Главная площадь была до отказа заполнена народом. То тут, то там раздавались крики стражников, недовольные возгласы, детский плач.
Показательная казнь отравительницы Королевы должна была состояться с минуты на минуту.
Всё было готово. Крепко, на совесть сколоченная клетка. Эшафот, полосатые доски: потемневшие от дождей и ветров чередовались с новыми, чистыми и желтоватыми.
Чуть поодаль от клетки мялся, переступая с ноги на ногу, Главный Целитель Королевского Двора: высокий, очень худой мужчина. Он был абсолютно лыс, длиннонос, с землистым каким то цветом лица и колючим взглядом маленьких черных глаз, спрятанных за огромными очками в тяжелой оправе. В ядах он разбирался почище любого отравителя. При дворе ненавидели и боялись этого немногословного и тихого человека. Боялись посильнее даже, чем самого Короля или его Советников.
Именно он и вынес вердикт, когда был вызван к внезапно обратившейся Королеве:
— Это кумус, Ваше Величество. Яд, который применяют для травли насекомых. Имеет сильно выраженный яблочный запах и приятный сладковатый вкус.
— Но почему я…
— Обратились? — целитель криво усмехнулся — Если сказать простым языком: Ваша вторая Суть, спящая до сих пор, проснулась. Проснулась и вышла, чтоб Вас защитить… Отсроченное обращение. Всё когда то бывает в первый раз. Как с этим быть и что делать… Думаю, Его Величество не сочтёт за труд объяснить Вам всё.
Эйрин лежала на диване, широко раскрыв глаза и кутаясь в плед. Платье было безнадежно испорчено. Эсмонд сидел рядом, уронив голову на руки.
— Советник! — рыкнул он — Советника Ланса ко мне. Быстро! Где он шляется?
Через минуту Советник стоял навытяжку перед Королём, потел и трясся.
— Узнать, кто. — рыкнул наг — Допросить всех. Поваров, горничных, поломоек… Всех! Мне насрать, кого ты будешь допрашивать, Ланс. Хоть беуллов с нантогатами. А только к вечеру отравитель должен быть в Башнях. На цепи. А утром казнен. Если этого не случится, ты сам там окажешься. С кляпом во рту и раскаленным штырём в заднице. Понял?
Ланс испуганно кивнул и растворился из поля зрения.
К вечеру наложница была водворена в Башнях в специальную клетку и посажена на цепь. Посудомойку же, с потрохами сдавшую свою благодетельницу, пришлось застрелить при попытке к бегству.
…Площадь гудела. Гул усилился, когда на эшафот взошла высокая девушка со скованными за спиной руками и мешком на голове.
Палач открыл дверцу клетки, втолкнул туда наложницу и сорвал с головы мешок. По толпе прокатился гул восторга и удивления. Несмотря на униженное положение осужденной, скованные руки и грязное платье, такую красоту невозможно было не заметить.
— Хороша блдешка! — весело выкрикнул молодой мужской голос из толпы.
Его перекрыли негодующие голоса, преимущественно женские:
— Отравительница! Убийца! Шлюха!
Королевская чета находилась в первых рядах амфитеатра, окруженная Советниками и телохранителями.
— Какой фарс… — вдруг произнесла Эйрин.
Всю дорогу до площади Королева молчала, отвернувшись и глядя в окно кареты. Это были первые слова, произнесённые ею за всё это время.
Наг повернулся к жене:
— Что такое? Тебе не нравится? По моему, всё идёт неплохо.
— Зачем там твой целитель, Эсмонд? Её будут мучить и приводить в чувство? И снова мучить? Помню, в детстве я видела такое.
Король приподнял брови:
— А, ты хочешь, чтобы ТАК всё прошло? Что ж… Я могу отдать распоряжения.
— Вы всё таки Зверь, сир. — Эйрин отвернулась.
Он склонился и, стиснув пальцы жены своей твердой и горячей, даже сквозь перчатку, рукой, прошипел в маленькое розовое ухо:
— Ты тоже, дорогая моя. Ты тоже Зверь. Знаешь… меня это возбуждает… просто НЕВЕРОЯТНО!
Два темно — синих камня её глаз уперлись в него:
— Идиот. Эсмонд, ты идиот. Мне больше нечего сказать тебе. Ты вообще о чем — нибудь способен думать, кроме…
Он тихо рассмеялся.
— Так что с ней сделают? — спросила Королева.
— Её отравят, детёныш мой. Кумусом. Медленно. Для этого там и присутствует мой целитель.
Он отпустил руку жены и негромко приказал одному из Советников:
— Пусть приступают.
Тот махнул ярким платком.
Палач подошёл к клетке и укрепил закованные руки осужденной в специальных разъёмах.
— Открыть рот. — велел целитель.
Палач надавил большим пальцем на подбородок девушке. Целитель влил чайную ложку яда.
Посмотрел на часы:
— Пятнадцать минут.
Голова наложницы запрокинулась. Веки опустились, по подбородку потекла струйка слюны. В воздухе слабо запахло яблоками…
Через означенное время осуждённая открыла глаза. Процедура повторилась снова.
— Двадцать минут.
— Двадцать пять…
— Тридцать…
— Тридцать пять…
Конвульсии сотрясали измученное тело. Смерть, безумная и больная, пахнущая яблоками и потом, подходила медленно, крадучись на мягких лапах, как хищник… Ухмыляясь клыкастым ртом, гремя ключами от Мрачной Долины.
Через три с половиной часа, под скандирование восторженной толпы, хрипение преступницы и отсчёт времени целителем, всё было закончено.
Тело наложницы повисло на кандалах. Голова свалилась на грудь. Бело — золотистые локоны перебирал слабый ветер…
Целитель сбросил перчатки на дощатый пол эшафота.
— Всё сжечь. — велел он палачу — И труп тоже. Понятно?
Палач кивнул. Целитель прижал пальцами запястье осуждённой. Затем сонную артерию. Не услышав токов крови, отнял пальцы. Протер руки влажной салфеткой, сбросил на пол. Поднял голову и, встретившись взглядом с Королём, кивнул.
Наг кивнул в ответ и поднялся с места.
Толпа людей пала на колени, как один человек.
Эсмонд подал руку жене:
— Пойдём, дорогая. Всё. Нам пора.
… Всю дорогу до Замка Эйрин молчала. Молчала и за столом во время обеда. Потом всё так же молча, встала и отправилась в спальню.
— Скажи, — попросила она, когда муж присел рядом с ней на диван — а если я провинюсь… ты меня так же… казнишь?
Он притянул её к себе за плечи:
— Смотря КАК ты провинишься, детёныш… Если, допустим, опять сбежишь — я тебя выдеру. Ремнём. Или плёткой. А вот если сбежишь с Бергаэрдом Терранитом… как в прошлый раз…
— Тогда что? — спросила она, чувствуя, как горячие пальцы забираются ей в волосы, как под кожу — Что тогда? Отравишь, как несчастную наложницу?
— Нет, ты что? Я не смогу так с тобой поступить…
И, приблизив её лицо к своему, уперевшись лбом в её лоб, плавя янтарём своего взгляда синие сапфиры её глаз, прошептал, обдав щёку и губы раскалённым дыханием:
— Я никогда не подвергну тебя казни, детёныш… Я тебя просто УДАВЛЮ, дорогая моя Королева Экрисса!
…Он подхватил её на руки и бросил в постель. Именно бросил, швырнул даже, не раздевая, прямо на рубиновое гладкое покрывало.
Девушка вскрикнула, попыталась встать, но попытка эта была пресечена железной хваткой его рук.
— Отпусти! — взвизгнула Эйрин, пытаясь высвободить кисти, сжатые стальными пальцами.
— Куда? К Терраниту?
— Просто отпусти! Ты меня пугаешь…
Она старалась говорить ровно, размеренно, не волновать Зверя… Да. И своего тоже… Голос дрожал, ломался, как весенний лёд. Вместо ровного, пристойного тона выходило какое — то дрожащее мяуканье полудохлого котёнка. Это мяуканье, по всей видимости, не впечатлило нага. Он плотоядно ухмыльнулся:
— А мне нравится, когда ты так верещишь, девочка! Это заводит, знаешь ли…
— Тебя всё заводит! — фыркнула она — Каминные часы тебя не заводят? Или скамейки в парке?
Король отпустил её руки и медленно потянул тугую шнуровку лифа платья. Лента поддалась, покорно и послушно выползая из петель…
Эйрин опустила плечи, позволив мужу высвободить её груди. Прерывисто вздохнула, когда он сжал их руками. И вскрикнула, почувствовав его губы на сжавшемся в комочек соске.
Платье поползло вниз, она приподняла бедра, помогая ему, дёрнула ногами, освобождаясь от нижней юбки. Закусила губы. Резко выдохнула, почувствовав его пальцы, ласкающие и горячие.
— Мой детёныш! Ты моя, Эйрин. Хоть ты и не хочешь признать это…
Она прищурила глаза, наблюдая, как он раздевается. Как плавятся зрачки, как нежный зелёный перетекает в янтарный… Как сверкает бронзовая кожа.
— Что, моя девочка? — спросил наг, разведя её колени руками — Хочешь меня?
Она застонала.
Он тронул пальцами набухшие губки, влажные и розовые, погрузил палец внутрь и легонько двинул им.
— Ты хочешь меня, детёныш… Хочешь ещё с момента казни, верно? Эйрин, ты просто какое — то откровение… Иди сюда.
Король поднял её с покрывала, нежно прижав к себе.
— Повернись спиной. Не бойся.
Крепко, но бережно усадил к себе на колени и, разведя пальцами влажные листки, вошёл внутрь.
Девушка застонала.
— Так хорошо…
— Я знаю, родная… Хорошо, потому что глубже… Двигайся, попробуй.
Она двинулась, резко вздрогнув от нежного разряда, пронзившего её внутри. Повернулась к мужу и забрала его поцелуй. Сама. Так быстро и жадно, будто боясь, что другого уже не будет… Наг потер пальцем бугорок клитора, вызвав животный, дикий стон.
— Звереныш мой… Моя любимая вреднющая девчонка… Ты горячая внутри! Сожги меня… Ты МОЯ Королева и в пропасть Экрисс… И твоего Терранита туда же!
Она изогнула руку и, притянув мужа к себе, прошипела:
— Если ты ещё хоть раз скажешь " Терранит " — я тебя задушу!
И двинулась быстрее, принимая его в себя глубже, сильнее, ярче. Уперевшись затылком в его грудь, выгнулась так, словно хотела сбежать.
Но он держал её крепко, рукой, телом, сердцем, всей Сутью… Зверь, чувствуя пару шёл навстречу,
ломая человеческую Суть. Забирая свое… Рыча и воя, сгорая и возрождаясь.
Его пара отозвалась нежным стоном, всхлипом и шипением. Но не грубым, как у него, а ласковым, как тёплый летний вечерний ветер.
По коже ног пробежали хрупкие ещё перламутровые пластинки, напоминающие скорее рыбьи чешуйки, чем звериную броню.
Он ненадолго вышел из неё, поддерживая под спинку, уложил на покрывало, вглядевшись в глаза, нежно — золотые, как легкие осенние листья… И снова вошёл, не в силах остановить ЭТО, да и не желая останавливать… совсем не желая! Их хвосты переплелись, обнялись… свившись в сверкающий темно — перламутровый жгут.
Они вспыхнули одновременно, расплавились, истекая влагой и золотом, закончив уже в человеческом обличии и долго лежали, обнявшись, влившись друг в друга.
— Я люблю тебя, моя девочка, мой детёныш. Ты ещё совсем маленькая. Про таких, как ты, наги говорят " поздняя".
— Это как, Эсмонд?
Он поцеловал её груди.
— Ну… Не во время " первой крови", а… ну, позже.
" Надо будет дать ей книгу, что ли… " — пронеслось у него в голове — " Не знаю, как ей объяснить все эти вещи… И вот теперь мне ОЧЕНЬ интересно! КЕМ был все — таки её папаша? Белой чешуи никто из нас не видел уже много лет… С кем согрешила Саниана Виллентайн? Тайны дома Лавилль, мать их… "
— Эсмонд…
— Что, детёныш?
Она замялась:
— Мне надо знать… Как ты отнёсся к моей…
— Метаморфозе? Я счастлив, Эйрин. Я правда, очень счастлив. Твоя мать… сделала мне подарок.
— Я думала, ты меня бросишь.
Король решил, что ослышался:
— Что?! С какой стати?!
Девушка вздохнула и попыталась отвернуться. Он не позволил, прижал ладонями её лицо, заставив смотреть в глаза.
— Эйрин… Ты воздух, которым я дышу. КАК мне тебя бросить?
— Я же не графиня, как оказалось…
Он поцеловал её, прикусив за губу:
— Ты не графиня, это точно. Ты Королева. МОЯ Королева.
ЕГО Королева задремала у него на плече, а он, проваливаясь в короткий сон, подумал:
" А ведь всё ж таки… КТО дал ей это Наследие? Очень интересно…"
ЕГО детёныш. ЕГО девочка.
И вот загадки теперь, похоже, тоже его…