Покорная для Короля Нагов (СИ)

Глава 8

До вечера Эсмонд так и не смог успокоиться, пришлось собрать все силы в кулак, чтобы просто не думать о ней. Только либо тот кулак был некрепко сжат, то ли мысли уже проросли насквозь этими эфемерными мечтами, как гнилое дерево прорастает грибком…

А только и ночью не было ему покоя. Стал засыпать, увидел, что открывается дверь и заходит мечта его в своей идиотской ночной сорочке, улыбается и манит, и стягивает тонкую ткань с плеча…

Вмиг соскочил сон. И, как и должно было быть — в полутьме спальни — никого, дверь заперта за окном — ночь, Менна, ночное светило в серых облаках запуталось.

— Дрянь… — прошипел в оконный проём, непонятно кого ругая — то ли Менну, то ли Эйрин, то ли их обоих…

Обе прекрасны, обе недоступны. Но Менна на него каждую ночь глядит, а вот та, вторая — скорее глаза даст выжечь кислотой, чем просто посмотрит в его сторону.

Хотя бы просто посмотрит. Без ненависти, без восхищения, без всяких чувств. Как небо, как ночные звёзды. Просто посмотрит. И, если такое когда — нибудь случится, он будет знать, что живёт не зря.

Пока же что есть, то есть. И перемен не предвидится.

Вот так всю ночь и не спал…

Утром же постучал в комнату своей невесты.

— Да… — ответила она из — за двери.

Не дождавшись путающегося под ногами лакея, сам открыл дверь.

Девушка уже умылась и оделась, отправив прислугу прочь.

— Спасибо, мне только теплой воды и мыла. В остальном я способна сама о себе позаботиться.

Девчонка — горничная, пожав плечами, послушно удалилась, а потом битый час обсуждала на кухне странную выходку будущей Королевы.

— Не иначе, к правильному не приучена! — качала головой толстая посудомойка — Она даром что графиня… Из обедневших они. Слуг — то у Лавиллей раз, два и обчелся, сбежали остальные. Вот до чего графа довела наливка — то сладкая! А знатный род был, богатый…

Две кухарки закивали головами, соглашаясь.

Что бы не говорили слуги, всё было не совсем так…

Невесте Короля просто не хотелось никого видеть. Всё противно здесь. Всё чужое. Всё холодное и отвратительное. И замок, и постель, и тот убийца, который через несколько дней должен стать ей мужем. Когда то Эйрин мечтала о свадьбе, любимом муже, детях…

Сейчас же при упоминании об этом, её начинало трясти и жутко мутить.

Лечь под змею, спать со змеёй, рожать змеёнышей — вот её будущее. И не стоит тешить себя надеждами на то, что хоть кто — то из её малышей родится человеком — от змей, как всем известно, только змеи и родятся. Мерзость… Какая мерзость… Несколько месяцев носить ЭТО в себе, кормить, питать соками своего тела, а после вытолкнув из себя окровавленный склизкий комок, вновь кормить… грудью.

А может, Боги всё же сжалятся и она окажется бесплодной? Или умрет родами, как мама? Или все змееныши сдохнут сразу, как родятся?

Вряд ли… За те несколько дней, проведённых в замке, Эйрин повзрослела и теперь ясно понимала, что чудес не бывает.

В дверь постучали.

— Да… — ответила она.

Когда Король вошёл, опустилась в реверансе, как того требовал этикет.

Скрыла глаза, мучаясь от двойственности ощущений — желания посмотреть на него и желания не смотреть никогда, и ни за что. Желания обнять и прижаться, и желания отрастить когти, и распороть горло.

— Доброе утро, сир.

— Доброе утро, Эйрин. Встань, не надо…

Она поднялась и стояла теперь ровно, и прямо, глядя в пол. Он подошёл ближе и теперь она ощущала жар, и пряный запах его тела, слышала дыхание.

— Эйрин, посмотри на меня. — сказал Король — Я хочу кое — что тебе предложить. Посмотри на меня, дорогая, я не могу разговаривать с твоей макушкой!

" Какая она маленькая! " — подумал наг — " Маленькая и славная. Эти её косы… Взрослые девушки не носят таких… Они вплетают в свои волосы серебрянные и золотые шнурки и цветы, а не розовые смешные ленты… "

Этим утром его невеста надела какое — то уж совсем скромное платье. Оно было из тонкой шерсти, светло — серое, в крупную розовую клетку. В сочетании с двумя толстыми белыми косичками платье это выглядело детским, наивным, невероятно чистым.

Девушка стояла перед Королём, нервно комкая в руках носовой платок и зачем — то сдерживая дыхание.

— Эйрин, подними голову. — велел ей Эсмонд ещё раз — Я понимаю, что разглядывать ковёр гораздо интереснее, чем меня. Но всё же…

Девушка подняла голову и её сине — серебристый взгляд встретился с зелёным, печальным и каким — то больным. Словно она смотрела на оцветающий луг.

— Ничего страшного, верно? — спросил Король — Теперь завтракать и поедем.

— Куда?! — изумилась девушка.

— На прогулку. Верхом. Ты ведь ездишь верхом, Эйрин?

Она кивнула. И тут же вспомнила конюшни отца — лучшие лошади, холеные и сытые, спокойные и норовистые… Одна из молодых лошадей сбросила мальчишку — объездчика, чуть не затоптав копытами. Он легко отделался, так говорили… Просто потом некоторое время ходил с завязанной тряпицей рукой, подволакивая правую ногу.

Завтрак прошёл очень тихо и буднично. За всё это время жених и невеста перекинулись парой ничего не значащих фраз, а после завтрака направились в конюшню.

Размер королевских конюшен поражал. Это был целый конный двор с длинными удобными стойлами, большой площадкой для выгула и даже лазаретом.

Эсмонд и Эйрин вошли в одно из дощатых строений. Главный конюх склонился перед ними.

— Зиккур, — сказал Король — всё готово?

— Разумеется, сир.

Черный саккурский жеребец был великолепен. Молодой, с лоснящимися крутыми боками, плотной гривой, перевитой голубыми и серебристыми нитями и шоколадными блестящими глазами.

— Какой красавец! — не выдержала Эйрин.

Лошади были её страстью, её любовью. Отец иногда шутил, что она научилась ездить верхом раньше, чем ходить.

— А то! — отозвался Зиккур — Настоящий. Саккурский! Чистокровный! Таких ещё поискать, не найдёшь…

— А как его зовут? — Эйрин глаза не могла оторвать от животного.

— Джан. Да Вы, Королева, не бойтесь! Объезженный он. Послушный…

На талию девушки легла твердая рука Короля.

— Он твой, Эйрин.

Она подумала, что ослышалась. Можно ли было мечтать о таком? Молодой саккурский жеребец стоит, как всё поместье де Лавиллей…

— Мой?

— Твой, девочка. Нравится?

Она кивнула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зиккур повёл коней во двор: черного для Эйрин и иссиня — ночного, крупного, взрослого — для Короля.

— Тебе правда понравился подарок?

Девушка кивнула ещё раз и ответила:

— Спасибо, сир. Вы очень добры ко мне. Постараюсь ответить Вам тем же.

В этот момент Король был готов её… удавить. Дрянь! Маленькая наглая саркастичная дрянь! Но ничего… Посмотрим, кто кого ещё… обьездит.

— Накинь плащ, дорогая. И возьми перчатки.

— Я никогда не езжу в перчатках, сир. И в дамском седле тоже, кстати. Это неудобно.

— Как хочешь. Если тебе нравятся мозоли на руках и задранные до пояса юбки, ничего не имею против.

Эйрин вдруг покраснела от злости:

— Неужели Вы думаете, что я позволю себе обнажиться при посторонних?!

Опа! А вот такой она нравилась ему больше! Красная и разозлённая…

— Кто тебя знает, графиня… — поддразнил он её — При ком там тебе нравиться обнажаться… Не при мне, это точно!

Девчонка вдруг… взвыла и кинулась на него с кулаками, растеряв всю свою дутую спесь.

… Он хохотал от души, сжимая в обьятиях маленький, злой, шипящий комочек. Белый и тёплый. Вместе с родовой спесью Лавиллей невеста его, похоже растеряла ещё и вбитые в неё нормы приличий, и воспитание…

И осторожность, поскольку внезапно Эсмонд почувствовал резкую острую боль в пальцах правой кисти.

— Ты что наделала?! — завопил он, выпуская девушку из рук.

С пальцев капала кровь.

— Надо же… — зло прошептала девушка, отплёвываясь и утирая рот ладонью — Красная… А мне говорили, у змей холодная зелёная кровь…

— Тебя обманули, сладкая. — прошипел наг — Тебя обманули…

Он двинулся к ней и девушка поняла, нет, почувствовала, что переборщила. И очень сильно.

— Нет, не трогайте меня… Я прошу прощения… Сир! Я не знаю, как это вышло… ПОЖАЛУЙСТА!!!

Она и не догадывалась, КАКИХ усилий стоило Королю сейчас остановить себя.

Он встал в полуметре от неё. Вынул из кармана платок. Промокнул пальцы. Ранки затягивались на глазах.

— Никогда больше не делай этого, девочка, если не хочешь… последствий.

— Простите… Я не знаю, как это вышло.

— Иди, надень плащ и перчатки. Хорошо?

Юная графиня кивнула и вышла, а Эсмонд ещё долго переводил дыхание…

Глупышка и не догадывалась, какой опасности подвергла себя только что. Укусы у нагов — приглашение к близости. К самым жёстким, кровавым и страстным играм. Он итак хочет её до одурения, а теперь… сколько наложниц ему придётся перетрахать ночью, чтобы избыть эту боль? Сколько придётся увидеть галлюцинаций? Дрянь, маленькая белая дрянь! Один ноль в твою пользу, графиня!

" Удача — вероломная дама, девочка! Неизвестно, кто кого… объездит."

Место, куда они прибыли, оказалось невероятно прекрасным.

Это был яркий огромный луг, поросший короткой мягкой травой. День сегодня выдался теплым, Ламейн, дневное светило, старалось вовсю. Цветы ещё не расцвели, они только набирались сил и поэтому луг был просто зеленым. Зелень мягко стелилась до самого горизонта. Края луга и неба сливались, образуя собой купол, зелено — голубой, чистый и светлый.

Король присел на расстеленный на траве плед. Эйрин опустилась рядом, прикрыв платьем колени.

— Красиво…

Она произнесла это, глядя вдаль на небо, на траву, на пасущихся стреноженных лошадей.

— Эйрин…

Девушка повернулась к нему:

— Да, сир.

— Прекрати называть меня " сир"!

Она удивлённо округлила глаза:

— Как же мне обращаться к Вам?

— Меня зовут Эсмонд, если ты ещё помнишь. Ты моя невеста, а не прислуга.

Девушка поёжилась:

— Я так не могу… так сразу…

— Придется привыкнуть, графиня. У тебя нет выбора.

Эйрин фыркнула:

— Тогда не называйте меня " графиня"! Это раздражает…

— Хорошо, графиня. — хмыкнул он.

— Вы невыносимы, сир Эсмонд Покоритель! Невыносимы и плохо воспитаны, к сожалению… Простите мне мою дерзость, но это так.

Король пожал плечами.

— Может быть, моя дорогая графиня, — протянул он ядовитым тоном — может быть… Однако не я укусил тебя за руку. Это ты налетела на меня, как сотня диких зверей…

Девушка покраснела и отвернулась, уткнув в колени лицо.

— Простите ещё раз. — сказала она — Мне до сих пор жутко стыдно…

Как же ему хотелось сейчас обнять её! Прижать к себе, ощутить теплоту девичьего робкого тела, тугих грудей, мятных волос…

А что, если… Бросить ломать комедию, которую он начал? Переписать сценарий заново?

И вот сейчас, немедленно, прижать девчонку спиной к траве, сорвать с неё это идиотское платье, раздвинуть ноги и взять силой? Забрать своё? И пусть орёт, царапается и кусается сколько влезет, зверя, сидящего в нём это только раззадорит…

… Глаза её вспыхнут, узкое лоно станет влажным… она пустит его внутрь… пустит, никуда не денется. И вот тогда, когда эта девочка станет его окончательно, он её накажет. За всю ту боль, которую она причиняет ему своим теплым телом, светлыми волосами, недоступным сердцем и ненавистью…

Можно сделать и так.

Но что он тогда получит? Только тело? Да, прекрасное и желанное, но…

Король Нагов не привык получать что — то частями. Он любил всё и сразу.

И поэтому…

— Эйрин, протяни правую руку.

Она смотрела на него, прижавшись щекой к своим согнутым коленям.

— Зачем, сир? Укусите в отместку?

— Нет. Я не имею привычки мстить глупым графиням, которые если и имеют понятия о нормах приличия, то понятия эти весьма туманны… Дай руку, Эйрин. Пожалуйста, девочка.

Кольцо оказалось слишком тяжёлым, массивным для её пальца… Нет, размер был идеален. Просто широкий золотой обруч, увенчанный огромным алым камнем, в обрамлении свернувшейся в кольцо змеи, уложившей изящно выполненную головку на этот камень закрыл почти всю фалангу тонкого, детского пальца.

— Мамино кольцо… — сказал вдруг Эсмонд — Фамильное. Оно передавалось из поколения в поколение. Камень — нимерил. " Кровь дракона".

— Драконов не существует, сир…

— В мире много чего не существует, дорогая моя Эйрин. Оно тебе нравится?

Она кивнула.

— Оно прекрасно. Но если это кольцо так дорого Вам, может и не стоило…

— Стоило. Ты моя невеста. И теперь не только… на бумаге. Договор можно отменить, но это — он легонько сжал пальцы Эйрин — уже нет.

Он поднялся и подал ей руку.

— Едем домой. Тебе надо поесть и отдохнуть. А то…

Вдруг, совершенно неожиданно для себя самого, он склонился и поцеловал её.

Очень нежно. Чуть приоткрыв своим языком её губы. Как — будто пробуя на вкус новое неизвестное блюдо.

…Уже в замке, лежа в постели, падая в пушистые объятия послеобеденного сна, Эйрин вспомнила этот поцелуй.

Облизала губы, всё ещё ощущая его вкус…

И вдруг поняла, что именно в тот момент, когда губы Эсмонда коснулись её сжатых губ, она прошла по краю.

И край этот оказался острым. Очень острым.

Как бритва.