Поэзия Золотой Орды

Заведем-ка речь со слова «бисмилла»,

Чтоб и днем и ночью с нами был Алла,

Чтоб нам истина сияла с высоты,

Чтоб нам вечно быть в общине Мустафы,

Чтобы стала повесть краше и мудрей,

Чтоб возрадовались ей сердца друзей.

Полон дивными делами этот свет,

Одному ж подобья не было и нет:

«Свят Али! — сказал однажды в горних Бог. —

Духом крепок, сердцем чист, душой широк.

Львом Своим Я разве зря его зову?

Мощь его теперь проверю наяву».

Сразу слово запросилось на язык:

Да поможет нам Всевышний — Он велик!

Раз Пророк сидел с четверкою святых[71]

Тридцать тысяч стойких было возле них.

Все внимали, благолепия полны,

Лик Пророка им сиял светлей луны.

Вдруг меж них одна, без тела, Голова

Появилась и взрыдала, чуть жива.

Всех поверг в душевный трепет скорбный вид:

Где же тулово утратил сей шахид?

Борода сверкала чистой белизной.

Очи слезно обозрели круг святой,

И Глава от горя ликом пала в прах,

Вознесла мольбу Пророку, вся в слезах.

Обмерла душа его, но встал с земли

Лев Аллаха, светоч праведных — Али.

К Голове стопы направил, чтобы мог

Разглядеть ее во всех чертах Пророк,

Как ни силился могучий, ни на пядь

Эту Голову не смог он приподнять.

Поразились все, — а диво говорит:

«О Пророк, Али не знает, что творит!

Пусть он мне не причиняет лишних мук:

Чтоб поднять меня, ему не хватит рук,

Если б тысяча таких, как сам Али,

Силачом единым сделаться смогли,

Всею мощью совокупной ни на пядь

Не сумели б эту тяжесть приподнять!

Ибо я, узрев однажды Божий Лик,

Был и в чаяньях, и в помыслах велик,

День и ночь взывал я к Богу — и в делах

Неразлучно пребывал со мной Аллах.

Пятьдесят раз совершил я хадж святой,

Бедных-нищих утешая добротой.

То носил меня скакун, а то я сам

Божьим чудом возносился к небесам,

Божьим Именем спасался сотни раз,

С Моисеем отправлял порой намаз,

То меж ангелов я жил в краю ином,

То в миру — в привычном образе земном.

Град лучистый был отчизною моей,

Хызр Ильяса[72] числил я среди друзей.

Сын чудесный и жена — они вдвоем

Утешеньем были мне в дому моем.

Тело съел мое и сына страшный Див.

О Посланник, помоги, добро явив!

Див в колодец утащил мою жену,

В горе этом сколько дней я не усну.

Коль не явишь милосердья, о Пророк,

За тебя не помолюсь в последний срок!»

Рек Али: «О Вестник Бога, я схожу,

Зульфикаром[73] печень Дива поражу.

Иль погибну, или не спущу врагу —

Коль Всевышний подсобит, я все смогу,

Я спасу из вражьих лап жену и мать.

Если нет, то мне Дуль-Дуля[74] не седлать,

И в кругу мужей достойных мне не быть,

И мужских молитв вовек не возносить».

«Не ходи, — сказал ему Пророк любя, —

Пропадешь, Али, утратим мы тебя».

Рек Али: «Стезя ложится, о Пророк,

Жизнь ли, смерть — пускай теперь решает рок».

Зульфикар в руке — Али пустился вскачь,

и ударились Хасан с Хусейном в плач[75].

Тридцать тысяч сахабиев[76] день пути

Не преминули за витязем пройти.

Тридцать тысяч, проводив его в слезах,

И вернулись со слезами на глазах.

Как стрела, летит верхом хазрат Али.

Не поспеть за Головой — она вдали,

Как на крыльях, мчит, и вслед, в пыли, в дыму ль,

Выбивается из сил скакун Дуль-Дуль.

Пятикратный в срок творит Али намаз,

Голова с ним Бога славит всякий раз.

Семь ночей и дней неслись на смертный бой,

Средь пустыни оказались на восьмой.

Там увидели колодец — и, бледна,

Из жерла всходила адская луна.

Как узрел Али колодца черный зев, —

«Здесь ли Див?» — спросил он грозно, меч воздев.

«Здесь, — сказала Голова, — теперь тебе

Остается лишь довериться судьбе».

Разом спешился с Дуль-Дуля удалец,

Снял с его седла аркан в пятьсот колец,

Привязал аркан к колодцу — вниз глядит…

Голова и конь заплакали навзрыд.

За аркан схватясь, Али нисходит в тьму,

Голова Коран читает вслед ему.

Крепко держится за вервие рука.

Имя Господа не сходит с языка.

Глянет вниз — предела бездне черной нет.

Глянет вверх — уже не виден белый свет.

Лишь молитвой и спасается в тоске.

Жизнь его висит на тонком волоске.

Перепутал верх и низ хазрат Али,

Семь ночей и дней в беспамятстве прошли,

На восьмой — Али ногой нащупал дно.

Видит, в чувства приходя, — вокруг темно.

Сотворил Али намаз — и темнота

Разошлась, явив железные врата.

Входит он. Пред ним дворец, а во дворце —

Луноликая с печалью на лице.

Бога молит та нездешняя краса,

Вздох ее взлетает дымкой в небеса,

Где поклон кладет — от слез излитых след…

Это пленница-жена — сомненья нет.

И узрел Али другой дворец-зиндан[77]

С пятьюстами изможденных мусульман.

«О Али, — рыдают бедные, — спаси.

Нам от Дива избавленье принеси!»

«Кто сказал, что я приду?» — спросил Али.

«Мустафа здесь был, — ответствуют они, —

Известил, что ты придешь в урочный час

И, чудовище сразив, избавишь нас.

Здесь была нас ровно тысяча людей.

Ежедневно пятерых сжирал злодей».

Входит витязь во дворец, храня обет.

Див там спит — огромный, словно минарет.

Каждый коготь — с человека, так велик,

Злобою обезображен древний лик.

Голова его — как круглая гора.

Никому вовек не делал он добра.

Выдыхает над собою клубы туч.

Крепостную башню свалит — так могуч.

Высоко Али воздел волшебный меч,

Чтобы спящее чудовище иссечь,

Но сказал себе: «Али, не делай зла,

Львом Своим не зря назвал тебя Алла:

Не геройство — Дива спящего убить,

Не геройство — для других посыльным быть…»

Крикнул витязь надо спящим что есть сил,

Только Дива этот крик не пробудил.

Снова крикнул — отозвались даль и близь,

Камни вздрогнули и горы сотряслись.

Див проснулся и, округу обозрев,

Заревел во весь пылающий свой зев:

«Ты ли это, смертный недруг мой Али,

За душой моей пришел сюда с земли?

Да тебя убью одним ударом я!

Чьим ты промыслом попал в мои края?»

«Божьим промыслом, — ответствует храбрец,

Разрублю тебя на части, и конец».

Див кричит: «Сюда пришел ты на беду,

Всех на свете мусульман я изведу,

Не тебя лишь, — и Пророка самого,

И от Мекки не оставлю ничего».

Див, как было предначертано судьбой,

Размахнулся стопудовой булавой,

Булава, свистя средь страшной тишины,

На Али сошла всем весом с вышины —

И Али, едва успев подставить щит,

По колена оказался в землю вбит.

Но и тут Али наш духом не притих,

Светоч праведных и слава всех святых,

Снова на ноги восстав назло всему,

Вновь вознес моленье Другу своему[78].

Див злорадствует: «Еще ты жив, Али?

Будь хоть Каф-горой[79] — лежать тебе в пыли!»

Трижды витязя ударил булавой,

Весь извелся, а противник все живой!

Наступает теперь витязя черед,

Зульфикар Али из ножен достает,

Говорит: «А ну, злодей, воздень свой перст,

Возгласи Единство Бога всем окрест!»

«Тыщу лет без веры жил я, — молвит Див, —

Обходился без Аллаха и молитв,

Обойдусь без той обузы в смертный час:

Коль умру, на что и нужен мне намаз?!»

Услыхал Али от Дива эту речь,

Встал на камень и воздел волшебный меч —

И скатилась с шеи Дива голова,

Провещавшая греховные слова.

Но едва лишь нечисть ту убрал с земли

Лев Аллаха, светоч праведных — Али,

На героя из раскрытых врат дворца

Полетели дивы, дивы без конца!

Не помешкав ни мгновенья, витязь вновь

В смертной битве льет неправедную кровь,

Зульфикаром рубит головы горой,

Попирает он чудовищ тех ногой.

Триста дивов в этой битве полегли:

Он и вправду Лев Аллаха, наш Али!

Уступила рать нечистая ему,

От греха сокрылась прочь в глухую тьму.

Оглядел Али округу — дивов нет,

От уродливой орды простыл и след.

Расковал единоверцев он своих,

Разделил богатства дивов промеж них.

Взяв на спину, что могли снести зараз,

Все пошли ко дну колодца в тот же час.

Говорят они: «Али, куда идти?

Нам из этого колодца нет пути.

Нету крыл у нас, чтоб вылететь на свет,

Даже лестницы, и той, к несчастью, нет.

Видно, здесь нам и придется умирать,

На роду нам так начертано, видать».

Говорит он: «Будьте стойки до конца,

Безгранична милость нашего Творца».

Помолился он, и Божьего раба

На девятый круг небес дошла мольба.

Азраилу повелел тогда Аллах

Вознести их из колодца на крылах.

Как молитва завершилась, тотчас ввысь

Все они в мгновенье ока вознеслись.

Все они, и с ними женщина-краса,

Вознесли хвалу Аллаху в небеса.

Долго радовались счастью своему,

Да и мы причастны отчасти к нему.

Донеслась и до Пророка эта весть:

Лев Аллаха на пути — почет и честь!

Тридцать тысяч вышли витязя встречать

И хвалы Аллаху радостно кричать.

Голова катит к Пророку. Подле ног

Без натуги в руки взял ее Пророк,

Помолился, чтоб Всевышний спас Главу.

Милосердный услыхал его мольбу.

Голова былое тело обрела:

Руки, ноги возвратил рабу Алла.

Это чудо наяву видали все,

Поразились Божьей силе и красе.

Сына пожранного — в святости Своей

Возродил Аллах из высохших костей.

В новом платье возвращен ему Творцом

Облик юноши с сияющим лицом.

В память Шамса Тарази[80] и дел его

Не копи в подлунном мире ничего.

Фагилятун, фагилятун, фагилят,

Этот мир отдай в обмен на Райский сад!