную, набрала номер своего офиса и сказала секретарю, что уже не придет сегодня, хотя на часах было всего половина третьего. Потом, нуждаясь в собеседнике, который хорошо знает ее и Пола, она позвонила Кэйт.

— У тебя ужасно расстроенный голос, — сказала Кэйт сразу же после того, как они обменялись приветствиями. — Что-нибудь случилось?

— Я только с похорон Пола.

— О, Боже мой, какое горе…

— Возможно, смерть принесла ему только облегчение. Ты бы не узнала его. Помнишь, как трепетно Пол относился к красоте. Последние несколько месяцев он не мог смотреть на себя в зеркало. — Мимс смахнула набежавшую слезу. — Пол был лучшим моим фотографом. Ему всегда удавались самые фантастические снимки, его так любили все мои модели. Кажется, меня покидают все, к кому я успела привязаться… Ну, а как дела на диком Западе?

— С тех пор как я разбила свою машину, все идет очень гладко.

— Хорошо, — пытаясь хоть на чем-то сосредоточиться, Мимс выглянула в окно, но тщетно: перед глазами стояла погребальная церемония, венки, живые цветы, урна с прахом, могильная плита. Она никогда не чувствовала себя более одинокой и брошенной. Боже мой, как необходимо ей сменить обстановку! — Я решила позволить себе взять короткий отпуск.

— Потрясающая идея! — воскликнула Кэйт. — Звучит убедительно.

— Я собираюсь на ранчо.

— К родственникам? Я помню, ты говорила, что собираешься в Санторини после Парижских показов.

— Я не собираюсь ни к родственникам, ни в Санторини. Если не возражаешь, мне бы хотелось навестить тебя.

— Что я слышу! — обрадовалась Кэйт. — Немедленно связывайся со своим дорожным агентом. Я уже сгораю от нетерпения!

Кэйт понеслась в комнату Хэнка, чтобы сообщить ему радостную новость. Несомненно, визит Мимс подымет его дух и настроение. Мимс была самой очаровательной, самой приятной женщиной из всех, кого Кэйт когда-либо знала. Одним из ее замечательных качеств было умение создавать порядок из любого хаоса и находить выход из любой, казалось бы, безнадежной, ситуации. К тому же Мимс была опытным бизнесменом и могла бы внести поправки в планы Аутбэка.

Увидев, что Хэнк спит, Кэйт застыла на пороге. Во сне он выглядел моложе своих лет. Слава Богу, ему стало намного лучше с тех пор, как недели две назад он начал принимать таблетки, прописанные доктором Вильямсом, — они творили чудеса. Хэнк почти забыл о болезни. Если бы только Кэйт могла найти способ развеять его тяжелые думы! Но для этого нужен успех Аутбэка. Видит Бог, она сделает все, что в ее силах!

На цыпочках Кэйт отошла от двери, решив, что новость может и подождать, отдых отцу был необходим больше, чем известие о приезде Мимс. Жаждущая хоть с кем-нибудь поделиться, Кэйт поспешила на кухню, надеясь найти там Дельту и порадовать ее сообщением о том, что скоро кое-кто присоединится к их компании. Но кухня была пуста, и, выглянув в окно, она увидела, что место, где обычно стоял автомобиль Дельты, пустует.

Неожиданно это расстроило Кэйт. Ей так хотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью, но, увы! Она распахнула дверь, выходящую из кухни во двор, и подумала, что уже очень давно не ездила верхом. День выдался подходящий для прогулки. Кэйт осмотрела Дульсинею, красивую широкогрудую кобылку, приглянувшуюся ей еще в первые дни пребывания на ранчо, надела на нее седло и ремень и решила прокатиться до Гуадалупе, а уж потом вернуться к своим делам.

Пятнадцать минут спустя она была в седле. Бросив последний взгляд в сторону дома, Кэйт пришпорила лошадь.

Поначалу Дульсинея мчалась с невообразимой скоростью. У Кэйт было легко на душе. Ей казалось, что ветер, растрепавший ее волосы, вдохнул в нее новую жизнь… Но жар, поднимающийся от седла, и рой насекомых, тут же окруживший бедную взмокшую лошадь, дали понять Кэйт, что прогулка верхом в такую погоду не лучшее развлечение.

Высоко в небе плыли огромные пушистые облака, напоминающие хвосты каких-то фантастических животных, низко по земле стелились вьющиеся растения, чьи розовые и желтые бутончики раскачивал теплый ветерок. Все кругом было преисполнено покоем, и Кэйт позабыла обо всем на свете. Впервые, с самого возвращения из Хьюстона, она чувствовала себя умиротворенной. Недолго думая, Кэйт свернула к реке. Найдя на берегу укромное место, где густо росли деревья и кустарники и где можно было укрыться от посторонних глаз, Кэйт, напевая какой-то странный мотивчик, спрыгнула с седла и привязала лошадь к стволу кедра. Она уже почти шагнула из зарослей к воде, как услышала собачий лай. Однако в нем не было ничего угрожающего.

Прижавшись к стволу кедра, Кэйт посмотрела на реку и первое, что она увидела, был Траубл, кувыркающийся в воде как пляжный мяч. Затем появился Команчо. Он шел обнаженный, совершенно обнаженный, и его мокрое от воды тело блестело и золотилось под лучами жаркого летнего солнца; лицо, шея, руки, плечи были бронзового цвета, а грудь и ноги немного светлее. «Бог мой, как он прекрасен!» Кэйт знала, что необходимо остановиться, прекратить постыдный шпионаж и уйти, но никакая сила на земле не сдвинула бы ее с того места, где она скрывалась. Сколько раз она видела обнаженных мужчин, но не в такой ситуации. Теперь она понимала, насколько неестественно ведет себя обнаженный мужчина, когда перед ним возникает женщина, какую напыщенную позу он принимает, как искусственно разворачивает плечи и выправляет осанку. Некоторые мужчины выставляют свою плоть на обозрение, словно нечто обладающее магическим действием — будто говоря: смотри, как я могу, не правда ли, великолепно, и все это для тебя, дорогая!

Не подозревающий о присутствии Кэйт, Команчо плавал и ходил по берегу. Он возмужал с тех пор, как они первый и единственный раз обняли друг друга на этом берегу. Его мускулы были ровнее, привлекательнее и уж несомненно натуральнее, чем все эти бицепсы, трицепсы и прочие « — псы», получающиеся в результате долгих тренировок, — натуральнее, чем мускулатура всех ее бывших женихов, любящих прихвастнуть результатами регулярных упражнений.

Команчо не было надобности поддерживать себя «в форме». Эти слова звучали смешно в приложении к нему. Никакая греческая скульптура не могла сравниться с ним по красоте. Грудь его покрывали густые волосы, сходящиеся мысом к талии. Глаза Кэйт были буквально прикованы к треугольнику темных колечек внизу живота. В прошлом она никогда не позволяла себе так открыто разглядывать мужское тело и удовлетворяла женское любопытство лишь короткими взглядами, которые, однако, сказали ей, что природа не всех мужчин содеяла равными.

«Команчо, — подумала Кэйт, едва переводя дыхание, — относится к числу мужчин, которых природа наделила достоинствами с особой щедростью». Чувствуя, как мурашки бегут по спине, она с замиранием сердца наблюдала за каждым его движением. Едва вспомнив, какое наслаждение испытала она тогда, десять лет назад, Кэйт почувствовала, как теплеет и увлажняется ложбинка меж ее ног; он был великолепным любовником, умеющим не только получать, но и доставлять удовольствие.

Не тело, именно душа требовала немедленно снять всю одежду и, присоединившись к Команчо, войти в прохладные воды реки. Кэйт чувствовала, что задыхается. Хватая ртом воздух, как рыба выброшенная на берег, она расстегнула верхние пуговицы своей блузки… Команчо не мог определить с уверенностью, когда именно он почувствовал, что Кэйт прячется у него за спиной. Но он почувствовал это еще до того, как увидел белую ткань ее блузки. Что, черт побери, она здесь делает и как долго прячется?

Если бы Кэйт попыталась скрыться теперь, потом бы ей не было пощады. То, что она прячется, одновременно смешило и раздражало Команчо. Однако вскоре он почувствовал, как, вопреки рассудку, теплеет у него в груди, как растет напряжение внизу живота. Команчо зашел глубже в воду, чтобы скрыть свою поднимающуюся плоть. Кэйт все еще смотрела на него. Ситуация становилась невыносимой.

— Должно быть, тебе понравилось скрываться за деревьями, — громко крикнул Команчо. — Выходи, Кэйт. Вода сегодня просто великолепна!

Это немало удивило Кэйт. Ведь она была уверена, что он и не подозревает о ее присутствии.

— В чем дело, Китти? Или ты проглотила свой остренький язычок?

Команчо смотрел прямо на нее, и его ленивая, самоуверенная улыбка заставила Кэйт принять вызов и покинуть укрытие. Зная, что он никогда не простит, если она попробует бежать, не заметив, как поцарапала щеку

О тонкую сухую веточку кедра, Кэйт вышла из зарослей, пристально глядя на Команчо.

— Я думала, что ты перегоняешь стадо, — сказала она, стараясь говорить ровным голосом, вопреки тому. что пульс стучал буквально у нее в ушах.

— Я закончил работу полчаса назад. Кроме того, ты же знаешь — мне тоже полагается отдохнуть, — глаза Команчо светились озорством и — да услышали небеса ее молитвы — желанием.

Кэйт подошла к самому краю воды и остановилась. У нее закружилась голова. «Почему я здесь, — подумала она, — почему не бегу прочь?»

Команчо шел навстречу Кэйт, зачерпывая пригоршни воды. С этого момента все происходящее стало восприниматься ею как в замедленной съемке. Она увидела водяные искры, увидела, как играет в них свет, превращая капельки в алмазные россыпи.

Кэйт попыталась взять себя в руки, но Команчо не сводил с нее глаз, то окатывая ее ледяной волной, то разжигая в ней яркое пламя, обещая взглядом все то блаженство, о котором она уже почти забыла.

Даже не задумываясь над тем, что собирается делать, Кэйт расстегнула свою блузку, вытянула ее из Джинсов и, поведя плечами, сбросила на берег. Затем, скинув обувь, расстегнула ремень. Бог мой, какие у него глаза! Зеленые и чистые, словно изумруды. Кажется, заглянув в них, видишь его душу…

Джинсы быстро присоединились к блузке, и Кэйт застыла, не решаясь сдвинуться с места, полуобнаженная, в узком открытом лифчике и бикини.

— Сними все это, — попросил Команчо срывающимся голосом.

Команчо с удовольствием смотрел, как Кэйт выполняет его просьбу. Он переживал этот момент в своих бесчисленных эротических фантазиях, но никакое воображение не смогло бы вместить всех ощущений, которые вызвала в нем реальная Кэйт. Глядя на нее, Команчо чувствовал, как два образа — один, который бережно хранила его память, и другой, настоящий — сливаются в один, более прекрасный, чем он мог себе представить. Девчонка из его детства, гадкий утенок, выросла и превратилась в прекрасного лебедя, думал Команчо, глядя на длинные ноги и хрупкие руки Кэйт. Это все та же Китти, только грудь ее стала полнее, бедра шире, а живот круглее. Десять лет назад, когда они занимались любовью, она была еще наполовину ребенком. Сейчас же это женщина в самом расцвете. Он хотел ее беспредельно, безумно, неудержимо.

Кэйт не шла ему навстречу… но и не отступала. Она не сводила с него глаз.

— Почему ты делаешь это со мной? Что ты хочешь? — тяжело дыша, будто после долгой погони, проговорила Кэйт.

— Я скажу тебе, чего хочу, — Команчо обнял ее за плечи. — Я хочу, чтобы ты прекратила притворяться, будто совсем безразлична ко мне. Я хочу ощутить вкус твоих поцелуев, хочу, чтобы твои ноги обвивали мое тело, хочу ласкать бутоны твоих сосков, хочу услышать, как ты кричишь и плачешь от наслаждения. Я хочу тебя, Кэйт. Я хочу быть нужен тебе больше всех на свете. Мне нужны твое тело, твое сердце, твоя душа.

Кэйт дрожала в его объятиях, как пойманная птичка, запрокинув голову и закрыв глаза. Он нежно целовал ее веки и чувствовал, как вздрагивают ее ресницы от каждого прикосновения. Потом он провел языком по розовому шелку ее маленькой мочки. Кэйт застонала. Команчо, не в силах сдерживать себя, стал быстро покрывать поцелуями ее шею и лицо, выцеловывая ямочку на подбородке и уголки губ.

Кэйт разомкнула губы. Ее вкус опьянил его сильнее шампанского. Когда она коснулась языком его губ, он застонал от удовольствия. Его охватило желание поцеловать ее всю сразу, он чувствовал себя таким же безумцем, каким с незапамятных времен становился всякий влюбленный мужчина.

С трудом оторвавшись от ее сладких губ, он опустился к ее груди, восхищаясь ее совершенством. Твердые темно-вишневые соски будто звали к прикосновению. Лаская грудь языком, он все крепче прижимал ее к себе, пытаясь коленом разомкнуть сжатые ноги.

Когда это удалось, Команчо нежно погладил ее лобок и затем мягким, осторожным движением проник пальцем в ее лоно. О, это было прекрасно, это было воплощением всех его любовных грез. Если бы за тело Кэйт с него требовали выкуп, он, не задумываясь, отдал бы свою жизнь. Она должна узнать, что он чувствует, прямо сейчас, в эту самую минуту. Он должен ей сказать прежде, чем станет обладать ею.

Приподнявшись, Команчо хотел было признаться Кэйт в своих чувствах, но вдруг увидел на скале какого-то человека, держащего в руках непонятный предмет, блестящий в лучах полуденного солнца…

Кэйт сходила с ума от желания. Уже долгое время у нее не было мужчины, и никогда у нее не было мужчины, столь опытного и столь нежного. Прикосновения Команчо казались ей близкими и незнакомыми одновременно. Она и подумать не могла, что позволит ему прикасаться к себе. Но теперь Кэйт чувствовала, что умрет, если остановит его.

Сумасшествие! Это было настоящее сумасшествие, самое сладкое безумие, у нее никогда такого не было. Сейчас, пожалуйста, сейчас! Кэйт с наслаждением скользила руками по мужественным линиям его плеч и ягодиц, чувствовала вкус его кожи.

Внезапно Команчо застыл. Затем, без всякого предупреждения, вскочил, схватил ее и кинулся в заросли. Кэйт была слишком поражена происходящим, чтобы сопротивляться. Неужели это новый способ заниматься любовью? В своем ли он уме? Или, может, это очередная насмешка с его стороны?..

Команчо бежал не останавливаясь. И только оказавшись там, где Кэйт привязала Дульсинею, он опустил ее на землю. Безумная страсть, которая светилась в его глазах минуту назад, уступила место какому-то другому, неизвестному ей чувству. Он был насторожен и напряжен, как человек, вышедший на охоту за крупным зверем. Или, скорее, как зверь, почуявший охотника.

— Что случилось? Почему ты бежал, как сумасшедший? — спросила Кэйт.

— На вершине скалы что-то было.

Кэйт почувствовала, как воздух сгущается в легких.

— Что-то… или кто-то?

— Не могу сказать. Но в ту минуту я понял, что тебя необходимо оттуда увести.

— Но моя одежда — я же не могу вернуться домой в таком виде!

Приникнув к окулярам своего бинокля, Детвейлер наблюдал за происходящим. «Давай, давай, давай! Положи ее на лопатки! Возьми эту чертову сучку!»

Он преследовал Кэйт Прайд неделями, сопровождая то в Кервилл, то в Сан-Антонио, внося в списки имена всех, с кем она встречалась — архитекторов, декораторов, различных консультантов. Такая работа заставляла его буквально карабкаться на стену от злости. Ему уже хотелось завязать с подобного рода деятельностью, и вдруг судьба преподносит нечто пикантное: Кэйт Прайд вышла из-за деревьев, разделась и присоединилась к купальщику.

Вот это уже что-то стоящее, подумал Детвейлер, чувствуя, как закипает в его жилах кровь. Жаль, что не слышно, о чем они говорят… Он получал удовольствие, наблюдая за людьми, занимающимися сексом. Этому научил его Блэкджек. О, сенатор мог порадовать любого, даже самого извращенного зрителя! Если бы все женское население узнало, какое грозное оружие он прячет в брюках, каждый раз на выборах он собирал бы колоссальное количество голосов.

Не обращая внимания на то, что пот струится по его лицу, Детвейлер все крепче и крепче сжимал бинокль. Неожиданно он вспомнил один эпизод из своей прошлой жизни.

В 1965 году он и сенатор — тогда все без исключения звали его просто Блэкджеком — развлекали себя спиртным в кабачке «Пэптонг» на малоизвестной бангкокской улочке в Таиланде. Изрядно надравшись, они пустились гулять, переходя от кабака к кабаку в поисках приключений и женщин. Наконец слишком пьяные для того, чтобы двинуться дальше, они осели в каком-то дешевом ресторане, залитом неоновым светом и обещавшем какое-то фантастическое зрелище.

Они продолжали пить. Представление уже было в полном разгаре: милая парочка — мужчина и женщина — занимались сексом, выделывая такие штучки, что голова шла кругом. Затем на сцену вывели дрожащую обнаженную маленькую девочку с маленькими торчащими грудками и редкими волосами на лобке. Ей вряд ли можно было дать больше двенадцати. Конферансье объявил, что она девственница, и спросил, есть ли в зале желающие выйти на сцену и посвятить ее в женщины.

— Черт побери, — прорычал Блэкджек. — Мы не можем позволить, чтобы этим занялся какой-нибудь молокосос. Такими делами должен заниматься настоящий мужчина. Что скажешь, Дет?

Детвейлер отрицательно помотал головой.

— У нее слишком плоская задница и титек почти нет. Этот подарочек не для меня.

Блэкджек был в стельку пьян, и его собутыльник не сомневался, что он оставит свою затею и предоставит почетное исполнение ритуала кому-нибудь другому. Но Блэкджек все-таки шатаясь взошел на сцену под шквал аплодисментов и спустил штаны…

Конферансье метнулся за сцену, чтобы принести одеяло, но Блэкджек послал его ко всем чертям. Он схватил девочку и принялся мять ее грудь и ягодицы с такой силой, что у бедняжки на глазах выступили слезы.

Пьяно осклабившись, он обслюнявил два пальца и пощупал жертву, кивнув аудитории, как бы подтверждая сказанное о ее невинности. Затем приподнял девочку за ноги с такой легкостью, будто она была куклой, и грубо овладел ею.

Детвейлер никогда не забудет ее тонкий, пронзительный крик, ее несчастные глаза, когда Блэкджек заставлял бедняжку изгибаться и дергаться под одобрительный рев пьяной публики. Именно тогда Детвейлер понял, что смотреть, как берут какую-нибудь сучку, так же приятно, как иметь ее самому.

Теперь, глядя, как этот кобель-управляющий гладит внутреннюю сторону бедра Прайдова отродья, Детвейлер воображал себя рядом с Кэйт. Учащенно дыша, он пытался быстро расстегнуть штаны. В это мгновение бинокль выскользнул из его рук. Когда Детвейлер вновь приложил его к глазам, мужчина, только что охваченный страстью, вскочил на ноги, схватил женщину и скрылся в зарослях кедра.

Черт! Этот кобель наверняка увидел отблеск стекол его бинокля. Нужно сматывать удочки.