Первою новостью, долетѣвшею до Тома въ пятницу утромъ, было нѣчто очень пріятное: семья судьи Татшера воротилась въ мѣстечко наканунѣ вечеромъ. Въ первую минуту Инджэнъ Джо съ его сокровищами отодвинулся для Тома на второй планъ и Бекки заняла главное мѣсто въ его помыслахъ. Онъ повидался съ нею и потомъ провелъ время въ неописанномъ удовольствіи, играя съ нею и съ цѣлою ватагою другихъ дѣтей въ «прятки» и въ «пятнашки». День завершился и увѣнчался особеннымъ счастьемъ Бекки приставала къ своей матери, прося ее устроить на завтрашній же день давно обѣщанный и все откладываемый пикникъ, и мистриссъ Татшеръ согласилась. Восторгъ Бекки былъ безграниченъ; Томъ не отставалъ отъ нея въ этомъ случаѣ. Приглашенія были разосланы еще до захода солнца, и вся мѣстная дѣтвора погрузилась тотчасъ же въ лихорадочныя приготовленія, предвкушая будущее удовольствіе. Возбужденіе Тома помогло ему не засыпать до поздняго часа и онъ очень надѣялся, что заслышитъ мяуканье Гека, добудетъ шкатулку, а завтра поразитъ Бекки и прочихъ участниковъ пикника видомъ своихъ сокровищъ. Но ожиданія его не сбылись. Никакого сигнала не было подано въ эту ночь.
Утро наступило въ свое время и, часу въ одиннадцатомъ, въ домѣ судьи Татшера собралось веселое шумное общество, готовое въ путь. Пожилые люди, по обычаю, никогда не портили пикниковъ своимъ присутствіемъ. Дѣти считались вполнѣ безопасными подъ крылышками нѣсколькихъ молодыхъ восемнадцатилѣтнихъ особъ и молодыхъ джентльменовъ лѣтъ двадцати трехъ или около того. Для переправы всѣхъ былъ нанятъ старый паровой паромъ и скоро оживленная толпа двинулась по улицѣ, неся съ собою корзиночки съ провизіей. Сидъ былъ боленъ и не могъ участвовать въ удовольствіи; Мэри осталась дома, чтобы ухаживать за нимъ.
На прощанье мистриссъ Татшеръ сказала Бекки:
— Вамъ придется возвращаться уже поздно, не лучше-ли тебѣ, дитя мое, остаться переночевать у кого-нибудь изъ живущихъ близь паромной пристани?
— Я могу остаться у Сюзи Гарперъ, мама.
— И хорошо. Смотри же, веди себя, какъ слѣдуетъ, не шали.
Лишь только всѣ пошли, Томъ сказалъ Бекки:
— Знаете, что надо сдѣлать? Вмѣсто того, чтобы вамъ идти къ Гарперамъ, мы взберемся на холмъ и зайдемъ къ вдовѣ Дугласъ. У нея сливочное мороженое!.. Всякій день это мороженое… и сколько, цѣлыя груды!.. А она будетъ очень рада намъ.
— Что же, это превосходно!
Потомъ Бекки подумала съ минуту и проговорила:
— А что скажетъ мама?
— Какъ же она узнаетъ?
Дѣвочка призадумалась опять и произнесла нерѣшительно:
— Оно не хорошо… хотя…
— О, вздоръ все! Если мать ваша ничего не будетъ знать, то въ чемъ же горе? Заботится она только о томъ, чтобы съ вами не случилось худого, и я увѣренъ, что если бы ей самой только пришла въ голову мистриссъ Дугласъ, она посовѣтовала бы вамъ идти къ ней. Я знаю, что такъ!
Роскошное гостепріимство мистриссъ Дугласъ было соблазнительною приманкой, которая, вмѣстѣ съ уговорами Тома, взяла верхъ надъ всѣмъ прочимъ. Но было рѣшено не говорить никому о ночной затѣѣ.
Но Тому пришло на мысль, что именно въ эту ночь Гекъ могъ явиться и подать сигналъ. Это весьма расхолаживало его ожиданія, но онъ все же не могъ отказаться отъ удовольствія побывать у вдовы Дугласъ. «И зачѣмъ лишать себя этого?» — разсуждалъ онъ. — Въ эту ночь сигнала не было, почему же будетъ непремѣнно теперь? Задуманная продѣлка не подлежала сомнѣнію; зачѣмъ было жертвовать ею ради невѣрной надежды на кладъ? Подобно всякому мальчику, онъ рѣшилъ дѣло въ пользу большаго соблазна, отложивъ на этотъ день всякую дальнѣйшую думу о шкатулкѣ съ деньгами.
Паровой паромъ остановился въ трехъ миляхъ ниже отъ поселка, у входа въ лѣсистую долину, и причалилъ здѣсь. Веселая толпа высыпала на берегъ и скоро вся лѣсная чаща и всѣ обрывистыя высоты огласились крикомъ и хохотомъ. Были переиспытаны всевозможные способы раскраснѣться и добѣгаться до устали, но мало по малу всѣ рѣзвившіеся стали возвращаться къ мѣсту стоянки, вооружась страшнымъ аппетитомъ. Началось истребленіе вкусныхъ яствъ, затѣмъ послѣдовалъ пріятный отдыхъ и болтовня подъ тѣнью развѣсистыхъ дубовъ. Наконецъ, кто-то крикнулъ:
— Кто хочетъ въ пещеру?
Всѣ хотѣли. Тотчасъ вынута была пачка свѣчей и началось общее карабканье въ гору. Входъ въ пещеру находился на вершинѣ холма, образуя отверстіе въ видѣ буквы А. Дубовая дверь въ него была не заперта. За нею находилось небольшое помѣщеніе, холодное, какъ ледникъ, и выложенное самою природой крѣпкимъ известнякомъ, съ котораго сочилась сырость. Было что-то романтическое и таинственное въ противуположности глубокаго мрака, окружавшаго находившихся здѣсь, и зеленой долины, разстилавшейся подъ ними и позлащенной солнечными лучами. Но впечатлѣніе отъ этой картины было непродолжительно и возня началась снова. Лишь только кто-нибудь зажигалъ свѣчу, всѣ кидались на него, аттака и оборона продолжались нѣсколько времени, скоро свѣча задувалась или вырывалась изъ рукъ, и тогда поднимался хохотъ и новая охота за одержавшимъ побѣду. Но всему наступаетъ конецъ. Всѣ двинулись теперь внизъ по лѣстницѣ въ главную галлерею и мерцающій рядъ свѣчей тускло освѣтилъ высокіе скалистые своды, почти вплоть до самой вершины ихъ въ шестидееяти футахъ отъ пола. Эта главная галлерея была шириною не болѣе, какъ въ восемь-десять футовъ. Черезъ каждые нѣсколько шаговъ по обѣимъ ея сторонамъ виднѣлись тоже высокіе, но съуживающіеся переходы. Вся эта Макъ-Дугласовская пещера была не что иное, какъ громадный лабиринтъ извивающихся переходовъ, которые переплетались между собою и не приводили никуда. Говорили, что человѣкъ могъ плутать здѣсь цѣлые дни и ночи среди этой перепутанной сѣти расщелинъ и проваловъ и все же не найти конца этому подземелью; можно было спускаться ниже и ниже, совсѣмъ подъ землю, но находить все то же, одинъ лабиринтъ подъ другимъ и ни одного изъ нихъ съ выходомъ. Не было никого, кто зналъ бы вполнѣ это подземелье. Это была невозможная вещь. Большинство молодыхъ людей изучило часть его, но рѣдко кто рѣшался переступить за это изслѣдованное пространство. Томъ Соуеръ зналъ не больше другихъ.
Общество прошло около трехъ четвертей мили по главной галлереѣ, потомъ нѣсколько паръ и группъ ускользнули въ боковые проходы, пробѣгая по мрачнымъ расщелинамъ и нагоняя врасплохъ товарищей въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ проходы перекрещивались. Можно было прятаться тутъ другъ отъ друга въ теченіе получаса, не выходя изъ «извѣстной» части пещеры.
Мало по малу, одна кучка за другой возвращались къ выходу. Всѣ запыхались, смѣялись, были обкапаны саломъ съ головы до ногъ, выпачканы глиной и въ полномъ восхищеніи отъ удавшейся прогулки. И всѣхъ поразило, что никто не замѣтилъ, какъ пролетѣло время: уже совершенно смеркалосъ, паромный колоколъ звонилъ уже съ полчаса, призывая къ отъѣзду. Но такой конецъ дневныхъ похожденій былъ очень романиченъ и понравился, такъ что, когда паромъ отчалилъ, унося съ собою веселый грузъ, никто, кромѣ шкипера, не сожалѣлъ ни крошки о потерянномъ времени.
Гекъ стоялъ «на часахъ», когда паромные фонари промелькнули мимо пристани. Шума на бортѣ вовсе не было, потому что молодежь сидѣла смирно, какъ сидитъ обыкновенно всякій утомившійся до смерти. Гекъ не могъ угадать, что это за судно прошло и почему оно не остановилось у общей пристани, но скоро пересталъ думать объ этомъ, сосредоточивъ вниманіе на своемъ собственномъ дѣлѣ. Ночь была темная, небо заволакивалось тучами. Пробило десять часовъ, шумъ отъ повозокъ стихъ, мелькавшіе огоньки стали гаснуть, бродившіе пѣшеходы скрылись, весь поселокъ погрузился въ сонъ, предоставляя одному сторожившему мальчугану вѣдаться съ безмолвіемъ и призраками. Пробило и одиннадцать; огни погасли и въ харчевнѣ; наступила полная темнота. Гекъ ждалъ… и это ожиданіе казалось ему очень долгимъ, очень томительнымъ. Ничего не происходило. Онъ начиналъ колебаться. Стоило-ли ждать?.. Былъ-ли какой-нибудь толкъ въ этомъ?… Не бросить-ли все и уйти?
Раздался какой-то шорохъ. Онъ насторожился въ тоже мгновеніе. Дверь, выходившая въ закоулокъ, отворилась тихонько. Гекъ кинулся тотчасъ за-уголъ кирпичнаго склада. Черезъ минуту двое какихъ-то людей прошмыгнули мимо него и одинъ изъ нихъ, какъ будто несъ что-то подъ мышкой. Это была шкатулка, навѣрное! Такъ они уносили сокровища! Звать теперь Тома? Эта было бы нелѣпо: пока сбѣгаешь за нимъ, они уйдутъ уже далеко и ихъ никогда не найдешь. Нѣтъ, лучше не отставать отъ нихъ, идти за ними слѣдомъ; благодаря темнотѣ, они ничего не замѣтятъ… Разсудивъ такимъ образомъ, Гекъ вышелъ изъ своего уголка и пустился за уходившими. Онъ крался босыми ногами тихо, какъ кошка, выпуская «тѣхъ» впередъ лишь настолько, чтобы не потерять ихъ изъ вида.
«Тѣ» прошли вдоль рѣки на протяженіи трехъ кварталовъ, потомъ повернули влѣво, на поперечную улицу, и пустились прямо по ней, вплоть до дорожки, поднимавшейся по Кардифскому холму. Вступивъ на нее, они миновали домикъ стараго валлійца, стоявшій на полдорогѣ, и стали, не колеблясь, подниматься все выше. «Вотъ оно что, — думалъ Гекъ. — они хотять зарыть шкатулку въ старой каменоломнѣ». Но они миновали и каменоломню, добрались до самой вершины холма, юркнули тутъ въ кусты кожевеннаго дерева и исчезли въ темнотѣ. Гекъ послѣдовалъ за ними, сокращая свое разстояніе отъ нихъ, въ надеждѣ на то, что теперь его не увидятъ. Онъ сдѣлалъ такъ нѣсколько шаговъ, потомъ пріостановился немного, боясь, что зашелъ уже слишкомъ далеко; двинулся снова, снова остановился… прислушался… ни звука… только, казалось ему, слышитъ онъ біеніе своего собственнаго сердца… Изъ-за холма раздалось гуканье филина… худое предзнаменованіе!.. Господи, неужели все было потеряно?.. Онъ хотѣлъ уже бѣжать прочь очертя голову; вдругъ, шагахъ въ четырехъ отъ него, кто-то прокашлялся. Сердце у Гека чуть не выпрыгнуло, но онъ проглотилъ его назадъ, только трясся такъ, какъ будто его схватила разомъ дюжина лихорадокъ, и ослабѣлъ почти до невозможности держаться на ногахъ. Онъ зналъ, гдѣ находится: въ пяти шагахъ отъ лѣстницы, которая вела во дворъ дома мистриссъ Дугласъ.
— Хорошо, — подумалъ онъ, — пусть они зароютъ здѣсь, не трудно будетъ найти.
Раздался тихій голосъ, очень тихій голосъ, голосъ Инджэна Джо.
— Чтобъ ее дьяволъ взялъ! У нея гости, должно быть… видишь огни, хотя уже и поздно.
— Я не вижу.
Это былъ голосъ незнакомца того, который былъ съ Джо въ заколдованномъ домѣ. Смертельный ужасъ сжалъ сердце Геку; такъ вотъ куда было направлено «мщеніе!» Онъ хотѣлъ бѣжать, но ему вспомнилось, что вдова Дугласъ оказывала ему добро не одинъ разъ, а эти люди собирались ее убить, можетъ быть! Онъ желалъ, чтобы ему хватило смѣлости пойти предостеречь ее, но онъ зналъ, что не хватитъ: они могли подмѣтить его и придушить. Все это и еще многое пронеслось у него въ умѣ въ теченіе той минуты, которая протекла между замѣчаніемъ незнакомца и возраженіемъ Джо:
— Не видишь, потому что тебѣ кустъ заслоняетъ… Становись сюда… Видишь теперь?
— Вижу… Да, тамъ кто-то въ гостяхъ… Лучше бросимъ дѣло.
— Бросить, когда я навсегда ухожу изъ этихъ мѣстъ! Бросить… и не найти потомъ уже никогда, можетъ быть, подобнаго случая! Я говорю тебѣ опять, какъ уже прежде говорилъ! мнѣ ея мошны не надо… бери ее себѣ! Но ея мужъ меня оскорблялъ… былъ жестокъ со мною не разъ… Главное, онъ былъ тѣмъ судьею, который осудилъ меня за бродяжничество. И это еще не все! Это только милліонная часть обиды! Онъ выпоролъ меня… выпоролъ на глазахъ у всей тюрьмы, какъ какого-нибудь негра!.. И весь городъ могъ смотрѣть на это! Выпоролъ!.. понимаешь ты это?.. Онъ натѣшился надо мною, но умеръ. Я отплачу теперь ей.
— О, не убивай ее!.. Не дѣлай ты этого!
— Убивать?.. Кто тебѣ говоритъ объ убійствѣ?… Его я убилъ бы, будь онъ тутъ. Но если хочешь мстить женщинѣ, убивать ее не зачѣмъ… это вздоръ! Надо только попортить ей личико: вырвать ноздри или оторвать уши, какъ свиньѣ!
— Послушай, это…
— Свое мнѣніе оставь при себѣ! Это и для тебя будетъ побезопаснѣе. Если она изойдетъ кровью при этомъ, такъ уже не моя вина. И плакать я тоже не буду. И ты, любезный, поможешь мнѣ… изъ дружбы… для этого ты и здѣсь; одинъ я не справлюсь. А если ты вздумаешь вилять… я тебя убью! Понялъ?.. А если тебя убью, то и ее вслѣдъ за тобой… и тогда уже некому будетъ разсказывать, кто тутъ орудовалъ.
— Хорошо, если уже рѣшено, пусть будетъ… Только уже чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше… Меня дрожь пронимаетъ.
— Развѣ можно тотчасъ, когда тамъ гости? Но ты смотри у меня! Я за тобой наблюдаю… А торопиться нечего; обождемъ, пока потушатъ огни.
Гекъ зналъ, что теперь наступитъ молчаніе… болѣе ужасное, чѣмъ всякіе разбойничьи толки. Онъ затаилъ дыханіе и сталъ отступать осторожно назадъ: упирался твердо и осмотрительно всей ступенью, качаясь сперва долго, изъ стороны въ сторону, на одной ногѣ и чуть не падая туда или сюда; потомъ повторялъ тоже упражненіе на другой ногѣ, чтобы отступитъ еще на шагъ. Вдругъ, подъ нимъ хрустнула какая-то вѣтка. Онъ замеръ на мѣстъ и сталъ прислушиваться, но ничто не шелохнулось; господствовала прежняя тишина. Онъ былъ безконечно благодаренъ судьбѣ и добрался такъ, пятясь, до кустовъ кожевеннаго дерева. Здѣсь онъ повернулся съ такими же предосторожностями, какъ при поворотѣ корабля, и тутъ уже пошелъ скорымъ шагомъ, хотя все еще съ опаской. Только у каменоломни уже, переставъ бояться, онъ пустился во всю свою молодецкую прыть внизъ съ холма, къ домику валлійца, и принялся колотить къ нему въ дверь. Изъ оконъ высунулись головы старика и его двухъ дюжихъ сыновей.
— Что за шумъ?.. Кто стучитъ?.. Чего надо?
— Впустите скорѣе!.. Я долженъ сказать…
— Да кто будешь?
— Гекльберри Финнъ… Скорѣе впустите!
— Гекльберри Финнъ, вотъ тебѣ разъ! Имячко-то не такое, передъ которымъ отворяются всѣ двери!.. Но впустите его, ребята… Пусть скажетъ, что тамъ такое.
— Прошу васъ только, не сказывайте никому, что это я донесъ вамъ… — проговорилъ Гекъ прежде всего, вступивъ въ комнату. — Прошу васъ, не сказывайте… не то, меня убьютъ… Но вдова была ласкова ко мнѣ, и не разъ… и я хочу вамъ сообщить… Только вы ни слова обо мнѣ… Я все скажу, если вы пообѣщаете не упоминать, что это я…
— Клянусь св. Георгіемъ! У него что-то важное, иначе онъ не посмѣлъ бы такъ явиться! — воскликнулъ старикъ. — Говори же, малый, мы тебя не выдадимъ.
Черезъ нѣсколько минутъ, старикъ и его сыновья, захвативъ оружіе, крались уже по вершинѣ холма и вступили, на ципочкахъ, въ кусты кожевенника, держа ружья въ рукахъ. Гекъ сопровождалъ ихъ только до этого мѣста. Онъ притаился тутъ за большимъ камнемъ и сталъ прислушиваться. Прошло нѣсколько времени въ томительной, полной ужаса, тишинѣ; потомъ, внезапно, раздались выстрѣлы, крикъ… Гекъ не сталъ дожидаться разъясненій, вскочилъ на ноги и пустился внизъ съ холма, сломя голову.