Возможность поговорить с Викторией появилась у меня только во второй половине следующего дня, уже в аэропорту Шарля де Голля. До этого я проспал десять часов и практически восстановился после полученного удара в висок. Потом по договоренности с Фармером и под присмотром полиции я вернулся в квартиру и забрал вещи. В аэропорту я заплатил за две чашки кофе, для себя и Виктории, мы нашли уединенный уголок, где и сели в кресла, рядом со своими чемоданами.
— Это беспредел, — заявила Виктория, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Ты думаешь?
— Конечно. Сначала ты возвращаешь им бесценную картину Пикассо, которой музей мог лишиться навсегда. Потом находишь убийцу. И что получаешь взамен от французского государства?
Я глотнул кофе.
— Я признался в краже, Виктория. И не мог ожидать, что они сделают вид, будто этого не было, и позволят мне продолжать в том же духе.
— Не понимаю, почему.
— Нет, ты, конечно же, понимаешь.
— И все равно я считаю, что им следовало как-то отблагодарить тебя. — Она забарабанила пальцами по пластиковой чашке.
— На что ты надеялась? Я заслужил орден Почетного легиона?
Она поджала губы.
— Могли бы сказать спасибо.
— Это чересчур. Уже хорошо, что не посадили в тюрьму.
— А то, что тебя вышибли из страны?
— Не вышибли, — уточнил я. — Предложили уехать. И потом, может, действительно пора.
— Но ты не закончил очередную книгу.
— Я взял ее с собой, вот и все.
— В сравнении со мной ты великодушен.
Я пожал плечами, отпил кофе. Виктория последовала моему примеру, и на ее верхней губе появились усики молочной пены. Я протянул руку, чтобы стереть их большим пальцем. Виктория отпрянула, потом подалась чуть вперед. Я прошелся пальцем по ее верхней губе, вытер пену о брюки.
— Спасибо.
— Нет, спасибо тебе. За все.
— Пожалуйста.
— Я серьезно. Ты очень мне помогла. И я не уверен, что это заслужил. После того, что я сделал…
— Перестань. Ты уже прощен. Я думала, мы это уже проехали.
Я улыбнулся, огляделся. Аэропорт являл собой некое футуристическое сооружение. Серые и черные тона, сталь и стекло. Ранее я здесь уже бывал, поэтому знал, что некоторые терминалы связаны эскалаторами, забранными в цилиндрические стеклянные трубы, — своеобразное напоминание о Центре Помпиду. То есть я видел перед собой еще один образчик джетсонской архитектуры: такой представляли в 1970-е годы космическую станцию.
Над нами на четырех мониторах высвечивались номера, пункты назначения и время вылетов очередных рейсов. Я все еще не решил, куда отправиться. Надеялся, что дельная мысль обязательно придет, и очень скоро. Не хотелось терять на раздумья много времени. В Париже мне понравилось, и какая-то моя часть сожалела о столь скором отъезде. Но, в общем-то, я, конечно, понимал, что мне несказанно повезло.
— Чарли, — продолжила Виктория, — времени у тебя не так чтобы много, но, наверное, мы можем поговорить о том, что произошло?
— Тебя что-то гложет?
— Есть такое.
— Ясно. — Я отпил кофе, поставил пластиковую чашку на пол, потянулся за сигаретой. Виктория перехватила мою руку, покачала головой, указала на таблички с надписью «Не курить».
— Мы можем выйти на улицу, — предложила она.
— Нет. Незачем. Нам и тут хорошо.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Я уже подумывал над тем, чтобы бросить курить. Так что посидим. Будем пить кофе, а ты спрашивай обо всем, что тебя интересует.
— Обо всем?
— Обо всем.
— Что ж… — она на мгновение запнулась. — Ты спал с Пейдж?
Я вытаращился на нее. Виктория покраснела.
— Забудь! — Она вскинула руку, отвернулась. — Не знаю, почему я задала этот вопрос. Хотела спросить совсем о другом.
Я положил руку ей на колено.
— Она не в моем вкусе.
— Она именно в твоем вкусе.
Я улыбнулся, покачал головой.
— Ничего такого не было.
— Ладно.
— Это правда. Ты мне веришь?
— Раз ты так говоришь. Действительно, я не знаю, почему задала этот вопрос.
— Ты задала, а я ответил. Что-нибудь еще?
Виктория расправила плечи, вздохнула, убрала с лица несколько непослушных прядок, заправила за ухо.
— Мы не коснулись одного момента. Пьер говорил, что его клиент — мужчина. Но, если звонок поступил из квартиры Катрины, этот мужчина не мог быть Жераром.
Я пожевал нижнюю губу.
— Ты права.
— Тогда кто?
— Если на то пошло, кто угодно. Но коли ты хочешь знать мое мнение, я бы поставил на Бруно.
— Правда?
— Он бывал в квартире Катрины и, возможно, спал с ней — он, во всяком случае, это утверждал. Я думаю, в квартиру он попал именно потому, что она хотела, чтобы Пьеру позвонил мужчина.
— Чтобы запутать Пьера?
— Ввести еще один уровень защиты. Опять же, проясняется, почему Бруно хотел украсть картину с изображением Монмартра. Во-первых, он узнал, что картина ценная, во-вторых, понял, что Катрина не возражает против кражи.
— Что ж, тут все сходится.
— И я так думаю. — Я отпил кофе.
— Это Бруно сказал Катрине, где ты живешь? Или Пьер? Кто-то ведь сказал, иначе она бы не узнала, где убить бедную Софию.
Я поднял глаза к потолку, обдумывая вопрос.
— Не тот и не другой. Как раз с этим я еще не определился. Точно не знаю. Но, думаю, не Бруно. Раньше он меня не знал и, конечно же, понятия не имел, что я — тот самый вор, которого через Пьера наняла Катрина. И не Пьер. Такого недоверия он не заслуживает. Плюс он не знал, где я живу.
— Тогда кто?
— Я до сих пор рассматриваю две возможности. Первая — после разговора с Пьером Катрина приглядывала за квартирой, чтобы знать, кто в нее вломится. Если бы увидела меня, то потом могла бы выследить, где я живу.
— Но ты не пошел домой. Ты отправился в книжный магазин, потом — на поиски Бруно. А когда вернулся домой, тебя там уже ждал труп.
Я нахмурился.
— Это точно.
— А вторая возможность?
— Пейдж, — поморщившись, ответил я.
— Слава богу.
— Не понял?
— Мне не понравилась ее реакция в кафе. Я подумала, что рыльце у нее все-таки в пуху.
— Она, насколько я помню, единственный человек, кому я давал свой адрес. Когда она организовывала встречу с читателями, я записал его на бумажке, чтобы она в случае необходимости могла связаться со мной.
— Это все улики против нее?
— Не считая поведения Пейдж и Бруно. Создавалось ощущение, что совесть у них нечиста.
— То есть ты опираешься на интуицию.
Я нацелил на нее указательный палец и согнул большой, изобразив пистолет.
— Ты попала в десятку.
— Хотя значения это не имеет.
— Ничего не меняет — это точно. Власти сосредоточатся на том, чтобы предъявить обвинение Жерару и Катрине.
— Думаешь, у них получится?
— Учитывая, что в деле участвует Фармер, шансы очень высоки. Возможно, он даже добьется чистосердечного признания.
Виктория кивнула, посмотрела в чашку с остатками кофе.
— Я надеюсь, кто-нибудь свяжется с семьей бедной Софии.
— Хотя бы постараются найти ее родственников.
— Слушай, — Виктория вскинула брови, — а что будет с Франческой и ее бандой из книжного магазина? Как я понимаю, их арестуют?
— Это вряд ли.
— Что ты такое говоришь?
— Возможно, с ними побеседуют. Приватно, знаешь ли. Фармер вполне с этим справится. А может, Центр Помпиду оставит все как есть.
— Почему?
— Кражи произведений искусства — серьезный международный бизнес, Вик. Люди думают, что это прежде всего материал для киносценариев, но они ошибаются. В конце концов риск не так уж велик по сравнению с торговлей оружием или наркотиками, а если ты украдешь нужную картину, денег можно выручить очень много.
— И что?
— А то, что Франческа попытается продать кому-то украденную картину. Не исключаю, что покупатель уже есть, а Центру Помпиду все равно, сколько этот человек выложит за подделку. Они выждут шесть месяцев, а потом выпустят пресс-релиз и сообщат, что в зале Пикассо согласно договору со страховой компанией проведена плановая экспертная проверка, которая установила подлинность всех вывешенных там картин. Тот, кто заплатил деньги Франческе, конечно же, всполошится, проведет экспертизу и вряд ли обрадуется, когда выяснится, что ему всучили подделку.
Виктория насупилась.
— Но, если такое случится, этот человек попытается разобраться с Франческой. Мне представляется, это несправедливо.
— Согласен, но и она не тянет на среднестатистическую пенсионерку. Кроме того, она говорила мне, что отправится на Кубу, если с кражей все выгорит.
— Как и Фолкс. Ты шутишь, так?
— Вот те крест.
Виктория коснулась моей руки.
— Слушай, ты же поставил на картину следящее устройство. Может, власти смогут узнать, кто ее купит.
— Нет! — Я покачал головой. — Думаю, диапазон действия «маячка» ограничен и по расстоянию, и по времени. Кроме того, Франческе достанет ума, чтобы осмотреть картину со всех сторон, как только появится возможность. Обнаружить «маячок» несложно, к тому же у нее наверняка возникли подозрения из-за того, что я не вернулся в микроавтобус.
— Гм-м… У тебя на все есть ответ.
— За исключением одного — куда лететь? У тебя есть идеи?
Виктория оглядела мои чемоданы.
— Как насчет…
В ее сумочке зазвонил мобильник. Она его достала, насупилась, увидев на дисплее незнакомый номер. Она ответила на звонок, вздохнула, передала трубку мне.
— Чарли, — услышал я осипший голос Пьера. — Ты собирался улететь, не попрощавшись?
Я оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что нас не подслушивают.
— У меня не было времени, Пьер. Как ты себя чувствуешь?
— Они говорят, я буду жить.
— Это уже что-то.
Пьер сделал попытку рассмеяться.
— Я хотел поблагодарить тебя. Ты был прав… не стоило нам за это браться.
— Я понимал, на что иду. — Я встал, вновь огляделся. Не заметил никаких подозрительных личностей, исчезли даже полицейские, которые сопровождали нас в аэропорт на патрульном автомобиле. — Тебе передали посылку, которую я отправил в больницу?
— Поэтому и звоню. В этом не было необходимости.
— Я не считал возможным оставить их у себя. Выглядело как-то нехорошо.
— Может быть, я прилечу к тебе в гости. Кто знает?
— Тебя тоже высылают? — Я вновь сел.
— Нет. Я могу принести им пользу. Господину Фармеру — уж точно.
— Он за тебя возьмется, как только ты выпишешься из больницы.
— Он уже взялся. — Пьер откашлялся. — «Гитарист» — не единственное произведение искусства, которое украли Жерар и Катрина.
— Неужели?
— Ты знаешь, где она работала?
— Как я слышал, в хранилище.
— Вчера они проверили экспонаты, с которыми она имела дело, и выяснили, что исчезли три эскиза Пикассо.
— Исчезли?
— Заменены на подделки. Ты их не видел?
— Нет, — ответил я и присвистнул. — А хотелось бы. Но, послушай, Пьер, нам бы лучше закончить. Я боюсь, что моя подруга пришлет мне счет за телефонные разговоры.
— Ха-ха. Счастливого пути, Чарли.
— Поправляйся.
Я закончил разговор, прижал мобильник к губам, думая о том, что хотел сказать мне Пьер, и сидел так, пока Виктория не протянула за мобильником руку.
— Какую посылку?
— Прости?
— Ты спросил Пьера, получил ли он посылку, которую ты ему отправил.
— Ах, это! — Я избегал ее взгляда. — Я вернул ему пять тысяч евро из тех десяти, что Катрина заплатила нам.
— Ты шутишь.
— Нет. Именно так я и поступил.
— Но, Чарли, это безумие.
— Если на то пошло, безумием с моей стороны было взять все десять тысяч авансом. С того дня меня мучила мысль, что я поступил некрасиво.
— Но подожди! — Виктория подняла руку. — Если ты отослал Пьеру половину, то получается, что ты заплатил за картину с изображением Монмартра из своей доли?
Я кивнул.
— Это правда.
— Так с чем ты остался? С тысячей евро? За все хлопоты?
— Примерно. Плюс пятьсот, которые заплатил мне Бруно.
— Но это ужасно. Этих денег тебе, возможно, не хватит на билеты.
— В один момент я думал, что их не хватит даже на такси до аэропорта.
Я улыбнулся, но Виктория меня не поддержала. Покачала головой, одарила суровым взглядом.
— Я не думаю, что ты должен относиться к этому так беззаботно. Получается, что тебя оставили на бобах, Чарли.
— Ну зачем ты так.
— Ты думаешь, полторы тысячи евро — это хорошо? Твои услуги стоят дешевле, чем я себе представляла.
Я многозначительно посмотрел на Викторию, чуть склонил голову. Не смог сдержать улыбку.
— Хочу тебе кое-что показать. — Я полез в одну из двух моих дорожных сумок, ту, что поменьше, порылся и не нашел коробку с одноразовыми резиновыми перчатками. Натянул одну на левую руку, вновь порылся, достал свернутый пожелтевший листок. Убедился, что вокруг нет любопытных глаз, развернул. Размером листок чуть превосходил страницу книги карманного формата.
— И что это такое? — Виктория потянулась к листку.
Я отвел ее руку.
— Извини. Не прикасайся. Во всяком случае, без перчаток.
— Почему? Что это?
— Пикассо.
На лице Виктории отразилось недоумение.
— Я не понимаю.
— В сумке еще два. Это эскизы, подготовительные рисунки к «Гитаристу». Вот… посмотри на эти линии.
Я указал на угловатые, черные линии. Виктория наклонилась к эскизу, потом подняла голову. Челюсть отвисла.
— Объясни.
— Катрина украла их из архива в Орлеане. Пьер как раз сказал мне, что среди экспонатов, с которыми она работала, обнаружены подделки. Она поступила с ними, как с картиной. Сначала нарисовала эскизы, а потом заменила оригиналы на подделки.
— Господи! — Виктория прикрыла рот рукой. — Они дорогие?
— Все три? На несколько десятков тысяч евро, думаю, потянут.
— И ты везешь их с собой?
— Абсолютно. Так что какой-то навар все-таки будет.
— Но где ты их взял? — Она вгляделась в мое лицо. — Ты же ничего не говорил.
— Потому что они попали ко мне не так уж давно. Только вчера.
Виктория молча смотрела на меня, переваривая мои слова.
— Именно они побудили Катрину явиться за монмартрской картиной, — добавил я. — Я предположил, что она ценна чем-то еще, и речь не о мазне маслом.
— Но мы же ее хорошо осмотрели. И нашли планы Жерара.
— Да, но мы не проверили раму. Видишь ли, когда вчера она бросила в меня картину, я на какое-то время отключился. Но пришел в себя минут за десять до того, как меня нашли. У меня имелось время еще раз осмотреть картину, и я заметил в верхнем левом углу выемку, ткнул в нее одной из моих микроотверток. Оказалось, что это воск, закрашенный под дерево. Я убрал восковую пробку, и под ней нашел полость, в которой лежали эти три эскиза. Вот почему рама была такой массивной. Катрине требовалось место.
— Не могу в это поверить.
— Меня и самого это удивляет. Хотя, думаю, Фармер обо всем догадался. Я поставил восковую пробку на место, но мне не удалось в полной мере замаскировать выемку. Я, правда, успел завернуть картину в бумагу, но, уверен, они выемку нашли. В общем, Фармер не хуже моего знает, почему Катрина вчера все-таки появилась.
— Тогда почему он не пошел по твоему следу?
— Еще пойдет. А может, он полагает, что я заслуживаю хоть какой-то награды. Ведь это он сказал Пьеру об эскизах, а тот позвонил — как ты думаешь, зачем? Я думаю, чтобы предупредить меня.
Виктория всмотрелась в мое лицо.
— Так почему ты не спешишь улететь?
— Я должен полететь в ту страну, где мне удастся их продать.
Я посмотрел на мониторы. Какие-то самолеты летели в Европу, другие через Атлантику, третьи — еще дальше.
— А ты сумеешь пронести эскизы через таможню? — спросила Виктория.
— Надеюсь. Собственно, я собираюсь взять пример с Катрины. Если распрямить эскизы, их можно засунуть под заднюю стенку рамки, в которой я держу роман Хэммета.
— Правда? И ты думаешь, сработает?
— Выяснить можно только одним способом.
Виктория прижала ладонь ко лбу.
— Но куда ты собираешься лететь?
— Я подумал, может, ты выберешь.
Она уставилась на меня.
— Подумал?
— Составь мне компанию. Хотя бы на какое-то время.
— Нет, нет. — Она покачала головой. — У меня работа. Выплаты по закладной.
— Все это может подождать.
— Что ты говоришь? А как же другие мои клиенты?
— Они поймут. Тебе необходим отпуск, Вик.
— Ха! Чтобы ты втянул меня еще в какую-нибудь авантюру?
— Возможно. Разве тебе не интересно узнать, какая это будет авантюра?
Планировка пятого этажа Центра Жоржа Помпиду.