Глава XL

Ловим рыбу. — Вооруженная охрана из добровольцев. — Бегство и пре следование. — Джим советует послать за доктором.

Мы чувствовали себя после завтрака прекрасно и, захватив с собой закуску, поехали в моем челноке на другой берег реки ловить рыбу. Мы провели недурно время и, между прочим, осмотрели также плот, который нашли совершенно исправным. Вернувшись до мой поздно к ужину, мы застали всех в страшной тревоге и в самом невообразимом возбуждении. Дядя и тетка не отдавали себе, по-видимому, ясного отчета в том, ходят ли они сами на ногах или же вверх ногами. Тотчас же после ужина нас послали спать, не объясняя причины, вызвавшей всю эту тревогу. Нам не сказали ни словечка даже и о последнем аноним ном письме. Положим, мы не узнали бы ничего нового из подобного рассказа, так как содержание письма было нам известно не в меньшей степени, чем кому-либо другому. Поднявшись до половины лестницы и убедившись, что тетушка вернулась в столовую, мы поспешно спустились вниз до самого погреба, запаслись там в буфете съестными припасами, отнесли их к себе в комнату и легли спать, но в половине двенадцатого встали. Том оделся в похищенное им платье тетушки Салли и, нагрузившись съестными припаса ми, собирался уже двинуться в путь, но вдруг остановился и спросил:

— А где же масло?

— Я наложил изрядный его комок на маисовую лепешку, — ответил я своему товарищу.

— Ты, значит, оставил его вместе с лепешкой в погребе, потому что его здесь нет.

— Ну, что же, можно будет обойтись и без масла, — заметил я.

— К чему же подвергать себя напрасным лишениям? Сбегай-ка лучше в погреб и раздобудь его, а потом можешь спуститься по громоотводу и явиться на мес то. Мне тебя некогда ждать. Я сейчас же отправлюсь набивать соломой платье Джима, чтобы изготовить чучело, которое заменит ему родную мать. Потом мне еще придется блеять по-овечьи и удирать за компанию с тобой и Джимом, как только ты явишься в хижину.

С этими словами он вылез из окна, а я отправился обратно в погреб. Кусок масла величиной с порядочный кулак лежал там, где я его оставил. Захватив его вместе с маисовой лепешкой, я задул свечу, начал осторожно взбираться по лестнице и благополучно достиг уже площадки первого этажа, когда вдруг по явилась мне навстречу тетушка Салли со свечой. По спешно сунув лепешку с маслом в шляпу, я надвинул шляпу себе на голову. В следующее мгновение тетушка увидела меня и спросила:

— Ты был в погребе?

— Точно так, сударыня.

— Что ты там делал?

— Ничего!

— Так-таки ничего?

— Точно так, сударыня.

— Какая же нелегкая заставила тогда тебя ходить в погреб, да еще в такое позднее время?

— Право, не знаю, сударыня…

— Ты не знаешь!.. Советую тебе, Том, не говорить мне таких глупостей. Я непременно хочу знать, что именно ты там делал?

— Право же, я ничего не делал, тетушка Салли! Клянусь вам в этом всеми святыми!

Я думал, что после такой клятвы она от меня отвяжется, и при обыкновенных обстоятельствах она бы так и сделала. Теперь же вокруг нее происходило так много необычных событий, что она поневоле сделалась подозрительной. Поэтому вместо того, чтобы отпустить меня на все четыре стороны, тетушка Салли объявила решительным тоном:

— Иди сейчас же в залу и жди меня там! Ты шлялся по какому-то неподобающему тебе делу, и я не отпущу тебя раньше, чем разузнаю, что именно ты замышлял!

Она довела меня до самых дверей и ушла лишь после того, как я отворил их и вошел в залу. К величайшему моему удивлению, она была переполнена гостями. Там собралось по крайней мере пятнадцать соседних фермеров, каждый из которых имел при себе ружье. Мне сделалось совсем дурно, так что, добравшись до первого стула, я на него опустился. Некоторые из сидевших возле меня фермеров вели друг с другом вполголоса разговор. Все они чувствовали себя словно не в своей тарелке, и хотя старались по возможности это скрывать, но для меня было совершенно ясно, что их порядком смущает ожидание какой-то неведомой опасности. Они то и дело снимали шляпы, надевали их опять на головы, почесывались, вставали с одного стула и усаживались на другой, вертели пуговицы своих сюртуков и тому подобное. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но, тем не менее, не снимал с себя шляпы.

Мне очень хотелось, чтобы тетушка Салли пришла поскорее и что-нибудь со мною сделала, например, отдубасила бы меня хорошенько и, отведя таким об разом душу, позволила бы уйти в спальню, чтобы убежать оттуда к Тому и объяснить, что мы чересчур уже перестарались и взбудоражили теперь целое гнездо самых опасных шершней. Нам следовало, не медля ни минуты, удирать с Джимом, прежде чем эти молодцы выйдут из терпения и отправятся сами разыскивать разбойничью шайку.

Наконец тетушка пришла и начала меня допрашивать. Я был не в состоянии давать ей надлежащие ответы, так как сам находился в весьма тревожном настроении. Вооруженным соседям Фельпсов положи тельно не сиделось на месте. Некоторые из них хотели сейчас же идти к хижине Джима и устроить там засаду для разбойничьей шайки, утверждая, что до полуночи осталось всего лишь несколько минут; другие же удерживали их, указывая, что чрезмерной поспешностью можно испортить дело и что лучше всего обождать сигнала, которым должно служить блеяние овцы. Одновременно с этим тетушка приставала ко мне с расспросами, а у меня от страха по всему телу про бегала дрожь, и ноги подо мной словно подкашивались. В комнате становилось все жарче, так что под конец масло начало таять, и я чувствовал, как оно потекло у меня за ушами и по затылку. Один из фермеров, потрясая своим ружьем, воскликнул:

— По-моему, надо сейчас же идти в хижину и устроить там засаду. Тогда разбойники от нас не уйдут!

Услышав это предложение, я чуть не хлопнулся на пол и у меня на лоб выполз из-под шляпы изрядный кусок масла. Тетушка Салли, увидев его, побледнела, как полотно, и вскричала:

— Праведный Боже, что такое сделалось с ребенком? У него, наверное, воспаление мозга! Как Бог свят, мозги вытекают у него из головы!..

Все присутствующие устремились ко мне, чтобы поглядеть на такой необычайный факт, а тетушка по спешно сорвала с меня шляпу. Увидев в ней лепешку и порядочный еще комок масла, она крепко стиснула меня в своих объятиях и сказала:

— Какую ты, однако, сыграл со мной шутку! Я все-таки очень рада и благодарю Бога, что не случилось чего-нибудь хуже! Нам ведь теперь не везет, а несчастье никогда не приходит одно. Когда я увидала у тебя на лбу масло, я думала, что мы тебя лишимся, потому что оно по цвету и по всему остальному как две капли походило на твои собственные мозги… Ах, дорогой мой голубчик! Отчего ты не сказал сразу, что ходил в погреб за лепешкой с маслом? Я бы тогда ни чуточки не беспокоилась. Теперь марш сейчас же в постель, и не показывайся мне на глаза до утра.

В одно мгновение я был уже наверху, а в следующее мгновение спустился по громоотводу и пробирался бегом на цыпочках к чулану. Там я от волнения лишь с трудом в состоянии был объясниться, но под конец-таки сообщил Тому, что нам теперь надо бежать, не теряя ни минуты, так как весь дом полон людьми с ружьями.

При этом известии глаза его засверкали от радости.

— Быть не может? Вот так штука! — воскликнул он. — По крайней мере, мы теперь позабавимся! Ах, Гек, если бы можно было начать дело сначала, я бы заставил собраться здесь вооруженную охрану человек в двести. Жаль, что нельзя отложить немного…

— Пожалуйста, не мешкай, — торопил я его. — Где Джим?

— Возле самого твоего локтя. Стоит только протянуть руку, и ты до него дотронешься. Он уже одет в женское платье, и все наши приготовления закончены. Мы сейчас выскользнем отсюда и заблеем по-овечьи.

Как раз в это мгновение мы услышали приближавшиеся к дверям шаги целой толпы людей. Кто-то начал возиться с замком и сказал:

— Я ведь говорил, что мы придем раньше чем следует. Их еще нет. Дверь заперта на ключ. Знаете ли что, я запру нескольких из вас в хижине на замок. Вы будете поджидать разбойников здесь в темноте и, когда они отворят двери, встретите их ружейными выстрелами. Остальные спрячутся по соседству, раз бившись на пары, и будут прислушиваться, не идут ли разбойники.

Несколько человек вошли в хижину, но в темноте не могли нас разглядеть, хотя чуть не наступили на нас, пока мы ползком забирались под кровать. Мы благополучно исполнили этот маневр, быстро и бес шумно вылезли сквозь подземный ход, причем, по распоряжению Тома, Джим полз впереди, я следовал за ним, а Том прикрывал наше отступление. Очутившись в чулане, мы явственно слышали невдалеке чьи-то шаги, а потому на цыпочках подкрались к дверям и, по приказанию Тома, остановились как вкопанные. Он сам принялся смотреть сквозь щель, но из-за густого мрака ничего не мог различить. Обернувшись к нам, он шепотом объявил, что будет прислушиваться, пока шаги не смолкнут в отдалении, а затем прикажет выходить в заранее условленном порядке, так, чтобы Джим шел впереди, а он сам будет последним. Приложив ухо к щели в дверях, Том долго прислушивался к шагам, раздававшимся по соседству в разных направлениях. Наконец они смолкли. Тогда он подал нам несколькими толчками условный сигнал выходить. Мы выскользнули из дверей и чуть не полз ком, сдерживая дыхание, бесшумно пробрались к за бору гуськом, друг за другом, словно индейцы, идущие по военной тропе. Добравшись до забора, мы с Джимом благополучно перелезли через него, но брюки Тома зацепились за какой-то сучок на верхней перекладине. Услышав приближавшиеся шаги, он вынужден был соскочить, не приняв должных мер предосторожности, чтобы отцепиться. При этом сучок треснул и обломился. Только что успел Том примкнуть к нам и пуститься по нашему следу, как раздалось восклицание:

— Кто там? Отвечайте, а то я выстрелю!

Мы, разумеется, ничего не ответили и вместо того пустились удирать так быстро, что только пятки у нас замелькали. Мы услышали, как следом за нами устремилась целая толпа. «Бац, бац, бац!» — раздалось несколько выстрелов, и целый рой пуль со своеобразным свистом и жужжаньем пролетел мимо нас. Позади себя мы услышали крик:

— Вот где они! Они направляются к реке! Выпустите скорее собак!

Погоня быстро приближалась. Мы как нельзя лучше ее слышали, так как преследователи были в сапогах и громко кричали, мы же были без сапог и молча улепетывали по тропинке, ведущей к фабрике для расчесывания хлопка. Когда погоня почти уже нас настигала, мы проворно свернули в кусты, пропустили ее мимо себя, а затем побежали за нею следом. Все собаки были перед тем заперты для того, чтобы они своим лаем не распугали разбойников. С тех пор, однако, их кто-то выпустил, и они бежали прямо на нас, заливаясь самым бешеным лаем. Во всяком случае, это были знакомые собаки, а потому мы остановились их обождать. Убедившись, что кроме своих никого нет и что мы не намерены поощрять чем-либо их охотничьи инстинкты, собаки остановились лишь на минутку, чтобы с нами поздороваться, и устремились прямо вперед, где слышался шум и гам. Тогда мы опять пустились бегом вслед за ними, вдоль берега, вверх по реке и, добежав чуть не до фабрики, свернули оттуда напрямик сквозь кусты к месту, где спрятан был мой челн. Спрыгнув в него, мы принялись грести изо всех сил, направляясь на середину реки, причем старались как можно меньше шуметь. Отплыв на из рядное расстояние от берега, мы продолжали уже не спеша грести к острову, где находился мой плот. Мы слышали, как наши преследователи на берегу перекликались и перебранивались друг с другом, но мало-помалу, по мере того как мы удалялись, возгласы эти доносились до нас слабее и наконец совершенно за мерли. Когда мы все взобрались на плот, я сказал:

— Ну, теперь, дружище Джим, ты стал опять свободным человеком. Ручаюсь, что ты никогда больше не будешь невольником.

— А ведь какую ловкую шутку мы выкинули, Гек! Она была великолепно задумана и великолепно вы полнена. Пожалуй, что никому на свете не удастся придумать такого запутанного и блестящего плана, как этот! — ответил Джим.

Мы все были несказанно рады, но больше всех радовался Том, так как ему в икру ноги попала пуля, которая там и засела. Узнав об этом, мы с Джимом почувствовали, что бодрость духа у нас несколько ослабевает. Рана причиняла Тому сильную боль. Кроме того, из нее сочилась кровь. Мы уложили его в шалаш и разорвали одну из оказавшихся там рубашек герцога, для того что бы перевязать рану. Том, очевидно находившийся в сильном возбуждении, вскричал:

— Подавайте сюда эти тряпки. Я сам сделаю себе перевязку! Не мешкайте только по пустякам. Отталкивайте живее плот, и устроенный нами побег окажется как нельзя более удачным. Ну же! Говорят вам, отчаливайте живее! А ведь мы изящно устроили дело! Не правда ли, ребята? Жаль, что нам не пришлось жить во времена Людовика XVI! Тогда бы в его биографии не стояла фраза: «Сын святого Людовика, воз носись на небо!» Нет-с, мы увезли бы его за границу. Вот что сделали бы мы с ним, и устроили бы это так ловко, что просто любо-дорого было бы поглядеть. Отчаливайте же скорее, говорят вам!..

Мы с Джимом, однако, вместо того чтобы оттолкнуть плот от острова, совещались друг с другом и размышляли. Подумав с минутку, я спросил:

— Ну, Джим, что ты на это скажешь?

Он ответил:

— Вот как я гляжу на это дело, Гек. Если бы он сидел в тюрьме и при его освобождении подстрелили бы какого-нибудь другого мальчика, разве он сказал бы тогда: «Спасайте меня, потому что некогда возиться с доктором, который нужен, чтобы ухаживать за раненым». Разве мог бы сделать это такой хороший мальчик, как Том Сойер? Разве поворотился бы у него язык сказать это? Вы сами знаете, что не поворотился бы. Ну, так неужели Джим на его месте скажет что-нибудь подобное? Нет, Гек, я не тронусь ни на шаг с этого места без доктора, если бы даже мне пришлось здесь просидеть целых сорок лет.

Я знал, что душа у Джима нисколько не хуже, чем у любого белокожего, и находил слова его именно такими, какими им следовало быть. Все недоумения у меня поэтому рассеялись, и я сообщил Тому, что немедленно же отправляюсь за доктором. Он сперва было категорически протестовал, но мы с Джимом не поддавались и объявили, что не тронемся с места. Тогда он хотел вылезти из шалаша и сам оттолкнуть плот от берега. Он принялся с нами браниться, но и это не произвело на нас ни малейшего впечатления.

Видя, что я уже усаживаюсь в челнок, Том сказал:

— Если ты уж непременно хочешь привезти сюда доктора, то устрой это, по крайней мере, с надлежащим шиком. Слушай же меня внимательно: разыскав в городе доктора и войдя к нему в комнату, затвори за собой дверь; завяжи ему покрепче глаза и заставь поклясться, что он будет нем как могила. Тогда дай ему в руку кошелек, полный золота; води его взад и вперед по разным закоулкам, посади в лодку и привези сюда, но не прямым путем, а постоянно меняя на правление так, чтобы сбить его совсем с толку. Затем обыщи его старательно и отбери у него карандаши и прочие рисовальные принадлежности. Ты возвратишь их ему лишь после того, как доставишь его обратно в город. В противном случае он срисует этот плот и будет в состоянии его узнать впоследствии. Так делается всегда в подобных случаях!

Я обещал выполнить эту инструкцию и направил свой челнок к городу. Джиму приказано было спрятаться в лесу, когда он увидит, что доктор едет, и скрываться там до тех пор, пока доктор не удалится обратно.

Загрузка...