Похождения в Париже [HL]

ГЛАВА 22

— Перестань кашлять, — фыркнул манчестерец.

— Не могу, — прохрипел я. — У вас нет воды?

Он сощурился.

— Ты что-то задумал?

— Ничего я не задумал, — ответил я и вновь закашлялся.

Номерок вроде бы застрял, хотя… я точно знал, что не застрял. Не сомневался, что он уже у меня в желудке. Но создавалось ощущение, будто застрял, и меня это тревожило. Я представил себе, что номерок перегородил пищевод, как запорный клапан. Возможно, это была чушь, но я хотел чего-нибудь выпить, чтобы убедиться, что путь по пищеводу открыт.

— Передай нам вон ту банку, — попросил манчестерец итальянца.

Итальянец вел автомобиль. Мы с манчестерцем сидели на заднем сиденье «Пежо» с форсированным двигателем. Револьвер уперся мне в бедро. И как быстро мы ехали! Хотите услышать мое определение опасности? Борьба с удушьем в тот самый момент, когда на тебя направлено дуло револьвера, а ты сидишь в машине, которая мчится по забитым автомобилями улицам Парижа.

Итальянец обогнул такси, выехав на встречную. Ускорился, вернулся на свою полосу и при этом потянулся за банкой с колой, на которую указывал манчестерец.

Я принял банку, открыл. И тут мое положение стало еще более опасным. Я не мог знать, сколь долго банка пролежала в автомобиле, но купили ее определенно не вчера. Сладкая, вязкая, без единого пузырька жидкость медленно потекла в горло, и я едва сумел подавить рвотный рефлекс.

— Куда вы меня везете? — спросил я, все-таки переправив колу в желудок.

— Не волнуйся, — ответил манчестерец. — Скоро приедем.

Как выяснилось, привезли они меня в книжный магазин. Мне следовало это предположить, но я уже представлял себе, как мы приезжаем в заброшенный дом на окраине города, где меня связывают, в рот вставляют кляп, а потом избивают до полусмерти. Несомненно, именно так обошлись бы с Фолксом, если бы эту сцену писал я. К счастью для меня, авторство на этот раз принадлежало другому, и в результате я очутился в комнате наверху, в углу которой стоял ни к чему не подключенный унитаз, а одна из дверей (я еще открыл ее по просьбе Пейдж) вела в кабинет Франчески.

Сигареты мне вернули. Я получил их от манчестерца вместе с пепельницей, чашкой чая с молоком и стулом с высокой спинкой. Сел и закурил, решив, что буду курить до тех пор, пока не изгоню изо рта привкус протухшей колы. Конечно, события развивались не по самому экстремальному сценарию, который я мог бы себе представить, но меня привезли не на званый обед. Револьвер перешел к итальянцу, и он, усевшись на унитаз, целился не то чтобы в меня, но определенно в мою сторону. И я против своей воли то и дело заглядывал в ствол. Дыра на срезе казалась мне такой большой и черной, что я, наверное, смог бы в нее заползти. Словно зарядили револьвер не пулями, а неуправляемыми ракетными снарядами.

Я не заметил никаких следов Пейдж. Ее не было в комнатах, мимо которых мы проходили, а из торгового зала не доносился ее голос. Я не мог понять, имеет ли она отношение к этой истории. Она солгала мне насчет Бруно, но это не означало, что она играла какую-то роль в происходящем. А что, кстати, происходило? У меня создалось ощущение, что мы кого-то ждем, но полной уверенности в этом не было. Может, итальянец собирался держать меня на мушке, пока я не обкурюсь до смерти.

— Скажите хоть, почему я здесь? — спросил я.

Манчестерец поднял голову, посмотрел на меня, лицо его оставалось бесстрастным. Он сидел на полу у окна, просматривал содержимое конверта из коричневой бумаги. Я молча наблюдал, как он поднимает пленки, просматривает их на фоне окна, водит пальцем по электрическим схемам. Его совершенно не удивляло, что все это лежало в конверте, не шокировали манчестерца и фотографии камер наблюдения в зале музея. Создавалось впечатление, что именно это он и надеялся найти.

— Хоть намекните, — добавил я, не услышав ответа.

— Подожди. Скоро все узнаешь.

Неужели? Мне очень хотелось ему поверить, но я сильно сомневался, что так оно и будет. Я уже начал опасаться, что относительно главного навсегда останусь в неведении. Я постоянно продолжал узнавать что-то новое, загадок только прибавлялось, и я все дальше отдалялся от ответа на интересующие меня вопросы: кто убил женщину в моей квартире и как мне обелить свое имя? Более того, меня затягивало в ограбление века. А мне ничего этого не хотелось. Прежняя простая и спокойная жизнь полностью меня устраивала.

Я с сожалением вздохнул, вспомнив эту прежнюю жизнь, и вытянул ноги перед собой. Впервые обратил внимание на ковер: толстый, красивый, наверняка дорогой. Я бы сказал, показушный, если бы он не обтрепался по краям, из-за чего часть досок была открыта. И кто знал, когда его в последний раз пылесосили? Я бы поставил на никогда. Грязь и пыль просто въелись в него. Поэтому пепельница, которую принес мне манчестерец, казалась насмешкой. Начни я стряхивать пепел на ковер, грязнее он бы не стал.

Я вновь поднес сигарету ко рту. С каждой затяжкой дрожь, сотрясавшая мое тело, затихала, хотя успокоиться я никак не мог. Смотрел на клубы дыма над головой и мечтал о том, чтобы отделаться от всего этого. Достали меня загадки, которые постоянно приходилось решать, да устал я до крайности. Более всего хотелось заснуть, а выспавшись, открыть глаза и увидеть, что все трудности волшебным образом рассосались сами собой.

И что сейчас поделывает Виктория, подумал я. Решила, что я сбежал от нее или поняла: что-то не так? Я склонялся к первому варианту и очень об этом сожалел. Только-только наши отношения начали налаживаться, и тут такое. Я надеялся, что мне удастся оправдаться — правда, не знал, когда выпадет такой шанс. Если выпадет вообще.

Мои размышления прервали шаги. Скрипнул ключ в замке, я увидел, как поворачивается ручка. А через мгновение оказался лицом к лицу с весьма экзотической личностью.

— Судя по всему, ты ожидал увидеть мужчину, — услышал я.

И, откровенно говоря, поначалу мне показалось, что передо мной мужчина. Может, из-за одежды: все черное — сапоги, джинсы, рубашка. Потом, правда, я заметил, что рубашка на груди чуть округляется в двух местах, а на правой руке поблескивает тоненький золотой браслет. Свои каштановые волосы дама не расчесывала и, возможно, не мыла с того самого дня, когда в этой комнате на пол постелили ковер. Они более всего напоминали спутанную гриву. Косметикой она не пользовалась, так что кожу покрывала сеть морщин и морщинок. И выглядела болезненно худой — возможно потому, что носила очень уж обтягивающую одежду, более всего напоминая укротительницу львов, разве что без хлыста. Поначалу я подумал, что ей под семьдесят, но когда она заговорила густым, рыкающим баритоном, накинул еще несколько годков.

— Так ты — Чарли Ховард, — начала она.

— Виновен! — Я затушил окурок в пепельницу.

Она всмотрелась в меня из-под тяжелых век, потом из заднего кармана достала сигареты. Сунула одну в рот, закурила, заполнила легкие едва ли не третью кубометра дыма.

— Моложе, чем я ожидала. — В голосе слышалась легкая хрипотца.

Я пожал плечами. А что следовало сказать?

Женщина вышла на центр комнаты, встала прямо передо мной. Одну руку она прижимала к животу, поддерживая ладонью локоть другой, в которой держала сигарету у самых губ. Еще раз глубоко затянулась.

— Я — Франческа, — продолжила она, протягивая руку с обгрызенными, ненакрашенными ногтями.

— Привет, Франческа. — Я пожал руку, найдя, что она шершавая и безжизненная. — Вы хозяйка этого магазина, так?

Франческа выдохнула дым, по широкой дуге обвела комнату рукой. Я заметил, как в дыре под мышкой сверкнула белая кожа.

— С тысяча девятьсот шестьдесят первого года, — уточнила она. — Многие великие писатели заглядывали сюда. И некоторые прекрасные книги написаны в этих стенах.

— Под дулом револьвера? — спросил я, указав на итальянца.

Франческа повернулась, ее плечи поникли.

— Паоло, — гласные звуки у нее звенели, как и положено уроженке Италии, — мы не варвары.

Итальянец опустил глаза, положил револьвер на ковер. Мы, конечно, еще не вели разговор на равных, но я решил, что это шаг в правильном направлении.

— Я велела им не причинять тебе вреда, особо это подчеркнула.

— Это хорошо. Вы их выдрессировали.

— Ха! — Франческа откинула голову и громко расхохоталась, совсем как пират в детском фильме. Правда, отсмеявшись, не хлопнула рукой по бедру, хотя жест этот не показался бы неуместным.

— Я знала, что ты меня повеселишь. Поняла это по книге.

— Так вы ее прочитали?

— Я читаю все, что выкладывается на стол. Это нерушимое правило.

— Я польщен.

— Я не сказала, что книга мне понравилась.

Она посмотрела на меня, вскинув брови. Я ждал, что она вновь рассмеется, но нет: судя по всему, она не стала горячей поклонницей моего таланта.

— Подозреваю, твой диапазон довольно ограничен.

— Зависит от того, как далеко зашвырнуть меня в воду.

Франческа хищно прищурилась, опять глубоко затянулась. Оставшейся части сигареты могло хватить еще на пару затяжек, но Франческа бросила окурок на пол и мыском сапога растерла в пыль.

— Пожалуйста, не испытывай мое терпение.

— Постараюсь. Но уж позвольте спросить, почему я здесь?

— Все просто, — ответила Франческа. — Картина.

— Картина?

— Которую ты украл.

— Украл?

Франческа скорчила гримаску, повернулась к итальянцу, щелкнула пальцами.

— Книга. Паоло, принеси ее.

Итальянец поднялся с унитаза и проследовал в кабинет Франчески. Через несколько мгновений вернулся с экземпляром «Путеводителя честного вора по Амстердаму». Передал книгу Франческе, которая открыла ее на первой странице и протянула мне.

Я тут же узнал свой почерк — там было написано: «Моему протеже».

— Где вы ее взяли? — спросил я.

— В квартире Катрины, — ответила Франческа. — Майк нашел ее в то утро, когда я отправила его и Паоло за картиной.

Так вот как они вышли на меня! Я покопался в памяти и вспомнил: Бруно вынимает книгу из рюкзака, кладет на кухонный столик. Они нашли книгу и предположили, что ее там оставил я. То еще предположение. Даже я никогда не позволял себе такой беспечности.

— Я надписал книгу, но это не означает, что я побывал в той квартире.

— Тогда объясни вот это. — Манчестерец помахал в воздухе бумагами из конверта. Поднялся, передал их Франческе. Она их просмотрела, губы разошлись в улыбке.

— Великолепно! — Она продемонстрировала кривые, в никотиновых пятнах зубы. — Умный мальчик.

Я не знал, относится сие ко мне или к манчестерцу, но подумал, что значения это не имеет. В любом случае разговор сдвигался в наиболее интересующем меня направлении.

— Ну, может, я там и побывал, — признал я. — Но вот ваши мальчики… Как я понимаю, именно они влезли в мою квартиру?

Франческа оторвалась от бумаг, подмигнула мне, нисколько не смутившись.

— И оставили послание на компьютере? — добавил я.

— Идея Паоло. — Ее лицо затуманилось.

— Автор послания указан не был.

Она закатила глаза, словно уже говорила об этом с итальянцем.

— Так скажите мне, — продолжил я, — это они убили Катрину в моей гостиной?

— К нам это не имеет никакого отношения, — ответила Франческа.

— И вы думаете, я вам поверю?

— Судя по тому, что я услышала по радио, тебе личность убийцы известна гораздо лучше.

— Я ее не убивал.

— Само собой.

— Я серьезно.

— Разумеется, ситуация серьезная.

— Вы меня подставили!

— Да перестань! Я же сказала, это не мы. Даю слово.

— Ваше слово?

— Мое слово! — Она возвысила голос и строго посмотрела на меня, как бы говоря, что не следует выводить ее из себя.

Но, если она говорила правду, тогда кто же убил Катрину? И почему? Я полагал, что убийца вскрыл замки, но Франческа утверждала, что это не так. Мог кто-то еще заглянуть в мою квартиру после того, как посланные ею бандиты отбыли, а я еще не пришел? Как они узнали, что могут прийти и уйти незаметно для консьержа? Ситуация все сильнее запутывалась, и я уже начал опасаться, что разгадку найти не удастся. Чем больше людей заявляли о своей непричастности к убийству, тем меньше оставалось подозреваемых. И список этот мог сократиться до одного человека. Меня.

— А где Пейдж? — спросил я. — Она в этом как-то участвует?

— Эта шлюха! — фыркнула Франческа. — Я-то думала, что вкус у тебя получше.

— Так она не участвует?

Франческа с любопытством посмотрела на меня.

— А почему ты решил, что участвует?

Я пожал плечами.

— Так уж вышло, что она здесь больше не работает.

— Правда?

— Она — воровка.

Я рассмеялся, меня позабавило презрение, с которым Франческа произнесла последнее слово.

— Совершила кражу здесь, в книжном магазине, — добавила Франческа, словно объясняя такое вот отношение. — Я дала ей крышу над головой, кормила. А от нее требовалось лишь одно — продавать книги. Так нет, она их украла.

— Правда?

— Из моего кабинета. — Франческа мотнула головой в сторону двери, из которой вышла. Вновь сунула руку в задний карман, достала сигарету. Закурила, глубоко выдохнула облако дыма. — Должно быть, взяла ключи в моей спальне. Украла несколько старинных и дорогих книг, продала за гроши.

Вот те на! Получалось, что воровством промышляло гораздо больше людей, чем я полагал. Может, даже абсолютно все, кто был вокруг меня. А тот, кто сам этим не занимался, умудрялся легко и непринужденно убедить меня сделать за него всю грязную работу. Сначала Бруно, потом Пейдж обвели меня вокруг пальца. Кто стоял в очереди следующим? Выходит, воровство прочно вошло в моду?

Франческа принялась рассматривать бумаги, полученные от манчестерца. На ее лице появилось благостное выражение, словно она рассматривала коллекцию сувениров, напоминающих о радостных событиях далекого прошлого. Я ей не мешал. Пил чай и пытался думать. Не сомневался, что мне зададут сложные вопросы. Только пока не знал, какие именно.

— Полагаю, магнитная карточка у тебя. — Франческа продолжала разглядывать одну из фотографий.

— Магнитная карточка?

— От депозитного ящика Катрины. Ее здесь нет.

— А должна быть?

— Она лежала в картине с этими бумагами. Так мне сказала Катрина.

— Я не знаю, о чем вы говорите. Магнитной карточки в картине не было.

Франческа уставилась мне в глаза, пытаясь понять, лгу я или нет. Я глаз не отводил. Точно знал, что они ей ничего не скажут.

— У тебя, я вижу, подагра.

— Простите?

— Твои пальцы. — Она указала на суставы собственных пальцев, которые держали сигарету. — Многие писатели страдали от этого.

— Все под контролем.

— Ну-ну… Майк? — Она кивнула манчестерцу.

И, прежде чем я успел отреагировать, он подошел ко мне, одной рукой обхватил грудь, прижимая мою левую руку к телу. Я попытался вырваться, но другой рукой он уже схватился за мое правое запястье. Красный свитер вонял — это был страшный кошмар токсиколога. Я, конечно, боролся, пытался ухватить за косички, лицо, но безрезультатно. Тогда предпринял попытку перевернуть стул, чтобы мы оба свалились на пол, но тут услышал какой-то клацающий звук. Подняв глаза, увидел, что итальянец взвел курок своего здоровенного револьвера и целится мне в коленную чашечку. Я перестал сопротивляться, но не расслабился. Манчестерец перехватил мою правую руку поближе к локтю, вытянул в сторону Франчески. Она взялась за мою кисть, легонько прошлась пальцами по распухшим суставам, подняла руку еще выше. Поцеловала больные суставы, а потом вдруг сунула средний палец себе в рот и со всей силы прикусила.

Я закричал. И меня не волновало, кто услышит мой крик. Попытался выдернуть палец из ее рта, вместе с гнилыми зубами, если б получилось, но манчестерец держал меня крепко. Я стукнул ногой об пол, глядя в дикие глаза Франчески. Она все сильнее сжимала зубы, трясла головой из стороны в сторону, глухо рычала. Господи, как же мне хотелось пнуть ее в промежность, и я уже собрался это сделать, но итальянец почувствовал мои намерения и вдавил ствол в бедро. От боли в голове вспыхнул ослепительно белый свет. И я уже не сомневался, что потеряю сознание, когда Франческа вытащила мой окровавленный палец и поднесла к нему сигарету. Горящий кончик завис над раздавленным суставом.

— Магнитная карточка, — сказала она, шевельнув окровавленными губами.

— У меня ее нет.

Вновь меня пронзила боль. Я почувствовал, как огонь охватил весь палец, и пронзительно завопил. Запахло горящей плотью.

— Это правда, — вырвалось у меня. — У меня ее больше нет. Зато есть подделка Пикассо. «Гитарист».

Франческа убрала сигарету, глянула мне в глаза. Похоже, она поверила тому, что увидела, потому что отпустила мою руку, и все трое отступили на шаг. Я прижал руку к груди и покачивал ее, надеясь хоть немного унять боль. Когда посмотрел на кисть, увидел, что средний палец выглядит так, словно побывал под поездом.

— Ты взял ее из банка? Как?

— Оказалось проще, чем вы даже можете себе представить, — выдохнул я. — Но проблема в том, что сейчас у меня картины нет.

Франческа, не мигая, смотрела на меня.

— Где она?

— В безопасном месте. Но я смогу вам ее достать. Правда.

— Когда?

Я подумал о номерке в моем желудке, которому предстоял долгий путь по пищеварительному тракту. Ясно было, что без номерка подделку не вернуть. Гардеробом Центра Помпиду пользовались постоянно, так что без надзора он не оставался ни на секунду. И забрать что-либо оттуда я мог только по номерку, если, конечно, не проникнуть туда после окончания работы музея, каким-то образом нейтрализовав систему охраны всего здания.

— Через двадцать четыре часа. При условии, что все будет функционировать, как положено.

Франческа не сводила с меня глаз, похоже, не слишком доверяя моему ответу.

— Одни сутки?

Я кивнул, продолжая покачивать кисть. Электрические импульсы пронзали руку до локтя, я морщился от боли.

— Что ж, ты получишь свои двадцать четыре часа. Мне нужна эта картина, Чарли.

— Конечно. — Я положил кисть с укушенным пальцем на сгиб другой руки. — Потому что вы собираетесь украсть оригинал.

Франческа напряглась. Не ответила мне, но, наверное, слов и не требовалось.

— Втроем? — добавил я.

На этот вопрос она решила дать ответ, но не сразу.

— Плюс остальные.

— Остальные? Вы хотите сказать, работники магазина?

Франческа кивнула, и я рассмеялся. Ничего не смог с собой поделать. Очень уж абсурдно все выглядело.

— Вы шутите. По-другому быть не может. Кто вам будет противостоять? Кистоунские полицейские?[22]

— У моих людей есть необходимые навыки.

— Правда? — я указал здоровой рукой на манчестерца. — Что вы собираетесь мне сказать? Этот парень вырос в цирке, поэтому может справиться с электрикой? А девушка, что работает внизу, она раньше служила в спецназе?

— У нас есть план.

— Нет, — покачал головой я. — У вас есть планировка, электрические схемы, фотографии, но не более того. Это безумие. Вы торговцы книгами.

— Для посторонних.

— Значит, у каждого из вас есть секретная ипостась?

Франческа вздохнула, словно я ей надоел. Передала итальянцу содержимое коричневого конверта, взяла у него револьвер, откинула барабан, вытащила патроны. Показала мне пустые гнезда. Вернула барабан на место, отбросила револьвер в угол комнаты. Достала из кармана смятый носовой платок, шагнула ко мне, знаком предложила вытянуть руку. С неохотой я подчинился. Франческа прижала платок к окровавленному суставу.

— Паоло не захотел бы, чтобы я потеряла все, — сказала она.

— А почему вы должны потерять?

— Книги, — в голосе слышалась печаль. Франческа убрала платок. Посмотрела на кровавое месиво под ним. — Они больше не приносят денег.

— Так возьмите ссуду в банке, — пробурчал я сквозь стиснутые зубы. — Совсем не обязательно красть Пикассо.

Франческа смущенно мне улыбнулась, словно я поймал ее на лжи.

— Ты бывал на Кубе, Чарли?

— Что?

— Чудесное место для нового книжного магазина. Париж уже не тот, что прежде.

— Вы надо мной подшучиваете.

Лицо Франчески резко изменилось, и я торопливо убрал руку. Она отошла от меня, покачала головой. У меня создалось ощущение, что сейчас она скажет что-то неприятное, но манчестерец помешал ей, протянув мои бумажник, очешник и визитную карточку Натана Фармера.

— Этот червяк, — прошипела Франческа, глянув на визитку. — Когда он вышел на тебя?

— Этим утром. Он тоже хочет картину.

— И ты согласился ему помочь? — она возвысила голос.

— Он не оставил мне другого выхода.

— Понимаю, — она вернула мне мои вещи. — Такие уж у него методы.

— Вы с ним встречались?

— Я о нем знаю. Он связывался и с Катриной.

— И что сделала Катрина? Решила посмотреть, кто даст больше, он или вы?

— Нет, конечно. — Слова эти Франческа произнесла таким тоном, словно я допустил чудовищную бестактность. — Она хотела, чтобы картину получила я. Она хотела помочь книжному магазину.

— Вот почему вы послали Фидо и Ровера[23] за картиной в ее квартиру.

— Ситуация усложнилась.

— Тогда объясните мне, что происходит.

Франческа сложила руки на груди. В раздумьях постучала указательным пальцем по губам.

— Ты — прирожденный вор. — Она пристально смотрела на меня. — И конечно же, ты хочешь в этом поучаствовать.

— В чем? В величайшем фарсе в истории преступлений?

Взгляд Франчески стал ледяным.

— Раз уж вы упомянули об этом, — торопливо добавил я, — думаю, что готов поучаствовать.