Похитители

Глава 13

Ночью они услышали рыдания. Это был не пугающий яростный плач, который бывает после кошмаров, а отчаянные, похожие на какие-то принудительные рыдания, раздающиеся через нерегулярные промежутки времени.

Филисия Холланд встала. Сердце бешено колотилось в груди, руки онемели. Через ванную комнату в ее спальню вошел Сэм и зажег лампу.

— Я схожу посмотрю, что случилось, — предложил он.

Сейчас в доме царила тишина.

— Как ты думаешь, что…

— Не знаю. У нее уже несколько дней подавленное состояние. — Сэм Холланд попытался успокаивающе улыбнуться, но из его попытки ничего не получилось. — Спи.

— Не выключай свет, — попросила Филисия.

В спальне было прохладно. После ухода мужа Филисия Холланд положила под спину подушку и закурила. Через минуту с небольшим из комнаты Кэрол донесся голос дочери. Наверное, Сэм постучал в дверь, и она спросила, кто это? Пол над головой Филисии три или четыре раза громко скрипнул, и после скрипа наверху наступила тишина. Филисия погасила сигарету, но продолжала беспокойно сидеть. Она ждала, когда успокоится сердце, когда ее потянет в сон, и она начнет сонно кивать головой.

Филисия задремала, но внезапно короткий крик наполовину разбудил ее. Он прозвучал только раз и больше не повторился. В крике не было ничего особенно тревожного, никакой пугающей интонации. Она пристально посмотрела на циферблат часов, стоящих на ночном столике у кровати… пять минут четвертого… потом перевернулась, поглубже зарылась под одеяла и вновь уснула.

Проснулась Филисия Холланд с чувством вины и легкого страха. Она лежала неподвижно и настороженно прислушивалась. Небо было похоже на колотый лед, но в окнах преобладал золотой цвет, на деревьях сидели и пели птицы: большие американские дрозды и малиновки, кардинал повелительно свистел, как патрульный фараон.

Филисия сбросила простыни, встала, нашла толстый халат и быстро надела его. В ней, как боль в зубе, пульсировала тревога.

Она зашла в комнату мужа. Сэма Холланда не было, его кровать была холодной.

Филисия поднялась на третий этаж. Дверь в комнату Кэрол была закрыта, и она осторожно открыла ее, стараясь не шуметь. Окна, выходящие на юг, были наполовину закрыты шторами, в комнате царил беспорядок… Кэрол до сих пор не распаковала чемоданы, и много ненужных вещей, предназначенных для хранения, лежали еще в коробках. Забытая яркая лампа на столе освещала бледный дубовый пол. В слегка спертом воздухе сильно воняло сигаретным дымом.

Кэрол спала на боку, одеяло сбилось до коленей. Одной вытянутой рукой она сжимала подушку, как будто старалась не дать какому-то чудовищу из кошмара вцепиться себе в горло. Другая рука лежала на груди. На Кэрол была хлопчатобумажная пижама с несколькими оторванными пуговицами. Дышала девушка через рот, временами дыхание становилось прерывистым, как перед скорым пробуждением.

Филисия улыбнулась с чувством сильного облегчения и с трудом сдержала материнское желание поправить одеяло, чтобы хоть немного защитить дочь от утренней прохлады. Она оставила дверь приоткрытой и спустилась на первый этаж. В библиотеке горел свет, из-за двери доносились голоса. Филисии показалось, что она узнала голос отца. Она удивилась, так как время было слишком раннее даже для Генерала, часто страдающего от бессонницы, и сердито покачала головой.

Но кроме Сэма, стоявшего спиной к двери, в библиотеке никого не было. Скрипучий голос Генерала бесплотно звучал непонятно откуда.

— Привет! — поздоровалась Филисия.

Сэм бросил на нее испуганный взгляд и театральным жестом прижал руку к груди, притворяясь, будто у него сердечный приступ.

— Прости, — извинилась она. — Что происходит?

— О… — Холланд сунул руку в стол, выключил магнитофон, лежащий в нижнем ящике, закрыл ящик и запер его. — Я прослушивал кое-какие записи бесед с Генералом с глазу на глаз. Мне нужны цитаты для новой статьи для «Комментариев», которую я сейчас пишу.

— Что-нибудь ужасное?

— Боюсь, да.

— Господи, когда вы с ним повзрослеете и перестанете… — Филисия Холланд замолчала, увидев улыбку мужа. — Я только что заглядывала в комнату Кэрол, — сообщила она ему.

Он устало покачал головой.

— У девочки была тяжелая ночь. Я спустился только час назад. Она спит?

— Спит, но очень беспокойно. Сэм, что случилось?

— Мне кажется, наконец сказалось напряжение последней недели. Наркотики, которыми они ее пичкали, сильно подействовали на ее нервы. К тому же у нее остались небольшие галлюцинации… — По лицу Филисии пробежал ужас. — Уверен, беспокоиться не о чем, но нам все же лучше проконсультироваться с доктором. Он может поменять успокоительное. — Сэм достал из ящика сигарету, хмуро посмотрел на жену и решил все-таки не курить. — И еще одно: Гаффни нажимает на нее слишком сильно. При данных обстоятельствах, думаю, она и так помогла им больше, чем надо. Я хочу попросить его отстать от нее хотя бы на несколько дней, пока она не успокоится и не придет в себя. Сейчас его очередь помогать Кэрол.

— Согласна. Пил кофе?

— Быстрорастворимый. Словами не передать, какая гадость!.. Который час, Филисия?

— Около шести.

— Значит, ложиться уже поздно. Зато можно успеть на первую электричку в город и вернуться домой пораньше вечером… Кстати, у меня предложение. Что скажешь об ужине вдвоем?

— А как быть с Кэрол?

— Если хочешь знать, в общем-то это была ее идея, — немного смущенно объяснил Холланд. — Но надо отдать и мне должное: я могу отличить хорошую идею от плохой.

Сэм обнял жену за талию и поцеловал. Он хотел, чтобы поцелуй был спокойным, но в нем оказалось слишком много напряжения. У нее даже мелькнула мысль, что если она случайно заденет мужа локтем, он может рассыпаться. Холланд так широко зевнул, что затрещали челюсти, и улыбнулся. Ей нравилось, как его рука обнимает ее за талию. Филисия немного приблизилась к мужу и на несколько секунд положила голову к нему на плечо. Они вместе вернулись в столовую, и она впустила Риггса, ждущего на крыльце.

— Хочешь омлет и оладьи с пахтой?

— Очень! Замечательный завтрак, — кивнул Сэм Холланд, сел за стол и посмотрел на темный очаг. Филисия принялась радостно готовить завтрак. — Сегодня такое прохладное утро, что можно даже растопить очаг.

— Сэм?

— Гммм?.. Извини, меня потянуло в сон.

— Что ты подумал, когда впервые увидел Кэрол? Я имею в виду, когда полиция привезла ее домой той ночью.

— Сначала подумал, что мне необходимо еще выпить. У меня было такое ощущение, будто кто-то сжал мне сердце, и оно поднялось в рот, словно пластмассовый пляжный мячик.

— Что ты подумал… о ней?

— Выглядела Кэрол, конечно, ужасно, но она была жива, и этого мне было вполне достаточно. — Он пристально посмотрел на жену. — А что?

— Не знаю… я стараюсь воскресить в памяти ту ночь. Полицейские ввели Кэрол в дом, и какое-то время она ничего не понимала… даже не узнавала нас. Она попробовала улыбнуться, но ее глаза…

— В ту ночь Кэрол едва на ногах стояла от усталости.

— Знаю. Я просто была… мне было так ужасно, что я не могу даже описать свое состояние. Я не знала, что сказать.

— Ты вела себя прекрасно.

— Я никак не могу прогнать странные мысли о Кэрол. Похоже… я наощупь ищу свое отношение к ней, и она понимает это. Стоит мне открыть рот, как я мгновенно становлюсь или подавленной горем матерью, или наоборот чересчур веселой, как на ужине, после которого играют в бридж. Смешно… Что со мной происходит?

— Нам всем необходимо успокоиться и взять себя в руки. Необходимо смириться с тем, что на это уйдет некоторое время.

— Пожалуй, ты прав, — угрюмо кивнула Филисия Холланд.

Большой дом неожиданно опустел без Кевина, который часто носился по нему с двумя-тремя друзьями, наполняя его шумом. Из-за дочери Филисия Холланд постаралась как можно меньше уезжать, но у нее были дела, которыми она не могла пренебрегать: кое-какая благотворительная работа, нужно было во что бы то ни стало навестить подругу в больнице Грассдэндс, которой на днях сделали серьезную операцию, обязательный бридж после обеда, поездка по магазинам. Сэм переговорил с Робертом Гаффни о Кэрол. Расследование топталось на месте, и фэбээровец согласился, что Кэрол почти ничем не может им помочь.

Кэрол ходила на соколиную охоту с Генералом, загорала у пруда до тех пор, пока ее кожа не стала цветом еще теплого пива, надолго уезжала одна на «скате», беспокойно смотрела телевизор, долго не могла уснуть и слушала любимые пластинки Барбера,[19] Шостаковича, Брюкнера,[20] Ивза,[21] Джанис Джоплин, Веса Монтгомери… и поливала цветочные клумбы, за которыми обычно следил Джозеф Дауд. Она ударилась ногой о камень и не могла играть в теннис. Аппетит у Кэрол был неважный, и она сильно похудела. Синяк на шее стал блекнуть и сейчас стал едва заметен. Девушка с готовностью улыбалась, но улыбки были какими-то дежурными и очень невеселыми. Ей сильно не хватало сейчас тех неожиданных моментов веселой разговорчивости, которые так нравились Филисии Холланд и по которым она сейчас так отчаянно скучала.

Вечером они вымыли посуду и сейчас сидели на закрытом сеткой боковом крыльце и разговаривали. В сумерках вращались спринклеры, поливая лужайку. Много раз за последние дни Филисии казалось, будто она нашла ключ к дочери, но каждый раз ключ не подходил. Кэрол все время оставалась замкнутой и казалась страшно далекой.

В субботу Сэм отправился записывать обсуждение какой-то важной проблемы группой влиятельных людей для телевизионного канала Национального Образования. Филисия заехала за ним на телестудию после обеда. Он вышел в мятом костюме весь взъерошенный и недовольный собой.

— Привет! — поздоровалась Филисия и поцеловала мужа. — Как прошла запись?

Сэм Холланд устало рухнул в кресло «мерседеса».

— Обсуждение приняло немного резкую форму, но ничего полезного никто так и не сказал. Показывать будут на следующей неделе, кажется, в четверг.

— Может, лимонный коктейль с джином поднимет тебе настроение.

— Ничто не поднимет мне настроение лучше лимонного коктейля с джином!

— Мне нужно кое за чем заехать в магазин в Маунт Киско.

— Конечно. Не торопись… Как Кэрол?

— Как и раньше.

— О…

— Ей сейчас, по-моему, кто-то страшно нужен. Какой-нибудь парень типа Дева.

— Она говорила о нем?

— Нет. Но я готова держать пари, что она все равно думает о Деве.

— Со временем обязательно появится другой парень, — уверенно заявил Сэм. — Давай попробуем уговорить ее сегодня вечером съездить в кино. Если она не может получить Дева, может, Пол Ньюмэн сумеет отвлечь ее на пару часов.

— Кэрол не единственная, кого может отвлечь Пол Ньюмэн, — с улыбкой кивнула Филисия.

Парковочная стоянка у магазина была забита машинами. Сэм добровольно вызвался сбегать за стейками, которые заказала Филисия, а она неторопливо кружила вокруг стоянки, ожидая, когда освободится место. Движение было слабым. Впереди какая-то женщина с кучей ребятишек в похожем на цыганский фургоне неудачно попыталась сманеврировать, чтобы въехать в узкое пространство, и Филисия застряла. Она мысленно посылала предупреждающие сигналы расстроенной водительнице фургона, но та все-таки ударила соседнюю машину. На бампере фургона осталась краска, а в коллекции вмятин на крыле добавилось новое приобретение.

И в этот миг Филисия увидела Кэрол.

Девушка стояла в телефонной будке перед «Рексаллом» примерно в сотне футов от нее.

Судя по всему, разговор был невеселый. Кэрол угрюмо слушала, выставив вперед подбородок и выгнув спину, как приготовившаяся к драке кошка.

Через несколько секунд девушка нахмурилась и заговорила, проведя пальцами свободной руки по белокурым волосам. Филисии показалось, будто дочь сердито кричит в трубку, а ее лицо исказилось от гнева. Затем Кэрол слегка отвернулась, и Филисия больше не могла видеть ее лица.

Женщина в фургоне наконец уехала в клубах синих выхлопных газов, и Филисия Холланд смогла продвинуться вперед еще на несколько ярдов.

Когда она вновь посмотрела на телефонную будку, Кэрол уже вышла и сердито смотрела по сторонам. Потом надела большие солнцезащитные очки, спрыгнула вниз на пару ступенек и побежала по асфальту с развевающимися волосами. Она намазала губы каким-то кремом против загара, и они сейчас казались неестественно бледными.

Кэрол подбежала к своему синему «корветту», не открывая дверцы, запрыгнула в салон и завела мотор. Затем решительно сдала назад и с ревом умчалась. Одна рука лежала на руле, а вторая — на ручке передач. Каким-то образом ей удавалось находить свободные места в медленно движущемся потоке машин, и она бесстрашно и опрометчиво бросалась в них, не на шутку напугав несколько прохожих. Кэрол еле успела проскочить на зеленый свет и помчалась в северном направлении.

Сэм вернулся раньше, чем ожидала Филисия. Он увидел «мерседес» и торопливо двинулся к машине.

Сначала Филисия хотела рассказать о дочери, но потом решила, что это пустяк, о котором не стоит рассказывать. Что-то ей помешало поделиться с мужем сомнениями. Существовало слишком много странностей, которые она бы хотела объяснить себе, но не могла. Больше всего ей хотелось узнать, с кем дочь только что разговаривала по телефону и кто мог так ее разозлить. Ей не понравилось выражение лица Кэрол, тот яростный гнев, который она на нем увидела. Она никогда не видела Кэрол в таком разъяренном состоянии, и картина сердитой дочери стояла у нее перед глазами почти всю дорогу домой.

Пока Сэм Холланд принимал душ и переодевался, Филисия смешала коктейли и отнесла их на длинное крыльцо. За крыльцом раскинулась элегантная лужайка, поросшая цветущими деревьями и кустами: блестящий белый тополь, вереск обыкновенный, лапчатка, сирень и даже величественное золотистое дождевое дерево. Легкий ветерок шевелил листья на изящных березах, растущих у самого крыльца. Филисия села на любимый плетеный стул и принялась читать одну из регулярных, но сводящих с ума своей бессодержательностью почтовую открытку от Кевина.

Сэм спустился в выцветшем пуловере, рубашке и брюках из плотной ткани. Волосы на затылке были словно в паутине от только что принятого душа. Он остыл, весь излучал хорошее настроение и был очень доволен. Выйдя на крыльцо, Холланд молча бросил ей на колени толстый голубой конверт с эмблемой туристического агентства. Филисия озадаченно посмотрела на мужа и открыла конверт. В нем лежали авиабилеты, реклама отелей и различные варианты передвижения по суше.

— Париж? — удивленно воскликнула Филисия Холланд. — Амстердам?

— И Рим, если захотим. На тот случай, если тебе надоедят Париж с Амстердамом.

— О, Сэм! Когда?..

— Вылет пятого сентября. Путешествие займет четыре недели.

Сэм Холланд договорился в агентстве о гибких условиях. Он купил хороший путеводитель и подробные карты, над которыми они просидели до вечера, выпив по нескольку стаканов лимонного коктейля с джином. В пол шестого Сэм положил стейки на уличный гриль. Через несколько минут в дом вошла Кэрол, громко хлопнув сетчатой дверью. Конец рубашки вылез из брюк. Девушка помахала им рукой и открыла банку коки. Потом сбросила сандалии и присоединилась к матери с отчимом на крыльце. Кэрол рассказала, что ездила в клуб поплавать в бассейне, но вода оказалась такой хлорированной, что у нее покраснели глаза.

— Как здорово пахнут стейки!.. А вы уже хорошо набрались. По какому случаю, интересно бы знать?

Филисия с радостно горящими глазами рассказала дочери о поездке в Европу. Кэрол звонко расцеловала их обоих и ушла, свистом позвав Риггса, который играл на берегу пруда с черепахой. Пес переворачивал беднягу то на спину, то на живот. Филисия проводила дочь взглядом. Она выпила еще не настолько много, чтобы не заметить хорошего настроения Кэрол, но не могла забыть и другое лицо, лицо дикарки, искаженное гневом. Филисия Холланд нахмурилась, но тут же решила не позволять неприятным мыслям портить себе праздничный вечер и занялась приготовлением салата. Несмотря на горячие протесты жены Сэм схватил ее полупустой стакан и скрылся в столовой. Через минуту он вернулся со свежим коктейлем. Филисия покачала головой в притворном ужасе, а про себя подумала, что давно не чувствовала себя такой счастливой.

Сэм, Филисия и Кэрол жадно проглотили стейки и съели картошку, залитую расплавленным сыром и приправленную крошечными креветками. Они много смеялись в столовой, освещенной лучами заходящего солнца. Раз Кэрол рассмеялась так весело, что Филисия радостно посмотрела на дочь. Филисия почти все время находилась на седьмом небе от счастья и не очень внимательно прислушивалась к разговору. Она часто смотрела на Сэма, понимала, что глупо улыбается, но никак не могла прогнать с лица эту улыбку.

— Может, еще стейк? — спросила Филисия у Кэрол, но та похлопала по животу и притворно застонала.

— Нет, спасибо… О, чуть не забыла. У меня есть новости.

— Какие, дорогая?

— В Беркли я познакомилась с двумя ребятами. Сегодня я разговаривала с ними по телефону. Они приезжают на Восток для… я точно не знаю… участия во встрече. Какая-то координация усилий по подготовке демонстраций во время чикагской конвенции. Ее будут называть Фестивалем в Чикаго. У ребят было утомительное путешествие, и они поинтересовались, не смогла бы я приютить их здесь на несколько дней, прежде чем они отправятся в город.

— Революционеры с пылающими глазами? — весело пошутил Сэм Холланд.

— Они не революционеры, а скорее уравнители. О них ходят слухи, будто время от времени они даже бреются и носят туфли. И в довершение ко всему, Сэм, они почитатели твоего таланта.

— Ну тогда пусть приезжают.

— Места всем хватит, — пробормотала Филисия. — Когда, по-твоему…

— Они сказали, что приедут в понедельник. — Девушка повернулась к матери, последние прямые лучи солнца осветили ее лицо и превратили глаза в темные полумесяцы. Она улыбнулась, и на фоне полной нижней губы сверкнули безупречно ровные и белые зубы.

От выпитого джина у Филисии разболелась голова. И может, от переедания, беспокойно подумала она.

В покрасневших глазах Кэрол, казалось, прячется смех, только сейчас это был беспокойный смех, как будто она смакует про себя какую-то язвительную шутку.

Филисия Холланд отвернулась, неожиданно почувствовав себя пьяной и глупой. Она обнаружила, что с трудом может сконцентрировать внимание.

— Может, немного отдохнешь, мама? Посмотри телевизор, а я пока все уберу.

— О, Кэрол! Я не могу тебе позволить возиться с грязной посудой. — Ей показалось, будто ее голос доносится откуда-то сбоку от нее.

— Я настаиваю на том, чтобы помыть посуду, — повторила девушка, продолжая улыбаться. — Я, правда, настаиваю, мама.

Как и большинство кошмарных снов, этот тоже начинался вполне невинно.

В детстве ее любимой игрушкой было стеклянное пресс-папье.

Ей нравилось, что если его сильно потрясти, то внутри поднималась метель. А если поднять вертикально обеими руками, то метель превращалась в мягкий снегопад. Снег накрывал белым одеялом вечнозеленые деревья и миниатюрный коттедж с красной черепичной крышей.

Видишь освещенное окно?

Да, вижу, ответила Филисия, торжественно глядя в стекло.

Посмотри повнимательнее. Видишь в коттедже маленькую девочку? Она уютно устроилась в постели, а на крыше домика лежит снег.

О, да!

Настало время и тебе идти спать, Филисия.

Пожалуйста, можно мне подержать его, попросила она сонным голосом.

Подержи, если хочешь. Ложись, я тебя накрою. Тебе тепло? Держи его крепче и спи хорошо. Приятных сновидений, Филисия.

Спокойной ночи, Кэрол, ответила она. Спокойной ночи, Сэм.

Спокойной ночи, сказал Сэм Холланд и улыбнулся ей сверху вниз. Он стоял в изножьи кровати и казался сейчас очень высоким.

Филисия зевнула. А утром мы все полетим в Париж, сказала она.

Кэрол из сна протянула руку к лампе.

А сейчас выключаем свет.

Выключаем свет, радостно повторила Филисия.

Девочка крепко сжала пресс-папье, будто кто-то хотел отнять его у нее. Снег продолжал медленно кружиться, пока маленькая девочка лежала в теплом и уютном домике в своей детской кроватке.

Постепенно очертания ее комнаты превратились в очертания стеклянного пресс-папье. Они расширялись и сжимались с каждым вдохом, как стеклянный воздушный шар. Прямые линии исчезли. В ответ на решающие изменения в музыке, которую она скорее чувствовала, чем слышала, на смену прямым линиям пришли изгибы. Они кружились над ней и блестели, как лунная дорожка на ночной воде. Временами они принимали неопределенные очертания человеческих фигур. Эта фантасмагория показалась ей старой, но не внушала страха. Не внушала по крайней мере до тех пор, пока ребенок спокойно спал в ее нежных руках.

Но она зачем-то отвлеклась, а в это время внутри пресс-папье произошли перемены. Перестал идти снег, и стекло неожиданно стало горячим на ощупь. Филисия тревожно потрясла его. И в этот миг коттедж вспыхнул ярким пламенем.

Она изумленно смотрела на домик. Потом стала испуганно царапать непроницаемое стекло ногтями. Температура росла очень быстро. Из горла Филисии вырвалось рыдание. Девочка, проснись, девочка может сгореть… во всем виновата она.

Она должна отнести его Кэрол. Кэрол дала ей пресс-папье и наверняка знает, что теперь делать.

Филисия соскользнула по длинному-предлинному склону кровати на пол и двинулась к двери. Дверь расширилась, как петля, чтобы пропустить ее. Коридор превратился в призму, уставленную ледяными зеркалами, а стены плавно переходили в пейзажи. В конце коридора виднелась причудливая лестница. Домик в пресс-папье горел и горел, и ее паника росла. Она закричала и услышала звон колокольчиков, закончившийся глухим кашлем механизмов. Вогл, вогл, вогл и дальше предательское эхо, стихающее в пустоте. Потом тишина, прерываемая только безнадежным плачем маленькой девочки из горящего домика.

Филисия дотронулась до двери в комнату Кэрол, и комната медленно покачнулась, словно… памятник, падающий с пьедестала. Послышался рев… вспышка яркого света и громкий звук заставили ее замереть на месте.

Перед ней стояла Кэрол. Она была полностью голая, волосы рассыпались по плечам, на высоких полусферах грудей виднелись отпечатки чьего-то смелого пальца. В горящих янтарных глазах скопилась влага страсти, пальцы в сексуальном беспокойстве согнулись, как когти. Филисия почувствовала себя карликом рядом с ней. Плач девочки из пресс-папье перешел в тоненький вой, но на него сейчас никто не обращал внимания.

Что тебе нужно, резким голосом осведомилась Кэрол?

Что мне нужно, растерянно подумала Филисия. Она оцепенело протянула пресс-папье и удивленно заметила, что это вовсе никакое не пресс-папье, а просто круглый стакан. Она протягивала его, держа руку перед лицом. Кэрол, которую она сейчас видела сквозь стекло, сильно увеличилась в размерах, как индийская богиня плодородия.

В комнате Кэрол пахло кровью, запах был таким же резким и заметным, каким был для Филисии запах горения. В одном уголке рта, на губе, у Кэрол виднелась царапина, и розоватый оттенок окрасил ближайший белый зуб. Кэрол улыбалась неприятной улыбкой, одними губами. Музыка, не предназначенная для ее ушей, грубые земные крики какой-то женщины, барабаны и пронзительные вопли жили в крови. Когда зазвучал гимн плодородия, Филисию вновь охватила паника. За спиной у Кэрол очень далеко у самых изгибов стекла на кровати лежал мужчина. Сэм… Страшно толстый и распухший… Что мне нужно, спросила себя полностью растерявшаяся Филисия?

Снег уже не идет, робко объяснила она.

Кэрол подошла ближе и сурово посмотрела на нее. Филисия задрожала, но Кэрол сжалилась и ласково шлепнула девочку по щеке, надеясь успокоить.

Сейчас Кэрол улыбнулась доброй улыбкой. А теперь смотри, велела она, опять пошел снег! Филисия посмотрела вниз, как велела Кэрол, и в руках у нее вновь находилось пресс-папье с чистеньким маленьким коттеджем. Все было, как раньше. Пока Кэрол нежно гладила ее щеку, она продолжала смотреть на зимний пейзаж. Дикая музыка совсем стихла. Кэрол объяснила, что она больше ее не услышит, если не захочет.

Я отведу тебя вниз, наконец предложила Кэрол из сна. Напрасно ты встала. Беспокоиться абсолютно не о чем.

Беспокоиться не о чем, сонно повторила Филисия, глядя на падающий снег. Но тут она подумала, что может опять увидеть голого мужчину, и эта мысль встревожила ее. Однако девочка проявила совсем не детскую мудрость и прогнала эту мысль из своей головы.

Я не беспокоюсь, довольно произнесла она, и пошла вниз к себе в спальню, держа Кэрол за руку. Все сейчас было знакомо, все находилось на своих местах. Она прижимала пресс-папье, которое всегда было ее самой любимой игрушкой, к самому сердцу.