Пожиратели миров 1

Глава 11

Я наблюдал за тем, как дёргается ярко-зелёная линия на экране, пытаясь понять последовательность.

Нет, не получится. Сигнал слишком слабый, мешают помехи для нормального перевода. Но одно точно — это не аварийный сигнал. Тот имеет очень сильную амплитуду с высокой частотой в последовательности три коротких, три длинных, три коротких, после чего пять сильных сигналов и тишина на тридцать секунд. Так он забивает весь канал и привлекает к себе внимание.

Здесь же была обычная последовательность, которая передавала какие-то данные, но из-за слабости сигнала перевести их было если не невозможно, то очень сложно. И тем не менее…

Отключив аппаратуру и оглядевшись, я быстро накрыл приёмник какими-то ветками, и направился к выходу. Была необходима тетрадь с ручкой, чтобы записать и перевести передачу. Возможно, это откроет мне путь к спасению.

Вернувшись, я сразу подключаю его обратно, пытаясь поймать сигнал. Приходится немного повозиться с круглыми тумблерами, чтобы настроиться, но сигнал получается настолько чистым, насколько это возможно из данного места. Думаю, что, если поднять его на мачту на холме, сигнал будет куда чище, однако это мне только предстоит выяснить. Сейчас надо разобраться с тем, что есть.

И я начинаю записывать передачу.

Любая передача состояла из цифр. Два сигнала, три сигнала, десять сигналов — они быстро пробегали по экрану, отчего нормально подсчитать их, учитывая помехи и слабость сигнала, было сложно. Это заняло не один час, чтобы по итогу получить более-менее внятный ответ.

Я пробежался взглядом по исписанному листу, после чего нехитрым способом переписал всё в слова. По крайней мере, попытался.

Да, это не был аварийный сигнал, я правильно определил. Более того, это была передача в ответ на аварийный сигнал.

Система была проста: потерпевший крушение подаёт аварийный сигнал. Его ловит корабль и посылает ответ. Чаще всего это инструкции и сообщения от командира корабля, который поймал призыв о помощи: «будем через столько-то», «предпримите такие-то меры» и всё по этому типу.

Однако, если по какой-то причине команда не успевает ответить, отвечает автоматика. Она передаёт тип корабля, что принял сигнал помощи, и свои примерные координаты в космическом пространстве. Так можно понять, кто тебя спасёт, когда его ждать и о чём надо предупредить. Повторяется он ритмично, в ответ на аварийный сигнал.

То, что я сейчас ловлю, было типом корабля и его координатами. Проблема была в том, что координаты были сбиты — мы не в космосе, ориентироваться не на что. Тип корабля я тоже не мог определить, так как мешали помехи. Единственное, что мог сказать — он относиться к крупному флоту. То есть к кораблям не меньше, как минимум эсминца.

Понятно…

Я осторожно отключаю антенну и приступаю к её сборке. Казалось бы, бесполезная попытка что-то поймать дала мне сразу два результата.

Во-первых, в этот сектор подаёт ответ один из кораблей Империи. Судя по тому, что я вижу, там всё переведено на автоматику, что наталкивает на мысль, что с его экипажем что-то случилось. Вполне возможно, что то же самое, что и со мной. Значит, мы не первые и не единственные, кто здесь оказался волею судьбы.

Во-вторых, он посылает сигнал в этот сектор (который может иметь десятки тысяч квадратных километров), а значит отсюда исходит аварийный сигнал. Я не могу сказать точно, мой корабль это или нет, но сам факт его наличия уже радует. Я уже задумывался, что делать, если не обнаружу корабля, но так и не смог к чему-либо прийти, поэтому сейчас я чувствую воодушевление и облегчение. Есть сигнал — есть корабль, а мой — не мой, не играет роли. Они все схожи.

Я вновь перепрятал приёмник, после чего вернулся обратно в детский дом, где меня ждала подготовка к олимпиаде. Вопросы были простыми, однако я не мог ошибиться. Не имел права упустить этот шанс.

На следующий день меня перехватил после завтрака профессор.

— Сегодня олимпиада. Ты же помнишь? — внимательно посмотрел он на меня.

— Да. Я готов, — у меня не было ни тени сомнения в своих способностях. Я был готов хоть ночью встать и решить всё. Космодесант готов всегда.

— Отлично. Я уже отпросил тебя с уроков. Поехали.

Его автомобиль стоял на стоянке на краю территории. Белый обычный автомобиль, но лучше, чем тот, что был у социального работника Розы. Двигался он тоже заметно тише и плавнее. Видно автомобиль дороже её.

Я даже немного узнал о машинах этого мира. По большей части они были похожи в общих принципах строения, однако здесь пользовались двигателями с поршневой системой на жидком топливе, когда гражданские в Империи ездили на аккумуляторах. Здесь достаточно часто использовали старые технологии одновременно с современными.

— Всё решил? Было что-то непонятно? — уточнил профессор.

— Нет. Всё решил. Всё понятно, — сразу отрапортовал я. — Я хочу лишь спросить, когда станут известны результаты экзамена.

— Скорее всего, уже на этой неделе, — ответил профессор. — Они быстро их обрабатывают, а тут и осталось не так уж и много людей. Уже не терпится выбраться из этого дурдома, да?

— Да.

— Понимаю… Я тоже работаю здесь не по своей воле… — вздохнул он.

— По чей?

— Меня направили сюда из Государственного Университета Виа Лактиа. Я помогаю обучать сирот по программе «Помощь обездоленным», — кисло улыбнулся он и бросил на меня быстрый взгляд. — Приятно, что хоть иногда из них можно найти настоящий алмаз.

— Поэтому вы так хотите, чтобы я поступил в Гимназию?

— Деньги. За каждого найденного ученика я получаю прибавку, — подмигнул профессор мне. — Ничто не мотивирует больше, чем деньги, верно?

— А долг? Полная отдача своей работе и вера в правое дело, что вы помогаете людям? — спросил я.

— А есть мне тоже веру? То, о чём ты говоришь, хорошо, но разве я сам не заслуживаю благополучия? Помогая другим, почему я не могу помочь себе?

— Чем-то приходится жертвовать, — ответил я невозмутимо.

— Тогда… стоит ли мне пожертвовать другими ради себя? — поймав мой взгляд, он усмехнулся. — Почему жертвовать должен именно ты, человек, который помогает другим? Разве ты не принесёшь больше пользы?

— Есть призвание…

— Призвания и судьбу придумали люди, которым надо подчинить твою волю, — перебил он меня небрежным тоном. — Запомни, Грант. Когда человек говорит тебе о том, что ты должен кому-то что-то ради чего-то безвозмездно — он хочет тебя использовать.

— Почему вы так решили? — нахмурился я.

­— Потому что человек, которому не плевать на тебя, и который действительно благодарен, тебе отплатит тем же. А не станет говорить про твой долг и прочую чушь, чтобы ты работал задаром. Знаешь, кто таким нередко пользуется?

— Кто?

— Само государство.

Само государство…

Я нахмурился. Нет, я не поверил его еретическим речам, за которое лишиться головы можно было ещё на первых словах. Я знал, где есть правда, а где ересь — об этом позаботились ещё в самом начале моей подготовки.

Я не помню, как родился, не помню, где жил, но помню, как меня делали солдатом. Не только физически — тебя заставляют забыть, что ты когда-то вообще был кем-то ещё. Каждый день тебя ломают, чтобы убрать любую слабость, как милосердие или страх, замещая это праведным гневом и жаждой нести справедливость. Ты становишься мечом империи, её оружием.

Ты становишься машиной для убийств.

Но машина для убийств, как и лазерная винтовка, работает в обе стороны, убивая всех одинаково. И чтобы космодесантник никогда не сбивался с пути и не шёл против своих, он всегда проходит обработку.

Импланты изменяют разум, постоянная психическая обработка не прекращается ни на мгновение, где внушается, что ты должен защищать человечество и чтить Императора, того, кто подарил тебя эту силу. Трудности же, которые ты проходишь со своими боевыми товарищами, плотнее кровных связей связывают тебя с ними. Вы становитесь братьями, верными друг другу до смерти.

И под конец обучения, когда становишься космодесантником, твои эмоции скудны, твой ум остёр, страх тебе неведом, а ярость вечна. Ты верен Империи и Императору, ты лишён сомнений, а твои братья по оружию всегда подкрепят твою веру.

Потерял ли я после этого веру в своё дело в этом мире? Нет, не потерял. Я защищал людей, и верю, что продолжаю их защищать. Просто… когда я был космодесантником там, я даже не успевал задумываться над подобным. Но сейчас, вспоминая то, как меня обучали быть убийцей и, наоборот, заставляли забыть, что такое быть человеком, хорошо видно, как нам промывали мозг.

Это было к лучшему — с тем адом, в который мы окунались, нормальный человек лишился бы рассудка. А когда ты мало отличаешься от машины, то и выстоять против подобного легче.

Тем временем мы проехали спальные районы и выехали к центру, где были небоскрёбы. Это будто другой город на другой планете.

Здесь зданий из стекла и стали поднимались до небес. Широкие автострады ветвились между ними, расходились во все стороны, как артерии, по которым едут различные автомобили. Я видел, как мчатся поезда между небоскрёбами по мостам. Над головой то и дело пролетают корабли.

Я почти сразу понял, что это за класс. В империи было четыре класса: линкоры, крейсеры и эсминцы и малый флот. Из них четверых в атмосфере мог находиться только малый флот. Такие летали в пределах планеты, на её орбите, а также в пределах системы, никогда её не покидая. Они не были созданы для путешествий от системы к системе.

В какой-то мере, они были как мой разведывательно-десантный корабль. Разница лишь в том, что мой помимо десантного, для высадки людей под шквалом огня, был и разведывательным. Иными словами, способный делать варп-прыжки из системы в систему для разведки и оставаясь незамеченным как из-за размеров, так и из-за стелс защиты.

А так как разведка не всегда бывает в космосе, мы могли приземлиться и выйти в разведку на планете. Поэтому на корабле обязательно имелись трое бойцов, что должны были уметь пользоваться активной бронёй — большим бронированным доспехом, обеспечивающим не только защиту, но и силу. Она которая тоже была на корабле.

Собственно, активная броня была ещё одним важным аргументом найти его или хотя бы попытаться.

Мы не углублялись в небоскрёбы, проехали дальше, пока не остановились около огороженной территории.

­— Вот она, Государственную Гимназию Имени Гагарина, — профессор заехал на стоянку и остановился среди других автомобилей. — Здесь будет проходить тест. Ты постарайся, здесь будут лучшие из лучших, и большинство будет точно из аристократов. Произведёшь правильное впечатление и как знать, что тебя ждёт.

Мы выбрались из машины.

— Получается, я буду в меньшинстве, так? — спросил я напрямую.

— Ты не сражаться идёшь. Там не будет команды на команду, — усмехнулся профессор. — Каждый сам за себя и плевать на статус, что важно!

— Я слышал, что в детдоме есть и другие очень умные ученики.

— Ты про Триану Аверину? — сразу же догадался профессор и рассмеялся. — Не смотри на меня так, я знаю всех хороших учеников. Да, она могла бы пройти олимпиаду, и мне, кажется, она специально завалила её.

— Зачем? — не понял я.

— Компания, в которой она якшается. Они плохо на неё влияют. Уверен, что, если бы не они, вас было бы двое.

— А Минали? Вы её знаете?

— А что Минали? — без интереса спросил он.

— Нет, ничего.

Небольшая проверка. Если бы он действительно что-то мог сказать про неё, то заинтересовался бы куда больше. В любом случае, мне нет никакого дела до других.

Мы вышли к главной дороге, что шла от ворот к зданию гимназии. Здесь было много людей, и большинство выделялось богатой одеждой. Не все, были и те, кто одевался попроще. Мы влились в поток и направились к главному зданию. Не чета тому, в котором проходят занятия у нас.

Наша школа была каменной коробкой с окнами в прямом смысле этого слова. Простая, практичная, для быстрой постройки. Гимназия была куда более старинным зданием с выделяющейся архитектурой. Она подчёркивала статус тех, кто в ней учится.

На входе стояла рамка, реагирующая на металл, и всех без исключения заставляли сдавать металлические вещи. У меня с собой ничего не было кроме ключей, поэтому я прошёл спокойно. Профессор остался с той стороны, перед этим попрощавшись со мной и отдав документы. Дальше я сам.

Сразу после выхода я попал в холл. Крошечный по меркам Империи, но большой по меркам этого мира, сделанный из камня, который создавал рисунки. Над головой висела большая люстра.

Здесь собрались все, кто собирался пройти следующий этап. В большей своей части, это были аристократы, хотя встречались и обычные — одежда их выделяла как клеймо. Гул голосов эхом разносился по залу, но всё равно оставалось ощущение пустоты. На меня никто не обращал внимания, все были заняты или собой, или знакомствами.

Мы прождали двенадцать с половиной минут, прежде чем вышел один из организаторов. Высокая женщина с длинным носом и маленькими квадратными очками.

Окинув нас взглядом, словно мы все здесь добыча, она громко объявила:

— Внимание участникам олимпиады по математике, которые сегодня собрались здесь для прохождения второго этапа! Сейчас вы все отступите назад и освободите передо мной место! Я буду называть имена и фамилии, после чего вы выходите ко мне сюда. Слушайте внимательно! Кто не услышит своего имени и фамилии, подойдёт после распределения! Итак, начали!

Зазвучали фамилии и имена. Названный человек выходит, после чего вставал перед женщиной. Едва группа набирается, её тут же уводят по коридору дальше.

— Грант Роковски! — обявляет женщина, и я делаю несколько шагов вперёд.

Мне достаётся седьмая группа, которую уводят по коридору.

По правую сторону находятся классы. В некоторые из них открыты двери, и я вижу, как там уже рассаживаются ученики. Нашу группу заводят в один из точно таких же классов, где нас уже ждёт мужчина.

Мы все рассаживаемся кто куда. Никто не спорит за место, так как это ни на что не влияет. Пару раз передо мной занимают места, но я просто нахожу свободное. Когда все расселись, мужчина делает шаг вперёд.

— Добрый день дамы и господа, — он окинул нас взглядом. — Меня зовут господин Ройт Крансельвадский, и сегодня я буду проводить вашу олимпиаду по математике. Но сперва, позвольте поздравить всех участников, кто смог дойти до второго этапа. Одно это уже огромный успех, учитывая сложность олимпиады.

Я не знаком с манерами этого мира и с модой, но его одежда, пиджак и брюки с туфлями, выглядели достаточно дорого. Человек из знати. Скорее всего, из аристократов, о которых я слышал.

Он мне напомнил политиков, что говорят много, выглядят дружелюбными, но на деле это подонки из поддонков похуже инсектов. Это дружелюбие — лишь формальность, а так он бы с удовольствием вытер о нас ноги. Ему нужны лишь умы, ресурс, которого всегда будет не хватать, а кто не прошёл — не более чем мусор, на который он даже не взглянет.

Дальше было стандартно. Нам зачитали правила, после чего выдали конверты. Открыть мы их смогли лишь по команде, после чего дали пять минут на заполнение формы о себе. А затем четыре часа на решение самих задач.

Я окинул взглядом то, что надо было решить.

Здесь задания были сложнее. Если раньше, образно говоря, было десять плюс десять, то тут два плюс два умножить на два. Сложнее, но всё равно просто. Для меня сложностью было читать, хотя я уже продвинулся в этом плане и мог читать по слогам, что значительно ускоряло работу.

Я вновь заканчиваю раньше всех. Откладываю листы, кладу перед собой ручку и поднимаю руку. Крансельвадский с улыбкой, фальшивой настолько же, насколько и его радушие, подходит ко мне.

— Что-то случилось?

— Я закончил, — негромко рапортую я.

— Уже? — его брови едва заметно приподнимаются.

­— Уже.

— Вы можете посидеть и проверить…

— Я уже проверил. Я готов сдать.

— Что ж… похвально, похвально…

Он складывает мои ответы в конверт, после чего достаёт из кармана какую-то яркую полоску, которой его заклеивает. Я подозреваю, что это специально, чтобы никто не вскрыл и не исправил ничего.

Меня никто не сопровождал до выхода, но этого и не требовалось. По итогу, здесь везде были камеры, и попробуй ты куда-то свернуть, тебя найдут и тут же вернут обратно. Поэтому я просто дохожу до рамки металлодетектора, прохожу КПП охраны и выхожу на улицу, где добираюсь до главных ворот.

Интересно то, что профессор меня отвёз, но возвращаться я должен был сам. Я не против, мне было о чём подумать. А прогулка, спокойная прогулка, как я заметил в этом мире, помогает собрать все мысли вместе и хорошо их обдумать.

Первое — корабль. Мне надо его достать. Там оружие, там активная броня и что самое важное — связь, которая может помочь выйти на Имперский флот. Сейчас мне надо было разместить антенну на той мачте. Хотя, возможно, глядя на небоскрёб, если будет возможность, то лучше и вовсе на нём.

Этим я займусь в следующие выходные, так что здесь всё ровно и чисто, как и должно быть.

Второе — Минли. С одной стороны, очень скоро, если обстоятельства сложатся удачно, я покину это место, и проблема не будет меня касаться. Однако в глубине души я чувствовал неприятный зуд, что требует разобраться в вопросе. Если она связана с демонами, то должна быть уничтожена. Если псирайдер, то этим займутся уже их служители закона.

По возможности, не подставляя себя, надо проследить за ней. Правда, может получиться так, что придётся делать это в те же выходные. Надо будет взвесить, что первостепенно — антенна или она.

Третье — подняться выше в обществе, найти точки влияния на местное общество, но это уже в процессе. Я сделал всё, что смог, и теперь от меня ничего не зависит.

Три пункта в порядке важности. И пока они крутились в моей голове, я вышел к небоскрёбам.

Надо отдать должное, здесь было на удивление солнечно между ними. Здания, уходящие в самое небо, стояли на достаточном расстоянии, чтобы солнечный свет заливал улицы. Вдоль широких дорог, отгораживая их от тротуаров, проходили зелёные газоны с пышными деревцами. Чисто, светло и аккуратно.

Я не помню ни одного такого крупного города Империи, где было бы также чисто. Чаще всего, если место было очень популярным, его застраивали в прямом смысле до границы тропосферы и стратосферы. Здания стояли так близко друг к другу, что получались узкие улочки, тёмные, затопленные людьми и грязные. Туда не проникал толком свет, из-за чего там всегда царил полумрак.

А там, где полумрак, водится и криминал.

Не хотелось бы, чтобы после прихода Империи здесь было всё то же самое.

А тем временем где-то впереди раздался грохот…