Ночь здесь пахнет по-особенному. Минеральный такой запах. Нагретая за день земля уже едва дышит жаром, с северных гор тянет прохладой, пробирающей до костей.
Половина луны, распугавшая звезды, лежит ровно на стене, и во дворе черным-черно. Без луны было бы лучше, а так слишком светло, больше риск.
Где-то там наши враги видят десятый сон, кто-то наверняка сосредоточенно наблюдает за стенами и воротами, ожидая диверсию, мы появимся с другой стороны от ворот. Услышав наши с Вэрой шаги, из дозорной вышки выглядывает Надана, которая должна спуститься и ждать у ворот, когда Лекс, наблюдающий сверху, даст ей команду.
Делаю знак, чтобы она спустилась, и шепчу одними губами:
— Ждем, пока опустится луна и протянутся тени, пока слишком светло.
— Ни фига не светло, — так же тихо отвечает Надана, — это ты во тьме видишь, а другие-то нет.
Выжидаем еще, наверное, час, позволяя Надане и Лексу немного вздремнуть. Потом они возвращаются на позиции, а мы с Вэрой лезем в продолбленный мною ход. Я иду первым, Вэре сложнее, он намного крупнее меня, но следопыт даже в таких условиях движется бесшумно.
Добираемся до выхода, и теперь предстоит ответственный момент: бесшумно убрать ткань, закрывающую лаз. Приподнимаю ее, стряхивая землю к краям. Очень надеюсь, что стрекот насекомых заглушит подозрительный шорох. Медленно поднимаю ткань выше, выше и выше, пока в сторону не соскальзывает край и в темноту не врывается лунный свет.
Медленно-медленно высовываю голову, осматриваюсь. Отсюда до ближайшего укрытия из нагромождения камней — метров тридцать, до черной тени от холма, за который прячется луна, метров десять, но туда еще нужно доползти, и если кто-то сюда посмотрит, то на гладком освещенном пространстве заметит меня. Потому снимаю берцы, чтоб не топать, заворачиваюсь в светлую ткань, в ту самую, которой мы спасались от солнца, выталкиваю себя из лаза и замираю посреди пустыря, притворяясь камнем. Если сейчас меня обнаружат, наши планы накроются медным тазом.
Рывок вперед — замереть, рывок — замереть. Наконец переползаю в темную тень ложитс и перебегаю к камням, уже так не осторожничая. Замираю, верчу головой, но никого не обнаруживаю поблизости и перемещаюсь к следующей куче камней, затем к еще одной; взбираюсь по оврагу, чтобы осмотреться с вершины холма.
Неужели рамоновцы все-таки ушли? Нет, слишком тупо. Я оставил бы дозорного напротив ворот и с другой стороны крепости: следить за нами будет, и охранять спящих. Значит, здесь, на юге, может никого и не быть.
Потому спускаюсь, обхожу холм с другой стороны и взбираюсь на следующий, укладываюсь на вершине, замираю, и метр за метром ощупываю взглядом долину. Никого. Ползу по склону и, лишь сместившись, среди валунов обнаруживаю камень, очень похожий на человеческую голову. Наблюдаю за ним и наконец «камень» чуть поворачивается — наверное, чувствуя мой взгляд. Дозорный поднимается, прикрываясь щитом, осматривается.
Успокоившись, собирается сесть, как с соседнего холма с треском сыплются камни. Благо что склон гладкий и хорошо просматривается. Дозорный целится туда из арбалета… долго целится и нервничает, но в конце концов отворачивается.
Остывающие скалы трескаются и роняют камни — если камень хрустнет под ногой, это не вызовет у караульного паники.
А теперь ответственный момент — незаметно подобраться к спящим метров на десять, просканировать их, найти и устранить Рамона.
По-черепашьи медленно ползу к подножию. Нагнувшись, перетекаю от камня к камню, очень хорошо, что их тут много, из оружия у меня только два ножа, чтобы при необходимости метнуть, и тесак.
Дозорный нервничает, озирается. Немного приблизившись, замечаю, что часовых двое. Один смотрит на ворота, второй, повернутый ко мне, прикрыл глаза, зевая.
Проклятье!
Не зевни он, я был бы обнаружен. Прячусь за глыбу, падаю на землю, пульс отдается в ушах. Очень хочется использовать свою невидимость, но берегу ее на самый крайний случай, ведь она доступна только раз в два дня, и неизвестно, как все обернется через несколько минут. К тому же я не знаю, распространяется ли она на тех, кто наблюдает через дроны. Будет мягко говоря странно, если я превращусь в невидимку, нужно с этим осторожнее, и так внимательному наблюдателю видно, что вокруг меня происходит нечто странное.
Воссоздаю увиденное: небольшая расчищенная площадка между камней, где лежат спящие, семь человек. Активный дозорный с арбалетом смотрит на запад, то есть на ворота, нерадивый — на восток, откуда подбираюсь я, рассчитывая ударить в тыл. Теперь мне надо сфокусироваться на каждом спящем, просмотреть, есть ли там Рамон, а это удобнее всего сделать, подобравшись с фланга.
Удобное убежище обнаруживается метрах в шести от лежбища. Устраиваюсь там, гляжу на спящих через щель между двумя камнями, но Рамона не нахожу, однако одно имя меня настораживает: Сандрино, к тому же гемод. Как он просочился на Полигон? Так же, как и я? Но ему нужно было еще и обмануть ловцов…
Вспоминаются покушения на меня, ворочается подозрение, но отгоняю его. «Полигон» — шоу самого Эйзера Гискона, альфы, влияние Братства топора распространяется на второй и третий уровни, они никак не смогли бы внедрить киллера.
Где-то я уже сталкивался с этим человеком. Вероятно, в Чистилище. Хрена се у него физические характеристики: сила 19, все остальное 17! Наверное, это самый сильный человек на Полигоне… и что-то тут не так. Ну ладно, подумаю об этом позже, сейчас у меня другая задача.
Вторая группа спящих обнаруживается на северо-западе на небольшой возвышенности, отлично просматривающейся с холма. Дозорных точно так же двое: один смотрит на крепость, второй — на холмы, чтобы исключить удар с тыла. К этой группе подбираюсь с фланга. Действовать приходится так медленно, что пока управляюсь, небо на востоке начинает светлеть, луна прячется, одна за другой гаснут звезды.
Здесь шесть человек спящих, и среди них тоже нет Рамона. Вот же падла трусливая!
На то, чтобы вернуться к Вэре, у меня уходит минут пятнадцать. Уже зная, где враг меня точно не увидит, а значит, можно не таиться, жестом подзываю карталонца. Лук он оставил в крепости, нам нужно работать молниеносно и максимально тихо, чтобы спящие не успели вскочить и оказать сопротивление.
— Рамона нет, — докладываю я и предлагаю вырезать ближайшее к воротам лежбище, рисую в пыли хворостиной, где кто находится, отмечаю сонного дозорного и активного, говорю, что бойцы все серьезные, и если мы допустим оплошность, они подхватятся, и мы из охотников превратимся в жертв.
Вэра говорит:
— Значит, ты подаешь сигнал, — он растопыривает три пальца и поочередно их загибает, — я убираю активного, ты — второго, — он зажимает рот и чиркает пальцем по горлу.
Минут десять уходит на то, чтобы снова закрыть черный ход, привалить ткань камнями, присыпать землей и мелкой галькой, замести следы.
Сперва я показываю Вэре вражеский лагерь с холма, затем мы спускаемся и крадемся уже протоптанным маршрутом. Вэра бесшумно огибает стоянку и замирает, от наблюдателя его отделяет округлый валун.
У дозорного отлично развита интуиция, он нервничает, вертит головой, предчувствуя опасность, потому мы ждем, пока он привыкнет к ощущению и успокоится. Того, кого предстоит ликвидировать мне, я не вижу, но представляю, и где он, и как действовать.
Подаю знак Вэре: три пальца, два, один…
Мы одновременно бросаемся к жертвам. Мой дозорный все что успевает — встать. Я зажимаю его открывающийся рот, скользит по горлу лезвие ножа, и струя горячей крови бьет по моей руке. А у Вэры не все гладко — дозорный, которого предстояло снять ему, принял удар ножа на руку и заорал.
Вэра оказался амбидекстом и заткнул его, перерезав горло левой рукой.
Отшвырнув бьющееся в агонии тело, выхватываю тесак и бросаюсь на вскочивших, но еще не опомнившихся врагов. Бью куда придется, сношу ближайшему полголовы. Вэра валит двоих, а четверо вскакивают, хватая оружие, и мой второй противник отражает удар тесаком, схватив арбалет, это дает время, чтобы спящие опомнились.
— Уходим! — приказываю я, выхватываю нож, бросаю в старого знакомого по имени Сандрино, он удивительным образом уклоняется, и вместо того, чтобы войти между глаз, клинок разрезает ему ухо.
На это уходит доля секунды, но я читаю глазах Сандрино узнавание, меня окатывает его удивлением.
Враги бросаются врассыпную. Я перепрыгиваю через камни, и, петляя, что есть сил мчу к крепости вслед за Вэрой. Арбалетчикам нужно несколько секунд, чтобы привести оружие в боеготовность — нам этого достаточно, чтобы уйти на относительно безопасное расстояние, когда в нас трудно будет попасть.
Против четверых мы если бы и выстояли, то точно пали бы от рук подоспевшей подмоги.
За спиной слышится ругань, в открывающиеся ворота с лязгом врезается пущенный в нас арбалетный болт. Уже достаточно рассвело, чтобы видеть нас, потому приходится метаться из стороны в сторону, пригибаться, чтобы усложнить задачу стрелкам. Сперва Вэра, потом я забегаем во двор, и Лекс с Наданой запирают ворота на огромную щеколду.
Взбираемся на стены, смотрим, как из второго лагеря спешит подмога к атакованным. Поднимается шум, доносятся крики и ругань, вроде бы там даже дерутся, а потом все-таки приходят к согласию.
— Я завалил троих, — шепчет Вэра, зевая.
— Двоих, — говорю я, — итого минус пять. Все равно их слишком много.
— Пока, — хищно улыбается Надана. — Задолбаются нас выкуривать.
У меня из головы не выходит Сандрино. Теперь сомнений нет в том, что его послали за мной, и это очень серьезный боец. Интересно, кто его послал?
— Посмотрите, какой яркий закат, — задумчиво говорит Вэра, кивая на линию горизонта, наливающуюся кроваво-красным. — Это значит, что сегодня будет очень, очень ветрено.
Вспоминаю, что читал про пустынные бури и мысленно злорадствую. Можно будет порезвиться при нулевой видимости, программа покажет, где находятся враги, в то время как им меня видно не будет.