Ветер сбивает с ног, сыплет песок за шиворот, пыль набивается в глаза, рот, нос, слепит, мешает дышать. Мы идем почти вслепую, прижавшись друг к другу и держась за руки, и лишь светлеющий горизонт служит ориентиром: восток по-прежнему справа, значит, мы правильно идем на север. На расквашенное лицо Вэры налип песок, теперь нужно долго и нудно его отдирать.
В голове вертится сожаление, что все стрелковое оружие, в том числе ружье, осталось в крепости, с нами только холодняк. Еда, вода, фляги — все осталось там, мы голы и босы, и хрен знает, как выгребать из ситуации. Мысли о погибших боевых товарищах гоню прочь.
Мы вместе провели меньше недели, и не просто сработались — сроднились. Аркан, Инджо, Эристан… Последнего особенно жаль, если выиграю… Какой там! Все кончено.
У нас нет оружия, врагов по-прежнему втрое больше. Но надежда по-прежнему отказывается дохнуть, убеждает, что можно вести партизанскую войну, прячась в каменоломнях, в конце концов, я могу становиться невидимым, и эту способность так и не применил.
Надана по-прежнему всхлипывает, Вэра шумно дышит и тяжело ступает на раненую ногу. Когда доберемся до убежища, обязательно им займусь, сейчас главное — убраться подальше. Пока рамоновцы не получили наш фрагмент, они будут искать нас на Полигоне.
Из мути буквально перед нами выступают два огромных валуна, за которыми маячит склон, и я соображаю, что даже если доберемся до каменоломен, мы вряд ли отыщем вход под землю, видимость-то нулевая. Лучше переждать здесь, засев между камнями.
Делюсь мыслью с остальными, все с радостью соглашаются, и мы плетемся к холму, рассчитывая расположиться под холмом так, чтобы он хоть немного закрывал нас от секущего юго-восточного ветра.
Нам везет, мы находим углубление в скале с козырьком, падаем там без сил. Дроны за нами не наблюдают, их сдуло ветром, мы предоставлены сами себе.
Ветер ревет и беснуется снаружи, а сюда почти не задувает. Надана и Лекс, не разжимая рук, бессильно опускаются на землю. Тейн приваливается к стене. Вэра садится, щадя раненую ногу, которую успел перетянуть повязкой, чтобы остановить кровотечение.
— У кого-нибудь вода есть? — спрашиваю я, Тейн и Лекс протягивают почти полные фляги, отцепив их от поясов. Сажусь рядом с Вэрой, сперва смываю песок с его обезображенного лица, потом сдираю уже образовавшуюся корку, это больно, но он не издает ни звука.
— Все свои, дронов нет, за нами никто не наблюдает. Кроме Вэры и Лекса, все немного в теме, так что кое-кто сейчас будет немного удивлен. Вэра, снимай повязку, будем лечить твою ногу.
Карталонец молча стягивает штаны, я фокусирую взгляд на кровоточащей дырке в ноге.
Программа сперва выводит известные мне характеристики Вэры, мысленно делаю запрос на анализ его повреждений и получаю:
Здоровье: 18
На текущий момент: 15
— Рваная рана квадрицепса левого бедра, ушиб мягких тканей правой половины лица, механическое повреждение роговицы правого глаза.
Прогноз: благоприятный.
Время, необходимое для полного восстановления здоровья (без вмешательства): 15 дней (без присоединения патогенной микрофлоры).
Время, необходимое для полного восстановления здоровья с применением способности: 3 дня.
— Не фатально, — говорю я. — Больше всего меня заботит твой глаз.
— Думаю, он просто заплыл, — усмехается карталонец.
— К сожалению, повреждена роговица. А теперь вопрос: хочешь ли ты послезавтра быть совершенно здоровым?
Вэра переводит взгляд на потупившегося Тейна, его лицо-маска меняется, становится живым. Кажется, до него доходит, что мои слова — не пустой звук, а маори, обреченный на смерть, — живое тому подтверждение. Лекс старается сдержать удивление, но получается у него не очень.
— Следующего я смогу вылечить только послезавтра, так что никаких замесов. А теперь самое интересное. Чтобы выздороветь, тебе нужно отречься от Ваала. — Кошусь на Лекса, вытаращившего глаза.
— Трудно повьерить, но это работает, — говорит Тейн.
— Да провались он в бездну! — карталонец сплевывает.
— Вэра, отрекаешься ли ты от Ваала?..
Все происходит, как и в прошлые разы: отречение, судороги, сон. Вот только белковой пищи у нас нет, и непонятно, какие последствия это будет иметь для Вэры.
Особенно сильный эффект производит выплюнутый Вэрой черный сгусток, выглядящий вполне себе живым и тянущий ложноножки к Лексу, который, пятясь, вжимается спиной в скалу, тычет пальцем в сгусток, хватает себя за шею, шумно сглатывает:
— Это что еще такое? Вы все его видите? — Он оглядывает лица собравшихся, останавливает взгляд на мне. — Леон?
— Часть Ваала, которую в вас вживляют, когда проводят ритуал нанесения татуировки на седьмой шейный.
Лекс задумывается, кусает губу, вскидывает голову, смотрит на меня в упор.
— Кто же тогда ты?..
На языке вертится пафосная чушь типа «Я карающая длань Танит», но просто достаю медальон на цепочке — символ Танит.
— Я ее… представитель. Танит больше не имеет отношения к Ваалу.
— Потому и не родился Белый Судья, — роняет Лекс, сосредоточенно думает, раздувая ноздри. — Время смуты, больших перемен и конца времен. И если прихлопнуть тебя… — он усмехается. — Хотя ты такой наверняка не один… — Пораженный догадкой, он бледнеет. — Тейн, Надана, вы не удивлены, потому что…
— Потому что были бы уже мертвы, если бы не Леон, — мягко говорит Надана, гладит Лекса по плечу, он отступает от нее, потирает горло, морщится, глядя на спящего Вэру. — Ну конечно! Чудесное излечение Тейна!
Надана кладет обе руки ему на плечи, смотрит в глаза.
— Ты сейчас думаешь о том, что тебя будут заставлять принимать какую-то из сторон, а если откажешься, умрешь. Нет… Хорошо хоть не подумываешь нас предать, когда мы выйдем с Полигона.
— Откуда ты…
— Такая черная фигня сидит в каждом. После того как выплюнула ее, я научилась читать мысли. Что научился Тейн — хэ зэ.
— Приказывать зверям, похоже, — шепчет, он, и на его губы возвращается улыбка.
Надана продолжает:
— Фигня блокирует способности.
Лекс дергает плечами, усмехаясь.
— А я что смогу?
— Тебе доступно скорочтение, — отвечаю я. — Не знаю, как это работает. Наверное, достаточно будет открыть страницу книги, и ты все уже будешь знать.
— А наказание?
— Не засветишься — не будет наказания, — говорит Надана.
— Ладно, Леон, я в деле. Что там надо говорить?..
К утру буря стихает, сквозь пылевое марево проглядывает далекое солнце. Долина, скалы, наши головы присыпаны оранжевой пылью вперемешку с песком. Пока Вэра спит, Тейн притаскивает для него змею и двух огромных кузнечиков, Лекс срезает плоды опунции, и когда карталонец просыпается, стол для него уже собран.
Закатав штанину, он с удивлением глядит на зарубцевавшуюся рану, сдирает корку с лица, под которой — розовая молодая кожа.
— Невероятно, — шепчет он. — Теперь окончательно ясно, почему они за тебя горой… Я тоже. Да вся Карталония, думаю, — он злобно скалится, очевидно, вспоминая убитых сыновей и подругу.
Легким движением он снимает кожу со змеи и ест мясо сырым, а после сжирает кузнечиков, хрустя хитином.
Всю дорогу к каменоломням мы пытаемся разработать стратегию выживания.
— Скольких мы завалили? — рассуждает Вэра, к которому вернулась способность ступать бесшумно даже в берцах с толстой подошвой. — Десяток точно. Осталось их штук пятнадцать.
— До хрена, втрое больше, чем нас, — говорит Надана.
Слово берет Лекс:
— Рамоновцы устроят на нас охоту, будут искать фрагмент, хотя фактически они уже выиграли, захватив все крепости.
Его дополняет Надана:
— Но организаторам невыгодно быстро заканчивать Полигон, потому, даже собрав четыре фрагмента, они будут искать пятый, собачиться и мочить друг друга.
— С гемодами у них союз, — напоминаю я и останавливаюсь. — А они могут догадываться, где мы скрываемся, и слить информацию Рамону.
— На севере ж не последние каменоломни, — напоминает Вэра. — Я бы предложил, раз уж мы почти дошли, пополнить запасы воды и либо брать северную или южную крепости и окапываться там, либо кочевать по каменоломням и вести партизанскую войну.
— Нье вьесело, — вздыхает Тейн.
Увидев знакомую полуразрушенную башенку среди развалит, останавливаюсь и развожу руками:
— Можно просто уйти с Полигона к озверелым, тогда никакого риска.
— Как? — удивляется Тейн.
— Под землей, — отвечаю я и напрягаюсь, уловив едва заметное жужжание, запрокидываю голову: так и есть, наши дроны нас нашли.
— Ну вот, — бормочет Надана, косясь на механических шпионов.
Вношу предложение:
— Я за партизанскую войну. Под нами — миллионы ходов. Наделаем нор и будем прятаться под землей. Жаль, кирку оставили.
— И луки с арбалетами. Мы безоружны, — констатирует Вэра.
— А они станут делать ловушки и караулить нас в засадах, — грустно замечает Лекс.
— Или мы — делать норы-ловушки, на которые они будут отвлекаться, бить рамоновцев в спины и исчезать. Их не так уж много осталось, чтобы покрыть всю площадь Полигона.
— Хреново, что у нас нет фонариков, а в темноте ориентируешься только ты, — замечает Надана. — Как думаете, они уже сегодня начнут нас искать?
Послушав нас, Лекс говорит:
— Думаю, да. Так что делать будем?
Вношу предложение:
— Давайте голосовать. Партизанская война. — И поднимаю руку, меня сразу же поддерживает Надана и Тейн, Лекс колеблется и тоже принимает нашу сторону.
— Все, что мы сделаем хорошего — порадуем Гискона, продлим его шоу, — вздыхает Вэра. — Скорее всего, зрители массово начнут нам сопереживать, но спасти они могут только одного, и это будет Леон. Но я с вами, надеюсь, Леон показал нам не все свои таланты.
— Дроны снова здесь, — киваю наверх, где парят пять черных точек, и прикладываю палец к губам.
Медальон на шее накаляется, печет огнем. Опасность! Неужели враги уже здесь? Или ее несет дрон?
— В укрытие! — командую я.
И резко беру в сторону, все бросаются врассыпную. Откатываюсь за камень, и в этот момент в месте, где я только что стоял, ухает разряд плазменного оружия. Камень бросает на меня, взлетают куски земли, пыль, песок, сыплются на голову.
Сквозь звон в ушах доносится возглас Наданы:
— Что за на хрен?
Пока не осела пыль, пригибаясь, бегу к полуразваленной башенке, в которой вход в каменоломни. Откуда на Полигоне плазменное оружие? Гемодам нельзя охотиться днем… Сандрино — гемод! Неудачливый киллер вскрикивает, словно ему очень и очень больно. Медальон на шее становится прохладным, и, уже переместившись ко входу в каменоломни, различаю хлопки выстрелов охранных дронов.
Останавливаюсь, не понимая, что происходит. Угрозы для жизни больше нет. Дроны расстреляли покусившегося на меня гемода? Повторяю своим на всякий случай:
— Все в укрытие!
А сам на полусогнутых, с тесаком наготове, петляя, бегу на звук, пока пылевое облако не осело. Мне нужно знать, кто меня заказал.
Подыхающий киллер хрипит, распластавшись на развалинах древнего дома. Навстречу мне вылетает охранный дрон, и из динамиков льется женский голос:
— Леонард Тальпаллис, остановитесь! Зафиксировано неправомерное вмешательство! Чужеродный элемент на Полигоне, это может быть опасно для вашей жизни.
— Льеон, ты гдье? — ищет меня Тейн, но пока не отвечаю.
— Беру ответственность на себя. — Смотрю на дрон и продолжаю идти.
Дрон продолжает лететь за мной. Над телом захлебывающегося кровью гемода еще пара дронов, наблюдателям нужно убедиться, что опасность устранена. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — раны смертельны: грудная клетка прострелена крест-накрест, как минимум десять попаданий. Плазменный пистолет валяется в стороне. Отталкиваю его ногой и сажусь на корточки перед альбиносом Сандрино.
Удивительно, но он не умирает, хватает воздух окровавленным ртом, на губах пузырится розовая пена. Сканирую с помощью программы интересующие меня моменты:
Сандрино, 28 лет
Гемод
Физическое развитие: 18
Духовное развитие: 4
Ни уровня, ни ступени. Просто — «гемод». Интересно, что именно модифицировали? Ответ приходит тут же:
Модификация: оптимизация мышечной ткани, регенерационные процессы превышают норму в 3 раза
Сила: 19
Ловкость: 17
Выносливость: 17
С этим ясно, смотрим дальше.
Здоровье: 20
На текущий момент: 5 (повреждение паренхиматозной ткани легких 25 %, внутреннее кровотечение, множественные оскольчатые переломы ребер)
Прогноз: неблагоприятный.
Необходимо срочное хирургическое вмешательство.
Делаю запрос, могу ли ему помочь я.
Вероятность благоприятного исхода — 50%
Сандрино с трудом фокусирует на мне взгляд, криво ухмыляется, пускает кровавый пузырь.
— Ни…чего лич…ного.
— Кто меня заказал? Скажешь — попробую тебе помочь.
Если начнет артачиться, придется его пытать. Сюда бы Надану, чтоб считывала, лжет он мне или нет. Поглядывая на зависшего над нами дрона, Сандрино хрипит:
— Гамилькар Боэтарх. Он, сука, опасен. Болезни… Может… может… — гемода скручивает приступ кашля, его рвет кровью, он выплевывает сгустки, какие-то куски. — Насылать болезни.
— Какое совпадения, а я могу их лечить.
Обессилев, он скручивается калачиком. Гамилькар Боэтарх — альфа, пуниец, который пытался затащить Элиссу во флаер, а я ее отбил. Но как он понял, что отбивший ее налетчик — я? К чему эти кошки-мышки, мог бы просто прихлопнуть меня как преступника. Значит, не понял, и тут что-то другое, а спрашивать здесь, когда нас пишут, — все равно что сунуть голову в петлю. Прячу тесак в ножны, незаметно для дронов поднимаю плазменный пистолет, хлопаю гемода по спине:
— Постарайся дожить до завтра, и я тебе помогу.
Он смеется, булькая. Что-то меня в нем настораживает, расфокусировав взгляд, замечаю черную пику, проткнувшую его тело. Программа сразу же подсказывает:
Агрессивное ментальное воздействие
Для нейтрализации необходимо получить третий осколок Сферы познания.
Вообще интересно. Раньше я ничего подобного не встречал. Чем выше поднимаюсь, тем больше усложняются задачи.
— Идем со мной, — наклоняюсь и шепчу ему на ухо: — Я правда могу помочь, но только завтра. Ты регенерируешь лучше обычного человека, так что надежда есть.
Понимаю, что шансов мало. Но даже есть один процент, что Сандрино выживет, за него нужно цепляться: этот человек был с гемодами, и он может открыть дверь в подземелье, а дальше все закончится быстро и в нашу пользу.
Сострадание +2
Сандрино поворачивается, протягивает руку. Обыскиваю его, забираю пистолет, две коробки патронов, нож-складень. Знатная добыча! Плюс плазмоган. Интересно, эти трофеи зачтутся как несанкционированное вмешательство? Пока наблюдатели безмолвствуют — охренели от услышанного и обсуждают, как использовать информацию. Наверняка Гискону передали запись, чтобы он использовал ее против Боэтарха, альфы ведь как пауки в банке.
Помогаю Сандрино подняться, ковыляем ко входу в каменоломни, где столпилась моя команда. Ну и тяжелый он!
— Это еще кто? Он же в нас стрелял! — возмущается Надана.
— Вэра тоже в меня стрелял, и что? Помогите лучше, нужно его спустить, пусть будет в прохладе, все ж полегче. Нам очень нужно, чтобы он дожил до завтра.
Обнаглевший Сандрино расслабляется и перестает шевелиться. Мы с Вэрой спускаем его — я за руки, он — за ноги, но в этот раз дрон летит за нами в темноту.
— С такими ранами не живут, — говорит Лекс, стоящий снаружи.
Кладем Сандрино на пол, потом по его просьбе приподнимаем, и он садится, согнув колено и привалившись к стене. Кровь из носу нужно уточнить, узнал ли меня Боэтарх, если да, почему не убил сразу, работал ли Сандрино с гемодами и сможет ли впустить нас на базу. Но это информация не для наблюдателей, да и не для ушей союзников, потому с минуту формулирую вопросы и распоряжения, чтобы уложиться в короткий промежуток времени, фокусируюсь на дроне.
Программа выводит текст с подробной характеристикой механизма, предлагает его нейтрализовать.
И снова я становлюсь дроном, проникаю в каждый его провод и микросхему, чувствую электрические импульсы, мысленно размыкаю контакты, и дрон падает, отключается.
— Вэра — на выход. Уведи всех подальше.
Карталонец кивает, взбегает по лестнице. Наверху начинается суета. Склоняюсь над Сандрино и шепчу:
— Боэтарх узнал меня? — Судя по округлившимся глазам гемода, нет. — Почему хочет меня убить?
— Не знаю. Говорит, что ты жить не должен. Все.
— Ты вхож на базу гемодов? Если я тебя вылечу, откроешь нам подземный ход?
— Да.
Слышу жужжание дрона, летящего к нам снаружи, и делаю вид, что осматриваю раны Сандрино.
— Больше об этом — ни слова.
— Есть вода? — хрипит он, громко дублирую его вопрос, Надана отвечает, что есть, и начинает спускаться, а я говорю Сандрино: — Продержись сутки.
И подношу к его губам флягу.
Поделиться с союзниками планами не получается: дроны преследуют нас повсюду, даже когда спускаюсь за водой на нижний ярус каменоломен, дрон летит за мной, подсвечивая путь фонарем — видимо, организаторы смекнули, что под землей происходит интересное, и снабдили механизмы светодиодами. Теперь можно брать с собой остальных.
А план зреет такой, и крутится он вокруг Сандрино: гемод должен выкарабкаться и открыть нам дверь из каменоломен, мы ворвемся на базу, перебьем или обездвижим гемодов, возьмем огнестрел и поедем штурмовать крепость. Рамоновцам нечего будет нам противопоставить, и они сдадутся. Прорваться в крепость другим путем не удастся: охранных дронов слишком много, я не смогу уронить всех, но даже если получится, меня потом препарируют, чтобы узнать, как я это сделал. Либо же просто расстреляют за попытку уничтожать дроны, и никому я ничего не докажу.
Когда поднимаюсь с флягами, полными воды (третью я взял у Сандрино), моя команда уже прячется в темноте, чтоб не светиться наверху.
Завидев меня, Надана тараторит:
— Ты забрал раненого, чтобы…
— Так надо. Никаких предположений. Никаких вопросов. Поняли? — сделав паузу, продолжаю: — Боюсь спугнуть удачу.
Раздаю фляги, все жадно пьют, и приходится сходить за водой еще раз. Пистолеты и плазменный пистолет я им не показываю.
Как странно все складывается. Не удивлюсь, если организаторы, увидев, что сценарий разыгрывается не по плану, постараются нас ликвидировать, потому атаки жду в любой момент и держу дрон в поле зрения, но пока все складывается в нашу пользу.
Обсуждать планы тоже нельзя, как и нельзя, чтобы кто-то озвучивал то, о чем догадался. Только бы у них хватило терпения! Только бы гемод с бешеной регенерацией протянул до завтрашнего утра, когда я смогу его вылечить, ведь сегодня я вылечил Вэру, а способность доступна раз в два дня. На события никак нельзя повлиять, остается рассчитывать только на удачу, девку капризную и переменчивую.
Но когда поднимаюсь, моя команда толпится вокруг гемода, видны лишь его дергающиеся ноги.
— Нельзя, чтобы он умирал! — кричит Надана, не замечающая меня в темноте.
Склонившийся над раненым Вэра делает шаг назад.
— С такими ранами не живут. Удивлен, что он вообще протянут так долго.
Оттолкнув Тейна, бросаюсь к Сандрино. Он умирает. Под закрытыми веками катаются глазные яблоки, изо рта толчками вырывается красная пена, судороги сотрясают тело. Активирую программу, пытаясь найти решение, но его нет. Дернувшись в последний раз, Сандрино умирает.
А вместе с ним умирает такой красивый план, в который я и сам успел поверить. Теперь надо думать, как выкручиваться без помощи гемода.