Милиционер Пучков стоял на посту против банка. Пригнали раз в самый банковский разгар около двух часов дня три автомобиля. Два встали у самого входа, а третий по другой стороне улицы. Была на нем какая-то машина, вроде фонаря с ручкой. Покуда вылезали человек десять с двух автомобилей, выскочил от фонаря маленький юркий человечек, подбежал к Пучкову, сунул ему бумагу и сказал:
— Товарищ милиционер, вот вам отношение из Госкино. Нам необходимо произвести киносъемку. Для вас будет много неожиданного. Не смущайтесь! Так нужно по программе Будут бегать люди Будут выстрелы. Крики. Так, пожалуйста, вы не допускайте близко публику, чтобы кто-нибудь не пострадал. Отношение сохраните у себя для отчета по начальству.
Пучков начал просить прохожих:
— Граждане, не толпитесь на панелях! Проходите! Будет стрельба! Снимка для кино. Не переходить, не переходить дорогу! Дядюшка, дядюшка, обратно, друг. Обожди! Эй! Папиросница, куда? Патент есть?
— Начина-а-ем! — крикнул юркий человечек, подсел к фонарю, завертел ручку и махнул рукой к подъезду.
Туда вошли приехавшие на автомобилях и прикрыли дверь. И сразу загудела тревожная сигнализация из банка.
— Весело! Весело! — кричал киносъемщик, накручивая ручку.
Пучков осаживал публику.
— Да нарочно, нарочно для съемки тревога! Трусите, трусите, граждане? То ли еще произойдет! Может и ранить! Ходи, ходи, товарищ женщина! В «Кализее» гляди потом. Чего задарма глядеть!
Огромное зеркальное окно вдруг рухнуло с третьего этажа, засыпая- зеленоватой стеклянной крупой мостовую. Будто свалилась с крыши весенняя сосулька и уложила землю мелкими ледяшками. В пролом выкинулся до пояса перепуганный человек и взревел один раз:
— Гра-а-а-бят!
Его кто-то вдернул обратно. И пальнули раз-другой глухие револьверные рывки. Киносъемщик засмеялся.
— Натурально! — воскликнул Пучков. — Стекло окупится!
— С лихвой! Десять тысяч ассигновано Госкино на эту съемку! Отойдите, товарищи, подальше! Вы закрываете мне поле действия. Я вас уже заснял Не подпускайте, не подпускайте публику! Какое глупое любопытство! Люди работают, они тут развлекают, снуют!..
— Честью говорю, не понимают! — кричал Пучков. — Ругаться начнешь — оскорбление личности! Проваливайте, проваливайте!
Пучков поворачивал извозчиков, ломовиков, автомобили, осаживал густо набившуюся публику. Шоферы сидели с трубками и держались за рули.
В банке была тишина. Киносъемщик придержал ручку. Сигнализация смолкла.
Немного погодя из банка начали выносить какие-то небольшие мешочки и кидали в кузова автомобилей. Киносъемщик опять весело застрекотал ручкой.
— Очистите дорогу! — кричал он милиционеру. — Скоро поедем! Надо торопиться к другому банку!
Пучков послушно и суетливо делал проход в публике.
— Шире, шире! На себя судачьте — задавят! У них машина заряжена на время! Может остынуть. Погонят!
И вслед за этим из подъезда выскочил знакомый кассир с разорванной манишкой, в красных чернилах на щеке, с портфелем…
— Пучков! — рявкнул он.
Его схватили выбежавшие за ним люди, закутали голову черным платком, смяли на панели и втащили назад. За толстым портфелем, упавшим на панель, выпрыгнул один шофер и лениво швырнул его на подушки.
— Это номерок! Это номерок! — веселился киносъемщик, звякая ручкой.
— Ка-ак кассир-то взревел? Что те актер! — шутил Пучков. — А я и не знал, что будет представление!
— Да, — радостно отвечал киносъемщик, — эта фильма будет иметь успех. Ребята очень сыгрались. Настоящее ограбление банка.
— Кассир-то и морду в чернила выкрасил! — ойкнул Пучков.
— Нельзя иначе! Мы должны дать вполне реальную обстановку. Здесь наружный вид ограбления. В другом районе работают киносъемщики внутри. Отсюда поедем ставить сцену после ограбления.
Публика все накапливалась и накапливалась. Пучков торкался, торкался в стороны, серчал и не мог справиться. Тогда киносъемщик, поворачивая фонарь на публику, закричал:
— Товарищи, я прошу вас отойти на тот уголок. Заодно я вас всех сниму. Вблизи нельзя угадать правильный фокус. Снимок будет валиться. Пожалуйста!
Народ загоготал, опрокинулся назад, побежал, киносъемщик заторопился с ручкой.
Пучков легко отгонял немногих оставшихся. Вертлявый человек вытирал пот со лба,
В разбитом окошке показались двое из приехавших и гаркнули вниз:
— Готово! Сейчас выходим. Снимай последний выход.
— Даешь! — ответил киносъемщик.
— О, здорово! — шумел улыбавшийся Пучков. — Как по расписанию поезда!
— Да! Фильма заряжена на определенный отрезок времени. Один оборот ручки нельзя повернуть зря! Мыла кусок, три копейки брусок!
И они дружественно засмеялись.
Народ опять торопливо подвигался к фонарю. Тут, не спеша, вышли с портфелями товарищи киносъемщика, уселись в автомобили, один повернул на дверях плакат с надписью «Банк закрыт», юркий человек разок подребезжал ручкой, накинул на аппарат тугой черный футляр, пихнул за обшлаг Пучкову белый конвертик, и машины кинулись гуськом, заиграв на рожках тревогу.
— Будем знакомы! — выкрикнул человек у фонаря. — Берегите билеты в кино!
Автомобили ушли. Покружилась пыль, будто сейчас тут выбивали ковры, и стала садиться. Народ расходился…
Пучков с улыбкой вытащил из-за обшлага конвертик— и обомлел, В конверте была пачка червонцев. Он перемуслял пачку и насчитал двадцать красноглазых белячков. И еще больше повеселел Пучков. Он спрятал деньги в карман и сладко задумался на дороге.
Тогда один-другой, крадучись, начали выглядывать люди из пустого окна.
— Окончательно все уехали! — махнул Пучков. Банк ожил. С грохотом отбросилась дверь входа, и, галдя и крича, посыпал народ.
— Где? Куда? Что? Милицию! Чека! Пучков, похохатывая, ходил против банка.
— Дурак! Идиот! — вопил народ, показывая на Пучкова. — Налетчики!.Бандиты! Убийство!
Его потащили внутрь. В вестибюле он увидал, как перерезали ножницами веревки на двух связанных милиционерах, и около них валялись тряпки, вынутые изо рта. А рядом лежал и кровоточил щекой кассир. Он был без памяти, бледен и неподвижен.
— Доктора! Доктора! Директора убили.
— Он выбил окно!
— Наповал!
Тут только Пучков будто понял. Опустив глаза, изруганный, издерганный, суя всем бумагу из Госкино, не веря, он метнулся, скача через ступени, наверх, осел около убитого директора, поднятого на прилавок к решетчатой кассе, — и заплакал над собой.
Долго допрашивали Пучкова, сажали в тюрьму, — и обманутый «снегирь» записался безработным на бирже.
А деньги он утаил, зарыв в цветочный горшок с повялой фуксией, выкинутый соседями за ненадобностью в темный коридор за сундук и там забытый.
Трудные бесхлебные дни пришли скоро. Вынул он из укромного места первый червонец и подал своей бабе. А та скоро прибежала испуганная и горестная:
— Васенька! Червонец-то фальшивый! Не берут нигде! Смеются! В одном местечке погрозили!
Испробовали в разных местах червонцы. Ездил Пучков из одного района в другой и менял. Баба промышляла по мелким торговкам на толчках.
Спустили пять червонцев. И невдомек было — ползали по пятам за ними агенты МУРа. На шестом разменном червонце Пучкова взяли, унесли горшок с остальным фальшивым добром, — и сел «снегирь» на казенное довольствие в губтютю.