Поединок страсти

Глава 17

Байрон размышлял о том, насколько непредсказуема жизнь. Этим утром, когда Кэйт внезапно объявила о своем намерении оставить Аутбэк Прайдов, он подумал, что все кончено, что до конца жизни он будет вынужден перебиваться с работы на работу. Этим же вечером, пакуя чемоданы к отъезду на ферму Нейла Диллона, Байрон был почти уверен в своем будущем.

Сначала — потрясающий звонок Мимс. А потом весь день, как только новость о происшедшем на Аут-бэке разнеслась по округе, владельцы ранчо звонили и предлагали свою помощь в возмещении убытков.

Бог да поможет техасцам за их доброту, ведь звонили даже те люди, которые скептически относились к планам Кэйт. И она, в Хэнк, и Команчо — самые гордые и независимые люди из тех, кого он знал, с кем встречался за всю свою жизнь. Но когда происходят подобные трагедии, даже им трудно без поддержки, без внимания со стороны соседей.

Уложив в чемодан последнюю рубашку, Байрон еще раз прокрутил в уме список необходимых вещей. Кэйт посоветовала ему взять с собой дополнительно твидовый костюм для Бакс Кантри и черный галстук на тот случай, если Мимс попросит сопровождать ее на каком-нибудь приеме в Манхэттене.

Мимс. Он улыбнулся при мысли о том, что вскоре увидит ее вновь. Когда он думал о Мимс, о Нейле Диллоне и об откликнувшихся на беду техасцах, он все больше и больше верил в успех Аутбэка. Усмехаясь, Байрон ловил себя на мысли, что готов расцеловать всех этих людей… Свое желание относительно Мимс он оставил в стороне от всего остального.

Единственное, что не давало Байрону покоя, так это мысли о Команчо: его вызывающее поведение не может оставаться безнаказанным.

Байрон никогда не думал, что может попасть в такое затруднительное положение. Все его друзья — и белые, и черные — остались в Кении. Команчо понравился Байрону. Они бы могли стать друзьями. У них много общего, и как только этот ковбой не замечает этого — и любовь к земле, и забота о природе, и отношение к людям… Но Команчо с самой первой встречи относился к нему как к врагу. Что ж, вызов принят.

Полный решимости, Байрон вышел из дому. Проходя мимо комнаты Кэйт, он беззвучно помолился, чтобы в этот миг она не открыла дверь. Ведь тогда ему придется объяснять свои намерения.

Выйдя во двор, Байрон посмотрел на ясное звездное небо. Остановившись, он попытался вспомнить, как эти звезды выглядели на небе Кении. И звезды, и его жизнь были теперь другими. Только луна оставалась прежней и блестела на зимнем небе, как огромная жемчужина.

Несколько сот ярдов западнее, у загонов, горели огни.

Пахло свежей соломой, антисептиками и дымом. Болтая с охранниками, Байрон переходил от одного загона к другому. И лишь полчаса спустя, убедившись, что дела обстоят как нельзя лучше, он постучал в дверь Команчо.

Заспанный, в наскоро накинутом халате, Команчо вышел на крыльцо. У ног его крутился, добродушно поскуливая, Траубл.

— Что вы здесь делаете? — сурово спросил Команчо, а затем не без ехидства добавил:

— Не пора ли баиньки?

Байрон проигнорировал оскорбительный тон. Только идиот может позволить себе завестись с пол-оборота.

— Этим утром я сказал, что неплохо было бы разобраться в наших отношениях. К несчастью, время и место были неподходящими. Сейчас я свободен и полностью к вашим услугам.

— Вы свободны? — Команчо вспыхнул. — Что, черт возьми, значит вся эта комедия?

— Вы вызвали меня на дуэль. Я готов.

— Нет.

— Что «нет».

— А то и нет. У вас ничего не выйдет. Знаете, я ведь, в сущности, не желаю вам зла. Думаю, вам удобнее всего будет вылететь в Нью-Йорк утренним рейсом.

Команчо попытался закрыть дверь.

К его удивлению, Невилл, поставив ногу на порог, схватился за ручку.

— Когда я был совсем мальчишкой, — сказал Невилл назидательным тоном, который всегда безумно раздражал Команчо, — отец говорил мне, что настоящий мужчина никогда не начнет драку первым. Но уж если он окажется втянут, то должен выйти победителем. Вы начали эту заваруху. Я считаю своим долгом довести ее до конца.

Команчо внезапно широко распахнул дверь, надеясь, что нахал из Кении потеряет равновесие. Но тот просто легко отпрянул, и резкое движение не причинило ему никакого вреда. Все в Невилле, включая и тот факт, что он крепко стоял на ногах, действовало Команчо на нервы.

— Этим утром, — продолжал Невилл, — я сказал, что лучше всего было бы встретиться у загона. Беру свои слова обратно. В нынешних обстоятельствах это несколько неудобно,

— И почему же?

— Охрана может донести Кэйт.

«Надо отдать должное этому красавчику, — подумал Команчо, — а я-то решил, что Кэйт — первый человек, которому Невилл с удовольствием рассказал бы о происходящем». В пижонской одежде и с изысканными манерами белый охотник напоминал Команчо тот сорт мужчин, которые ставят чистоту ногтей выше попранного самолюбия.

— Дайте мне пять минут. Встречаемся у старого склада, рядом с автомобильной стоянкой.

Команчо быстро оделся и запер Траубла в доме. Подойдя к складу и ничего не разбирая в темноте, он подумал, что Невилл изменил свое решение, но вдруг у самой стены увидел белого охотника. Байрон боксировал свою тень, передвигаясь довольно неплохо для мужчины своего возраста. Однако боксировать со своей тенью — далеко не то же самое, что драться с живым, разъяренным врагом. Команчо криво усмехнулся, предвкушая то наслаждение, которое ему доставит созерцание испуганного и поверженного Невилла.

Он подошел к нему сзади и похлопал по плечу.

— Можно, я потанцую вместе с вами? Вы не заняты?

«Черт побери, у этого увальня тоже есть некоторое чувство юмора, — подумал Байрон, оборачиваясь к противнику, — пришло время преподать этому задире хороший урок».

Им не удастся сработаться до тех пор, пока Команчо не станет уважителен к нему. А работать вместе придется бесспорно, поскольку ни тот ни другой не собирались покидать Аутбэк.

— К вашим услугам. — Байрон вежливо отступил на шаг.

Команчо покачал головой.

— Для начала договоримся кое о чем. Не кусаться, не блефовать, не задирать словами и не бить ниже пояса. Договорились?

Байрон улыбнулся. Кажется, Команчо вечно будет помнить, как в «Сауз Стар» он расправился с пьяницей, приставшим к Кэйт. Возможно, его поступок и нельзя назвать джентльменским, но, с другой стороны, иного выхода не было; наверняка Команчо в подобной ситуации поступил бы так же.

— Договорились, — сказал Байрон.

В ожидании атаки он начал кружить на месте, защищая кулаками голову и грудь. Долго ждать не пришлось: его соперник ринулся на него как бык и тут же, отпрянув, упал на землю. Удар — великолепный апперкот — пришелся в челюсть.

В былые времена Команчо слыл великим задирой. На родео ему приходилось драться с людьми крупнее Байрона, но никогда еще он не получал такого удара. Голова гудела, как колокол. Часто мигая, чтобы увидеть противника сквозь туман, застилавший глаза, Команчо бросался на него вновь и вновь, охваченный каким-то злобным безумием.

Байрон продолжал с успехом отражать атаки. Прекрасно понимая, что его противник профессиональный боксер, Команчо все-таки не сдавался. После очередного удара ему с трудом удалось подняться с земли. Вскоре он уже перестал замечать, сколько раз был сбит с ног и куда приходились удары. Каждый раз, делая новый выпад, он платил за него свежей кровью. Но во что бы то ни стало надо подойти к Байрону как можно ближе и использовать свои преимущества в росте и весе. Наконец Команчо удалось уклониться от Байронового кулака и, не обращая внимания на «маневры» противника, он схватил его, пытаясь оторвать от земли.

Не желая причинять Команчо большого вреда, Байрон старался не наносить особенного ущерба его внешности. Теперь же он почувствовал, что земля уходит из-под ног, выбора у него не оставалось, и он провел серию ударов по лицу.

Команчо же, схватив Байрона за плечо, сильно ударил его в грудь. «Может быть, Команчо и не тренированный боец, — подумал Байрон, — но у него сердце чемпиона». Подняв руки, Невилл обхватил голову Команчо и сжал ее изо всех сил, — бедняга отпрянул и упал на колени. Потеряв равновесие, Байрон тоже рухнул на землю. Тяжело дыша, он пристально посмотрел на Команчо.

— Ну как, хватит?

— Не чеши языком, давай за дело! — нижняя губа Команчо опухла, и челюсть почти не двигалась, он знал, что идет на большой риск.

«Этот негодяи еще прилично держится на ногах, — не без раздражения подумал Команчо. — Но все равно, рано или поздно, он должен устать. Ему нужно преподать хороший урок».

И вот они снова принялись кружить и топтаться на месте, как гладиаторы, не защищаясь и не нападая. Звезды на небе уже постепенно начинали меркнуть. Не смотря на то что становилось все прохладнее, «дуэлянтам» по-прежнему приходилось жарко.

— Перестань, чертов выскочка, перестань, — беззвучно шевелил губами Байрон. Он еще никогда не встречал человека; способного выдержать такой поединок. Его собственные мускулы болели, косточки пальцев саднили. В Кембридже он выдерживал несколько трехминутных раундов и обычно выходил победителем. Эта драка, похоже, переходит в марафон.

Невиллу казалось, что они бьются уже несколько часов, хотя логика подсказывала ему, что это невозможно. «Черт побери! Я стал слишком стар для выходок подобного рода», — мелькнуло у него в голове и, поскользнувшись, он не удержался на ногах, упав прямо в руки Команчо.

Они стояли, прижавшись друг к другу, как любовники, и были не в силах сдвинуться с места. Команчо пришел в себя первым. Он со всей силы ударил Байрона кулаком в живот. Тот автоматически опустил руки и открыл противнику лицо. Ошибка, ошибка, — пронеслось у него в голове, еще до того, как Команчо сильным ударом чуть было не вырубил его окончательно. Если бы Команчо смог продлить поединок, он бы добился своего. Но силы его были уже на исходе.

Вскоре противники вновь стояли в обнимку, даже не пытаясь сжать кулаки. Не в состоянии оттолкнуть друг друга, они шатались из стороны в сторону. Команчо навалился на Байрона, и тот медленно осел на землю.

— Я лично предпочитаю быть сверлу, — понемногу приходя в себя, с трудом выдавил он.

— Не беспокойся, — Команчо приподнял голову, — ты в полной безопасности.

— Ну конечно! Я уже чуть не умер дважды.

— Скажи, черт тебя побери, где ты научился так драться?

— В колледже. Я был чемпионом в своем весе.

— Спасибо, что вовремя предупредил!

— Лучше поздно, чем никогда.

Команчо зарычал в ответ. Его оскорбленное сердце подсказывало ему подняться на ноги и продолжить битву. Но тело отказывалось подчиняться.

— Что, черт побери, мы будем делать? — спросил он сквозь зубы.

— Не знаю, как вы, а я не могу двигаться. Думаю, у меня сломано ребро.

— Тогда мы квиты. У меня, кажется, разбит нос.

Байрон пошарил в кармане и вытащил свой носовой платок.

— Возьмите, — сказал он, протягивая платок Команчо.

— Это еще мне зачем?

— Не вам. Вашему носу.

Команчо взял платок и отер с лица грязь и кровь. Ничего достойного не было в том, чтобы лежать на холодной земле и хватать воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Однако в этот момент ему было не до рассуждений о достоинстве.

— Сегодня, а точнее, уже вчера вечером, — глядя в небо, заговорил Команчо, — ты сказал мне что-то насчет того, чему учил тебя твой отец. Мой говорил мне: «Любой дурак может ошибиться, но только настоящий мужчина признает свою ошибку». С того момента как ты появился, я вел себя словно маразматик. Я хотел заставить тебя уехать. Приношу свои извинения.

— Забудем. Вполне возможно, на твоем месте я вел бы себя точно так же. — Байрон сел и посмотрел на Команчо. — Ну и вид у вас!

— Знаешь, тебе бы тоже вряд ли присудили первое место на конкурсе красоты, — хмыкнул Команчо.

Байрон достал из кармана рубашки примятую пачку сигарет, вынул одну для себя и протянул оставшиеся Команчо.

— Нет, спасибо, — ответил Команчо, осторожно трогая свой нос. — Это вредно для моего здоровья.

Наконец-то до Команчо дошел весь комизм ситуации. Они впервые говорят по-человечески, и какой у них при этом вид: на ногах не держатся, лица — сплошной синяк, одежда в крови. Он расхохотался. Тот факт, что смех тоже доставляет ему боль, рассмешил его еще больше.

Байрон смотрел на него с изумлением и несколько настороженно.

— С тобой все в порядке?

И этот вопрос задает человек, последние полчаса потративший на то, чтобы хорошенько намять ему бока! Команчо никогда не приходилось слышать ничего более забавного… Перестав смеяться, он повернулся к Байрону и улыбнулся. Тот ответил ему тем же.

— Тебе лучше зайти ко мне и умыться перед тем, как отправиться в главный дом, — сказал Команчо. — Кэйт задаст нам хорошенькую трепку, если узнает, чем мы тут занимались.

— Отличная идея! Я и так боюсь ходить мимо ее двери. Честно говоря, когда Кэйт не в духе, мне просто некуда деваться.

— В этом нам с тобой одинаково повезло.

— Послушай, а нет ли у тебя случайно бутылочки теплого пива?

— Нет, но у меня наверняка найдется что-нибудь покрепче.

Через полчаса они уже сидели на кухне и потягивали джин в тишине, нарушаемой повизгиванием обезумевшего от радости Траубла, метавшегося от Команчо к Байрону и обратно. Команчо смотрел на пса и размышлял о том, как хорошо собаки разбираются в людях. До него же многое дошло только сейчас. Он наконец понял, что Байрон сильный, мужественный человек, обладающий недюжинным умом и обаянием. И он понял кое-что еще.

Байрон Невилл великолепно подходил Кэйт.

Когда шесть дней назад Мимс встречала Байрона Невилла в аэропорту, меньше всего она предполагала, что безумно в него влюбится. Однажды она пережила нечто подобное. Экстаз перешел в агонию, и все закончилось катастрофой. Влюбиться — это значит потерять контроль над собой, и она поклялась, что подобного с ней больше никогда не произойдет.

Мужья Мимс — модели и артисты эстрады, улыбавшиеся с обложек престижных журналов, — всегда плясали под ее дудку.

В противном случае она ни за что не вышла бы за них замуж.

Страстная любовь быстро проходила, молодожены еще некоторое время оставались вместе, пытаясь всеми силами сохранить немного прежних чувств друг к другу, и расходились. Впрочем, это не огорчало Мимс: когда дело доходило до того, чтобы найти себе подходящего мужчину, ей не было равных. Она даже не прилагала для этого никаких усилий.

Так что же она так суетится и нервничает на этот раз? Сидит в кафе, бросая тревожные взгляды на Байрона, когда на ней великолепное платье, да и сама она прекрасно выглядит. Бог мой, да на него просто невозможно смотреть спокойно. Небольшой свежий шрам на левой щеке только прибавляет шарма его и без того интересному лицу. Да ведь она просто сходит от него с ума!

Сначала Мимс хотела его окрутить. Потом единственным желанием стало прижаться к нему, чтобы тоска одиночества, не покидавшая ее много лет, сменилась спокойствием и счастьем.

— Я до сих пор не могу в это поверить! — воскликнул Байрон, выводя Мимс из оцепенения.

— Не можете поверить во что? — Она давно уже потеряла нить разговора.

Байрон кивнул, указывая на зал так, как будто это было не какое-нибудь третьесортное кафе, а по меньшей мере пятизвездочный ресторан.

— Я не могу поверить, что я в Нью-Йорке, в Соединенных Штатах Америки, рядом с легендарной Мимс Полинг. Вы творите чудеса! Благодаря вам последнюю неделю я провел просто сказочно: путешествие в Бакс Кантри, несколько дней в Манхэттене… Более того, не побоюсь преувеличений, наше ранчо обязано именно вам своим нынешним существованием.

Была ли в его взгляде благодарность, признательность или благоговение? Увы! В глубине души Мимс знала, что ни одно из этих трех чувств не были бы ей достаточны. Даже три сразу. Мимс хотела больше, настолько больше, что это пугало ее все сильнее и сильнее.

— Это место вряд ли можно назвать сказочным. Неужели вам нравятся пластмассовые столики и эта безвкусная лепнина на стенах?

Байрон широко улыбнулся.

— Дело не в месте, — произнес он, — дело в том, что вы рядом.

— Вы льстец, однако, — Мимс попыталась цинично улыбнуться и опустила глаза. Всеми силами она пыталась скрыть свои чувства.

— Почему вы никогда не говорите со мной серьезно? — Байрон, казалось, обиделся. — Чего вы боитесь?

— Боюсь? Вы думаете, я боюсь?

— Без всякого сомнения, многие мужчины уже говорили, что вы красивы. Но разве хоть один из них назвал вас доброй, честной, щедрой?.. Знаете, я вижу вашу душу.

Мимс грациозно повела рукой, что в прошлом неизменно привлекало к ней внимание мужчин.

— Вы и так знаете обо мне больше, чем многие мои самые близкие друзья.

— Вы сказали мне лишь то, что можно узнать, пролистав любой из выпусков справочника «Кто есть кто». Вы родились и выросли в Броннее, получили диплом бакалавра в колледже Хантер и магистра экономических наук в Гарварде. Безусловно, это впечатляет. Но факты и цифры никак не способны воссоздать образ живой и прекрасной женщины. А все, чего я хочу — это узнать вас.

Чем, черт побери, он занимается?! Попивает кофе, порет всякую чушь до головной боли. Нет бы прямо сказать ей, что она великолепна и что он любит ее. Байрон сходил с ума, представляя, как спадает накидка с ее плеч.

— Может быть, отобедаем вместе? — Мимс отвела взгляд.

— О чем ты! — забыв о безликом «вы», воскликнул Байрон. — Ты же знаешь, единственное чего я хочу, так это тебя.

Мимс почувствовала, как заливается румянцем, как теплеет у нее в груди.

— Я польщена…

— Неужели ты не можешь отличить искренних слов от лести?

— А как же Кэйт?

Он ошеломленно посмотрел на нее.

— А что с ней?

— Разве вы не близки?..

— Конечно, близки. Я работаю на нее — и я восхищаюсь ею. Но не более того.

— Значит вы с Кэйт не?..

— Да что ты! Она очаровательная девочка. Но посмотри на меня. Я слишком стар для девочек. Я хочу женщину. Я хочу тебя, Мимс. С тех самых пор, как увидел тебя впервые в аэропорту Сан-Антонио. Мне так хотелось, чтобы именно ты была той самой Кэйт Прайд!.. — Глаза их встретились. Не в силах бороться со своими чувствами, Байрон резко встал из-за стола. — А теперь, как бы нам поскорее выйти отсюда? Незачем шокировать слабонервную публику.

— Ты о чем?..

— Скорее, любимая. Нам нечего тут делать. — Желание сделало его голос более хриплым и глубоким.

Байрон взял ее за руку и помог выйти из-за стола. Они быстро вышли из кафе. Пятнадцать минут спустя такси остановилось напротив Трумп Тауэра.

— Это не похоже на мой отель, — Байрон с недоумением огляделся.

— Просто до меня ближе.

Он едва успел прихватить с собой сумку — так быстро повела его Мимс к кабине лифта. Хотя тот поднимался с захватывающей сердце скоростью, эта скорость не могла сравниться со скоростью поднимавшегося в нем желания.

К тому времени, как Байрон переступил порог ее квартиры, он уже чувствовал, что едва сдерживает себя. Уже очень давно ему не приходилось испытывать столь сильных чувств по отношению к женщине.

— Может, ты что-нибудь хочешь? — страстным шепотом спросила Мимс. Она указала в сторону окна. — Хочешь взглянуть? Там очень красиво.

— Спасибо, но незачем, — Байрон не сводил с нее глаз. Мимс была самой роскошной женщиной на земле. — Когда мы были в кафе, я никак не мог избавиться от желания снять с тебя это платье.

Мимс двинулась к нему бесшумной кошачьей походкой, чуть покачивая бедрами.

— Это платье снять не так-то просто.

— Увидим, — он улыбнулся и прижал ее к своей груди. О! Как она была прекрасна…

— Надеюсь, что не испорчу тебе настроения, но хочу предупредить: я практикую безопасный секс. Ты…

— Мужчина в моем возрасте, — усмехнулся Байрон, — редко позволяет себе обширную практику. Знаешь, я тоже не против того, чтобы предохраняться. — Он погладил свой нагрудный карман. — Вообще-то я думаю, это понадобится еще не скоро.

— Не понимаю…

— Подожди. — Погладив Мимс по спине, он потянул вниз язычок молнии и, чуть отстранившись, обнажил ее плечи и грудь.

— Ты ничего не носишь под платьем?!

— Под платье из салона мистера Мэки мало что можно надеть.

— Да благословит Господь мистера Мэки!

Байрон нежно дотронулся до ее плеч. Когда его руки коснулись груди, Мимс застонала.

— Знаешь, я всегда думал, что темные соски — признак страстной женщины, — прошептал Байрон и наклонился, чтобы коснуться их губами.

— Этот признак распространяется и на мужчин, не так ли? — она развязала галстук и, расстегнув рубашку, провела ладонью по груди.

Байрон почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Боже мой, что ты со мной делаешь… — хрипло сказал он, опустив руки и позволив ей сбросить пиджак с его плеч.

Теперь пришла его очередь. Байрон больше расстегнул молнию, обнажая ее тело до талии. Руками опускаясь все ниже и ниже, он гладил ее бедра.

Мимс отвечала с такой страстностью, что у него дух захватывало.

— Не торопись, — прошептал он ей на ухо. — У нас впереди целая ночь, и я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— А как же ты?

— Разве этого мало?.. — пробормотал он, еще больше расстегивая платье Мимс.

Байрон отступил назад и бросил на нее горящий взгляд. Она стояла перед ним, закинув голову и опустив руки. Его руки следовали взгляду и обводили каждую линию, каждый изгиб ее прекрасного тела. Он потянул язычок молнии в последний раз, и платье, извиваясь змейкой, упало на пол. Бедра охватывали изящные подвязки. Бежевые кружевные трусики буквально сводили сума.

— Ты само совершенство, — восхищенно произнес он, гладя ее бедра, живот, скользя рукой все ниже и ниже… Боже, как тут горячо!

Мимс была наверху блаженства. Ей никогда не приходилось испытывать такого сладостного мучения.

— Теперь я, — сказала она, расстегивая ему брюки.

Обняв Байрона одной рукой, она другой гладила его плоть. «Не торопись, не торопись», — уговаривала себя Мимс. Как долго мечтала она об этой ночи!

Байрон медленно, дюйм за дюймом снимал с нее трусики.

— Да ты настоящая блондинка! — восторженно прошептал он.

Байрон подхватил Мимс на руки и, сев в кресло, раздвинул ноги, посадив ее к себе на колени.

Она была открыта, как цветок. Он гладил ее лобок и ласкал складочки горячей ложбинки.

— Я больше не выдержу, — стонала Мимс.

— Потерпи, любимая!

Обхватив ягодицы, Байрон, приподняв, поставил ее себе на колени и приник губами к самому центру ее женственности.

От наслаждения Мимс готова была потерять сознание. У нее никогда не было такого трепетного мужчины. Байрон словно вдохнул в нее новую жизнь, он заставил ее почувствовать себя вновь молодой и красивой.

«Возможно, — подумала Мимс, — эта ночь — самое прекрасное, что мне пришлось испытать в жизни».