Полицейская история

21

Время, удача и терпение — это три оружия полицейского. Мне остается ждать.

Арест Поля Диама, специализирующегося на кражах драгоценностей, отвлек меня более чем на два месяца от охоты на Бюиссона.

Сначала Диам упорно все отрицал, и только неожиданное обнаружение бриллианта в пять каратов в голове тряпичной куклы решило его судьбу.

Из прессы и рапорта префектуры полиции я узнаю, что 10 мая 1948 года двое служащих социального обеспечения из Дравея были атакованы вооруженными бандитами, которые отняли у них семьдесят тысяч франков и кольт. Среди гангстеров был неизменный маленький человек с черными глазами.

27 мая 1948 года Толстый отправляет меня в судебный отдел Вильнева, чтобы выслушать свидетельские показания двух полицейских, подвергшихся нападению: комиссара Приу и инспектора Вигуру.

Комиссар Приу, которого я знаю еще по 1-й бригаде, штаб-квартира которой находилась на улице Бассано, и под началом которого я работал несколько месяцев, оказывает мне радушный прием.

— А! Борниш, мой друг, если бы пуля прошла на сантиметр ниже, сегодня мы бы с вами уже не разговаривали. Надо признать, что стреляют метко.

Он встает из-за стола, подходит к вешалке, снимает шляпу и сует ее мне под нос: она насквозь продырявлена на уровне ленты. Приу бросает ее на стул и, вернувшись на место, набивает трубку табаком и начинает ее раскуривать.

— Если бы я знал, с кем мы имеем дело, то, поверьте мне, мой дорогой Борниш, я поступил бы иначе, но мы ни о чем не догадывались.

— Как же так, господин комиссар?

Приу собирает со стола крошки табака и продолжает:

— Все началось самым банальным образом: со звонка информатора. Он сообщил нам, что узнал от своей знакомой о том, что на вилле Шарля Бутона скрываются два гангстера. Это в Вине, на улице Прери. На самом деле речь шла об одном рогоносце, который не мог простить своей сожительнице, что она изменяет ему с Бутоном, который, кстати, совсем не похож на соблазнителя. Однако об этом мы узнали позже. Короче, участковый, которому позвонили, сказал нам, что речь идет о двух типах, Фриссоне и Вайо.

Мы проверили фамилии по нашей картотеке, но их там не оказалось. Тогда мы с Вигуру решили провести обычную проверку и отправились на улицу Прери, ничего не подозревая. Калитка была заперта, на звонок никто не отвечал. Вигуру перелез через забор и направился к двери виллы. Дверь была приоткрыта, но он все же постучал.

Никакой реакции. Тогда Вигуру открыл дверь, и в тот же миг раздался выстрел. Вигуру едва успел отскочить назад, как раздался второй выстрел. Результат вы видели, — говорит комиссар, указывая на шляпу. — Мы с Вигуру спрятались за колонной и в свою очередь открыли огонь. Но в доме неожиданно стало тихо. Мы входим и что же видим? Хорошенькую молодую женщину, стучащую зубами от страха. Преступники ушли через заднюю дверь, выходящую на пустырь. Вот и вся история, мой дорогой Борниш!

Приу делает глубокую затяжку, выпуская голубоватый дым, поднимающийся к потолку. Я спрашиваю его:

— А что говорит женщина?

— Ничего. Она отказалась отвечать, но в кармане ее пальто мы нашли удостоверение личности. Это супруга некоего Кайо.

— Как вы сказали?

— Кайо. Франсис Кайо, бежавший из тюрьмы Фресн. Мы быстро идентифицировали его. В конечном счете она признала, что компаньоном ее мужа был небезызвестный Эмиль Бюиссон.

Приу откидывается на спинку кресла, не догадываясь, какое значение имели для меня его слова. Итак, Франсис, разыскиваемый после нападения на ресторан «Арбуа», наконец-то опознан, и у него появилась фамилия. И все это благодаря ревнивому рогоносцу! Случай — это действительно бог полицейских.

Я прошу Приу, чтобы он привел свою пленницу. Мне хочется поговорить с человеком, который всего несколько часов назад находился в обществе Мсье Эмиля.

Сев на стул, предложенный ей Приу, она с любопытством смотрит на меня.

— Мадам, — говорю я мягким тоном, — вас, без сомнения, ждет обвинение в соучастии по очень серьезному делу. Ваш муж и Бюиссон стреляли в представителей порядка.

Жена Франсиса Кайо опускает голову.

— Я знаю, господин, — выдыхает она.

— Я понимаю всю сложность вашего положения, но, к сожалению, ваш муж связался с убийцей, которого мы должны обезвредить. Вы понимаете?

Она продолжает смотреть на носки своих туфель. Я продолжаю:

— В ваших интересах, мадам, а также в интересах вашего мужа помочь нам. Я уверен, что вы можете рассчитывать на милосердие правосудия при условии, что будете искренни. Прошу вас ответить мне только на один вопрос: где, по-вашему, они могут быть?

Женщина поднимает голову, и в ее взгляде я читаю искренность, смешанную с ужасом.

— Я не знаю, господин, я не знаю.

Она ждет следующего вопроса, глядя на меня чистыми, ясными глазами. Своей растерянностью она вызывает во мне сочувствие.

— Хорошо, мадам, — говорю я, — у меня больше нет к вам вопросов. Комиссар передаст вас в распоряжение судьи Корбея, больше ему ничего не остается. Однако прежде я хотел бы кое-что уточнить. Скажите, как они скрылись?

Она колеблется, раздираемая противоречивыми мыслями. С одной стороны, ей хочется сказать правду, но, с другой — она боится навредить мужу, направив полицию по его следу.

— На велосипеде, — решается она. — Они сели на велосипеды и уехали.

— Они вооружены?

— Да, они взяли с собой автоматы.

Я представляю себе этих «велосипедистов», которые энергично крутят педали на дорогах предместья, перекинув через руль автоматы.

Однако, несмотря на установленные заграждения, их не заметил ни один полицейский.

22

Когда я звоню в кабинет Толстого, уже наступил вечер. Трубку снимает Полетта, его секретарша.

— Патрон на месте?

— Нет.

— Где он?

— Не знаю. Возможно, в «Двух ступенях».

Я вешаю трубку, прощаюсь с Приу и ухожу.

— Куда едем? — спрашивает меня Крокбуа.

— К Виктору.

По дороге я начинаю раскаиваться в своем решении. Я чувствую усталость, а если я еще выпью, боюсь, что меня это окончательно свалит с ног. Тем не менее я вхожу в кафе Виктора Марчетти, дав себе слово не задерживаться там, тем более что меня ждет Марлиза.

В большом зале полно народу: туристы, мошенники и коллеги из префектуры полиции. Все пьют, смеются, едят.

Опершись локтем о стол, Толстый играет в наперстки с Виктором и другим молодым корсиканцем, невысоким, сдержанным, с длинными черными волосами, зачесанными назад.

— Вы знакомы с Жанно? — спрашивает меня Толстый, тряхнув наперстки, зажатые в кулаке.

— Нет.

Жанно протягивает мне руку, и я пожимаю ее.

— Я кузен Виктора, — объясняет он низким приятным голосом, — меня зовут Жан Орсетти.

Я окидываю его быстрым взглядом.

— Вот как! А чем вы занимаетесь?

Вместо него отвечает Толстый:

— Жанно у нас сводник, не так ли? — шутливо спрашивает он, повернувшись к корсиканцу.

Виктор оставляет Жанно и Толстого продолжать партию, а сам наливает мне рюмку.

— Малыш — настоящий мужчина, — говорит он мне, кивая в сторону своего родственника. — Несколько лет назад он оказался в тюрьме в Риоме, вы знаете, такое случается… Один из охранников был тоже корсиканцем, и через некоторое время они подружились. Болтали о жизни, смеялись…

— Понятно…

— Так вот, однажды охранник говорит Жанно: «Если ты дашь мне честное мужское слово, что не будешь глупить, то время от времени я буду брать тебя с собой в веселый дом. Немного выпьешь, поразвлекасшься с бабой, а потом мы вернемся назад». Жанно дал ему слово, и корсиканец сдержал свое. Однажды вечером они вышли вместе, потом стали выходить довольно часто. У Жанно были деньги, и он мог себе это позволить. Но вот однажды в Риоме появляются двое мошенников, знающих Жанно. Они входят в бар и видят там сидящего Жанно, одного. Охранник в это время находился в соседнем зале, в бильярдной. Мошенники говорят Жанно: «Мы на тачке, давай, быстро уходим». И знаете, что им сказал малыш?

— Нет.

— Так вот, он сказал им «нет». Он просто отказался. «Я дал слово, и я сдержу его», — добавил он. Приятели назвали его дураком и ушли. Жанно — настоящий корсиканец, он никогда не предаст.

Между тем Толстый и Жанно закончили игру, и я делаю знак патрону, что мне нужно поговорить с ним. Я выхожу на улицу, и вскоре следом за мной выходит он. Я сообщаю ему о том, что Франсис идентифицирован.

— Хорошо, — говорит он, — продолжайте в том же духе.

Мы возвращаемся в кафе.

Виктор берет бутылку анисовой водки, наливает нам, себе и Жанно Орсетти.

— Надеюсь, дела идут хорошо, господин комиссар?

— Прекрасно, Виктор.

Мы с Жанно начинаем новую партию.

К нам, смеясь, подходят две молодые и недурные собой англичанки. Я отрываюсь от игры и демонстрирую им различные фокусы с картами. Они восторженно визжат. Вокруг меня образовывается небольшой круг, и я все больше увлекаюсь фокусами, в то время как Виктор продолжает подливать мне анисовку.

Жанно смотрит на часы и говорит:

— Черт, у меня кончились сигареты.

Я предлагаю ему свои, но он отказывается.

— От американских я кашляю, — объясняет он. — Сбегаю куплю пачку и быстро вернусь.

— Не задерживайся, — говорит ему Виктор. — Надо помочь Долорес.

Орсетти быстрым шагом сворачивает с улицы Жи-ле-Кер в проезд Ирондель, выходит на площадь Сен-Мишель и входит в табачный киоск. Купив сигареты, он выходит на улицу и осматривается по сторонам, открывая пачку и закуривая сигарету. Нет, за ним никто не увязался, хвоста не видно. Он быстро переходит площадь и на углу набережной Гранз-Огюстен входит в «Харчевню».

Не обращая внимания на вышедшего к нему навстречу метрдотеля, он живо поднимается на второй этаж, окидывает взглядом столики и, протискиваясь между ними, подходит к столику у окна, за которым сидит невысокий мужчина в темном костюме.

Орсетти садится напротив него.

— Привет, Эмиль.

— Привет, Жанно. Ты будешь ужинать?

— Некогда. У Виктора много народа, и он рассчитывает на мою помощь.

— Бокал шампанского?

— Охотно, Эмиль, но я очень спешу.

Бюиссон делает знак официанту. Тот обслуживает Орсетти и удаляется.

— Ты что-нибудь нашел? — нетерпеливо спрашивает Эмиль.

— Да. У меня есть на примете один итальяшка.

— У… — морщится Бюиссон. — Не люблю я их.

— Я тоже, но нужно признать, что мошенники они классные, а парень, о котором я говорю, очень крутой.

— Кто он?

— Дезире Полледри. Скоро год как он бежал с каторги, с острова Ре.

— Хорошо, — говорит Бюиссон, ставя на стол фужер, — приходи с ним завтра около полудня. Я представлю его Франсису.

— Договорились. А сейчас мне пора возвращаться к Виктору.

Орсетти встает и пожимает Бюиссону руку. В окно он видит импозантное здание префектуры полиции, расположенное напротив, на другом берегу Сены, на набережной Орфевр.

— Скажи, Эмиль, а у тебя отсюда прекрасный вид.

— Да, — соглашается Бюиссон, криво усмехаясь. — Легавым никогда в голову не придет, что я нахожусь в двухстах метрах от них.

— И все-таки это рискованно: тебя могут встретить случайно и опознать.

— Не волнуйся. Снимок, который у них имеется, десятилетней давности, а с тех пор никто не видел меня вблизи.

Орсетти уходит. Бюиссон заканчивает ужин, расплачивается и спокойно направляется во Дворец спорта.

Сидя в комфортабельном кресле напротив ринга и посасывая огромную сигару, он искоса поглядывает на префекта полиции, сидящего в нескольких метрах от него.

Мсье Эмиль не меняет своих привычек: всякий раз, когда он уходит от полиции, он угощает себя хорошим ужином, после чего отправляется на ринг.

23

В течение следующих девяти месяцев я полностью оторвался от дела Бюиссона.

Эмиль за это время наверняка сколотил себе новую банду, так как его особые приметы повторяются в рапортах префектуры полиции после каждого очередного налета.

Но мне было не до него. В конце июня я арестовал семьдесят семь преступников, принадлежащих к банде Пьерро Чокнутого. Я получаю бесконечные поздравления, но, увы, я не получил никакого повышения: ни в звании, ни в окладе. В конце июля, на рассвете, я арестовываю наконец самого Пьерро на крыше здания по улице Шарло. В сентябре я арестовываю Луи Оторванное Ухо, правую руку Пьерро. В марте 1949 года я задерживаю четырех вооруженных преступников, совершивших ограбление квартиры друга директора Института Пастера в Париже. Мне снова пожимают руку и награждают улыбками, но это все.

Мне везет. Одна удача сменяется другой. Я становлюсь признанным профессионалом в глазах коллег. У меня появляются новые друзья и завистники.

Однако материальные награды от всех моих головокружительных успехов перепадают Толстому. Теперь он ласково называет меня «малыш Борниш», клянется моим именем, с жадностью читает мои рапорты и слушает меня, как оракула.

Марлиза называет меня полицейским Тарзаном. Мое имя наводит ужас на мошенников. Но денег по-прежнему нет.

На редкие премии я покупаю Марлизе модное пальто и электрический чайник. Она так восхищается мной, что согласна выйти за меня замуж и носить мое имя, которым пестрят газеты. Напрасно я пытаюсь ей внушить, что не заслуживаю с ее стороны ни такого восхищения, ни такой жертвы.

И неожиданно в мою жизнь снова входит Эмиль Бюиссон.

Однажды вечером полицейские агенты из комиссариата Вань, совершающие объезд в Исси-ле-Мулино, сталкиваются с автомобилем, едущим по левой стороне, как в Лондоне. Несмотря на свистки полицейских, в которых нарушители едва не врезались, они удваивают скорость и продолжают гонку, выписывая на дороге зигзаги. Полицейский автомобиль разворачивается, догоняет машину нарушителей и останавливает ее. Когда полицейские выскакивают из машины, на шоссе раздаются выстрелы. Раненые полицейские падают на мостовую. Через несколько секунд стрелявший преступник обезоружен, а после короткой схватки обезврежен шофер, гигант с седыми висками. Однако двум другим бандитам удается бежать и скрыться в темных узких переулках. В комиссариате оба арестованных подвергаются допросу с применением физической силы. Менее чем через десять минут их лица распухают и покрываются кровоподтеками.

В конечном счете полицейские узнают, что одного из задержанных зовут Франсис Кайо, а другого — Анри Болек.

Несмотря на бьющий в глаза прожектор и методичные удары по голове, Кайо упорно молчит.

Болек оказывается более покладистым. Благодаря ему полицейские с горечью узнают, что ускользнувшие из рук преступники — это Эмиль Бюиссон и Дезире Полледри.

Но ставить заграждения уже слишком поздно.

Мне поручили новое дело: на всей территории Франции свирепствует группа гангстеров, на счету которой уже восемьдесят семь ограблений кожевенных цехов заводов и торговых точек.

Министр внутренних дел был вызван в палату депутатов, где получил головомойку за бездеятельность полиции.

Толстый поручил мне положить конец деятельности злоумышленников:

— Вы получили подкрепление, Борниш, и наши дела пойдут теперь веселее.

Мое подкрепление зовут Лораном Пуаре. Это молодой инспектор, только что получивший назначение. Огромного роста малый, наделенный не только недюжинной физической силой, но и беспросветной глупостью.

Я убедился в этом во время допроса Альфреда Гемара, прозванного Фредо Ювелиром. Фредо упорно отрицал свое настоящее имя и делал это так искренне, что я немного растерялся. Он утверждал, что его зовут Альбером Ложье, на имя которого были выданы все его документы: удостоверение личности, паспорт, водительские и охотничьи права.

Я допрашивал его уже в течение шести часов. Время от времени меня сменял Идуан. Я играл роль доброго и мягкого полицейского, довольно шутоватого. Чтобы рассеять его внимание, я показывал ему фокусы с картами и монетами, пряча их в рукавах и сопровождая свои манипуляции смешными историями. Идуан играл роль свирепого полицейского: он стучал кулаком по столу, угрожал, кричал. И снова на смену ему приходил я и говорил сладким голосом:

— Ты не прав, Фредо. Не стоит отрицать. Мой коллега хотя и груб, но он неплохой парень. Однако если ты и дальше будешь продолжать запираться, то я за него не поручусь! Подумай, Фредо: ты скажешь мне правду, я запишу твои показания, ты подпишешь их, и я замолвлю за тебя словечко перед судебным следователем. Ты получишь наказание легкое, как перышко.

— Меня зовут Альбер Ложье, господин.

«Сволочь, — думаю я про себя, — последняя сволочь».

Фредо продолжал упираться, цепляясь за свое фальшивое имя с аристократическим достоинством, словно в нем была приставка «де». Его не поколебало даже присутствие Толстого, пришедшего прочитать ему мораль.

Неожиданно мне пришла в голову великолепная мысль.

Фредо сидел напротив меня. За его спиной стоял Идуан, а Пуаре оперся о косяк двери. Я медленно выдвинул ящик письменного стола и достал удостоверение личности, выданное на имя Альфреда Ложье. Я осторожно отклеил фотографию, время от времени поднимая глаза на наблюдавшего за мной Фреда. При этом я интригующе сказал ему:

— Я приготовил для тебя сюрприз, Фредо, великолепный сюрприз. Сейчас увидишь.

В конечном счете фото отклеилось, и я перевернул снимок обратной стороной. Я с силой хлопнул ладонью по столу и воскликнул:

— Так и есть! Сожалею, Фредо, но твои документы липовые, и у меня есть доказательство.

— Что вы хотите сказать? — спросил он испуганным голосом.

— Очень просто, старина. На обороте снимка стоит штамп фотографа и дата: «седьмое декабря сорок восьмого года», а удостоверение выдано девятнадцатого августа сорок восьмого года, то есть четыре месяца спустя. Объясни мне, как это произошло. Выходит, что ты не Ложье… Ты согласен со мной?

— Да, — выдохнул он.

И в этот момент Лоран Пуаре полностью проявил свои способности. Потрясенный моим интеллектом, он подошел к столу и, взяв в руки фото, долго вертел его, переворачивая, после чего изрек густым басом:

— А где ты увидел дату, Борниш? Здесь ничего нет.

Благодаря ему Фредо отказался подписывать протокол.

С тех пор я не доверяю своему «подкреплению».

Изо дня в день я продолжаю розыск похитителей кожевенных изделий. Я выслушиваю потерпевших и свидетелей, пишу протоколы, еду на места преступлений, а по вечерам, возвращаясь домой, перекрашиваю спальню, так как Марлизе хочется, чтобы она была розовой.

Однажды вечером я отправляюсь в «Бухту», где уже давно не был. За стойкой бара стоит Франсуа Маркантони в сногсшибательном костюме в клетку и разговаривает с молодой женщиной, сидящей на табурете.

Я взбираюсь на табурет в конце стойки. Франсуа с улыбкой подходит ко мне, но я чувствую, что он внутренне напряжен. Пока он наливает мне шампанского, я оглядываю зал и вижу за одним из столиков Жанно Орсетти в обществе человека гораздо старше его по возрасту, элегантно одетого. Я приветливо машу Жанно рукой, но он отвечает мне весьма сдержанно.

— Как дела, инспектор? — спрашивает меня Франсуа. — Не хотите сыграть партию в наперстки?

— Не сегодня, Франсуа, я зашел ненадолго. У меня мало времени.

Откровенно говоря, я очень устал. Я заслушал сегодня дюжину человек, причастных к делу по похищению изделий кожевенной промышленности. Я проводил обыски, устраивал очную ставку, и поэтому, когда Франсуа предлагает мне второй фужер, я отказываюсь и расплачиваюсь. Натягивая пальто, я случайно задеваю рукой стоящего спиною ко мне человека. Я оборачиваюсь и вижу перед собой побледневшего Орсетти. Мужчина, которого я задел, невысокий, черноволосый и черноглазый. Я улыбаюсь ему:

— Извините меня.

— Пожалуйста, ничего страшного.

Немного смущенный, я распахиваю перед ним дверь и пропускаю его вперед. Маленький человек выходит первым, следом за ним — Орсетти, которому я на ходу говорю:

— Похоже, что у тебя не все гладко, приятель. Тебе нездоровится?

— Это правда, — говорит он сдавленным голосом. — Зато вы прекрасно выглядите.

Направляясь к станции метро «Этуаль», я размышляю над тем, какие неприятности могли произойти у Франсуа и Жанно.

Только на углу Елисейских Полей и авеню Георга Пятого Орсетти и его другу удается остановить такси.

— Ну и перепугался же я, Эмиль, — с облегчением говорит Жанно своему спутнику.

— А я нисколько. Я был готов продырявить твоего приятеля в любую секунду.