Съ первымъ проблескомъ разсвѣта въ воскресенье, Гекъ пробирался уже снова на холмъ и постучался тихонько въ домикъ старика валлійца. Всѣ тамъ еще спали, но это былъ сонъ, какъ говорится, висѣвшій только на волоскѣ, вслѣдствіе волненія, пережитаго этими людьми ночью. Изъ окна раздался окликъ:
— Кто тутъ?
Гекъ отвѣтилъ тихмъ, испуганнымъ голосомъ:
— Пустите меня, прошу васъ! Это я, только Гекъ Финнъ!
— Передъ такимъ именемъ, эта дверь можетъ отворяться всегда, днемъ и ночью, мой лалецъ!.. Милости просимъ!
Нова была такая рѣчь для мальчугана-бродяги. И не слыхивалъ онъ никогда болѣе пріятной. Онъ не могъ даже припомнить, чтобы кто-нибудь встрѣтилъ его, хотя разъ, тѣми двумя словами, которыми заключилъ свое привѣтствіе этотъ старикъ.
Дверь быстро отворилась и мальчикъ вошелъ. Его пригласили сѣсть, а хозяинъ и его два молодца-сына поспѣшили одѣться.
— Я думаю, ты порядкомъ голоденъ, дружокъ, — сказалъ старикъ, — но завтракъ у насъ поспѣетъ къ восходу солнышка, и горяченькій, съ пыла будетъ. Ты обожди… А я съ дѣтьми думалъ, что ты придешь переночевать у насъ.
— Я такъ испугался, что убѣжалъ, — отвѣтилъ Гекъ. — Я пустился на утекъ, какъ только заслышалъ выстрѣлы, и не останавливался, пока миль трехъ не отмѣрилъ. А теперь, я пришелъ, чтобы разузнать, что было… А забрался такъ рано потому, что боялся наткнуться на тѣхъ дьяволовъ… даже если они уже и не живы!
— Ну, бѣдняга, видно, что эта ночь тебѣ даромъ не обошлась… Но, вотъ тебѣ постель, отдохнешь на ней, когда позавтракаешь. Нѣтъ, милый мой, тѣ живы остались… о чемъ мы отъ души сожалѣемъ. Видишь-ли, мы знали отлично, гдѣ ихъ схватить, ты намъ разсказалъ; мы и стали подкрадываться къ нимъ, пока были уже всего въ пятнадцати шагахъ отъ нихъ… въ этой тропѣ среди кожевника, было темно, какъ въ погребѣ… тутъ, какъ разъ, чувствую я, что чихну. Могло-ли быть что подлѣе! Удерживался я, сколько могъ, но ничего не подѣлаешь! Приходилось чихнуть… и чихнулъ! Я шелъ впереди, поднявъ пистолетъ, и когда чихнулъ, эти мошенники шарахнулись въ сторону. Я крикнулъ: «Пали ребята!» и самъ выпалилъ туда, гдѣ заслышался шелестъ. Сынки тоже самое. Но разбойники уже кинулись прочь, мы за ними лѣсомъ. Я полагаю, что мы ихъ не задѣли. Они тоже выпустили по одной пулѣ въ насъ, но тоже не попали ни въ кого. А когда уже не стало болѣе слышно, гдѣ они бѣгутъ, мы перестали гнаться за ними, а пошли подняли на ноги констэблей. Тѣ нарядили караулъ на берегъ, а когда совсѣмъ разсвѣтетъ, то самъ шерифъ поведетъ облаву въ лѣсу. Мои сыновья пойдутъ туда же съ другими… Мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты описалъ намъ этихъ злодѣевъ; это будетъ большою подмогой. Но ты не могъ разглядѣть ихъ въ темнотѣ, я думаю?
— О, я видѣлъ ихъ, потому что шелъ за ними изъ самаго нашего поселка.
— Отличью! Опиши же ихъ, дружокъ, опиши!
— Одинъ изъ нихъ глухонѣмой испанецъ, котораго видали, разъ или два, въ нашихъ мѣстахъ, а другой, оборванецъ…
— Довольно и этого, мальчикъ, мы знаемъ, о комъ ты говоришь! Они попались мнѣ, на-дняхъ, тутъ же, въ лѣсу, за домомъ вдовы, и поспѣшили улизнуть поскорѣе… Идите скорѣе, ребята, передайте шерифу… а позавтракаете уже завтра утромъ!
Молодые люди отправились тотчасъ же. Гекъ бросился имъ вслѣдъ, восклицая:
— О, Бога ради, не говорите никому, что это я донесъ! Не говорите, прошу васъ!
— Хорошо, Гекъ, если ты такль просишь. Но тебя только похвалили бы за это.
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Не говорите, прошу!
Когда они ушли, старикъ сказалъ:
— Они не скажутъ… и я не скажу. Но отчего ты не хочешь, чтобы это знали?
Гекъ, не желая объяснять всего, сказалъ только, что ему было извѣстно слишкомъ многое объ одномъ изъ этихъ людей, и что онъ не хотѣлъ, чтобы этотъ человѣкъ узналъ, что онъ такъ многое знаетъ… За это знаніе его, Гека, убьютъ; въ этомъ и сомнѣнія нѣтъ.
Старикъ пообѣщалъ ему еще разъ сохранить тайну, но спросилъ:
— Съ чего же это ты вздумалъ идти за итти слѣдомъ, мой милый?.. Подозрительны они тебѣ показались?
Гекъ помолчалъ немного, сочиняя осторожный отвѣтъ.
— Видите-ли, — началъ онъ, — я никуда не годящій… По крайней мѣрѣ, всѣ такъ говорятъ и я не могу тутъ перечить… Вотъ, иной разъ я даже спать не могу, все раздумываю, что же это будетъ и нельзя-ли мнѣ начать жить по другому… Такъ я не спалъ и въ эту ночь… никакъ не могъ заснуть и пошелъ, около полуночи, все въ тѣхъ же мысляхъ, по улицѣ, къ тому старому кирпичному складу, что близь «Харчевни Трезвости»… и присѣлъ тутъ, чтобы подумать еще, все о томъ же. Вдругъ, проходятъ эти два человѣка украдкою, совсѣмъ близко отъ меня и несутъ что-то. Я догадался, что краденое. Одинъ изъ нихъ курилъ, другой спросилъ у него огня: они остановились, какъ разъ противъ меня, и пока тотъ раскуривалъ свою сигару, я разсмотрѣлъ… при свѣтѣ отъ сигаръ… ихъ лица… и узналъ въ томъ, который былъ повыше, того глухонѣмого испанца… Я узналъ его по сѣдымъ бакенбардамъ и пятну надъ глазомъ… А другой былъ такой грубый оборванецъ въ лохмотьяхъ…
— Ты могъ разсмотрѣть, что онъ въ лохмотьяхъ, при одномъ свѣтѣ отъ сигаръ?
Гекъ запнулся на минуту, но отвѣтилъ:
— Право, не знаю… только мнѣ показалось, въ лохмотьяхъ.
— Ну, и они пошли, а ты…
— А я за ними… да. Такъ оно было. Мнѣ хотѣлось знать, что они замышляютъ… Они крались все, крались… я слѣдомъ за ними до самой той лѣстницы къ вдовѣ, а тутъ притаился въ темнотѣ и услышалъ все… Оборванецъ просилъ пощадить вдову, а испанецъ клялся, что изуродуетъ ее, какъ я уже разсказывалъ вамъ и вашимъ…
— Какъ! это все глухонѣмой говорилъ?..
Гекъ проврался опять страшнымъ образомъ! Онъ всячески старался не подать старику ни малѣйшаго намека на дѣйствительную личность испанца, но его языкъ рѣшился, должно быть, подвести его, во чтобы то ни стало!.. Надо было какъ-нибудь выпутаться, по старикъ не сводилъ съ него своихъ глазъ, и бѣдный Гекъ «втюриваіся» все больше и больше. Валліецъ перебилъ его, говоря:
— Дружокъ мой, не бойся меня; я не трону и волоса съ твоей головы, ни за что на свѣтѣ! Нѣтъ… и я защищу тебя… да, защищу. Этотъ испанецъ не глухъ и не нѣмъ; ты проговорился объ этомъ нечаянно и теперь ужь назадъ словъ не воротишь. Я вижу, что ты знаешь кое-что на счетъ этого человѣка, но хочешь скрывать почему-то… Довѣрься же мнѣ, скажи всю правду; ты можешь положиться на меня, я тебя не выдамъ.
Гекъ взглянулъ на честные глаза старика, потомъ нагнулся и шепнулъ ему на ухо:
— Это не испанецъ… Это Инджэнъ Джо!
Старикъ чуть не спрыгнулъ съ своего кресла и проговорилъ, немного погодя:
— Теперь понятно. Когда ты толковалъ объ отрѣзанныхъ ушахъ и разорванныхъ носахъ, я счелъ это за твои прибавки, потому что бѣлый народъ не мститъ такимъ образомъ. Но индѣецъ, дѣло другое!
Въ продолженіи завтрака, разговоръ шелъ все о томъ-же предметѣ и старикъ сказалъ, между прочимъ, что онъ прежде, нежели лечь спать, взялъ фонарь и пошелъ вмѣстѣ съ своими сыновьями осмотрѣть лѣстницу и сосѣднее съ нею мѣсто, чтобы отыскать слѣды крови. Ея не оказалось, но они нашли большую связку…
— Чего?..
Будь это слово молніей, оно не вылетѣло бы съ болѣе поразительною быстротою изъ побѣлѣвшихъ губъ Гека. Онъ ждалъ отвѣта, вытаращивъ глаза и затаивъ дыханіе. Старикъ остолбенѣлъ въ свою очередь… на три секунды… пять… десять секундъ… потомъ проговорилъ:
— Разбойничьихъ инструментовъ… Но, что съ тобой?..
Гекъ опустился на мѣсто, тихо, но глубоко переводя дыханіе, и чувствуя неизмѣримое счастье. Валліецъ смотрѣлъ на него серьезно, съ любопытствомъ, и повторилъ:
— Да, связку разбойничьихъ инструментовъ. Это тебя успокоиваетъ, повидимому. Но чего ты такъ перетрусилъ?.. Что же могли мы найти, по твоему мнѣнію?
Гекъ былъ припертъ къ стѣнѣ. Надъ нимъ тяготѣлъ вопросительный взглядъ… Чего не далъ бы мальчикъ въ эту минуту за подходящій матеріалъ для отвѣта! Но ничего не оказывалось, а тотъ взглядъ все глубже и глубже буравилъ его… Въ головѣ Гека промелькнулъ нелѣпѣйшій отвѣтъ, но взвѣшивать его было некогда, и онъ пробормоталъ чуть слышно, такъ ужь, наудачу:
— Учебники изъ воскресной школы, молжетъ статься…
Бѣдный Гекъ былъ слишкомъ разстроенъ для того, чтобы улыбнуться, но старикъ залился громкимъ, веселымъ хохотомъ, — такъ, что все внутри у него колыхалось, съ головы и до ногъ, и сказалъ потомъ, успокоясь, что посмѣяться такимъ образомъ, все равно, что деньги въ карманъ положить, потому что это избавляетъ отъ траты на доктора. Онъ прибавилъ:
— Бѣдняжка, какой ты блѣдный, измученный; ты совсѣмъ ни на что не похожъ. Не мудрено, что и завираешься; сбился ты съ толку. Но это пройдетъ, отдохнешь и выспишься, и все какъ рукой сниметъ, я надѣюсь.
Гекъ злился на себя за то, что такъ опростоволосился и обнаружилъ такое волненіе. Вслушиваясь въ разговоръ у лѣстницы, онъ уже переставалъ думать, что предметъ, вынесенный разбойниками изъ харчевни, былъ непремѣнно той драгоцѣнной шкатулкой; но, все же, онъ только предполагалъ, что это не она, полнаго убѣжденія его въ томъ еще не было, и потому извѣстіе о найденной связкѣ лишило его всякаго самообладанія. Но, въ общей сложности, онъ былъ доволенъ этимъ маленькимъ случаемъ, доставившимъ ему возможность удостовѣриться вполнѣ, что найденное было не «тѣмъ», и душа его весьма успокоилась. Въ сущности, все шло отлично: сокровища оставались въ «нумерѣ второмъ», разбойниковъ поймаютъ и засадятъ въ этотъ же день, и Гекъ съ Томомъ добудутъ деньги этой же ночью, безъ всякаго затрудненія и помѣхи.
Едва успѣлъ кончиться завтракъ, какъ раздался стукъ въ дверь. Гекъ спрятался тотчасъ же, потому что не хотѣлъ, чтобы заподозрили хотя малѣйшее его отношеніе къ ночнымъ происшествіямъ. Старикъ впустилъ въ комнату нѣсколькихъ джентльменовъ и дамъ, между которыми находилась и сама вдова Дугласъ. Въ то же время, цѣлыя толпы народа направлялись къ вершинѣ холма, чтобы оглядѣть лѣстницу. Было очевидно, что слухи обо всемъ уже разошлись.
Валлійцу пришлось разсказывать пришедшимъ всю ночную исторію, но когда мистриссъ Дугласъ стала горячо выражать ему свою благодарность, онъ сказалъ ей:
— Ни слова объ этомъ, сударыня. Есть другое лицо, которому вы, можетъ быть, болѣе обязаны, нежели мнѣ и моимъ сыновьямъ, но это лицо не позволяетъ мнѣ назвать его. Только благодаря ему, сами-то мы тамъ очутились.
Понятнымъ образомъ, такія слова возбудили столь сильное любопытетво, что оно почти затмило собою главный предметъ. Но старикъ не смутился тѣмъ, что оно разъѣдало все нутро прибывшихъ и заразило потомъ, черезъ нихъ, и всѣхъ обывателей въ мѣстечкѣ; онъ своей тайны не выдалъ. Разузнавъ все остальное, мистриссъ Дугласъ сказала:
— Я легла въ постель, почитала передъ сномъ, а потомъ такъ крѣпко заснула, что и не слыхала всего этого шума. Отчего вы не разбудили меня?
— Мы сочли это лишнимъ. Нельзя было ожидать, что эти молодцы воротятся снова; при этомъ, мы подобрали ихъ рабочіе инструменты. Зачѣмъ же было васъ будить и пугать до смерти? Мои три негра просторожили у вашего дома во всю остальную часть ночи. Они только что воротились теперь.
Явились новые посѣтители и старику пришлось повторять тотъ же разсказъ, и еще не однажды въ продолженіи двухъ часовъ.
Во время вакацій закрывалась и воскресная школа, но церковь вся наполнилась спозаранку въ это воскресенье. Всѣ толковали объ ужасномъ дѣлѣ, но, по доходившимъ вѣстямъ, разбойниковъ и слѣдъ простылъ. По окончаніи проповѣди, жена судьи Татшера подошла къ мистриссъ Гарперъ, выходившей изъ церкви вмѣстѣ съ прочей толпою, и сказала ей:
— Неужели моя Бекки все еще спитъ? Я такъ и думала, что она совсѣмъ уморится.
— Ваша Бекки?..
— Ну, да… (Она посмотрѣла съ удивленіемъ). Развѣ она не ночевала у васъ?
— Нѣтъ…
Мистриссъ Татшеръ поблѣднѣла и присѣла на скамью, какъ разъ въ ту минуту, когда тетя Полли, весело болтая съ одною пріятельницей, поравнялась съ говорившими.
— Добраго утра, мистриссъ Татшеръ! — сказала она. — Добраго утра, мистриссъ Гарперъ! А я одного мальчугана не досчитываюсь. Вѣрно мой Томъ ночевалъ у которой-нибудь изъ васъ?.. А теперь и побоялся придти въ церковь. Достанется ему за то отъ меня!
Мистриссъ Татшеръ слабо покачала отрицательно головой и поблѣднѣла еще болѣе.
— Онъ у насъ не былъ… — проговорила мистриссъ Гарперъ съ видимымъ смущеніемъ. На лицѣ тети Полли выразилось замѣтное безпокойство.
— Джо Гарперъ, ты видѣлъ моего Тома сегодня по утру?
— Нѣтъ…
— Когда же ты видѣлъ его въ послѣдній разъ?
Джо постарался припомнить, но не могъ сказать навѣрное. Выходившіе изъ церкви пріостановились, стали перешептываться и всѣми овладѣла затаенная тревога. Дѣтей и молодыхъ учителей и учительницъ подвергли допросамъ. Всѣ они говорили, что не замѣтили, были-ли Бекки и Томъ на паромѣ при возвращеніи съ прогулки: было совершенно темно и никому въ голову не приходило справляться, всѣ-ли на лицо. Наконецъ, одинъ молодой человѣкъ брякнулъ въ испугѣ, что дѣти вѣрно остались въ пещерѣ! Мистриссъ Татшеръ упала безъ чувствъ, тетя Полли зарыдала, ломая себѣ руки.
Тревога распространилась изъ устъ въ уста, изъ одной толпы въ другую, изъ улицы въ улицу; черезъ минуту, раздался набатъ и всѣ жители поднялись на ноги. Происшествіе на Кардифскомъ холмѣ потеряло значеніе, разбойники были забыты, лошади осѣдланы, лодки снабжены гребцами, паромъ готовъ къ отплытію и, прежде, нежели протекло полчаса со времени страшной вѣсти, двѣсти человѣкъ уже спѣшили къ пещерѣ, водою и сухопутьемъ.
Въ продолженіи всего длиннаго послѣобѣденнаго времени мѣстечко оставалось опустѣлымъ, какъ бы вымершимъ. Многія женщины навѣщали тетю Полли и мистриссъ Татшеръ, стараясь утѣшить ихъ. Онѣ плакали вмѣстѣ съ ними, и это было лучше всякихъ словъ. Томительная ночь прошла въ ожиданіи извѣстій, но, когда разсвѣло, получился только приказъ: «Присылайте еще свѣчей и съѣстного!» Мистриссъ Татшеръ была какъ помѣшанная; тетя Полли не лучше. Судья Татшеръ присылалъ изъ пещеры посланцевъ съ обнадеживаніями и ободреніями, но эти рѣчи не производили настоящаго впечатлѣнія.
Старый валліецъ воротился домой на разсвѣтѣ, весь обкапанный саломъ, вымаранный землею и почти выбившись изъ силъ. Онъ нашелъ Гека на той же постели, но въ горячечномъ бреду. Всѣ доктора были въ пещерѣ и потому мистриссъ Дугласъ взяла уже на себя попеченіе о больномъ. Она говорила, что сдѣлаетъ для него все, что можетъ: ей было безразлично, былъ-ли онъ хорошъ, дуренъ, или ни то, ни се; во всякомъ случаѣ, онъ былъ Божіе творенье, а всѣмъ, что только отъ Бога, пренебрегать нельзя. Старикъ сказалъ, что въ Гекѣ было кое-что и хорошее; она отвѣчала:
— Это несомнѣнно. Въ этомъ и печать Господа, которую Онъ не снимаетъ… и ни съ кого. Она наложена Имъ хотя гдѣ-нибудь на каждое созданіе Его рукъ.
Раннимъ еще утромъ, нѣкоторые изъ уставшихъ людей воротились въ мѣстечко, но тѣ, что были покрѣпче, продолжали свои розыски. Пришедшіе могли сообщить только то, что пещера была обыскана до предѣловъ, никому еще неизвѣстныхъ до сихъ поръ; что всякій доступный уголокъ, всякая расщелина будутъ осмотрѣны тщательно; если бы кто бродилъ въ этой сѣти переходовъ, то долженъ былъ замѣтять мерцаніе огней, услышать возгласы и пистолетные выстрѣлы, повторяемые эхомъ подъ пустыми, мрачными сводами. Въ одномъ мѣстѣ, вдалекѣ отъ части пещеры, обыкновенно посѣщаемой туристами, на скалѣ были начертаны сажей отъ свѣчи имена «Бекки» и «Томъ»; тутъ же, вблизи, валялась засаленная ленточка. Мистриссъ Татшеръ узнала ленточку и зарыдала надъ нею, говоря, что это послѣднее, что ей осталось на память отъ дочери, и что оно будетъ ей дороже всякой другой памятной вещи, потому что это было послѣднимъ, что спало съ живой еще дѣвочки, прежде чѣмъ постигла ее страшная смерть. Разсказывали, что, порою, вдали показывался лучъ свѣта и тогда раздавался громкій радостный возгласъ и десятка два людей бѣжала въ ту сторону подъ гудѣвшими сводами… но, вслѣдъ за тѣмъ, наступало горькое разочарованіе: дѣтей не оказывалось, а мерцавшій огонекъ принадлежалъ только кому-нибудь изъ тѣхъ же искателей.
Три ужасные дня съ ихъ ночами проволокли свои томительные часы, — и мѣстечко впало въ тупое уныніе. Всѣ стали безучастными ко всему. Случайное открытіе того, что содержатель харчевни «Общества трезвости» укрываетъ у себя водочный складъ, прошло почти незамѣченнымъ, несмотря на поразительность подобнаго факта. Въ одинъ изъ своихъ свѣтлыхъ промежутковъ, Гекъ разслышалъ что-то насчетъ харчевенъ и спросилъ, смутно опасаясь несчастія, не нашли-ли чего въ харчевнѣ «Общества трезвости?»
— Нашли, — отвѣчала мистриссъ Дугласъ.
Гекъ приподнялся на постели; глаза его дико горѣли.
— Что нашли?.. Что?
— Водку… и харчевню закрыли. Ну, ложись, милый мой… Какъ ты меня испугалъ!
— Скажите мнѣ одно… только одно, прошу васъ!.. Нашелъ это Томъ Соуеръ?
Вдова залилась слезами.
— Замолчи, мое дитя, замолчи! Тебѣ сказано и прежде, что ты не долженъ разговаривать! Ты боленъ, очень боленъ!..
Тамъ ничего не нашли, кромѣ водки… Не такой бы шумъ поднялся, если бы открылось золото… И такъ, кладъ пропалъ… пропалъ навсегда… Но, о чемъ она такъ плачетъ?.. Странно… Съ чего это, въ самомъ дѣлѣ?.
Эти мысли смутно проносились въ умѣ Гека и такъ утомили его, что онъ заснулъ, а мистриссъ Дугласъ думала въ это время: «Задремалъ, кажется, бѣдняжка. Спрашиваетъ: не Томъ-ли Соуеръ нашелъ?.. Дай Богъ, чтобы самого Тома нашли!.. Теперь уже мало у кого остается еще надежды, — пожалуй, и силы, — на то чтобы продолжать еще поиски!»