Политология: учебник для студентов вузов

4.1. О понятии «парадигма» в политологии

Цель этой главы — помочь читателям в осознанном овладении принципиально важным политологическим знанием — основными парадигмами политологии. Греческое слово paradeigma (пример, образец) в современной науке используется в двух главных значениях:

(1) в античной и средневековой философии — как понятие, характеризующее сферу вечных идей как первообраз, образец, в соответствии с которым бог-демиург создает мир сущего;

(2) в современной философии науки — как система теоретических, методологических и аксиологических установок, принятых в качестве образца решения научных задач и разделяемых всеми членами научного сообщества[20].

Следует отметить, что о политологии в целом и о ее конкретных решениях тех или иных исследовательских проблем можно говорить в рамках только строго определенных парадигм. Таких парадигм в политологии несколько, и они превращают вроде бы одну и ту же науку в некое множество существенно разных политологий — принципиально отличных друг от друга в рамках различных парадигм. Это означает, что нет одной-единственной политологии, на самом деле этих политологий — несколько.

Политология не претендует на однозначное решение политологических проблем, принципиально вариативна и многозначна. Различных политологий ровно столько, сколько в политологии имеется основных парадигм. Можно говорить о том, что каждая парадигма политологии есть некоторый вариант этой науки.

Знать политологию, уверенно ориентироваться в политологическом знании — это значит четко различать политологические парадигмы и уверенно решать различные проблемы политологической науки в контексте той или иной парадигмы. Это важное положение можно сформулировать и по-другому: политологическое знание — принципиально парадигмально, и оно не существует само по себе, вне контекста какой-либо парадигмы.

Любая парадигма политологии задает собственное, только ей присущее видение политических фактов, явлений и процессов, создает модель-панораму предмета исследования. Чем определяются особенности и неповторимый профиль каждой парадигмы? По этому поводу есть очень важное заключение Т. Куна, введшего в широкую научную практику понятие «парадигма»: «Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики»[21]. Что это значит?

В своей книге «Структура научных революций» Кун говорит о возможности выделения двух основных аспектов содержания понятия «парадигма»: эпистемическом и социальном.

В эпистемическом плане парадигма представляет собой совокупность фундаментальных знаний, ценностей, убеждений и технических приемов, выступающих в качестве образца научной деятельности.

В социальном аспекте парадигма характеризуется через разделяющее ее конкретное научное сообщество, целостность и границы которого она определяет. Следовательно, любая парадигма выполняет две важнейшие функции в науке — проективно-программирующую и селективно-запретительную. Т. Кун ввел понятие «дисциплинарная матрица», в структуру которой, на его взгляд, входят:

(1) символические обобщения, составляющие формальный аппарат и язык, характерные для конкретной научной дисциплины;

(2) метафизические компоненты, определяющие наиболее фундаментальные теоретические и методологические принципы миропонимания;

(3) ценности, задающие господствующие идеалы и нормы построения и обоснования научного знания[22].

Для наглядного понимания понятия «парадигма» приведем простой пример, связанный со спортивными играми. Игра в мяч может, в одном случае, строить по правилам (парадигмам) футбола, в другом — по парадигме баскетбола, в третьем — волейбола и т.д. Все это одна и та же игра в мяч, но как они различаются в силу различий правил этих игр — их «парадигм»!

Итак, политология представляет собой некое множество разных политологических парадигм, в рамках каждой из которых по-разному происходят постановка и решение проблем в политической науке.

А чем различаются в первую очередь сами парадигмы?

Прежде всего, своей принципиально разной трактовкой форм государственного устройства, отношений между различными слоями общества, в том числе между управляемыми и управляющими частями социума, разной интерпретацией деятельности структур институтов власти и т.д. Выражая те или иные принципы понимания политики как таковой, парадигмы политологии задают направленность исследований, служат критерием выбора методов ее исследования и отбора фактов, выступают основанием для соответствующих обобщений и классификаций политических явлений. Такие концептуальные конструкты превращают политологию в мультипарадигматическую науку, в отрасль знания, допускающую различные способы теоретической интерпретации одних и тех же политических явлений.

4.2. Методы и методология политологии

Представление о политологии будет неполным и однобоким до тех пор, пока мы не ответим на вопрос, а как она исследует политическую реальность. Этот вопрос весьма сложен и относится к разряду содержания методологии политологии.

Все, что связано с вопросами «как», — это и есть область методологии, в данном случае — методологии политологии. Итак, как исследуется политическая реальность? И что такое эта самая политическая реальность?

Она представляет собой, как мы уже выяснили, многообразный мир отношений, деятельности, поведения, ориентаций, коммуникаций между людьми по поводу власти и управления обществом в процессе достижения общих целей. Политика охватывает, по сути, всю реальность, но выделяет в ней для своего пристального внимания только определенные стороны этой реальности — те, которые несут в себе определенную информацию о власти, о государственно-политической организации общества, о политических институтах, принципах, нормах, действие которых призвано обеспечить функционирование общества, взаимоотношения между людьми, обществом и государством.

Как все это исследуется, с помощью каких методов политологии? Методы в политологии — это способы и подходы изучения политической реальности.

Итак, основные методы политологии:

(1) аксиологический — анализ ценностных аспектов политических явлений и процессов;

(2) социологический — анализ зависимости политики от общества и ее социальных обусловленностей — видов человеческой деятельности, структуры общества, его различных социальных групп;

(3) системный — анализ общества как кибернетического «черного ящика», саморегулирующегося соотношением сигналов «входа» и «выхода»;

(4) функциональный — анализ зависимости политических явлений с окружающей средой, например между политикой и культурой данного народа, от соответствия которых зависят активность, мотивация и другие характеристики политической жизни общества;

(5) структурно-функциональный — рассмотрение политики как целостной системы совокупности структурных элементов, выполняющих в данной системе строго определенные функции;

(6) институциональный — изучение институтов, с помощью которых осуществляется политическая деятельность;

(7) психологический — изучение зависимости политического поведения и деятельности людей от их индивидуальных психологических особенностей;

(8) бихевиористский — анализ политики путем конкретных исследований политического поведения в различных социальных и профессиональных группах;

(9) сравнительный — анализ политической реальности путем сопоставления однотипных политических явлений и процессов в целях выявления в них общего, особенного, единичного;

(10) исторический — анализ политического прошлого для моделирования политического будущего;

(11) цивилизационно-культурологический — учет влияния на политику цивилизационных и культурных факторов различных народов;

(12) эмпирический — анализ политических явлений и процессов с помощью социологических опросов, «кейс-стадии», «теории игр» и других подобных методов.

Даже простой перечень всех этих методов позволяет гораздо глубже понять суть политологии и политики. В этом исключительно важное значение методологии политологии. С ее помощью достаточно просто сконструировать общую методологическую схему анализа любых политических явлений и процессов, в целом политической реальности. Эта схема включает в себя следующие важнейшие элементы:

(1) актуализацию политической онтологии и предмета политологического исследования — представлений о политической реальности, политических институтах, субъектах и объектах политической активности, их содержании и взаимосвязи;

(2) исследование политической аксиологии — систем ценностей участников политического процесса;

(3) использование определенной политологической парадигмы — классической (либеральной), модернистской (социальной инженерии), постмодернистской («скептической» — политика для профессионалов, и только);

(4) применение соответствующего понятийного аппарата политологии и других наук;

(5) обоснованный выбор и использование определенных методов политологического исследования.

Использование этой общей схемы позволит нам получать экспертное политическое знание и осуществлять (а) политическую аналитику, ориентированную на исследование текущего состояния политической реальности; (б) прогностику, ориентированную на исследование возможного будущего (будущих) состояния (состояний) политической реальности.

4.3. Основные типы политологических парадигм

В основании различий парадигм политологии лежат попытки объяснить политику через сверхъестественное начало, природные, общественные и собственно политические факторы. Поэтому условно можно выделить теологическую, натуралистическую (ее подвиды — географическая, биополитическая, психологизаторская модификации), социальную и рационально-критическую (подвиды — парадигма конфликта и парадигма консенсуса).

Итак, в современной политологии четыре основные парадигмы:

(1) теологическая;

(2) натуралистическая;

(3) социальная;

(4) рационально-критическая.

4.4. Теологическая парадигма

Все общественные явления, в том числе политические, согласно содержанию этой парадигмы, — порождение Божественного промысла. Бог, и только он, полностью определяет земные порядки, источая власть и повелевая человеком. Именно Бог разделил людей на тех, кто правит, и на тех, кто обязан высшей власти подчиняться. Не в воле людей и изменить подобного рода порядки — ведь они от самого Бога, имеют принципиально сверхъестественное происхождение, вне какой-либо критики и преобразовательной деятельности со стороны людей. Творец политического начала — не человек, а Бог.

Такие представления о политике и в целом об обществе были господствующими долгие века. Затем, после трудов Фомы Аквинского, появилась еще одна трактовка (в рамках теологической парадигмы) политических реалий. Средневековый мыслитель обнаружил наличие трех основных элементов любой власти: принцип, способ и существование этой власти.

Принцип власти, согласно Аквинату, действительно исходит от Бога, а вот второй и третий элементы — производные от человеческой активности, прежде всего от правовых практик в обществе. Таким образом, во власть и все, что с ней связано, был допущен и человек, пускай пока на «галерку» политического пространства, но все-таки допущен. Теперь власть выступала как некая комбинация невидимого, провиденциального управления от Бога и вполне земных человеческих усилий. Божественный промысл формировал самые общие установления власти — принципы, а ее реальное, земное пространство и формы наполнялись действиями людей — способ и существование политики и всего того, что с ней связано. Вместе с участием людей в политике появляются на этом пространстве и их интересы, различие волевых усилий — все то, что имеется в реальном человеческом обществе.

Однако главное могущество власти исходило по-прежнему от Бога, а роль и назначение человека состояли в необходимости точного и полного исполнения в своем поведении предначертаний Всевышнего. Признание властных полномочий Божества означало также внутреннюю ограниченность, несвободу властных притязаний людей, которые вынуждены были ограничивать свои интересы соображениями высшей и непререкаемой воли.

Даже в современных условиях жизни общества теологическая парадигма продолжает свое влияние на трактовку политических явлений и процессов, причем большинством исследователей подчеркивается не столько божественный аспект политики, сколько не объясненный до сих пор наукой факт принципиальной и неустранимой таинственности и загадочности всего того, что связано с властью, наличием в ней некоторой мистичности и потусторонности.

4.5. Натуралистическая парадигма

Данная парадигма возникла как оппозиция теологической парадигме, как принципиальная попытка объяснить и описать политические начала без обращения к божественным и потусторонним факторам и причинам. Где же тогда эти факторы искать? Конечно, на земле, не в божественном, а в нашем реальном мире. Натуралистическая парадигма пытается использовать для объяснения общественных явлений приоритетность разного рода природных источников политической жизни, выступающих либо в виде физико-географической среды, либо различных свойств живой природы, включая биологические характеристики самого человека. Учитывая разнообразие подобного рода факторов и предпосылок, действующих в рамках этого широкого круга явлений, можно говорить и о различных ответвлениях внутри натуралистической парадигмы.

Так, если в качестве основных факторов, определяющих формирование и развитие политической жизни, рассматриваются территориальные, экономико-географические, физико-климатические и другие аналогичные явления, то можно признать наличие географического подхода. Этот подход стал ядром географической, а со временем и геополитической парадигмы.

Концепции, авторы которых объясняют природу политического поведения как одну из форм эволюции и адаптации организма к условиям его существования, сложившуюся под влиянием естественного отбора, как результат действия его физиологических механизмов, образуют так называемый биополитический подход.

Те же концепции, где в качестве исходного начала, объясняющего природу политики, рассматриваются врожденные психические свойства человека, составляют психологизаторский подход. Рассмотрим эти парадигмы более подробно (напомним еще раз, что все они принадлежат натуралистической политической парадигме).

Впервые идеи о влиянии географической среды на политику высказали Гиппократ, Платон, Аристотель, а также другие античные мыслители. Но полноправными авторами доктрины, объясняющей природу политики воздействием именно географических факторов, принято считать французских мыслителей Жана Бодена (1530— 1596), сформулировавшего теорию влияния климата на политическое поведение людей, и Ш.Л. Монтескьё (1689—1755), первым связавшего форму государственного устройства с размером занимаемой государством территории.

Жан Боден подчеркивал, что люди на Земле — принципиально разные, причем в одном из своих трудов он писал, что народы умеренных областей более сильны и менее хитры, чем народы Юга. Они умнее и сильнее, чем народы Севера, и более подходят для управления государством. Великие армии — порождение стран Севера, тогда как оккультизм, философия, математика и прочие (по Ж. Бодену — созерцательные науки) — порождение именно южных народов. Политические науки, законы, юриспруденция, искусство красноречия и спора ведут свое начало от срединных народов, и у них же возникли все великие империи (ассирийцы, мидийцы, персы, парфяне, греки, римляне, кельты).

Сформулированные Боденом идеи о фатальной связи общества с той средой, в которой эти общества обитают, были развиты Монтескьё. Один из важных тезисов Монтескьё:

Если небольшие государства по своей природе должны быть республиками, государства средней величины — подчиняться монарху, а обширные империи — состоять под властью деспота, то отсюда следует, что для сохранения принципов правления государство должно сохранять свои размеры и что дух этого государства будет изменяться в зависимости от расширения и сужения пределов его территории[23].

Впоследствии, особенно на рубеже XIX—XX вв., эти идеи и представления получили свое развитие в самых различных содержательных вариантах. Так, К. Риттер выдвинул идею сопоставления истории человечества с историей природы, а Ф. Ратцель и Г. Маккиндер сформулировали антропогеографические принципы политических исследований. А. Зигфрид положил начало исследовательской традиции в политологии — так называемой электоральной географии, а К. Хаусхофер и А. Мэхэн обосновали самые разные сценарии международной стратегии государств, положив тем самым начало новых наук — геополитики и политической географии.

За долгие годы развития географической парадигмы в политологии решающее значение в объяснении политики как феномена общественной жизни придавалось разным факторам:

(1) определенным конкретным территориям на Земле — «Хартленду» — срединному «сердцу» земли, включающему районы Евразии (Г. Маккиндер), «Римленду» — освещающему мощь океанических держав (Н. Спайкман);

(2) разным элементам «почвы», характеризующим положение страны, ее пространство и границы (Ф. Ратцель);

(3) тенденциям в развитии географической среды, в частности идущему с Востока на Северо-Запад «иссушению Земли» (Э. Хантингтон).

Наиболее ярко суть географической парадигмы, на наш взгляд, сформулировал А. Тойнби. Смысл его центрального положения можно примерно выразить так: все стимулы к развитию цивилизаций и народов растут строго пропорционально враждебности среды обитания. Следуя Тойнби, можно понять истинный смысл самой политики как некоего искусства противостояния и борения с природными силами, и является она в таком случае не более как специфическим ответом на вызовы природной среды. Ясно, что такая трактовка связи политики и среды — принципиально жесткая, в духе геодетерминистских установок.

Кроме таких взглядов в рамках географической парадигмы политологии имелись и более мягкие; например, представители так называемой школы географического поссибилизма (фр. possibilite — возможность), «человеческой географии» (Ж Брюн) утверждали, что географическая среда представляет собой лишь канву человеческой деятельности, давая человеку возможность «вышивать по ней свой рисунок». Идеи этого географического поссибилизма значительно оживили и усилили теоретическую аргументацию географической парадигмы, позволяя более гибко и реалистично объяснять влияние природной среды на политические процессы, в ней определенным образом была восстановлена принципиально активная роль самого человека. Эта креативная политическая позиция человека наиболее яркое свое отражение нашла в различных геополитических теориях и концепциях.

Значение геополитики в современном мире трудно переоценить, поскольку наше историческое время — это именно геополитическая эпоха развития человечества. Для подлинного понимания процессов, происходящих на геополитическом пространстве, есть необходимость остановиться подробнее на основных положения геополитики как науки.

Впервые термин геополитика выдвинул шведский социолог и политолог Рудольф Челлен (1864—1922). Первоначально главная исследовательская задача геополитики виделась в анализе географического влияния на силовые отношения в мировой политике, связанной с сохранением территориальной целостности, суверенитета и безопасности государства. Впоследствии представители геополитики стали более широко трактовать отношения политически организованного сообщества и территориального пространства, пытаясь выявить особую логику властных взаимодействий, формируемую государствами (институтами) в зависимости от физико-географических факторов (наличия сухопутных или морских границ, протяженности территорий, особенностей границ и т.д.). В конце концов в качестве геополитического отношения номер один утвердилась зависимость (детерминация) успешности политической деятельности (мирной и военной) от географических, исторических, социально-психологических, этнографических, экономических факторов.

Р. Челлен

Особенно интересна геополитика тогда, когда она пытается своими научными средствами построить геополитические картины мира. В 1904 г. англичанин Хэлфоррд Маккиндер (1861—1947) в своей знаменитой лекции, в британском Королевском географическом обществе предложил первую глобальную геополитическую модель мира. Ее суть: миром владеет тот, кто владеет Хартлендом — «географической осью истории», которая расположена на огромном внутреннем пространстве Евразии — «сердце Земли», включающем степные районы России, Западного Китая, Монголии, Афганистана, Ирана и Белуджистана. С точки зрения Маккиндера, владычество над этим пространством является основой для мирового господства[24].

А. Мэхэн выдвинул концепцию преимущества морских (океанических) держав над сухопутными. Среди его работ центральное место занимает книга «Влияние морской силы на историю (1660—1723 гг.)», опубликованная в 1890 г. Центральный тезис в этой геополитике состоит в том, что власть над миром морских держав (таллассократии) гораздо сильнее власти держав сухопутных (теллурократии).

Н. Спайкмен в качестве ключа контроля над миром рассматривал не Хартленд, а Римленд — евразийский пояс всех прибрежных территорий или «маргинальный полумесяц», включающий морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго-Восточную Азию и Китай.

Главным законом геополитики, по мнению многих специалистов, до сих пор является фундаментальный дуализм, проявляющийся в историческом противопоставлении сухопутного могущества (теллурократии) и морского могущества (талассократии) Мэхэна.

И последнее замечание о геополитике. В ней на самом деле важно не столько само пространство, сколько пространственные отношения между различными государствами в целях изменения существующих границ. Вся последовательность геополитических идей в конечном счете основана и сфокусирована вокруг одного доминантного фактора — пространства, притом пространства политического. Признаком государства является не просто некая территория, но именно политическое пространство. Политическим же всякое пространство делают фиксированные границы, служащие важнейшим элементом суверенитета государства. Уже выдающийся немецкий политический географ Ф. Ратцель (1844—1904) отчетливо понимал всю значимость границ:

Граница есть периферийный орган государства и как таковой служит свидетельством его роста, силы и слабости и изменений в этом организме.

В целом геополитика трактует территорию, географическое положение страны как уникальный политический ресурс, определяющий возможности государства в деле своего жизнеобеспечения, развития торговых, финансовых и других отношений. Геополитика породила целый ряд частных теорий, объясняющих необходимость проведения той или иной политики в сфере международных отношений (например, теории «естественных границ» Р. Хартшорна, «окраинных зон» С. Коэна, теория «домино» и др.) или сохранения целостности страны во внутриполитическом плане (разнообразные теории федерализма).

Но главная же геополитическая проблема границ в современном мире, после развала СССР, заключается в том, что вновь чрезвычайно обострились международные отношения вокруг соблюдения вроде уже устоявшихся фундаментальных принципов — принципа самоопределения наций и принципа нерушимости границ. С распадом Советского Союза и так называемой социалистической системы обострились пограничные вопросы и по всему периметру бывшей разграничительной линии между Востоком и Западом. Продолжают оставаться неустоявшимися восточные границы Центральной Европы; полон нерешенных пограничных проблем Балканский полуостров, часть из которых новые, а часть тянется со времен распада Османской империи и Австро-Венгрии; нерешенные проблемы границ сохраняются в Прибалтике; с новой силой встал вопрос о четырех островах Южно-Курильской гряды. В этой ситуации поиски приемлемых, компромиссных решений пограничных вопросов на основе опыта прошлого и с учетом современной ситуации приобретают особое значение.

При всей значимости геополитики никогда не надо забывать, что она лишь маленький фрагмент рассмотрения политических начал, связанных с географией, пространством, границами и т.д. Но в политике важную роль и значение играют и другие факторы, которые ничуть не меньше формируют концептуальный образ политологии как науки.

4.6. Биополитическая парадигма

Биополитика как самостоятельная методология изучения политики сложилась в основном к началу 1970-х годов в американской политологической научной школе, как известно, наиболее сильной и развитой в наши дни. Ее сторонники рассматривают в качестве ведущего фактора политического поведения человека чувственные, физиологические, инстинктивные факторы, или так называемые ультимативные (первичные) причины, отражающие видовое своеобразие человека как живого существа и играющие решающую роль в его адаптации к условиям существования. Эта первичная, биологическая по своей сути причинность создает у человека различного рода «склонности», «влечения», «предрасположенности», которые впоследствии опосредуются разнообразными вторичными (проксиоматичными) причинами — культурными обычаями, традициями, моральными нормами и др. Одно из основных положений этой парадигмы — первенство, приоритет первичных причинностей по отношению к причинностям вторичным. Отсюда и исследовательский разворот такой парадигмы политологии на биологические факторы политического поведения.

Поскольку тут востребованными оказываются именно биологические начала, то очевидно, что на политическом пространстве в рамках данной парадигмы появляются:

(1) теория «смешанного поведения» Н. Тинбергена;

(2) результаты исследования агрессивности животных К. Лоренца;

(3) доктрины итальянских ученых Ч. Ламброзо и М. Нордау о биологической природе господствующего класса;

(4) биологизаторские концепции позитивистской философии;

(5) возрожденный натурализм — теперь в биологическом его виде; и др.

При всем многообразии разных теорий все они теоретически строятся на одном центральном и достаточно простом положении — на признании наличия общих для человека и животного начал и сущностей. Если сформулировать этот тезис еще более жестко, то тогда следует говорить о неизменившейся сущности человека по отношению к животным, т.е. о принципиально животной сущности человека, а также о принципиальной несущественности всех его, человека, культур, моралей, обычаев, традиций, образовательного потенциала. Каково?

Для доказательства этого центрального положения сторонники этой концепции широко используют принцип антропоморфоза, приписывающий животным «человеческие» свойства (которыми они не обладают или обладают частично), а затем, после подобного наделения указанными свойствами, следует попытка описать и объяснить таким путем человеческое поведение, в том числе и политическое. Считается, например, что людей и животных роднит генетическая приспособляемость к внешней среде, альтруизм (способность уменьшать индивидуальную приспособляемость в пользу другой особи), агрессивность, способность к взаимодействию и др. Таким образом, признается, что существует единая для живых существ основа их поведения — некий инвариант поведений всех живых существ. И хотя сторонники биополитических подходов далеки от признания схожести всех физиологических признаков животного и человека, все же органическую предопределенность политического поведения людей и политики в целом именно первичными причинами, причинами биологическими, они под сомнение не ставят до сих пор.

В современном виде биологическая парадигма представляет собой сознательно сконструированную теорию, базирующуюся на синтезе физиологии, генетики, биологии поведения, экологии и эволюционистской философии. Если, к примеру, Э. Дюркгейм считал, что биологизация культурных норм, связывающих субъектов политики, приводит к аномии (распаду ценностных основ), а впоследствии и к разрушению самой политической жизни, то сторонники биологической парадигмы придерживаются прямо противоположных подходов. С их точки зрения, примат инстинктивных, генетически врожденных свойств и качеств людей только и может служить достаточным основанием для существования политической сферы.

Основным объектом изучения биополитиков является, таким образом, человек как биологический предмет исследования и такое же его человеческое поведение, а исследовательской задачей — обоснование условий сохранения его биологической первоосновы. При этом универсальной, объясняющей загадки социальной и политической активности людей является формула-триада австрийского этолога К. Лоренца (1903—1989) «стимул — организм — реакция», которая задает жесткую связь человеческих поступков с особенностями его генетической реакции. Логично, что при таком подходе акцент делается на изучении политических чувств человека (например, «политического здоровья», которое испытывает подчиненный вблизи своего вождя, или чувство «обреченности» лидера, лишенного ожидаемой им массовой поддержки, и т.д.). В силу этого главный источник политических изменений (конфликтов, революций) видится в механизмах... «передачи настроений» от одного политического субъекта к другому.

Ясно, что биополитический подход в целом не вправе претендовать более чем на статус частного концептуального подхода и методологии изучения политической жизни, поскольку всю гамму проявлений человеческого поведения в политической сфере невозможно редуцировать только к его биологическим основаниям. В таком принципиально локальном виде использование биополитической парадигмы имеет право на определенное использование в политологии, но, на наш взгляд, не более.

Надо сказать, что размывание и распад этой парадигмы происходят и изнутри, поскольку появляются всякого рода двойные, тройные и прочие теории политических начал в рамках этой парадигмы. Так, немецкий ученый П. Майер выдвинула концепцию двухуровневой модели человеческого поведения. По ее мнению, аффекты и генетические качества человека регулируют его поведение только на низшем уровне. На высшем же уровне его активность направляется уже не биологическими началами, а другими, например разумом, символами и культурными нормами. Майер подчеркивает, что ведущим является именно высший уровень регуляции. В то же время стремление упорядочить социальную и политическую деятельность человека на низшем уровне за счет норм высшего уровня не может привести к успеху.

4.7. Психологизаторская парадигма

Это парадигма построена в форме доминирования принципиально натуралистических факторов, но психологических при объяснении природы политики. С одной стороны, этот подход явился острой реакцией на ряд социологических теорий (прежде всего, на позитивизм О. Конта), отрицавших право психологии на собственное существование, а с другой — он представлял собой попытку объяснения политических процессов и явлений, а также развития социальных систем принципиально «не по К. Марксу».

У истоков поначалу весьма своеобразных учений, но в рамках единой психологизаторской парадигмы, стояли такие ученые, как Г. Тард, Г. Лебон, Л. Гумплович, А. Дильтей и др. С их точки зрения, главным фактором, объясняющим любое социальное и политическое развитие, являются прежде всего психологические свойства людей. Как писал, например, Г. Тард, все общественные движения можно однозначно свести «к первичным психологическим элементам, возникающим под влиянием примера и в результате подражания»[25].

Если оставить за скобками детали всех этих теоретических конструкций, принципиально разделявших психологизаторскую парадигму, то следует признать, что основной ее идеей служит сведение (редуцирование) всех политических явлений к преобладающему влиянию психологических качеств человека. Причем в качестве таких доминирующих свойств выступают, как правило, психологические качества индивида или малой группы, которая, по мнению американского ученого Г. Самнера, «представляется человеку центром всего, и все остальное шкалируется и оценивается по отношению к ней»[26].

Как геополитика своими принципиально ограниченными возможностями замахивается на построение целостной геополитической картины мира и хода его исторического развития, так и эта, психологизаторская, парадигма считает возможным для себя решение таких проблем, как изучение политической жизни в целом, научную реконструкцию всей политической истории и др.

И что же социологизаторская парадигма политологии предлагает в качестве решающих факторов развития общества, в том числе политического? Вся политическая жизнь в ее временном протяжении объясняется скрытыми, лишь подсознательно накопленными чувствами и эмоциями человека — главными мотивами политического поведения индивидов и широких социальных слоев. Иными словами, психологические факторы рассматриваются не как звено, опосредующее влияние внешних и внутренних факторов политического поведения, а как его самостоятельный и приоритетный фактор. На первый план в такой парадигме выходит прежде всего психоанализ.

Все наше сознание с точки зрения психоанализа есть некий перевод бессознательных влечений на язык социальной лжи — в принципиально разных ее видах и формах, но все же именно лжи. Почему именно лжи? Все достаточно просто: раз все начинается опять же с биологической человеческой определенности, с наших бессознательных влечений, то не мы решаем, чего нам желать в этом мире. Более того, нам знать это, в принципе, невозможно — ведь все это производят за нас всегда скрытые подсознательно накопленные чувства и эмоции. Тогда человеку во всем его поведении остается только одно — следовать этому бессознательному всегда и везде, даже не зная его содержания — принципиально нам недоступного никогда. Следовать, по сути, вслепую. Другого варианта человеческого поведения якобы, согласно опять же именно психоанализу и всей психологизаторской парадигмы, у людей просто не было, нет сегодня и никогда не будет в будущем. Вот так! Фатальная получается картина, еще более жесткая и детерминистическая, чем парадигма теологическая, например.

И откровенно неинтересная с точки зрения настоящего научного исследования ситуация для человека — ведь что-то изучать или исследовать в принципе нельзя, все скрыто от него в чреве бессознательного. За истину в таком случае можно выдать любую ложь — кто же сможет ее подвергнуть проверкам на достоверность?

Все, конечно, совершенно не так, но здесь следует сделать очень важное наблюдение: из научных проблем и различных теорий, так же как из мифов и идеологий, прекрасно можно производить инструменты для одурачивания и манипулирования сознанием людей! Как это происходит, мы показали на примере психоанализа. Так и хочется повторить известный всем призыв Ю. Фучика: «Люди! Будьте бдительны!»

4.8. Социоцентристская парадигма

Социоцентристская парадигма объединяет самую широкую группу теоретических представлений, авторы которых при всем различии толкований и объяснений ими феномена политики тем не менее единодушно признают ее принципиально внутреннее по отношению к обществу, а значит, и принципиально общественное происхождение и природу. Таким образом, во всех этих теоретических концептах политика рассматривается как та или иная форма самой социальной организации жизни человека, определенная сторона самой внутренней жизни общества.

В самом широком плане сторонники этих подходов пытаются объяснить природу политики двумя основными способами.

Одни из них исходным моментом признают определяющее воздействие на политику как на часть общественных отношений других ее частей и отдельных сфер общественной жизни, институтов, механизмов, структур. Например, политические начала пытаются, как в марксизме, вывести из начал экономических. Иными словами, в данном случае ученые оперируют внутренними общественными, но внешними по отношению к политической сфере факторами и началами.

Другая группа теоретиков пытается объяснить сущностные свойства политики как особого типа социальности, опираясь на ее собственные и, следовательно, принципиально внутренне-политические факторы, присущие самой политике как сфере общественной жизни.

И в том и в другом методологических направлениях, но в рамках единой социоцентристской парадигмы политологии сложилось множество специфических теорий, концепций, моделей и т.д. Дадим их общий политологический обзор.

Хронологически социоцентристский подход сформировался еще в Древнем Китае и Древней Греции. Государство, считал Конфуций, необходимо для справедливого и достойного существования людей, для повсеместного утверждения в обществе морального согласия — главного принципа социальной гармонии. Основа благосостояния народа — правильное управление государством, которое состоит в умении каждого человека поставить на ту должность, где он способен принести государству наибольшую пользу[27].

Свое учение об идеальном государстве Конфуций создавал в полемике с представителями другой древнекитайской социологической школы, так называемыми законниками (легистами). Они утверждали приоритетное значение для благополучия государства и общества наличие хороших законов. Возражая законникам, Конфуций настаивал на первичной значимости ценностных, нравственных в первую очередь, начал и вторичности любых самых строгих законов.

По Конфуцию, идеальное государство возможно только в условиях выстраивания отношений между людьми в духе солидарности, характерной для родственной близости членов семьи. Смысл этой солидарности — в исполнении каждым человеком своих обязанностей, в правильном поведении, предполагающем постоянное само обуздание самого себя, в подчинении поступков людей культурной норме, без чего устойчивая социальность просто невозможна[28].

Сложившаяся там нерасчлененность государства и общества в форме единого «города-полиса», не обладавшего еще развитыми механизмами и институтами властвования, побуждала древних мыслителей описывать сферу политики через категорию государственности. В силу этого политика рассматривалась по преимуществу как особая форма управления и способ интеграции общества, совокупность определенных норм и институтов, механизм правления разнообразных групп и индивидов, обладавших собственными интересами и целями. Всем хорошо известны воззрения Сократа, Платона, Аристотеля, других античных авторов о государстве и обществе, о государстве и человеке.

Остановимся в качестве примера на воззрениях Сократа об обществе и его связи с человеком. Если попытаться найти самую существенную сторону представлений Сократа об обществе и его благосостоянии, то следует отметить неуклонное следование великого философа свойственному всей античной культуре семантикоаксиологическому идеалу калокагатии — единству истины, добра и красоты. Поиски основ общественной жизни приводят Сократа к признанию значимости и универсальности «неписаного права», смысл которого раскрывается через обращение мыслителя к понятиям Бога и даймона (демона). Бог — универсальная основа миропорядка и разума; даймон — индивидуальный рассудок, единично — конкретный здравый смысл для отдельно взятого человека в его устремлениях, желаниях и потребностях[29]. Следует подчеркнуть, что даймон понимается Сократом не только как индивидуальный рассудок, но и как совесть человека. Сократ, как Конфуций, реализует целостный подход и соединяет когнитивный и этический аспекты природы человека и общества в единое и нерасчлененное образование[30]. В основе благополучного государства, согласно Сократу, — Справедливость как общая для всех людей данного общества сущность в русле ценностно-смыслового идеала калокагатии.

Сократ впервые определил сущность добродетели как идеального начала в душе человека, способного обуздывать произвол тела нравственностью как особой силой общего для всех людей, представленной в каждой отдельной душе[31].

В этих взглядах прослеживается связь политики и ценностной сферы общественной жизни, связь политики и права, политики и религиозных начал, политики и власти и т.д. Остановимся на последнем из перечисленных здесь важном аспекте политологии — на сущностной связи политики и власти в силу того, что именно в ней главная основа социоцентристской парадигмы политологии.

М. Вебер считал, что понятие «политика» означает стремление к участию во власти или оказанию влияния на распределение власти между государствами или внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает:

Кто занимается политикой, тот стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальным или эгоистическим), либо к власти ради нее самой», чтобы «наслаждаться чувством престижа, которое она дает[32].

В русле такого веберовского подхода политика уже предстает в качестве способа обеспечения господства и доминирования определенных социальных сил, в качестве макросоциального механизма регулирования общественными процессами и отношениями. То есть политическое начало в таком подходе становится просто неким особым социальным началом.

К такому же социальному началу, но с помощью других общественных определенностей политическое сводили и другие ученые.

В качестве примера отметим, что политику с социальным началом соединяли Ж. Мейно (через связь политического с обязательностью социального авторитета для элиты); П. Дюкло — через связь политических и управленческих практик общества; Ж. Бержерон — через осуществление социального контроля власти в обществе; Т. Парсонс и А. Этциони политическое сводили к социальному через трактовку политических практик через целенаправленные и общественные действия и др. Основаниями социоцентристской концептуализации политики служили также элементарный поведенческий акт, поступок, деятельность, различные формы человеческого взаимовлияния.

Возникает закономерный вопрос: и что же в этих принципиальных социологических практиках такого политического, чем это самое политическое отлично от просто социального? Фактически это центральная проблема политологии в рамках данной социоцентристской парадигмы. И каков же ответ? Ответ просто замечательный — абсолютно ничем! Политика признавалась неотъемлемой частью человеческой жизни, она как бы растворялась в социальном начале, целиком и полностью совпадающем с целостным общественным процессом.

В такой парадигме происходит социальное растворение и, следовательно, полное исчезновение политики как самостоятельного явления; в наиболее ярком виде эта позиция характерна для немецкого ученого М. Хеттиха, утверждавшего, что политика, не имея «самостоятельной экзистенции», представляет собой лишь определенную форму мышления и говорения.

Подобный подход получил название универсалистского концептуального подхода. В таком универсализме в принципе нет ничего нового; достаточно вспомнить Аристотеля, рассматривавшего политику как «публичную мораль», или Платона, расценивавшего ее в качестве формы умножения блага или управления в соответствии с познанной справедливостью. Примерно такими же были и позиции русского философа В.С. Соловьева, писавшего, что «здравая политика есть лишь искусство наилучшим образом осуществлять нравственные цели в делах праведных»[33]. (Замечательно сказано! Нашим российским политикам да в уши!) Попутно отметим, что у В.С. Соловьева есть еще одно замечательное открытие сущности политического начала — жалости к собственному народу. Каково?! (И это сообщение от В.С. Соловьева позвольте отправить по тому же адресу — в те же самые уши! — В.Б.)

Как уже отмечалось, таких же, по сути концептуальных, подходов придерживался и К. Маркс, объяснявший природу и происхождение политики детерминирующим воздействием другого начала, экономического, через отношения производства, обмена и потребления. У него политическая надстройка — феномен принципиально вторичный и полностью подчиняется факторам, господствовавшим в материальной сфере, обладая лишь некоторой степенью своей самостоятельности. Фактически теория развития общества у Маркса — однофакторная, принципиально не целостная, достаточно упрощенная, если не сказать больше, модель развития общества, в научном плане не избежавшая многих произвольных и необоснованных допущений. В качестве примера подобных произвольных допущений приведем утверждение Маркса о том, что угнетенный класс якобы всегда обладает более высокой моралью, чем его угнетатели (заметим: зачем вообще апеллировать к морали угнетенного класса, если она не значима, не первична?)[34].

Более того, как отмечено А.А. Грицановым, в марксизме есть потаенный ценностный дискурс. Его суть можно передать следующим образом. Мир людей атрибутивно делится на «своих» и «чужих», находящихся в состоянии антагонистического конфликта. Ситуация эта кардинально разрешима только через захват «своими» государственной власти путем перманентной революции — гражданской войны планетарного масштаба[35]. Хорошо видна марксова ценность только одной стороны человеческих отношений — их вражды, антагонизма, их направленность на учет и значимость только экономических начал в жизни и деятельности людей. Маркс, написавший гениальные строчки о сущности животности человека[36], сам попал под ее уничтожающий критический огонь, делая упор только на экономической стороне целостной человеческой сущности.

Ясно, что кроме факторов нравственности и экономики для понимания политических материй часто использовались правовые начала (Дж. Локк, И. Кант, Дж. Гудмен, Г. Макдональд и др.). Одним из решающих аргументов в данном случае является ссылка на конституцию как основную форму высшего права, ограничивающую власть своими обязательными для всех установлениями. Особенно сильна привязанность к подобного рода аргументам у представителей классического западного консерватизма, усматривающих в конституции наличие высших, чуть ли ни божественных начал, обусловливающих содержание всех политических процессов.

Очень интересна и оригинальна теория политического феномена немецкого ученого К. Шмита. С его точки зрения, политика формируется как результат нарастания человеческих противоречий, повышения их интенсивности до стадии отношений между людьми до полного их разъединения на два лагеря — «врагов» и «друзей». Такой принципиально неоднородный и распределенный характер взаимодействия заставляет рассматривать политику двояко. С одной стороны, как результат разъединения (диссоциации) людей и как орудие осознания и отражения угрозы со стороны «чужаков». «Враг» — это борющаяся совокупность людей, противостоящая такой же совокупности, т.е. образ «чужого» означает не личного противника, облик которого складывается под влиянием симпатий или антипатий, а именно общественного противника, борьба с которым может предполагать и формы его физического уничтожения. По мнению Шмита, политическая противоположность — это противоположность самая интенсивная, самая крайняя, и всякая конкретная противоположность есть противоположность политическая, она тем больше чем больше приближается к разделению на группы «друг/враг»[37].

С другой стороны, политика выступает и как средство объединения (ассоциации) и интеграции, но только части людей — так называемых «своих». Таким образом, Шмит, подчеркнув способность политики вырастать из различного рода отношений, по сути, обосновал некий механизм политизации социального мира, ранее им не бывшего.

Однако К. Шмит не пошел в своей теории дальше — в решении вопроса о том, а каким, собственно, образом в обществе появляются эти самые «враги» и «свои»?

Ответ на этот и другие подобные вопросы дает следующая политологическая парадигма — культурологическая.

4.9. Культурологическая парадигма

Особый взгляд на природу политики предлагают творцы культурологической парадигмы. Они исходят из того, что целостность политики и ее единство с обществом определяются целостностью человека как такового. В силу этого сторонники этой парадигмы — М. Шеллер, Ф. Боас, Э. Канетти, X. Арендт и др. — рассматривают политику как продукт смыслополагающей деятельности людей — принципиально ценностной, нравственной, духовной, а ее главным назначением признают осуществление творческой (креативной) функции человека.

Итак, суть культурологической парадигмы политологии — принципиально антропологическая, аксиологическая, холистская, нравственная, духовная и т.д. Только в ней наконец-то собраны воедино все человеческие определенности, и только в ней политика трактуется как принципиально культурный и принципиально человеческий феномен. Без Бога. Без географии. Без прочих факторов, использованных в различных парадигмах. Только в этой парадигме признается в качестве такого главного фактора действительно главный фактор — сам человек и все его содержательное, смысловое наполнение.

Главный творец политики — человек. Он же ее конструктор. Человек является и главным потребителем всего политического — как здорового, так и патологического ее проявления. Э. Дюркгейм, автор особой концепции социологизма, утверждал, что социальная реальность не просто существует, а доминирует над индивидуальной реальностью. Впоследствии эта концепция легла в основу традиции «социологического реализма» в трактовке предмета и метода социологической науки[38].

Огромное значение для понимания природы общества имеют работы М. Вебера, основателя другой, противоположной по отношению к указанной традиции — традиции «социологического номинализма». В чем ее суть?

Вебер, исходя из своей новой концепции «понимающей социологии», утверждает, что социальная реальность вовсе не существует независимо от индивидов и является неким совокупным кумулятивным эффектом всех индивидуальных деятельностей. Более того, предметом социологии должно быть такое социальное действие, которое можно объяснить исходя из того смысла, который в это социальное действие изначально вложен. Отметим, что во многом именно в силу этого концепцию М. Вебера называют «понимающей социологией». По Веберу, нет просто некоего социального действия самого по себе, в каждом из них содержится идеально-типический смысл, идущий от самих людей и отличающий социологию от наук о природе. Смысл любого социального действия передается через особую методологическую и теоретическую конструкцию, которую Вебер назвал идеальным типом. Идеальный тип — это, по сути, набор всех основных характеристик и черт об изучаемом явлении и служащий для теоретического упорядочения и обобщения эмпирического материала о нем. По Веберу, любое социальное действие именно «заряжено» этими идеальными типами, придает им смысл и направленность. Иначе говоря, социальное всегда есть единство объективного и субъективного, во всех социальных объектах всегда присутствует то, чего нет в объектах природных, — сознание, духовная жизнь людей, ценностные начала.

Представляя личность в качестве источника и базового фактора политической жизни, ученые, работающие в русле культурной антропологии, делают акцент на признании неизменности природы человека, наличии в его внутренней структуре некоего инварианта — совокупности качеств, не изменяющихся с течением времени. Данные свойства человека, не зависящие от общества и групповой среды, воплощаются в его социокультурных чертах и свойствах. Культурные качества индивидуализированы, через них человек воспринимает окружающий мир, реакция на который строго персональна и оттого непредсказуема. Именно путем приращения индивидуальной культурной оснащенности происходит развитие и человека, и политики. В конечном счете все это означает, что человек, как и феномен политики, может быть понят только из самого себя. Как долго шло человечество к этой истине! Все в твоих руках, человек! В том числе политика, экономика, культура, образование — абсолютно все!

С позиций такого подхода политика рассматривается теперь не как сфера реализации социальных интересов или, например, регулирования межгрупповых конфликтов, а как область свободного самовоплощения и самоосуществления человека. По мысли X. Арендт, человеческая «свобода и политика совпадают и соответствуют друг другу как две стороны одного и того же предмета»[39].

Реализация культурологического парадигмального подхода оказалась исследовательски очень продуктивной, поскольку смогла выйти на решение тех научных проблем, о которых прежние подходы даже не мечтали. Например, поскольку человек самостоятельно и суверенно выбирает конкретные цели и средства их достижения, постольку политика выступает областью не запрограммированного (экономикой, правом, моралью и т.д.), а принципиально вероятностного, более того — поливариативного своего развития, постоянно сохраняющего возможность изменения человеком своих целей и методов действий. Но коль скоро человек не имеет при этом гарантий осуществимости намеченного, то и политическая форма его самореализации приобретает свойства рисковости (венчурности), необеспеченности желаемого результата, более того, даже обязательной своей авантюристичности! Через культурную сферу человека в политику теперь проникает множество разнообразнейших внешних и внутренних влияний. Это означает, что политика превращается в непрерывное творчество, лишенное какой-либо фаталистической заданности событий и истории человечества в целом — заданности как на прогресс, так и на Акаполипсис. Еще раз хочется повторить: все в твоих руках, человек!

Важные характеристики политики вытекают и из понимания сторонниками данной позиции общего интереса людей в этой сфере. Поскольку предполагается, что человек включается в сферу политики, только испытывая реальные влечения, постольку политика обретает свойство парциальности (т.е. действий, совершаемых по принципу «здесь и сейчас»), отрицающее наличие в политике интересов, которые или не осознаются человеком, или навязываются ему кем-то со стороны. В силу этого и общий, совместный интерес людей в политической жизни может быть лишь результатом сбалансированных частных интересов людей, а не искусственно смоделированной, гипотетической целью, исходящей, к примеру, от политической власти или еще кого-нибудь. Такой подход отвергает саму возможность какой-то организации или группы лиц трактовать и навязывать людям потребности и цели, которых они не осознают.

Что же тогда получается относительно сущности политического начала? Его принципиально ценностный, компромиссный и консенсусный характер. И ничего фатального! Все можно отменить, переделать, договорится и т.д. В обществе нет постоянных врагов или друзей, нет фатального противостояния классов, наций, государств, других сторон, в обществе нет постоянной войны всех против всех. Все это не более чем плохая и принципиально ничем не обоснованная гипотеза, так долго господствовавшая в нашем человеческом обществе. Политика — вовсе необязательно противостояние, вовсе не обязательно борьба; она может, будь на то наша воля и разум, стать пространством консенсуса и компромисса, человеческого согласия, гармонии, справедливости, счастья и т.д.

Почему наше общество до сих пор не такое и почему политика по-прежнему борьба и противостояние? Ответ очень простой: люди позволяют в обществе господствовать другой парадигме, не культурологической.

Не хотите такой политики и такого общества — действуйте, боритесь, не ждите, что кто-нибудь это сделает за вас! Не сделает! Общество генерируется усилиями всех людей, чем больше нас активных и сплоченных — тем быстрее и лучше будет наша политика и наше общество.

Как видно из сказанного, культурологическая парадигма не только весьма тонко характеризует чисто человеческие основания политики, но и разрушает традиционные представления об этой сфере. Рассматривая человека, его культурную оснащенность как главный источник развития, сторонники данной парадигмы преодолевают логику линейной детерминации политического, демонстрируя ее внутреннюю альтернативность и непредсказуемость реакции на социальные конфликты.

Политическое начало становится принципиально синергетическим, а общество — открытой, нелинейной, диссипативной, саморазвивающейся социальной системой. Восстанавливается значимость учета в политике разного рода особенностей всех обществ — национальных, ментальных, культурных, религиозных и др. Все начинает играть яркими и неповторимыми красками. В таком мире и в таком политическом пространстве просто хочется жить! Перенесение акцентов политического исследования на изучение особенностей менталитета общества, его культурных норм и традиций позволяет точнее «расколдовать» ту загадку человеческого поведения, которая вечно преследует нас в этой сфере жизни.

Такова культурологическая парадигма политологии. Она не утопия, не романтика и не фантастика. Она станет социальной реальностью, если мы сами этого захотим. Все так просто!

4.10. Парадигмы российских политологических представлений

Что же касается нашей России, то нам в рамках этой парадигмы следует настоятельно вспомнить и активно задействовать в политические практики замечательные, а самое главное — принципиально отечественные наработки, концепции, подходы, взгляды многих поколений русских политологов. Это самое настоящее сокровище и богатство! Коротко остановимся на обзоре всего спектра политических парадигмальных представлений именно российских ученых.

Русский консерватизм. По словам П.Б. Струве, русский консерватизм — это «сознательное утверждение исторически данного порядка как драгоценного наследия и предания».

Итак, русский консерватизм имеет несколько разных форм:

• идеологема самодержавия (Н.М. Карамзин);

• консервативно-романтический идеал славянофилов, отстаивавших идеалы допетровской Руси;

• неославянофильство (Н.Я. Данилевский, Ф.И. Тютчев);

• последовательно цивилизационный подход, базовое положение которого «Мы, Россия и Европа — принципиально разные миры»;

• русский византизм К.Н. Леонтьева (его часто называют русским Ницше): главная сила России — единство государства и церкви, для чего Россию надо «подморозить»;

• государственный монархизм С.С. Уварова — «православие, самодержавие, народность»;

• централизованная монархия (М.Н. Катков. К.П. Победоносцев) ;

• неомонархизм (Л.А. Тихомиров, И.А. Ильин, И.Л. Солоневич, Н.М. Карамзин): российская мощь — это самодержавие как ее палладиум (хранитель).

Революционный радикализм:

• теории декабристов (П.И. Пестель, Н.М. Муравьев);

• революционный демократизм (Н.Г. Чернышевский, В.Г. Белинский);

• революционное народничество (П.И. Ткачев);

• марксизм, большевизм, ленинизм (В.И. Плеханов, В.И. Ленин).

Русский либерализм, его основные формы:

• правительственный (Екатерина II, Александр I) ;

• просветительский, ограниченная просвещенная монархия (М.М. Сперанский);

• охранительный (консервативный) (Б.Н. Чичерин, П.Б. Струве);

• новый (социальный) либерализм начала XX в. = синтез либерализма и социализма (Н.И. Кареев, П.И. Новгородцев, С.И. Гессен).

Какой разнообразный и замечательный спектр политических возможностей. Есть из чего выбирать свою, российскую, дорогу в будущее. Отметим, что главной особенностью русской политической мысли являются ее фундаментальная антропологическая ориентация и этический пафос. В свое время, обосновывая это качество русской политической науки, известный философ-славянофил И.В. Кириевский совершенно обоснованно утверждал: «истина не дается нравственно ущербному человеку». Как всегда его мысль выражена емко и точно.

К сожалению, в современной России пока наблюдается очень глубокий духовно-ценностный кризис в двух его главных формах:

• кризис национальной идентичности, утрата чувства исторической перспективы и понижение самооценки русской нации;

• разрыв единого духовного пространства и утрата национального согласия по поводу базовых ценностей.

Это очень опасно для любой страны, для России в том числе, но будем все же надеяться, что и этот кризис рано или поздно обязательно будет преодолен нашей страной и нашим народом.

4.11. Рационально-критическая парадигма

Эта парадигма — попытка объяснить природу политических начал в жизни общества из самой политической сферы принципиально внутренним образом — действиями политических институтов, внутренних структур и отношениями между ними. Например, политические феномены пытаются свести к особой взаимосвязи государства и гражданского общества (Б. Спиноза), межгрупповых отношений (А. Бентли), деятельности элит (Г. Моска), механизма межгрупповой интеграции (Б. Крик), политических конфликтов (М. Крозье) или такого же политического консенсуса (Э. Дюркгейм). Абсолютное большинство авторов в рамках данной парадигмы стремятся политические явления и процессы рассматривать чисто феноменологически — как определенный вид рационально организованной деятельности, не задаваясь целью постигнуть ее внутренние механизмы, причины или решающие факторы. При таком подходе политические начала выступают в образе некоего «черного ящика», а исследователей интересует не то, что в нем находится, а только сигналы «входа» и «выхода» этого «черного ящика» — феноменологической модели политического в рамках данной парадигмы.

Наиболее последовательно подобный подход был применен немецким философом Г.В. Ф. Гегелем. С его точки зрения, политика — это такое образование, которое подобно определенной стадии «развертывания мирового духа» возникает и развивается, подчиняясь всегда собственным законам и механизмам. Для того чтобы индивид активно включился в исторический процесс, согласно Гегелю, надо преодолеть определенные хитрости Мирового духа. Дело в том, что, по Гегелю, то, что не могут прямым путем обеспечить сознательные разумные действия людей, вынуждена делать окольным путем сама природа, через эгоистические потребности отдельных индивидов. Гегель подчеркивает, что «добродетели... играют ничтожную роль в отношении к миру и к тому, что в нем творится. Наоборот, страсти, своекорыстные цели, удовлетворение эгоизма имеют наибольшую силу». Ради достижения своих эгоистических целей человек включает себя в общественное разделение труда и тем самым разрушает себя как себя. Человек из цели превращается в средство удовлетворения целей других людей, и в этом — отчуждение человека. Именно поэтому вся история мира — трагическое движение человечества, в котором нет места ни счастью, ни гармонии, ни справедливости.

В определенной степени Гегеля можно считать. одним из авторов теории «золотого миллиарда», поскольку все члены общества, по Гегелю, делятся на две разнородные группы. Одна из этих групп, причем главная — всемирно-историческая, назначение представителей которой — определить общие направления движения, чтобы уловить дыхание «мирового разума» и превратить его в ориентиры исторического прогресса. Другая группа — воспроизводящая, она состоит из людей, действиями которых движет эгоистический интерес; их задача — поддержать жизнь, воспроизводить ее и обеспечивать всем необходимым как себя, так и всемирно-историческую группу.

Современные политологические подходы в рамках данной парадигмы уже не оперируют никакими «мировыми духами», а чаще всего в качестве принципиально внутренних факторов, формирующих и влияющих на политические явления и процессы, выбирают либо политические конфликты, либо политический консенсус. В связи с этим различают два рода парадигм (концепций) в рамках рационально-критического рассмотрения политологии — парадигму конфликта и парадигму конценсуса. Дадим их принципиальный анализ.

Эта парадигма исходит из того, что именно внутренний конфликт любого общества — главный предмет исследования политической науки. Множество ученых XIX и XX вв. (Г. Зиммель, К. Маркс, А. Бентли, К. Боулдинг, Л. Хозер и др.) подходили к описанию и объяснению политических феноменов с точки зрения сведения политических материй к внутренней противоречивости, неустранимой конфликтности жизни в обществе. Авторы этих теорий расходились в понимании происхождения, роли отдельных конфликтов и методах их урегулирования, но были единодушны в признании их безусловной первичности для политической жизни.

Многие современные политологи, также придерживающиеся рационально-критической парадигмы в форме конфликтного подхода к феномену политического (Р. Дарендорф, Дж. Бертон, Х. Ледерер и др.), просто настаивают на том, что именно конфликт отражает глубинную суть общества в целом и политической жизни в частности. Радикально изменилось и целостное отношение к конфликту как к таковому. Если раньше считалось, что конфликт — это зло для общества и его необходимо всеми силами стараться избегать, то в новой трактовке сущности конфликта он объявляется не как зло или угроза политическому развитию общества, а как необходимый источник самодвижения и эволюции всех политических организмов. Сторонники такой трактовки — Р. Дарендорф, К. Ледерер и др. — в своих многочисленных исследованиях старались доказать, что политические конфликты вовсе не обладают антагонистическим, непримиримым характером, как, например, в теории Маркса. Антагонистические противоречия между противостоящими друг другу классами, которые описывал Маркс, Р. Дарендорф относит к политическому контексту XIX в., и только. Нынешняя же историческая эпоха, по его мнению, не создает ситуаций, когда бы собственность выступала в качестве основания непримиримого противоборства граждан. Да и вообще знамением нашего времени немецкий ученый считает постепенный переход от общих и групповых к индивидуальным ценностям.

Признание неизбежности конфликта сочетается с признанием его позитивности, которая, прежде всего, заключается в вынесении на поверхность тех скрытых причин напряженности, которые изнутри способны разрушить политически организованное сообщество. Конфликт проявляет накопившееся в обществе, делает его видимым и, следовательно, вполне готовым для различных политических решений и действий. Более того, ситуация спора между отдельными сторонами, определение сторонников и противников тех или иных сил, идеологий и позиций на деле структурируют само политическое пространство, давая возможность совершенствовать механизмы представительства социальных интересов. В свою очередь, неискоренимость конфликтов предполагает их непрерывное выявление и урегулирование, что также приучает людей к сотрудничеству, прививает им умение защищать свои интересы, учит координировать свои публичные действия. Рассмотрим все эти вопросы более обстоятельно.

Напомним, что социальный конфликт — это особый вид социального взаимодействия, который характеризуется противоположностью интересов конфликтующих сторон, отсутствием коммуникации между участниками конфликта, нарушением целостности социальных институтов и блокированием нормального функционирования всей социальной системы в целом.

Социальный конфликт как феномен известен еще с первобытного общества. Споры и войны возникали внутри племен, народов, различных социальных групп, а также между ними за лучшие территории, социальный и экономический статус, ресурсы, по поводу религиозных, культурных, идеологических различий.

Теория конфликта также имеет богатую историю своего становления. Она прошла путь:

• от «ранних» концепций, находящихся под воздействием дарвинской теории естественного отбора;

• через социально-психологический взгляд, где конфликт между индивидами в большинстве случаев рассматривался уже в групповых отношениях;

• через «господство» функционализма, определяющего конфликт лишь как патологическое явление;

• к современным концепциям, осознавшим нормальную природу конфликта, наделившим его определенными стабилизирующими и интегрирующими функциями и показавшими взаимосвязь между социальным конфликтом и социальными изменениями.

В современной теории конфликтов наибольшую известность получили концепции:

(1) позитивно-функционального конфликта Л. Хозера (США);

(2) конфликтная модель общества Р. Дарендорфа (Германия);

(3) общая теория конфликта Х. Боулдинга (США);

(4) марксистская точка зрения на социальный конфликт.

Первоначально в конфликтологии господствовала парадигма

Т. Парсонса и других представителей структурно-функционального направления, считавших конфликт как нечто принципиально деструктивное и, следовательно, опасное и нежелательное явление. Новая (постмодернистская) парадигма Дарендорфа совсем иная — конфликты у него выступают принципиально необходимым механизмом политического воспроизводства управляемых политических изменений.

Более того, по Дарендорфу, самое главное для любой политической системы — избежать опасной дилеммы: (1) полной бесконфликтности — это состояние мертвого общества; (2) тотального кризиса — это хаотическое состояние общества.

Дарендорф выдвигает концепцию управляемого конфликта, но чтобы этого достичь, надо изменить установки, унаследованные от классики в понимании конфликта.

Чтобы перейти от концепции недопустимости конфликта к концепции его принципиальной желательности и даже необходимости, следует вместо классических определенностей, характеризующих конфликт, применить новые подобные идентичности. Основное содержание и тех и других описаний конфликта представлено в табл. 4.1.

Развивая идеи Р. Дарендорфа, В. Бюлль формулирует следующие принципы регулирования политических конфликтов:

(1) конфликты решаются не через поляризацию, а через деполяризацию сторон. Поляризациями занимаются политики и идеологи старого закала. Современные профессионалы наоборот дробят конфликтное поле и пытаются этим самым выработать технологии решения конфликта внутри данной системы;

(2) конфликты решаются не через их полную манифестацию, а через своевременное ограничение. Чем разветвленнее и плюралистичнее является политический класс в том или ином обществе, тем больше шансов у этого общества своевременно канализировать энергию конфликта и перевести ее в пространство конструктивного переговорного процесса, в поле реальных решений без потрясений;

(3) противник никогда не является только противником (М. Крозъе идет дальше этого тезиса и предлагает ставить задачи превращения противника в партнера. Обосновывается это тем, что проблема, которую поднимает оппонент, является не только его проблемой, но и проблемой общественного Целого. Снимая поводы для недовольства оппонента, общество тем самым стабилизирует свое собственное существование);

(4) конфликты надо решать через социальные изменения, а не путем их замораживания;

(5) решение конфликта не должно быть монокаузальным, оно обязано быть многомерным, целостным;

(6) рациональность поведения сторон в конфликте повышается по мере перехода от краткосрочной перспективы к долгосрочной. Конфликт протекает тем легче и более открыт для перевода в поле конструктивных решений, чем менее он нагружен предельными ценностными смыслами.

Таблица 4.1. Основные идентичности конфликта в разных парадигмах

Классические трактовки

1. Все конфликты являются производными от одного, базисного политического отношения (фактора)

2. Биполярность конфликтов в ярко выраженной и только антагонистической форме, при которой промежуточные позиции участников в конфликте рассматриваются как маргинальные

3. Гомогенность (однородность) каждой из конфликтующих сторон изнутри

4. Конфликт — игра с нулевой суммой выигрыша, что означает только одно — выигрыш одной стороны означает соответствующий проигрыш другой

Постмодернистские трактовки

1. Все конфликты являются на самом деле принципиально многомерными

2. Конфликты развертываются не в биполярном, а в мультиполярном социальном пространстве, что создает возможность создания многообразных и меняющихся коалиций, включая разнообразные и конструктивные вмешательства «третьих сторон»

3. Конфликтующие стороны не монолитны, а гетерогенны и включают в себя части, ориентированные на другие группы и даже на противоположную сторону

4. Крайне невыгодно делать ставку на некий разовый выигрыш с полной потерей доверия со стороны другой части общества, тем более что необходимо пересмотреть мироспасительные трактовки политики как деятельности по преодолению всех проблем и конфликтов разом

Таким образом, влияние конфликтов на политическую жизнь рассматривается как исключительно конструктивное. Ненужную напряженность могут принести лишь скрытые (латентные), неурегулированные или сознательно инициируемые конфликты. Так что все основные проблемы сторонники такой позиции сводят по преимуществу к поиску наиболее эффективных технологий управления и контроля за конфликтами. Однако у такой точки зрения существует и немало авторитетных противников, о которых мы поговорим далее.

Парадигма конфликта породила интересные теоретические построения относительно содержания конфликта еще двух своих фундаментальных парадигм — парадигмы М. Фуко и парадигмы Г. Беккера. Сначала несколько слов о самих этих — принципиально важных для понимания политологии — парадигмах.

Основное содержание парадигмы М. Фуко: поскольку власть не локализуется в собственно политической сфере, поскольку она преследует нас повсюду, также всюду мы сталкиваемся с некоей асимметрией политического влияния (А влияет на В сильнее, чем В влияет на А). Фуко называл это явление вездесущим микробом власти. На основе такой парадигмы понимания политики предметом политологии оказывается властное измерение любых сфер общественной жизни, а сама она выступает как междисциплинарная теория, объединяющая политическую экономию, политическую культурологию и т.д.

Основное содержание парадигмы Г. Беккера: в силу справедливости либерального принципа «государство-минимум» он полагал, что развитие нормального гражданского общества сопровождается непрерывным сокращением прерогатив власти и ее постепенным отмиранием. В этом понимании политического начала Беккер смыкается с марксизмом и его пониманием отмирания государства и политики. В такой трактовке политология — не более как монодисциплина, а власть фокусируется исключительно в государственной сфере; чем ее меньше, тем лучше для общества.

Конфликт этих двух парадигм очевиден, и возникает закономерный вопрос — какая же из этих парадигм правильная. Современная политология дает весьма неожиданный ответ — он в цикличности политического процесса. Что это означает? В современной политологии рассматривается модель реального политического процесса как процесса циклического, состоящего из двух основных своих фаз — одна из них соответствует парадигме Фуко, другая — парадигме Беккера.

Социал-демократическая (или кейсианская) фаза политического развития общества предполагает «большое» социальное государство, а следующая за ней консервативная (монетаристская) фаза сопровождается критикой завышенных социальных обязательств государства.

Выходит, что на самом деле обе парадигмы связаны отношениями дополнительности; иначе говоря, политологическая теория реального политического процесса подобна корпускулярно-волновой теории света в физике; политология может описывать власть как в ее институциональных формах (т.е. по Беккеру), а может — во внеинституциональных формах, когда она «прячется» в сферах неформального влияния и контроля во всех общественных явлениях и процессах как вездесущий вирус (т.е. по М. Фуко).

Схематично цикличность политики и обусловленность ее парадигмами Фуко и Беккера можно представить следующим образом.

В противовес парадигме конфликта в науке сложилось направление, сделавшее концептуальным методом интерпретации политики противоположное конфликту понятие — понятие консенсуса. Не отвергая в целом наличие в обществе конфликта, А Дюркгейм, М. Вебер, Д. Дьюи, Т Парсонс и некоторые другие ученые исходили из признания вторичной роли конфликта, его подчиненности тем ценностям и идеям, которые характерны для большинства населения и по которым в обществе достигнут относительно полный консенсус. Вот он-то (консенсус по базовым ценностям и идеям в данном обществе) и формирует, конституирует политику как целостное и качественно определенное явление с определенными свойствами и качествами.

С точки зрения сторонников рассматриваемого подхода, единство ценностей и идеалов, основных социокультурных ориентиров населения, позволяет осознанно регулировать отношения между людьми, разрешать конфликты, поддерживать стабильность и функциональность норм правления. Таким образом, революции, острое политическое противоборство не могут рассматриваться, с точки зрения сторонников данной парадигмы, иначе нежели в качестве аномалий политической жизни, выходящих за пределы норм и принципов организации общества. Поэтому для своего органичного существования политика должна препятствовать конфликтам и кризисам, поддерживать состояние «социальной солидарности» (А. Дюркгейм), оказывать постоянное «педагогическое» воздействие на граждан общества (Д. Дьюи) и т.д.

Признание верховенства норм и ценностей свидетельствовало о гуманизме этих мыслителей и их уверенности в возможностях человека осознанно распоряжаться своими индивидуальными и общественными ресурсами. В самом общем виде такое возвышение политической значимости консенсуальных, а фактически ценностных и культурологических начал политики основывалось на преодолении Западом ценностных расколов противоборствующих классов и резком возрастании роли средних слоев. Тем не менее усложнение политических связей и отношений дало в 1970-80-х годах некий импульс к теоретическому сближению принципиальных содержаний парадигм конфликта и консенсуса. Упор в этих интеграциях двух парадигм делался на подчеркивании важности ценностных начал как для конфликта, так и для консенсуса, в которых все пронизано едиными фундаментальными ценностями «интегрированной политической культуры» (Э. Таллос), а также на различии понимания значения для политики конфликта — его принципиальной вторичности по отношению к другим факторам политологического начала (Э. Шиле) или его встроенности в умеренных формах в рамки самого политического консенсуса общества (Л. Дивайн) и т.д.

Эти две рассмотренные парадигмы получились весьма неполными и поэтому ограниченными — принципиально однофакторными. Дальнейшее развитие политологии заставило ученых от них постепенно отказываться и теоретически отходить, прежде всего, от этой однофакторности понимания политических феноменов.

Были предложены принципиально многофакторные теории политических начал и такие же внутренние источники политики. Основной вектор современных политологических исследований — именно в этой целостности и многофакторности предметов научного рассмотрения.

1. Что такое парадигма? Объясните ее значение для политологии.

2. Сравните эпистемический и социальный аспекты содержания парадигм в политологии.

3. Назовите основные элементы парадигмы как дисциплинарной матрицы по Т. Куну.

4. Что такое методология политологии? Какое значение она имеет для этой науки?

5. Каковы основные методы политологии? Дайте каждому из них краткую характеристику.

6. Охарактеризуйте известные вам основные парадигмы политологии.

7. Как вы понимаете термин «общая методологическая схема политологического знания»?

8. Сформулируйте основные положения следующих парадигм в политологии: (а) теологической, (б) натуралистической, (в) геополитической, (г) биополитической, (д) социоцентристской, (е) культурологической, (ж) рационально-критической.

Проблема власти и властных отношений изучается целым рядом наук, в том числе политологией. В фокусе внимания политологии находятся особенности функционирования власти вообще и политической власти в частности, условия ее стабильности, адекватного достижения общественно значимых целей[40].

Все эти проблемы в той или иной форме ставились уже античными мыслителями. Так, Платон, мечтая об идеальном государстве, размышлял об источниках власти, формах ее осуществления и типах государственного устройства. Аристотель впервые выдвинул идею естественного происхождения политической власти, считал, что человек от природы — политическое существо.

Расцвет социально-политических воззрений в эпоху Возрождения и Новое время связан с исследованиями сущности политической, и прежде всего государственной, власти в трудах Н. Макиавелли, Т. Гоббса, Дж. Локка и Ш.Л. Монтескьё, Ж.-Ж. Руссо. Прежде всего, их интересовали проблемы разделения властей, правового государства, прав и свобод человека и гражданина. Именно в это время возникают основные направления политической идеологии: либерализм (Ш.Л. Монтескьё), консерватизм (Э. Бёрк) и тоталитаризм (Ж.-Ж. Руссо). Немецкая классическая философия преуспела в исследовании нравственных основ государства и права (И.. Кант), философии права (Г. Гегель).

Марксистское учение о роли материального интереса в борьбе за политическую власть, о соотношении морали и политики, а также его идеи о сущности государства, его признаках и функциях не потеряли своего значения и в настоящее время.

Важный вклад в разработку теории власти внес немецкий социолог Макс Вебер, для которого власть — это принуждение человека к действию помимо его воли. В рамках теории элиты проблему власти разрабатывали В. Парето, Г. Моска и Р. Михельс. Особый интерес представляют исследования русских анархистов М. Бакунина и П. Кропоткина, классиков геополитики К Хаусхофера и X. Маккиндера, разработки современных ученых — социальных мыслителей С. Липсета, Э. Шилза и Н. Смелзера.

5.1. Социальный порядок и власть

Еще Т. Гоббс в XVII в. обратил внимание на то, что общество отличается от природы социальной организацией, наличием социального порядка. Установлению социального порядка способствует целый ряд механизмов, регулирующих поведение людей путем упорядочения и согласования совместных действий.

Согласованию поведения отдельных индивидов способствуют:

(1) обмен, понимаемый как взаимное предоставление услуг, имеющих ценность для обеих сторон;

(2) общий интерес, когда поступки мотивируются конкретными ожиданиями участников взаимодействия;

(3) солидарность, обусловленная общностью чувств, возникающих на основе родственных или этнических уз (иногда расовых), религиозной принадлежности, преданности какой-либо идее и т.д.

Во всех этих случаях стороны, чьи действия согласуются, не только равноправны, но и, как правило, сами устанавливают образцы своего поведения, выбирают адекватные способы достижения поставленных целей. Авторитарные действия, господство в форме навязываемого распределения социальных ролей в этих случаях не проявляются.

Если же социальный порядок в ходе совместных действий устанавливается при помощи власти, образцы и нормы поведения постулируются уже не самими участниками коллективных действий, а внешними факторами, т.е. лицами, выступающими в качестве субъектов власти, как бы «генерирующими» отношения господства и подчинения.

Несмотря на довольно долгую историю развития идей социально-политической мысли, общепризнанного подхода к проблеме власти так и не выработано. Более того, его (однозначного подхода) и никогда не будет в силу принципиальной мультипарадигмальности политологии как науки (см. гл. 4). Разные политологические школы акцентируют внимание на тех или иных аспектах власти — принципиально разных, так же как и сами подходы. Например, представители структурного функционализма (Т. Парсонс, Э. Шилз) рассматривают власть как способ самоорганизации человеческого общества, обусловленный асимметричностью отношений между субъектами, разделением социальных ролей на два типа — управленческие и исполнительские.

Марксизм связывает феномен власти с отношениями собственности, экономическим господством определенных классов. Бихевиоризм (Т. Лассуэл) сводит понятие власти к субъективной мотивации, взаимодействию отдельных личностей на основе стремления к власти как средству обладания материальными благами или как самоцели.

Телеологический подход (Б. Рассел) характеризует власть как способ достижения поставленных целей. Системный подход (К. Дойч) понимает под властью способность мобилизовать общественные ресурсы для достижения социально значимых целей. Для психоанализа (3. Фрейд, Э. Фромм) власть — это попытка индивида бессознательно преодолеть комплекс неполноценности либо в форме господства (садизм), либо в форме подчинения (мазохизм) и т.д.

Категория «власть» по своему объему более общая, чем категория «политика» и, можно сказать, древнее, так как осмысливалась еще в первобытной культуре родового общества, до возникновения государства.

Из множества определений власти наиболее часто употребляется осовремененное определение М. Вебера, согласно которому власть — это принуждение человека к действию либо бездействию помимо его воли.

В зависимости от признака классификации выделяют различные виды власти. Так, по субъекту власти разграничиваются: (1) классовая, (2) групповая, (3) личная. Каждый вид характеризуется средствами осуществления власти, определяющими воздействие на поведение людей, — авторитетом, традицией либо насилием.

Корни власти могут быть как биологические, так и социальные. Биологические изучаются социобиологией. К ним относят как внутривидовые различия, например половозрастные, реализующиеся в установлении внутригрупповой иерархии, так и межвидовые, формирующиеся на основе действия присущего всему живому механизма идентификации «свой — чужой».

Социальными предпосылками власти можно считать: (1) индивидуальные, (2) групповые, (3) сословные, (4) классовые. Все они обусловлены особенностями разделения труда, размерами собственности, распределением властных функций и т.д.

Как общественный феномен власть обладает рядом специфических признаков:

(1) всеобщностью, т.е. способностью проникать во все сферы деятельности отдельных индивидов, человеческих общностей и социальных институтов;

(2) порядком и согласованностью действий сторон, обусловленных различными факторами, например общей материальной заинтересованностью, духовной близостью, страхом, подражанием, привычкой и т.д. В конечном счете любая власть опирается на добровольный или вынужденный консенсус сторон, готовность к подчинению;

(3) объективными потребностями и интересами конкретного индивида, социальной группы либо класса.

С точки зрения эволюции власти проводится различие между общинной или недифференцированной властью (при родовом строе), индивидуализированной и персонифицированной властью (при племенном строе, теократических и феодальных режимах) и институализированной, т.е. автономной в правовом отношении (современное государство).

По содержанию можно выделить власть семейную, чувственно-эмоциональную, духовную, религиозную, экономическую, политическую, информационную и др. Все это и будет предметом нашего рассмотрения в этой главе.

5.2. Господство как форма власти

По форме проявления власти обычно выделяют:

(1) влияние;

(2) принудительный контроль;

(3) господство.

Влияние есть форма власти, реализуемая путем следования конкретным моделям или образцам поведения, идеалам и мировоззренческим установкам, тактическим или стратегическим программам.

Принудительный контроль реализуется через команды, подкрепленные позитивными или негативными санкциями, регулирующими, например, условия трудовой деятельности с точки зрения предоставления или изъятия каких-либо благ или привилегий.

Господство — это форма власти, при которой приказы ее субъектов эффективны именно потому, что те, кем командуют, считают эти команды обоснованными и законными, т.е. легитимными.

Господство непосредственно не связано с вознаграждением или наказанием, хотя на практике господство и принудительный контроль чаще всего дополняют друг друга. Его эффективность во многом зависит от учета особенностей других механизмов власти. Так, например, господство может быть усилено действием механизма обмена между субъектом господства и его подчиненным, например дополнительной оплатой выполнения соответствующих обязанностей при таком взаимодействии этих акторов. Осуществляющий господство и лицо, выступающее в качестве его объекта, могут также иметь общий интерес в достижении поставленной цели. Оба также могут быть связаны солидарностью, обусловленной их общей религиозной верой, этнической или клановой принадлежностью и т.д.

Во всех случаях обмен, общий интерес и солидарность либо усиливают, либо ослабляют эффективность легитимного господства, готовность управляемых к подчинению. Важно помнить, что эти механизмы не всегда совпадают. Так, например, общий интерес не является обязательным условием установления отношений господства и подчинения, поскольку стороны могут неприязненно относиться друг к другу в силу индивидуальных и национальных различий; участников властных отношений могут не устраивать результаты обмена в силу несогласия с суммой причитающегося ему вознаграждения и т.д.

Макс Вебер выделял три вида легитимного, или основанного на законе, господства:

(1) традиционное;

(2) рационально-легитимное;

(3) харизматическое.

Традиционная форма легитимного господства основывается на вере, что существующий институт господства определяется соответствующими традициями, имеет в своей основе преемственность, субъект господства вступает в авторитарную роль в соответствии с обычаями предков, и декларируемые им указания соответствуют обычаю и возложенной на него власти и т.д.

Рационально-легитимное господство основывается на предположении, что существующая политическая система, атрибуты власти и сам образ правления законны именно потому, что соответствуют общепринятым правовым нормам, например вследствие победы на выборах.

В отличие от остальных харизматическое господство опирается на бессознательную веру масс в исключительные личностные качества вождя, его ауру, его обладание некими выдающимися качествами.

Господство всех трех видов признается законным, так как основывается на обыденном представлении, что всякая власть — от Бога, либо заложена основателями династии, либо соответствует естественному закону, волеизъявлению граждан и т.д. Иными словами, традиционная и рационально-легитимная власти в определенной мере тоже имеют харизматическую основу, т.е. опираются на веру в нечто из ряда вон выходящее, сакральное. Правители и управляемые всегда склонны считать свою власть законной, обоснованной в правовом отношении, поскольку нуждаются в нравственном самооправдании, но только в случае с харизматической властью эта потребность имеет прямой, а не опосредованный характер. Непродуманное и бессистемное использование насилия может поставить под вопрос законность господства и породить ему яростное сопротивление.

Чтобы власть была признана законной, она должна соответствовать существующим моральным и правовым нормам. Часто власть воспринимается как принудительный контроль тогда, когда она несправедлива, т.е. противоречит сложившемуся распределению ролей, личностным ожиданиям, высшим нравственным ценностям и т.д.

Общественным мнением власть может восприниматься как нелегитимная также в тех случаях, когда она неэффективна, например не способна бороться с хищениями, коррупцией и организованной преступностью. Следовательно, большинство граждан должны быть уверены в реальном выполнении декларируемых правовых норм, наличии действенного механизма по их реализации.

5.3. Генезис политической власти

Политическое господство появляется одновременно с формированием государства, оформлением властных функций на различных этапах существования человеческого общества.

Властные элементы возникают из динамики взаимодействия субъектов, обладающих волевым потенциалом, из горизонтальной и вертикальной структурированности общества. Функционально-социальные и ценностно-этические связи между индивидами образуют некую систему норм, вначале обслуживающую первобытные обряды, обычаи и традиции, а позднее — складывающиеся властно-правовые социальные институты. Первоначально властные функции были направлены на решение жизненно важных для данного этноса политических, экономических и организационно-хозяйственных задач.

Наиболее древней формой проявления властных отношений выступает агрессия, направленная не на сородичей, а на соседей, вовне первобытной родовой общины. Нет сомнения, что в рамках примитивного общества наши предки не пренебрегали столь простым и доступным способом обогащения. Тем более что данный образ действия считался нравственно оправданным, поскольку представители других племен традиционно считались «чужими».

В первобытном обществе власть осуществлялась сообща. Не существовало различия между собственно политической властью и другими источниками социального принуждения. Нормы поведения были обязательными для всех членов племени и интегрировали в себе все основные социальные ценности — мораль и право. Субъектом власти здесь выступал коллектив. Индивидуальные начала были выражены очень слабо, господствовало родо-племенное сознание, и лишь постепенно у людей стало развиваться представление о самих себе как о конкретных личностях. Иными словами, в первобытном обществе коллективное «мы» как обобщенное отражение племенного быта само по себе есть власть, причем власть действующая и достаточно эффективная. Лидерство существует, но власть не является наследственной. Главным качеством вождя являются авторитетность и способность внушать доверие. Он полностью отвечает за свою родо-племенную группу, но лишен возможности принуждать. Полномочия вождя существенно ограниченны: он должен все знать, все уметь, проявлять инициативу и изобретательность. Ему нужно проявлять достаточную дипломатию, обладать даром убеждения и в случае необходимости быть готовым личным примером обозначить адекватную ситуации форму поведения.

В дальнейшем, по мере дифференциации общественно значимых функций и усложнения правовой регламентации, происходит переход к новым, более сложным формам регулирования общественной жизни. Вместе с выделением первобытной знати появляется социальное неравенство. Политическая власть становится достоянием группы вождей или одного из них, но пока еще не является наследственной. Постепенно вместо коллективного потребления добытого начинается регулируемое субъектом власти распределение материальных благ. Патриарх в отличие от первобытного группового лидера обладает функциями администратора и организатора. Он не хозяин имущества семейно-клановой группы, а распорядитель, призванный умело решать социальные и хозяйственные проблемы.

Одновременно идет процесс дальнейшей эволюции этнической общности, ее количественного и качественного роста. С одной стороны, в составе этноса выделяются различные кланы, обостряется борьба за власть между ними. С другой стороны, перед лицом внешней военной угрозы возрастает степень консолидации, укрепляется солидарность общности на основе традиции, обычаев и религии.

По мере разложения первобытно-родового строя постепенно усиливается потребность в формировании новых, надобщинных политических структур, т.е. в возникновении протогосударства. Условия его возникновения определялись следующими обстоятельствами:

(1) благоприятная для сельскохозяйственной деятельности природно-экологическая среда (чаще всего — это долины великих рек), вместе с тем требующая централизованных организационно-хозяйственных усилий по созданию и обслуживанию ирригационных систем;

(2) достаточная эффективность экономики, обеспечивающая необходимый для дальнейшего развития рост избыточного продукта;

(3) рост плотности населения, вынуждающий правящие кланы к обострению соперничества по поводу распределения таких материальных ресурсов, как земля, вода, скот и т.д.

Все это означает, что институализация политической власти является прямым следствием обострения экономических интересов, в частности борьбы за монополию, за контроль и распределение материальных благ.

Протогосударство как самая ранняя из известных политических структур встречается повсеместно как у землевладельцев, так и у скотоводов-кочевников. Частной собственности как таковой по-прежнему нет, но вождь, лидер, уже превратился из слуги социума в его легитимного господина, численность подданных здесь может достигать от трех—пяти до нескольких десятков тысяч человек.

Постепенное нарастание экономического неравенства вело к усилению единоличной власти вождей, опиравшихся на военную дружину. Патриархи, пользовавшиеся раньше чисто моральным авторитетом, постепенно превращались из родовых старшин в наследственных деспотов, власть которых поддерживалась прямым насилием.

Не связанное с традициями и дедовскими обычаями, голое насилие нуждалось в идеологической поддержке. Ее дала религия, освятившая сверхъестественной санкцией растущую власть вождей. Происходит сакрализация власти, т.е. она объявляется священной.

Сакрализация власти предполагает:

(1) приписывание вождю магической силы, сверхъестественных способностей;

(2) культовое почитание умерших вождей, превратившихся в сильных и опасных духов;

(3) выполнение вождем ритуальных и культовых, религиозно-магических функций.

Личность при этом как бы отделяется от должности: важны не индивидуальные качества, а занимаемое место вождя, теперь уже наследуемое внутри данного рода.

Вождь в это историческое время деперсонифицируется и превращается в некий символ, его власть объявляется божественной. Он опирается на принципиально новую политическую структуру, прообраз современной исполнительной власти. Так впервые появляется администрация — центральный аппарат власти и региональные правители, чаще всего из числа родственников вождя. Их главная задача — выполнение экономических, социальных и военных функций, посредничество в случае всевозможных конфликтов, руководство перераспределением земли или скота, общественными работами, включая ирригацию, взимание налогов, снабжение населения из казенных амбаров в случае стихийных бедствий, выполнение ритуальных функций и т.д.

Лидер, как правило, был носителем харизмы, и его власть была непререкаемой. Так, в африканских странах, согласно строго соблюдаемому этикету, в присутствии вождя было запрещено совершать ряд действий (сидеть, совершать омовения и др.), любого подданного он мог казнить. Погребение вождя совершалось по особому обряду, включая человеческие жертвоприношения, поскольку он, как отмечает французский этнограф Ш. Летурно, «вступал в будущую жизнь с достаточным запасом пищи, с оружием, рабами, женами и служителями, одним словом, полным штатом, соответствующим его званию и положению на земле».

Начавшийся процесс превращения правителя из слуги общества во вполне законного субъекта власти находит свое завершение в раннем государстве. Его особенностью является огромная численность подданных — от сотен тысяч до миллионов плюс этническое разнообразие. Именно этим объясняется отход от генеалогического родства и господства кланов. Резко усиливается роль именно администрации, усложняется ее структура. По вертикали четко просматривается деление на центральную, региональную и местную администрацию, по горизонтали — на администрацию военную, чиновников, жрецов, глав ремесленных служб, контрольно-ревизионные органы.

Впервые нарождается бюрократия, представляющая собой иерархическую систему управления, для которой характерны:

(1) четкое, на основе должностных инструкций, определение границ компетенции на каждом уровне госаппарата;

(2) принятие решений невзирая на лица, согласно законам и инструкциям;

(3) упорядоченный характер деятельности.

Вопрос о том, является ли бюрократия благом или злом, не имеет однозначного решения. С одной стороны, ее заслуги — равенство всех граждан перед законом, снижение значимости сословных, групповых и личных связей между людьми. С другой стороны, общение с людьми на основе универсальных и достаточно абстрактных правил обезличивает общение, делает его с нравственной точки зрения излишне формализованным.

Отличительная черта раннего государства — урбанизация: власть воплощается в таких городских символах, как дворцы и храмы, стратегические дороги и прочие образцы монументального строительства. Одновременно оформляется достаточно сложная иерархическая лестница, где для каждого уровня субъектов власти, социального слоя характерны свой образ жизни, одежда, предметы роскоши и прочие атрибуты власти.

Логически завершается процесс сакрализации. Возникает новая религиозно-идеологическая доктрина, согласно которой освящается существующий государственный строй, боги объявляются величайшими в мире, а народ — богоизбранным.

Безусловно, административная функция остается одной из наиболее значимых, но принуждение и насилие, первоначально опиравшиеся на авторитет вождя, постепенно приобретают сакрально-ритуальную форму и кодифицируются в древнейших, зафиксированных в письменной форме законах. Если ранее принуждение и насилие были направлены главным образом на пленных иноплеменников, превращенных в рабов, то теперь насилие как форма внеэкономического принуждения применяется уже к государственным крестьянам-общинникам.

Иными словами, на данном этапе власть индивидуализируется и персонифицируется; общество в целом уже не является субъектом власти. Она (власть) выступает в форме сакрализованной личной прерогативы царей, наместников или жрецов. Развитие экономики, в том числе частной собственности и товарно-денежных отношений, жестко контролировалось государством. Все это означает, что в руках правящих верхов власть и собственность объединились и владыки стали не просто субъектами власти, но и субъектами собственности, субъектами богатства.

Логическим завершением эволюции политической власти выступает современное государство. Благодаря наличию принципа разделения властей и иных демократических институтов общество в целом снова наделяется властью, но сама политическая власть по-прежнему персонифицирована и институциализирована в лице реально существующих легитимных политических организаций.

5.4. Особенности политической власти

Прежде всего, отметим, что политика и политическая власть не тождественны по своему содержанию. Если предельно общая категория политики предназначена для описания любого отношения к власти, правам и свободам личности, то понятие политической власти в большей степени акцентирует внимание на ее носителе, субъекте.

В отличие от государственной политическая власть реализуется не только государственным аппаратом и его подразделениями, но и через деятельность политических партий, а также различных общественных организаций (объединений промышленников и предпринимателей, профессиональных союзов, общественных фондов и движений, различных международных организаций и т.д.).

Политическая власть обладает рядом особенностей. К ним относятся:

(1) право на легальное использование насилия против антиобщественных элементов;

(2) наличие единого центра принятия решений, обладающих обязательностью и основанной на нормах права всеобщностью;

(3) выполнение роли арбитра в случае конфликтов между представителями различных социальных групп;

(4) обеспечение максимальной стабильности общества в рамках существующих отношений собственности, действующих законов и конституций;

(5) целенаправленное использование средств массовой информации для формирования выгодного власти общественного мнения.

Политическая жизнь общества — это, кроме прочего, деятельность определенных социальных групп и личностей, реализующих свои политические интересы по поводу распределения власти. В зависимости от степени вовлеченности в эту деятельность выделяют субъекты и объекты политической власти.

Субъекты политической власти воплощают в себе активное, волетворящее начало, являются ее непосредственными носителями и творцами. Это могут быть отдельный индивид, правящая олигархия, политическая партия, нация и т.д.

Отличительные особенности субъекта политической власти — его стремление к власти как к самоцели или средству достижения таких жизненных благ, как богатство, престиж, связи и т.д. Субъект власти также характеризуется способностью своевременно принимать правильные политические решения и доводить их до конца, чувством ответственности за последствия проводимой им политики и, самое главное, политической мудростью. Никколо Макиавелли отмечал:

Многие полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе самим, а добрым советам своих приближенных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать благие советы, если только такой государь случайно не доверится мудрому советнику, который будет принимать за него все решения. Но хотя подобное положение и возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам бы сделался государем[41].

Субъектов политики можно определенным образом классифицировать. Обычно их подразделяют на (1) первичные — индивид, класс, нация, большие и малые социальные группы; (2) вторичные — общественно-политические организации и движения, партии, политические элиты и другие участники политической жизни. Первичные субъекты непосредственно генерируют политические интересы, а вторичные — проводят их в жизнь.

Согласно другому делению, субъекты политики могут быть как коллективными — политические партии, депутатские группы и другие объединения, так и индивидуальными — политические элиты и их лидеры, обладающие властью и играющие в политике определенную роль.

Объектом политической власти являются те личности и социальные группы, на которые распространяется эта власть, заставляющая их предпринимать те или иные действия.

При этом различие между субъектом и объектом политики весьма относительно и зависит от конкретной политической ситуации. Каждый человек или социальная группа могут выступать объектами политической деятельности, если она направляется не ими, а другими субъектами, которые сознательно реализуют в ней свои интересы, используют при этом политическую власть. Примером относительного различия между субъектом и объектом политики может быть двойственность положения российского народа: в момент выборов, согласно ст. 3 Конституции Российской Федерации, он является «единственным источником власти» и, следовательно, ее субъектом, тогда как в остальное время народу уготована роль объекта политики.

Следует сказать, что понятия «субъекты политики» и «субъекты власти» не совпадают. Так, например, оппозиция в Государственной Думе является субъектом политики, но в отличие, например, от президентских структур не может быть признана субъектом власти, так как практически не влияет на функционирование власти, принятие судьбоносных для России решений, государственную политику в целом.

Любая социальная группа — это потенциальный субъект политической власти. Ее политическая активность во многом зависит от доминирующей системы ценностей, ее сплоченности, способности к самоорганизации, созданию своих политических структур. Социальный интерес, ставший побудительным мотивом политической деятельности, превращается в интерес политический.

Социальные группы в любом обществе очень тесно связаны с представляющими их волю политическими институтами. Партии, фонды, союзы, движения и иные политические организации социально активны не сами по себе, а потому, что напрямую или через группы влияния защищают и отстаивают интересы тех или иных социальных групп. Именно через их деятельность реализуется взаимосвязь между социальной структурой общества и политикой государства.

5.5. Теория разделения властей

Идея разделения властей вызревала в недрах буржуазного права постепенно и оформилась в теорию только в XVII в. До этого времени произвол правителей-деспотов в Европе сдерживался нравственно-религиозными традициями монархического правления, угрозой народных восстаний, мнением церкви. Проблема соотношения властей в государстве, созданном на основе общественного договора, впервые была поставлена Дж. Локком, для которого законодательная власть по необходимости должна быть верховной и все остальные власти в лице каких-либо членов общества истекают из нее и подчинены ей[42].

Классическую формулировку эта теория, как известно, получила в трудах Ш.Л. Монтескьё. По его утверждению, чтобы предупредить злоупотребление властью, необходимо, чтобы одна власть сдерживала другую. Если законодательная и исполнительная власти объединяются в одном и том же политическом органе, не может быть свободы. С другой стороны, не может быть свободы, если судебная власть не отделена соответствующим образом от законодательной и исполнительной. И совершенно недопустимо, если одно и то же лицо или орган станет осуществлять все три вида власти.

В соответствии с современной трактовкой этой теории для нормального функционирования современного демократического правового государства в нем должны существовать независимо друг от друга законодательная (парламент), исполнительная (правительство) и судебная власти. Разделение властей призвано уравновешивать различные ветви власти, создать систему сдержек и противовесов, предотвращать монополизацию публично-властных полномочий одной из сторон.

В духе традиций Аристотеля Дж. Локк и Ш.Л. Монтескьё в качестве главного выдвигали принцип личной свободы и видели главную задачу права в ограждении индивида от произвола со стороны властей. Будучи сторонниками либерализма, они противопоставляли личные интересы, прежде всего право на частную собственность, общественным и выступали за конституционную монархию на основе представительной демократии. Функции государства здесь ограниченны и сводятся к охране правопорядка. Признается верховенство законодательной власти, она не должна иметь права останавливать действие исполнительной власти, но обязана периодически заслушивать отчеты государственных чиновников.

Придерживавшийся традиций Платона, идеолог революционных демократов, один из провозвестников тоталитаризма — Ж.-Ж. Руссо, напротив, выступал за республику и непосредственное народовластие. В его понимании «народный суверенитет» должен в конечном счете превалировать над личным интересом, голосование должно быть прямым, а отдельные индивиды обязаны подчиняться воле народа, материализованной в принятых большинством голосов законах. При этом конкретная личность практически бесправна перед всесильной законодательной властью, что на практике доказали события Великой французской революции.

Оба подхода дожили до наших дней в форме представительной и прямой разновидностей демократии. Первый подход критикуют за элитарность и декларативность, отстранение масс от прямого участия в государственном управлении в промежутках между выборами, бюрократизацию и олигархизацию власти, второй — за склонность к тоталитаризму, ограничение индивидуальной свободы и частного предпринимательства.

Идея разделения властей, обобщившая политический опыт развития государственности в странах Западной Европы XVII—XVІІІ вв., нашла свое реальное воплощение в конституциях США и Франции. Она имела в своей основе реально обоснованный проект государственного устройства, направленный на обеспечение политической свободы, безопасности, правопорядка и равенства граждан перед законом. Доктрина прав человека и гражданского общества, обобщившая практику перехода от сословного строя с его передавшимися по наследству привилегиями к гражданскому обществу с реальной властью для собственников, нашла свое воплощение в законодательстве многих стран.

Реальным примером воплощения системы сдержек и противовесов в политической практике выступает опыт США. Законодательная власть здесь представлена Конгрессом, состоящим из двух палат и включающим 535 депутатов. Верхняя палата (Сенат) включает 16 комитетов, в том числе по иностранным делам, законодательной инициативе, по ассигнованиям, по доходам и налогам и т.д. Члены нижней палаты (Палаты представителей) в составе 22 комитетов осуществляют законотворческую деятельность.

Существенное значение для реальной демократизации общества и реализации всего комплекса гражданских прав человека имеет разделение властей не только по горизонтали, но и по вертикали — на общенациональную, или центральную, региональную и местную. Это объясняется тем, что зачастую только местная власть способна обеспечить эффективный механизм реализации политико-правовых решений, публично декларируемых центральным государственным аппаратом, например, в отношении защиты интересов мелкого и среднего бизнеса.

5.6. Политическая власть и политические режимы

Политическая власть характеризуется целым рядом признаков:

(1) легальностью использования власти;

(2) обязательностью решений;

(3) публичностью;

(4) многообразием ресурсов и т.д.

Одна из существенных черт политической власти — роль центра в принятии решений. Используемые способы властвования позволяют выделить различные типы политических режимов.

Если граждане государства целиком и полностью подчинены центру, сосредоточившему в своих руках политическую, экономическую, социальную и духовно-информационную власть, — это тоталитарный политический режим.

Если же, напротив, общество как таковое (точнее, гражданское общество) контролирует власть во всех ее проявлениях, когда эти «власти» разделены в экономике, в политике, в духовной сфере, то это демократия в ее современном исполнении, особый тип политического режима.

При этом нельзя забывать, что понятия «тоталитаризм» и «демократия» во многом нормативные и в «чистом виде» нигде не реализуемые. Более того, даже сама постановка вопроса, какой строй лучше, неправомерна, так как каждый политический режим имеет свои достоинства и недостатки.

Тоталитаризм имеет свои идеологические предпосылки и психологические корни.

К идеологическим предпосылкам относятся утопические мечты трудящихся масс о справедливом общественном строе, где не будет имущественного и социального неравенства, эксплуатации человека человеком. Превращение тоталитарной утопии в единственно истинную идеологию — закономерный этап в развитии человечества.

К психологическим корням тоталитаризма следует отнести открытый Зигмундом Фрейдом механизм инфантилизма. Суть его заключается в том, что вполне взрослый человек в стрессовой ситуации способен, подобно ребенку (лат. infans), делегировать свои права всемогущей сакральной Власти, отождествляемой им с Вождем-Отцом. Происходит слияние отдельного индивида с властью в форме искренней любви к диктатору.

Главной предпосылкой тоталитарного политического режима обычно считают индустриальную стадию развития современного общества. В принципе с этим можно согласиться, но данное положение нуждается в уточнении. Два события начала XX в. породили полное господство государственной власти над отдельной личностью:

(1) усиление социального контроля благодаря развитым средствам транспорта и связи (железные дороги, телефон и телеграф и т.д.);

(2) шаги в сторону создания новой, виртуальной реальности благодаря внедрению радиовещания и телевидения, что сделало возможным манипулирование общественным сознанием путем прямого и непосредственного обращения Вождя-Отца к массам.

В целом тоталитарному политическому режиму присущи следующие черты:

(1) оптимистичная вера в возможности человеческого разума и, как следствие, — отождествление общества, этой сложной, саморегулирующейся на основе обратной связи социальной системы, с относительно простой организацией. Отсюда — ошибочный вывод: обществом в целом можно управлять как большим заводом чисто административными методами, игнорируя обратные связи и связи внутри социума. Развитие горизонтальных структур, характерных для гражданского общества, не приветствовалось и не стимулировалось;

(2) практически полное огосударствление экономики, проявившееся в замене рыночных отношений и конкуренции командно-административными методами управления в форме планирования в общегосударственном масштабе. В советском варианте — непримиримое отношение к частной собственности, «тунеядству» и нетрудовым доходам;

(3) принудительная идеологизация всех сторон общественной жизни, в первую очередь духовной сферы, нетерпимость к

инакомыслию, непримиримая борьба с идеологическими противниками;

(4) всемогущество власти на основе сращивания правящей партии с государством;

(5) репрессивный характер режима: карательные органы находятся под контролем правящей партии;

(6) субъектом власти выступает ставшая особым кланом часть партийной верхушки, монопольно распоряжающаяся государственными ресурсами;

(7) работа по созданию нового типа личности, безраздельно преданного партии и ее вождям, что на практике приводит к подавлению индивидуальности, творческого начала, превращению человека в средство достижения прекрасного, но далекого будущего.

Авторитаризм как политический режим занимает промежуточное положение между тоталитаризмом и демократией. С тоталитаризмом его объединяет жесткий контроль над политической сферой, не ограниченный законами диктаторский характер власти, с демократией — невмешательство государства во внеполитические сферы, в частности в экономику и личную жизнь граждан. Авторитарный политический режим можно рассматривать как «облегченный» вариант тоталитаризма. Чаще всего авторитарные режимы носят переходный характер и трансформируются в своем развитии в демократическую форму правления.

Особенности авторитаризма:

(1) монополия на внутреннюю и внешнюю политику главы государства и его окружения;

(2) существование неполитических структур, например союзов промышленников и предпринимателей, профсоюзов, спортивных клубов и вообще всего, что вне политики;

(3) неподконтрольность власти народу; она принимает законы по своему усмотрению. Граждане либо отчуждены от власти, безразличны к ней, либо ожидают от нее компетентности в принятии политических решений;

(4) требование от подданных профессионализма и законопослушания. В свою очередь власть озабочена проблемами обеспечения собственной безопасности, охраны правопорядка, борьбы с организованной преступностью и коррупцией, укрытием доходов;

(5) возможность демократических процедур, в частности выборов и референдумов, только в случае их полной подконтрольности и предсказуемости результатов. Широко практикуется нецелевое использование средств из государственного бюджета в интересах кандидатов правящей элиты. В случае необходимости конкурентная электоральная борьба подменяется прямым назначением должностных лиц на государственные посты;

(6) широкое использование в качестве идеологического прикрытия апелляции к таким вызывающим положительные эмоции «блестящим неопределенностям», как «интересы страны», «экономическая стабилизация», «здоровые силы общества», «общечеловеческие ценности», «права человека» и т.д.

Однако авторитаризм как политический режим с ограниченным плюрализмом может быть достаточно эффективным средством поддержания социальной стабильности в обществе и проведения рыночных экономических реформ, о чем свидетельствует опыт Южной Кореи, Чили и других стран.

Слово «демократия» в переводе с древнегреческого означает «власть народа», что, однако, не является определением данного понятия. Обычно оно употребляется в нескольких значениях:

(1) политический режим, отличающийся признанием воли большинства в качестве источника власти и равноправием всех граждан перед законом;

(2) форма организации тех или иных политических структур, например партий, профсоюзов и иных общественных организаций;

(3) мера участия отдельных индивидов, социальных групп и народа в целом в осуществлении власти;

(4) как синоним прав и свобод граждан и т.д.

Демократия — это такой режим, когда народ тем или иным способом участвует в принятии решений и в контроле за их выполнением, когда закон защищает народ от произвола власти, а власть — от произвола народа.

Особенности демократии:

(1) подлинное народовластие, признание народа в качестве субъекта власти;

(2) правовое государство, понимаемое как высшая власть закона;

(3) выборность основных органов власти;

(4) равноправие граждан с точки зрения их политических, экономических, социокультурных, экологических, гражданских и иных прав и свобод;

(5) подчинение меньшинства большинству при принятии решений при условии обеспечения прав меньшинства;

(6) принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную;

(7) приоритет прав человека над правами государства и др.

Суть демократии во всех видах — постоянный диалог народа с властью, а также между социальными группами и представляющими их политическими структурами в целях повышения взаимопонимания и постоянного учета результатов диалога при принятии решений.

В идеале диалог выступает как форма интеграции общества, на практике же возможности сторон в этом диалоге неравны в связи с существенными различиями в экономических, политических, информационных и иных ресурсах.

Демократия как политический режим требует определенных социокультурных и психологических предпосылок и не может произвольно переноситься из одного общества в другое.

Административное внедрение демократических процедур, их механический перенос на чуждую им социальную почву, может вступить в противоречие с национальной психологией и личностной культурой, что дает вместо диалога конфликт несовместимых монологов.

5.7. Проблема власти в современной России

В настоящее время в России продолжает господствовать такой политический режим, где принципы демократии определенным образом сочетаются с элементами личной власти.

Законодательная власть представлена Федеральным Собранием, состоящим из Государственной Думы и Совета Федерации. Функции исполнительной власти выполняет правительство, гарантом политической стабильности, реализации власти в рамках «правового поля» выступает Конституционный Суд.

Для современной России характерно противостояние двух тенденций. С одной стороны, привилегированное положение президента в системе власти. Принятая на референдуме в связи с провозглашением независимости России Конституция РФ фактически была написана «под» правящего президента Б.Н. Ельцина:

(1) принцип разделения властей в его современном варианте до конца не соблюдается, поскольку в руках главы государства находится как законодательная (в форме указов), так и исполнительная власть в лице правительства;

(2) полномочия Думы в плане законотворчества ограничены президентским вето;

(3) власть Конституционного Суда незначительна.

До событий августа 1998 г. (до финансового дефолта) шел активный процесс становления нового субъекта власти в лице правящего класса из числа президентского окружения, верхушки бюрократии и других лиц, приближенных к реальному распределению властных полномочий. Новый класс формировался за счет реализации материальных ценностей советского периода, «нецелевого использования» западных кредитов, присвоения большей части доходов от экспорта сырья со стороны так называемых естественных монополий, чему в немалой степени способствовало отсутствие современного хозяйственного законодательства.

На место коррумпированного чиновничества, в прошлом главной опоры политического режима, постепенно приходит национальный капитал. В его интересах ограничиваются либерально-демократические свободы, проводятся через законодательные органы новый Трудовой кодекс и Земельный кодекс, осуществляется коммунальная реформа, происходит постепенная ликвидация многих социальных гарантий и льгот. Одновременно создаются подконтрольные власти массовые политические организации, укрепляется вертикаль власти, что сопровождается усилением роли «административного фактора» и регламентацией роли правой и левой оппозиций в политической жизни общества. Совершенно не вписывается в современные представления о демократии создание так называемых федеральных округов с представителями президента, механизм назначения губернаторов и т.д.

1. Что представляет собой политическая власть, каковы ее сущность и роль в жизни общества? Охарактеризуйте виды власти.

2. Сравните современные концепции власти.

3. Охарактеризуйте господство как форму власти. Сравните виды легитимного господства.

4. Раскройте генезис политической власти. В чем заключается сущность бюрократии?

5. Что такое политическая власть, в чем ее особенности и функции?

6. Сравните понятия «субъекты политики» и «субъекты власти».

7. В чем состоит принцип разделения властей?

8. Какие черты присущи тоталитаризму, авторитаризму и демократии?

9. Каковы основные тенденции развития политической власти в современной России?

Фундаментальным основанием политики является власть. Поэтому столь важным становится ответ на вопрос, кто выступает реальным носителем властных полномочий. И хотя конституции многих государств закрепляют положение о том, что источником власти является народ, на самом деле все не так просто. Политическая практика убеждает нас в том, что процесс распределения власти не означает равномерного участия в нем всех граждан. В любом обществе к власти причастен узкий круг людей — политическая элита. А в ее составе особое место занимают отдельные представители, которые отличаются явным приоритетом во влиянии на общество — политические лидеры. Именно эти люди на протяжении многих веков служили живым воплощением власти.

6.1. Лидерство и его специфика в политическом аспекте

Лидерство — явление многогранное и многозначное. Контекст использования этого понятия достаточно широк — от характеристики доминирования определенной особи в животной среде до проявления руководящих начал в жизни того или иного сообщества людей. Действительно, формирование и развитие любой социальной общности приводят к появлению лидера. Поэтому лидерство так же старо, как и само человечество, и как социальное явление оно вездесуще и неизбежно. Можно говорить о лидерах в политике, бизнесе, искусстве, науке, религии, в партиях, семье, студенческой группе и т.д.

Английское слово «lider» означает «ведущий». Смысл данного слова точно отражает предназначение такого человека и его функции. Лидеры возглавляют, ведут за собой различные социальные общности — от небольших групп людей до сообществ государственного уровня, они объединяют и координируют индивидуальные усилия людей.

Лидер — это авторитетный член организации, социальной группы, общества в целом, личностное влияние которого позволяет ему играть существенную роль в социальных процессах.

С понятием «лидер» тесно связано другое понятие — «лидерство». Лидерство — сложное, многоаспектное явление. В качестве своего центрального звена оно включает механизм взаимодействия лидера и его последователей. С одной стороны, оно предполагает действенное влияние лидера на отдельных людей или их группы, а с другой — основывается на их подчинении лидеру, поддержке его решений и действий, готовности следовать за ним.

Несмотря на то что в качестве ключевой фигуры этого взаимодействия выступает лидер, не следует упускать из виду и вторую его составляющую. Ведь словосочетание «одинокий лидер» звучит абсурдно, и лидером можно быть только по отношению к другим людям. Кроме того, специфике взаимодействия в рамках лидерства в большей степени соответствует термин «последователи», нежели «ведомые». Такое обозначение более уместно, так как предполагает активную позицию тех, кто поддерживает лидера и следует за ним, равно как отражает статус самого лидера, который не навязывается извне, а добровольно предоставляется человеку его окружением.

Среди различных форм лидерства политическое лидерство занимает особое положение в силу того, что в общественной жизни оно наиболее зримо, значимо влияет на ход событий, затрагивающих судьбы большого числа людей. Обладая рядом общих черт, характерных для любых форм лидерства, политическое лидерство имеет ряд специфических особенностей.

Политическое лидерство в целом носит опосредованный характер. Взаимодействие политического лидера и общества осуществляется через посредство различных институтов: политических партий, групп интересов, органов государственного управления, СМИ и т.д.

Современное политическое лидерство многолико. Например, за таким понятием, как «президентство», скрываются сложная структура и деятельность многих людей. Если президент готовится сделать программное заявление по какому-либо политическому вопросу, то он проводит консультации со специалистами по этой проблеме, советники помогают ему оценить ситуацию, спичрайтеры подключаются к работе над текстом заявления. В таком контексте лидерство можно, конечно, рассматривать как свойство отдельной личности, но в действительности оно есть результат коллективных действий. В этом состоит важное отличие политического лидерства от лидерства в малых группах.

Если в малых группах, основанных на непосредственных контактах, на первом месте оказываются способность и готовность личности выполнять роль лидера, то в политике, где действуют большие массы людей, необходима формализация позиции лидера. Поэтому политическое лидерство включает, с одной стороны, неформальный аспект (и в этом смысле оно предполагает общественное признание возможностей лидера выполнять свою роль и основывается на авторитете), а с другой — формальный аспект (и в этом смысле оно представляет собой «приоритетное влияние определенного лица на членов организации, закрепленное в ее нормах и правилах и основывающееся на положении в общественной иерархии»[43]).

В политике уровень авторитета личности не обеспечивает ей автоматически соответствующей властной позиции. Однако само по себе высокое статусное положение не способно сделать человека политическим лидером, поскольку влияние лидера должно опираться хотя бы на признание правомерности руководства. Кроме того, некоторые политики, формально занимая высокую государственную должность, не обладают возможностью сколько-нибудь заметного влияния на ход политических событий (например, президенты в парламентских республиках).

В подавляющем большинстве политические лидеры — мужчины. Примерами редких исключений могут служить такие известные женщины-политики, как Маргарет Тэтчер (Великобритания) или Индира Ганди (Индия). Эту особенность политического лидерства выделял и французский политолог Ж. Блондель, отмечая, что «национально-политические лидеры никогда не рекрутировались пропорционально тем группам, которые образует руководимое ими население»[44].

Чтобы добиться признания в мире политики, женщина, как правило, должна обладать отнюдь не женскими чертами характера. Тэтчер, для того чтобы стать лидером Консервативной партии и впоследствии получить пост премьер-министра, должна была продемонстрировать жесткость, резкость, решительность, за что, впрочем, она и получила прозвище «железная леди».

Сложностью феномена политического лидерства объясняется существование нескольких подходов к трактовке этого понятия:

(1) разновидность власти. Такая интерпретация лидерства опирается на ту точку зрения, что в любом «политическом вопросе», по словам М. Вебера, интересы распределения, сохранения, смещения власти являются определяющими для ответа на данный вопрос[45];

(2) влияние на других людей. Для него характерны следующие особенности: (а) влияние должно быть постоянным. К политическим лидерам нельзя относить людей, оказавших разовое воздействие на политические процессы; (б) воздействие политического лидера должно осуществляться на всю группу, организацию, общество; (в) влияние политического лидера опирается на авторитет, доверие его сторонников, признание правомерности руководства;

(3) управленческий статус, социальная позиция, связанная с принятием решений;

(4) особого рода предпринимательство, при котором политические «предприниматели» обменивают свои программы решения общественных проблем, реализации интересов граждан на руководящие должности. Не случайно политические лидеры так щедры на обещания и посулы во время выборов, правда, придя к власти, чаще весьма скупы на их выполнение.

Приведенные выше трактовки политического лидерства концентрируют внимание на различных аспектах этого явления. Но, пожалуй, точнее других сущность данного феномена отражает следующее определение.

Политическое лидерство — это постоянное и легитимное влияние индивида, занимающего властные позиции, на группу, организацию, общество в целом.

6.2. Современные теории политического лидерства

Что же непосредственно лежит в основе политического лидерства? Какова природа этого феномена? Феномен лидерства пытаются объяснить многие теории. Рассмотрим некоторых из них.

Это наиболее ранняя и достаточно широко распространенная теория. Согласно ей, лидерство есть феномен, рождаемый специфическими качествами лидера, наличие которых и способствует выдвижению человека на лидирующие позиции.

Сторонниками этого подхода перечислялись десятки качеств, которыми должен обладать лидер. Американский психолог К. Бирд составил список из 79 черт, упоминаемых различными исследователями как «лидерские». Среди них: инициативность, чувство юмора, энтузиазм, уверенность, острый ум, компетентность и др. Но при этом не было ни одной характеристики, с которой бы согласились все исследователи: 65% названных черт упоминались лишь однажды, 20% — дважды, 5% — трижды[46].

Другой американский психолог — Р. Стогдилл обобщил данные 124 исследований и отметил, что изучение личных качеств лидеров продолжает давать противоречивые результаты. И все же он выделил ряд черт, присущих лидерам, утверждая, в частности, что лидер должен обладать большим интеллектом, чем его последователи. Однако эту характеристику стали оспаривать. Исследователи пришли к выводу, что решающим условием влияния политического лидера является близость его интеллекта к среднему интеллектуальному уровню его сторонников.

Вне всякого сомнения, люди — потенциальные лидеры — должны обладать определенными качествами и умениями, но одно лишь их наличие не способно сделать человека лидером. Нельзя забывать и то, что выполнение лидерских функций развивает необходимые для этого качества, т.е. у индивида, который на протяжении долгого времени исполняет роль лидера, формируются и закрепляются требуемые для этого черты (чувство ответственности, уверенность в себе, умение определить приоритеты, ораторские навыки и т.д.).

Все это не означает полного отрицания теории черт, но требует скептически относиться к попыткам составить окончательный список лидерских качеств.

По всей вероятности, черты лидера не следует рассматривать изолированно от социального контекста: исторической эпохи, конкретной ситуации, типа политической культуры общества. Так, в различных странах заметно разнятся личностные качества, которыми должен обладать общенациональный политический лидер.

В США такой лидер должен быть честным, динамичным, демонстрировать успех, иметь репутацию хорошего семьянина, излучать уверенность и твердость, вызывать доверие сограждан.

В России же рассчитывать на политический успех может решительный, умный, с сильной политической волей лидер, ставящий во главу угла интересы страны, честный, достаточно жесткий в проведении своей линии, к тому же обладающий харизмой[47]. Нельзя не отметить ту особенность, что в России вообще, а в кризисных ситуациях в особенности лидеры с мягким характером имеют весьма мало шансов на признание.

Теория черт, концентрируя внимание на центральной фигуре изучаемого явления — лидере и его характеристиках, игнорирует другую, не менее важную сторону отношений лидерства — последователей. Поэтому «следующим шагом в более разумной концепции лидерства, — замечает Ф. Стэнфорд, — было включение в нее личности последователя и нужд группы»[48].

Сторонники этой теории утверждают, что для понимания феномена лидерства необходимо иметь представление об ожиданиях и целях приверженцев политического лидера. Лидер, в сущности, здесь не более чем инструмент группы, выразитель ее интересов. Действительно, люди готовы следовать за теми, кого считают способными отстаивать их интересы, удовлетворять их потребности.

Особенно ярко определяющая роль последователей проявляется во время выборов, когда голоса избирателей становятся ориентиром для претендентов на роль политических лидеров. Примером тонкого анализа настроений электората может служить лозунг избирательной кампании 1972 г. Р. Никсона, который призывал не «голосовать за Ричарда Никсона», а «переизбрать президента Америки». Этот лозунг создал определенные трудности его сопернику, так как «американцы имеют тенденцию любить президента и не любить людей, составляющих ему оппозицию»[49].

Важная особенность этой теории состоит в том, что последователи в ней рассматриваются не в качестве одного из элементов лидерской системы, а как центральный, доминирующий компонент процесса лидерства. Специфика же лидерской, как и любой другой, системы заключается в том, что приоритетное внимание к одному ее элементу невозможно без ущерба для другого. Ведь и сама теория определяющей роли последователей возникла как реакция на однобокое, неудовлетворительное объяснение теорией черт феномена лидерства. При этом одна крайность породила другую.

Неудачные попытки одностороннего толкования политического лидерства на основе особенностей личности или ее последователей, а также желание полнее отразить социальный контекст данного явления привели к формированию еще одной теории — ситуативной.

Сторонники этой теории рассматривают лидера как продукт определенной ситуации, подчеркивая относительность черт, присущих ему, и предполагая, что качественно отличающиеся обстоятельства могут востребовать качественно различных лидеров. Например, экономический кризис 1929—1933 гг., последствия национального унижения Германии после поражения в Первой мировой войне породили беспомощность институтов парламентской демократии и «потребовали» сильного лидера.

Вместе с тем ситуативная теория недооценивает активность лидера, делает его инструментом обстоятельств, упускает из виду то, что лидер и сам может оказывать влияние на события и изменять ситуацию. Ярким примером тому может служить политическая карьера Шарля де Голля, который стал президентом Франции в 1958 г., в период острого внутриполитического кризиса, вызванного колониальной войной в Алжире. Он не только сумел переломить ситуацию, активно содействуя предоставлению Алжиру независимости, но и, воспользовавшись обстоятельствами, значительно расширил функции президента и ограничил полномочия парламента.

Попыткой преодолеть ограниченность рассмотренных подходов и представить компромиссный вариант решения проблемы можно считать синтетическую теорию лидерства. Согласно этой теории представление о политическом лидерстве как целостном явлении должно строиться на основе анализа всей совокупности факторов, влияющих на его характер и содержание, в том числе:

(1) изучения личности лидера, его происхождения, процесса социализации и способа выдвижения;

(2) анализа окружения лидера, его последователей и оппонентов;

(3) рассмотрения отношений между лидером и сторонниками;

(4) анализа результатов взаимодействия лидера и его приверженцев в конкретных ситуациях.

Все рассмотренные теории, исследующие природу политического лидерства, имеют право на существование, поскольку отражают те или иные аспекты этого феномена, а в выдвижении конкретного политического лидера определяющую роль может сыграть тот или иной фактор.

6.3. Типология политических лидеров и их функции

Проявления лидерства достаточно разнообразны. Различные попытки их типологизации на основе тех или иных признаков вызваны желанием спрогнозировать вероятное поведение лидеров.

Классической в политологии считается типология, предложенная Максом Вебером. Классификационным признаком в ней выступают основания легитимности власти (см. гл. 2) тех или иных политических лидеров. В соответствии с этим критерием можно выделить три типа лидерства: традиционное, рационально-легальное и харизматическое.

Традиционное лидерство опирается на обычаи и традиции, силу привычки. «Право на лидерство» в данном случае человек приобретает благодаря своему происхождению и праву наследования. Современные европейские и восточные монархи — примеры данного типа лидерства.

Однако сводить традиционное лидерство только к практике монархического правления не стоит. Политическое лидерство в СССР никак было не связано с династическим наследованием. Однако главенствующая роль руководителя Коммунистической партии признавалась в силу традиции, сложившегося порядка вещей: «партия — руководящая и направляющая сила советского общества». Таков был характер лидерства Н. Хрущёва, Л. Брежнева, Ю. Андропова и др. Сказанное справедливо и в отношении лидеров коммунистических режимов Центральной и Восточной Европы, Юго-Восточной Азии.

Рационально-легальное лидерство опирается на общепризнанный правовой порядок. Воплощение этого типа лидерства — политические деятели современных демократий. Именно избирательная кампания, проводимая в рамках существующих правовых норм, — основной путь становления политических лидеров в демократических государствах. В данном случае не столь важно, кто конкретно займет властную позицию. Главное, что этот человек пришел к власти строго в соответствии с законом.

Харизматическое лидерство основано на вере в экстраординарные качества индивида, не столько приобретенные, сколько дарованные ему свыше, — вере в его харизму (от др.-греч. дар божий). Для Вебера харизма — это качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, специфически особыми силами и свойствами, недоступными другим людям[50].

Именно лидеры харизматического типа наиболее наглядно демонстрируют лидерские качества и вызывают пристальный интерес. Причем интерес этот не ослабевает столетиями (достаточно вспомнить Юлия Цезаря или Наполеона).

В отличие от лидерства традиционного и рационально-легального, имеющих более или менее объективные основания (традиции или закон), харизматическое лидерство носит сугубо личностный характер. Характерной чертой харизматического лидерства является также эмоционально окрашенная преданность такому лидеру его последователей.

Феномен харизматического лидерства наиболее ярко проявляется в переходные периоды жизни общества, скажем, в период войны или преодоления страной общенационального кризиса. В новейшей истории примерами харизматических лидеров могут быть В. Ленин (СССР), Мао Цзэдун (Китай), Ш. де Голль (Франция).

В соответствии с целями, которые ставят политические лидеры, и воздействием, оказываемым ими на общество, американский политолог Роберт Такер (р. 1918) выделяет три типа политических лидеров: консерваторы, реформаторы, революционеры.

Консерваторы ориентируются на неукоснительное сохранение существующих форм общественной жизни. Соответственно вся активность политического лидера, его программа и действия направлены на обоснование необходимости сохранения общества в его современном виде. Как чистый тип консерваторы встречаются достаточно редко, чаще проявляя эту направленность в какой-либо из сфер своей деятельности. Приверженность консерватизму во внешней политике проявлял У. Черчилль, выступая против союза с нацистской Германией, объяснив это тем, что «на протяжении 400 лет внешняя политика Англии состояла в том, чтобы противостоять сильнейшей, самой агрессивной, самой влиятельной державе на континенте»[51].

Реформаторы стремятся к преобразованию сложившейся социальной ситуации, проводя широкомасштабное реформирование, прежде всего, властных структур. К этому типу лидеров можно отнести Дэн Сяопина, инициатора китайских реформ.

В отличие от реформаторов революционеры трактуют ситуацию как непоправимую никакими реформами, что оставляет только одно решение — фундаментальное переустройство общественной системы. Примером этого типа лидеров может быть Фидель Кастро (Куба).

Другая весьма распространенная типология лидеров — схема, предложенная американским политологом М. Дж. Херманн. Она выделяет четыре образных типа политических лидеров на основе комплекса факторов:

(1) характера лидера;

(2) свойств его сторонников;

(3) способов взаимосвязи лидера и его последователей;

(4) конкретной ситуации, в которой осуществляется лидерство.

Первый собирательный образ лидера — знаменосец. Его отличает

собственное видение действительности, наличие образа желаемого будущего и знание средств его достижения. Его приверженцы не оказывают на него серьезного влияния. К этому типу можно отнести В. Ленина.

Второй образ — служитель. Он достигает признания через выражение интересов своих приверженцев. В своей деятельности лидер-служитель руководствуется тем, что от него ожидают и в чем нуждаются его сторонники. Примером такого типа лидера может быть Л. Брежнев, выражавший интересы советской бюрократии.

Третий образ — торговец. Он как бы продает избирателям свои идеи, программу, планы в обмен на их поддержку. Существенная черта такого лидера состоит в способности убеждать. Именно благодаря этой способности лидер-торговец вовлекает приверженцев в претворение своих планов. Примером подобного типа лидера можно считать Р. Рейгана (США).

Четвертый образ — пожарный. Его отличает быстрая реакция на насущные требования момента, сформулированные его сторонниками. Он способен эффективно действовать в экстремальных условиях, быстро принимать решения, адекватно реагировать на ситуацию.

Выделение этих собирательных образов в достаточной степени условно, поскольку в чистом виде такие типы встречаются редко. Чаще всего лидер на различных этапах своей политической карьеры сочетает те или иные свойства каждого из перечисленных идеальных типов.

Типология политических лидеров, предложенная российским исследователем Г. Авциновой, строится на том основании, что политика в целом и политическое лидерство в частности связаны с феноменом власти. «Кто занимается политикой, тот стремится к власти, — напоминал М. Вебер, — либо к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальным или эгоистическим), либо к власти «ради нее самой»[52].

По отношению к власти она выделила оппозиционных и властвующих лидеров.

Оппозиционное лидерство находит свое проявление в двух разновидностях. Конфронтационно-оппозиционный лидер — непримиримый противник существующей власти. Этот вариант лидерства чаще всего имеет место в авторитарной и тоталитарной политических системах. Конструктивно-оппозиционный лидер, критикуя существующую власть, ориентирован на легитимные механизмы прихода к власти и не намерен в случае успеха резко менять политический курс.

Среди властвующих лидеров также выделяют два подтипа: эгоцентрический и социоцентрический. Лидер эгоцентрического типа ориентирует власть на себя, видя в ней лишь источник личного преуспевания, обогащения, влияния, известности, получения привилегий. Лидер социоцентрического типа главный смысл деятельности видит в служении обществу, выполнении общественного долга. Такую ориентацию невозможно определить по тем или иным заявлениям лидера. Оценки здесь расставляет История. Например, биография Шарля де Голля убедительно доказывает, что вопреки его репутации политика, стремившегося, прежде всего, к личной власти, она была для него лишь средством осуществления определенной политической программы. Ш. де Голль расстался с властью, уйдя в 1969 г. в отставку, когда убедился, что предлагаемые им политические реформы отвергают большинство французов.

Разнообразие типов лидеров во многом объясняется богатством направлений их деятельности, широким кругом решаемых задач. Характеристика этой стороны политического лидерства неразрывно связана с рассмотрением функций, выполняемых политическими лидерами.

Среди наиболее значимых функций можно выделить следующие:

(1) аналитическая — глубокий и всесторонний анализ сложившейся ситуации, изучение совокупности объективных и субъективных факторов политической жизни, разработка программы действий, обоснование стратегических приоритетов и тактических способов их достижения;

(2) организаторская — мобилизация масс на реализацию политических программ и целей, сплочение сторонников, объединение усилий различных слоев населения, формирование команды помощников, планирование политических действий, регулирование и контроль за ходом преобразований;

(3) интегративная — объединение и согласование различных социальных интересов на основе общих целей, ценностей и идеалов, консолидация разного рода общественных и политических сил. Показателен в этом смысле пример американского президента Ф. Рузвельта, который умело управлял интересами различных политических сил и был мастером создания коалиций для конструктивного решения различных социальных и политических проблем;

(4) новаторская — внесение новых, конструктивных идей, инициирование обновления. При этом политическому лидеру не следует пускаться в масштабные и малоподготовленные перестроечные акции, так как «ничто не порождает в государстве такой неразберихи, как радикальные нововведения»[53]. Примерами крупных инновационных концепций и программ могут служить «Новый курс» Ф. Рузвельта, идея «общеевропейского дома» Ш. де Голля, концепция «народного капитализма» М. Тэтчер;

(5) коммуникативная — обеспечение устойчивой связи между властью и различными социальными группами, что весьма актуально для современной России, где в последние годы прослеживается неуклонное снижение доверия граждан к власти. Классическим образцом реализации коммуникативной функции может служить пример введения в практику Ф. Рузвельтом в 1930-х годах еженедельных радиообращений к гражданам — его знаменитых «бесед у камина», в которых он разъяснял проводимый им «Новый курс» по преодолению кризиса. При этом он сумел не только наладить контакт с американцами, вселить в них надежду, сохранить доверие избирателей, но и заручиться поддержкой самых широких слоев населения и вторично стать президентом;

(6) функция гаранта справедливости, законности и порядка в большей степени характеризует общенационального политического лидера. Показательна в данном случае ситуация во Франции в 1958 г., когда в условиях угрозы гражданской войны во многом способность выполнить именно эту миссию принесла генералу Ш. де Голлю поддержку разнородных политических сил и широких слоев населения.

6.4. Современные тенденции в развитии политического лидерства

Политические лидеры современности (при несомненном их сходстве в силу наличия описанных выше общих характеристик) обладают и существенными различиями. И дело здесь не только в том, что каждая личность уникальна. Лидеры формируются и осуществляют свою деятельность в различной по своим параметрам политической и в целом социальной среде. Специфика государственного устройства, политической культуры, принятых правил «политической игры», исторических традиций, социально-группового расслоения, религиозных ориентаций и т.п. обусловливает и особенности деятельности политического лидера. Пожалуй, наиболее существенный фактор, предопределяющий специфику политического лидерства, — тип политического режима. Действительно, по целому ряду параметров как достижение властных позиций, так и вся деятельность политических лидеров в условиях, скажем, авторитаризма и демократии будут различаться.

Развитие политического лидерства в демократическом обществе характеризуется следующими основными тенденциями.

Институализация лидерства проявляется в том, что процесс отбора политических лидеров, их подготовки, движения к власти и сама их деятельность осуществляются в рамках определенных институтов, прежде всего государственных. Кроме того, лидеры контролируются своими политическими партиями, оппозицией, общественностью. Все это ограничивает в той или иной мере их власть и повышает влияние окружения на принятие решений.

Концентрация внутриполитической активности лидеров на экономических и социальных проблемах. Формирование этой тенденции обусловлено тем, что обеспечение экономической стабильности, укрепление социальной защищенности граждан, рост благосостояния нации, связанные с деятельностью политического лидера, способствуют росту его влияния, расширяют число его приверженцев, ослабляют позиции его оппонентов.

Больших успехов на этом пути добилась Маргарет Тэтчер, всемерно содействуя развитию малого и среднего бизнеса, стараясь увеличить число людей, имеющих свою долю в общественном капитале. За 10-летний срок ее пребывания на посту премьер-министра Великобритании в стране число индивидуальных владельцев акций возросло с 2 млн человек до 9,2 млн, а количество семей, имеющих собственные дома, — с 35 до 65%.

Профессионализация лидерства. Еще в 1919 г. в своей работе «Политика как призвание и профессия» Вебер различал политиков «по случаю», которыми являемся все мы, когда опускаем в урну для голосования избирательный бюллетень или участвуем в политической демонстрации; политиков «по совместительству», которыми являются, например, активисты предвыборной кампании, и, наконец, политиков, для которых эта деятельность является основной профессией[54]. Тот факт, что политика постепенно становится уделом профессионалов, можно лишь приветствовать, потому что, с одной стороны, она затрагивает судьбы миллионов людей и уже поэтому некомпетентность в политике недопустима, а с другой — как и любая деятельность, требует специфических знаний, навыков, опыта.

Политическая карьера многих современных лидеров является воплощением их постепенного профессионального становления. Например, путь Г. Коля к посту Федерального канцлера Германии — высшей должности в политической иерархии этого государства, которой он достиг в 52 года, был достаточно долгим: в 16 лет он вступил в Христианско-демократический союз (ХДС), в 29 лет был избран депутатом ландтага, в 33 года стал председателем парламентской фракции, а в 43 года — лидером ХДС.

Уменьшение вероятности появления в современных условиях выдающихся политических лидеров, которые оставили бы такой же глубокий след в истории, как, например, Цезарь, Александр Невский, Наполеон или Бисмарк.

Причины этого заключаются, с одной стороны, в том, что многократное усложнение общественной жизни с необходимостью приводит к разделению труда в осуществлении лидерских функций. В настоящее время уже невозможно единолично управлять государством так, как это делали Цезарь или Наполеон. Даже политический лидер, который стремится лично контролировать все сферы жизни общества, не всегда может обойтись без консультаций с помощниками, чья компетенция в той или иной области выше.

С другой стороны, крупные политические лидеры появляются, как правило, в периоды глубоких кризисов, войн, трансформаций общественного строя, когда требуются особые усилия, громадное напряжение сил, поиск оптимальных путей решения тех или иных задач. Такие ситуации и приводят к появлению выдающихся лидеров, которые как бы аккумулируют в себе творческие силы нации. История России здесь не исключение. Достаточно вспомнить исторический по своему значению выбор союзника между Западом и Золотой Ордой Александра Невского, «собирание Русских земель» под эгидой Москвы Иваном III, «революцию сверху» Петра I, либеральные реформы 1860-х годов Александра II.

Современные же политические лидеры ориентированы в основном на решение не судьбоносных, а повседневных задач. Это, однако, ни в коей мере не принижает роли политического лидера в функционировании социальной системы в целом. Если же учесть, что социальные, экономические, политические кризисы не минуют и демократические общества, то ясно, что в такие периоды востребованы лидеры особого масштаба. Так, в 1932 г., в период Великой депрессии (глубокого экономического кризиса в США), президентом был избран губернатор штата Нью-Йорк Франклин Рузвельт. Нашедший пути к экономическому возрождению своего штата, он импонировал избирателям и являлся для них воплощением энергии, силы духа и надежды на благоприятные изменения. Надо сказать, он не обманул ожиданий своих сограждан. А сам вошел в историю как единственный американский президент, избиравшийся четыре раза подряд.

1. В чем состоит специфика политического лидерства?

2. Раскройте сущность понятия «политическое лидерство».

3. Рассмотрите основные положения теорий политического лидерства.

4. Дайте классификацию политических лидеров по различным основаниям.

5. Какая типология политических лидеров, по вашему мнению, является оптимальной и почему?

6. Охарактеризуйте функции, выполняемые политическими лидерами.

7. Каковы основные тенденции в развитии современного политического лидерства при демократии?

7.1. Учение о демократии в античности

С тех пор как знаменитый древнегреческий философ Протагор (ок. 490 — ок. 420 до н.э.) обосновал идею гражданского равенства, а не менее знаменитый историк Фукидит (ок. 460 — ок. 400 до н.э.) впервые употребил понятие «демократия», проблемы демократического развития остаются в центре политической борьбы и теоретических дискуссий. Можно утверждать, что в современном политическом лексиконе нет более распространенного термина. Вместе с тем и сегодня это понятие имеет множество значений и смыслов.

В переводе с греческого термин «демократия» (demos — народ и kratos — власть) означает народовластие, или власть народа. Классическую формулу демократии в этом значении придал американский президент Абрахаль Линкольн: «правление народа, избранное народом, и для народа». Но дальше этого начинаются разногласия в интерпретации понятия «демократия». И это обнаруживается еще в самом начале исторического развития политической мысли.

Первые представления о демократии зародились в Древней Греции и были выражены в учениях, прежде всего, Платона и Аристотеля.

Платон (427—347 до н.э.) разделил все формы государственного правления на правильные (правление мудрых и только в общих интересах) и неправильные (правление в интересах некоторых или одного лица). Демократия была отнесена им к неправильным формам, потому что она, по его мнению, есть правление народных масс, которые в силу своей природы не могут быть мудрыми. Кроме того, при демократии каждый стремится к личному обогащению любыми способами. Вследствие этого такое общество приобретает черты вседозволенности, анархии, неограниченной свободы, наглости и даже распутства. В этих условиях анархии и аморализма народ начинает требовать порядка и закона и искать себе вождя. В своем развитии демократия, по Платону, перерождается в тиранию — самую худшую форму государства и правления. Таким образом, демократия для него вовсе не лучшая форма правления. Таковой является аристократия — правление мудрых, философов, знающих и добродетельных во имя общих интересов. (Обращаем внимание читателей на то, что под понятием «аристократия» сегодня, в наши дни, понимаются совсем не те люди, о которых говорил великий философ.)

Вслед за своим учителем Платоном Аристотель (384—322 до н.э.) также делит все формы правления на правильные и неправильные и различает их по тем же критериям. Поэтому демократия как правление большинства относится им к разряду принципиально неправильных. Наилучшая же форма правления, по Аристотелю, — полития, правление среднего класса. В определенном плане воззрения Аристотеля — это отступление от первоначального понимания идеальной формы правления, попытка примирить «небесное» понимание форм правления Платона с «земным» его пониманием самого Аристотеля (см. Вводную главу), и вряд ли эта попытка оказалась успешной.

В любом случае демократия, по взглядам этих философов, — плохая форма правления, и поэтому ни Платон, ни Аристотель, конечно, не согласились бы с известным выражением Уинстона Черчилля, гласящим: «Демократия — это худшая форма правления, если не считать все остальные».

Платон и Аристотель были противниками демократии и создали ее непривлекательный образ, прежде всего, видимо, потому, что они жили в тот период, когда реальная демократия афинского полиса переживала глубокий кризис и находилась в упадке. Расцвет же афинской рабовладельческой демократии пришелся на время правления Перикла (ок. 490—429 до н.э.), который осуществил ряд законодательных демократических мер, в том числе отметил имущественный ценз, ввел оплату должностным лицам и др. Еще раньше были произведены реформы Солона (прим. 640—559 до н.э.), способствовавшие ликвидации пережитков родового строя. А во время Платона и Аристотеля, после Перикла, уже был полный упадок демократии, который происходил почти именно по Платону, — начался рост имущественного неравенства граждан, увеличился разрыв между олигархами и остальными гражданами, возросла численность черни и резко усилилось влияние демоса. В итоге наступило общее падение нравов. Афинская республика приобрела черты охлократии, тирании большинства, всевластия демоса. Плебс принимал решения на рыночных площадях. Частыми стали расправы его над богатыми, гонение на инакомыслящих. Наглядный пример этого — смертный приговор учителю Платона Сократу за то, что он проповедовал якобы «неподходящие» идеи.

После Платона и Аристотеля учение о формах государства и формах правления развивал знаменитый древнеримский мыслитель Марк Тулий Цицерон (106—43 до н.э.). Он обосновывал многие идеи демократического устройства общества. В частности, в истории политической мысли большое внимание многих авторов (Г. Греция, Ш.Л. Монтескьё и др.) привлекали его положения о государстве как деле рук народа, о необходимости правового сообщества в решении государственных дел, о том, что гражданин должен быть реальным субъектом власти и государства. Но Цицерон был последователем Платона и Аристотеля, политические идеи которых в огромной степени повлияли на его учение о власти, государстве и формах правления.

Поэтому неудивительно, что народная власть (демократия) не является для него ни совершенной, ни наилучшей, хотя, в общем, вполне терпимой. Недостатки демократии он видит в несправедливости всеобщего равенства и в отсутствии «ступеней в общественном положении». Наилучшей же формой власти он считал смешанную форму, образуемую путем равномерного смешения положительных свойств различных форм власти.

7.2. Классические модели демократии: либерализм и идентитаризм

Эпоха утверждения капитализма, буржуазных общественных отношений, частной собственности, свободной конкуренции характеризуется также тем, что появляется и утверждается идея суверенной личности, идея прав и свобод гражданина. Новое время поставило вопрос о демократии, центральным моментом и сердцевиной которого стала проблема свободы личности. В XVII—XVIII вв. зарождаются основы одного из наиболее распространенных течений политической мысли — либерализма (от лат. liberalis — свободный). Главная идея этой концепции — идея свободы личности, реализуемой в общественно-политической жизни общества.

Истоки либерализма прослеживаются в работах Адама Смита, Шарля Луи Монтескьё и др. Но родоначальником классического либерализма по праву считается Джон Локк (1632—1704). В своем основном произведении «Два трактата о правлении» он обосновывает идеи общественного договора, народного суверенитета, неотчуждаемости свобод человека, диалектику свободы и ответственности личности, право народа на восстание и ниспровержение правительства, не оправдавшего доверия народа.

Все эти положения объединены у Локка в целостное политикоправовое учение либерализма, которое прямо предвосхищало идеи демократии и гражданского общества.

Идеи Локка были восприняты и развиты в дальнейшем Шарлем Луи Монтескьё (1689—1755), который предупреждал, что демократия должна избегать двух крайностей:

(1) «духа правительства», который ведет ее к аристократии или правлению одного;

(2) «духа равенства», который, доведенный до крайнего состояния, нивелирует личность и лишает ее свободы.

Как и Локк, он писал о необходимости конституционного ограничения власти, выражавшегося в разделении различных ветвей власти.

К числу отцов либеральной модели демократии принадлежит и Джеймс Мэдисон (1751—1836) — один из основателей США, автор проекта, положенного в основу Конституции США, четвертый американский президент. Он полагал, что основой народного правления является не абстрактная добродетель в виде некоего «общего блага», а конкретный экономический интерес, который следует не подавлять во имя «общего блага», а контролировать. Мэдисон был сторонником и теоретиком так называемой представительной демократии. Он полагал, что большинство слишком необразованно, чтобы управлять государством, слишком подвержено влиянию демагогии и популизму и будет ограничивать интересы меньшинства, не считаясь с ним. Представительная власть более эффективна также в том плане, считал он, что она способна противостоять деспотизму какой-либо одной фракции. Оценивая сегодня аргументы Мэдисона по введению в общественные практики представительской демократии, вряд ли можно их признать действительно весомыми и обоснованными даже для того исторического времени. Совсем же нелепо они выглядят для нашей эпохи — по крайней мере, спрятаться за такую формулировку, как «большинство слишком необразованно, чтобы управлять государством» сегодня, вряд ли удастся. Тем не менее именно представительская демократия в большинстве современных стран и «правит бал»!

Одним из основателей либеральной модели демократии считают также французского политического мыслителя, социолога и государственного деятеля Алексиса де Токвиля (1805—1859). В работе «Демократия в Америке» он обращает особое внимание на проблему соотношения политического равенства и политической свободы. Сущность этой проблемы состоит в том, чтобы не допустить такого развития событий, когда политическое равенство может обернуться самой настоящей тиранией большинства. Противостоянию этой опасности, по его мнению, может служить строгое соблюдение законов, децентрализация власти и разделение властей. Токвиль одним из первых связывал демократию с развитием индивидуализма как необходимого и важного качества личности. Очень важно отметить, что индивидуализм он не отождествлял с эгоизмом, а даже противопоставлял ему. Индивидуализм для Токвиля — это возвышенное чувство и позиция, позволяющие гражданину отделить себя от массы. Вместе с тем обществу необходимо нейтрализовать отрицательные последствия индивидуализма и для этого будет нужна именно демократия, которая способна это сделать. В этом он также видел несомненную ценность демократии.

А. Токвиль

Таковы основные положения классической теории либерализма. Отметим, что, на наш взгляд, она построена на весьма зыбких основаниях и аргументах, на подмене содержания понятий, на неких произвольных допущениях, благих и даже наивных пожеланиях и т.д. В целом наиболее общие и сущностные черты этой модели демократии состоят в следующем:

(1) в автономности личности и ее первичности по отношению к государству, свободе как важнейшей политической и социальной ценности;

(2) признании индивида первичным источником власти;

(3) конституционном закреплении прав личности;

(4) рассмотрении демократии в качестве механизма, защищающего личность от произвола властей;

(5) признании демократии как способа, позволяющего гражданам участвовать в политической жизни общества, быть субъектом политики;

(6) необходимости разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную;

(7) необходимости представительной демократии, ибо прямая демократия может вести к правлению толпы.

Перечисленные черты классической либеральной модели демократии, безусловно, в центр политической жизни поставили самого человека, его права и свободы и способствовали превращению его в полноценного субъекта политики. Все это можно отнести к достоинствам данной модели. Но вместе с этими достоинствами следует отметить и недостатки, присущие этой модели демократии принципиально и органично:

(1) создает благоприятные возможности для экономической, социальной и политической поляризации населения и оправдывает ее;

(2) провозглашает возможность участия всех граждан в управлении, но на самом деле оправдываемое им глубокое социальное неравенство приводит к тому, что низшие слои общества не имеют для этого фактической возможности. Таким образом, для бедняков принципы либералов остаются лишь декларациями;

(3) абсолютизация представительной формы демократии ведет к ограничению политического участия граждан, к их пассивности и отчуждению от политики. Это участие становится эпизодическим и проявляется лишь во время выборов. Следствие этого — бесконтрольность власти, ее бюрократизация и коррупция;

(4) не учитывается необходимость вмешательства государства в общественную, в том числе экономическую, жизнь, рассматривая его как «дорогу к рабству». На самом деле, как показывает практика (особенно последнего времени), государственное регулирование помогает удерживать социальную (в том числе и политическую) систему в равновесии;

(5) абсолютизация социального и ценностного индивидуализма приводит к отчуждению, а само отчуждение личности — к утверждению конкуренции как всеобщего принципа человеческого существования. Другими словами, эта модель не учитывает диалектики индивидуализма и коллективизма в реальном человеческом существовании.

Либеральная модель демократии входит в состав более общей — конкурентной модели (к которой также относится и плюралистическая модель). В общем плане конкурентная модель основана на допущении конкуренции интересов индивидов и социальных групп как движущего принципа социального, в том числе и политического, развития общества. Противоположной этой модели демократии является идентитарная модель.

Идентитарная (от лат. Identias — тождество, идентичность) модель исходит из того, что народ как единое целое, с единой (идентичной) волей должен выражать эту волю прямо, без каких-либо опосредствующих звеньев, а принцип представительства, свойственный либерализму, или принципиально отрицается вообще, или рассматривается в качестве некоторого второстепенного и малозначимого фактора.

Эта теория берет свое начало у французского просветителя Жана-Жака Руссо (1712—1778). В его концепции существует абсолютное соответствие между индивидуальной волей и волей всего народа, следовательно, нет и противоречия между индивидом и обществом. Поэтому основой деятельности правительства должна являться общая воля народа, выраженная непосредственно на общих собраниях.

Свое продолжение эта модель демократии нашла в марксизме, основателем которого был Карл Маркс (1818—1883). Согласно этой теории, парламентская демократия — форма буржуазной, капиталистической демократии, которая является демократией для богатых, для меньшинства, а не для бедных, большинства. Эта демократия существует в рамках «гражданского общества», которое построено на принципах формального равенства, предполагающего применение одинакового масштаба к разным людям (что является фактическим неравенством и несправедливостью). Поэтому «гражданское общество» должно быть заменено справедливым коммунистическим обществом, в котором «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

В связи с этим ближайший друг и соратник Маркса Фридрих Энгельс (1820—1895) писал, что буржуазная демократия — это «противоречие в себе самой», ложь и лицемерие, так как эта демократия — вовсе не власть народа, а власть буржуазии для угнетения народа и против народа. Подлинная демократия — «это коммунизм». Классики марксизма связывали настоящую демократию с бесклассовым обществом. С их точки зрения, перспективы развития демократии и гражданского общества вообще — это отмирание того и другого по мере становления коммунистического общества, ибо демократия, лишенная внутреннего противоречия, — это уже не демократия.

Среди последователей этой концепции демократии наиболее значительным был Владимир Ильич Ленин (Ульянов) (1870—1924). Он не только развил эту теорию, но и приложил много усилий для претворения ее в жизнь, в практику социалистического строительства.

Сегодня, особенно на фоне тех различных событий последних десятилетий в нашей стране, событий, в целом крайне негативных и разрушительных, основные принципы и замыслы идентитарной модели демократии выглядят намного более заманчивыми и желанными, чем принципы и замыслы представительской демократии. Хотя бы в силу того, что российское общество к началу XXI в. вдоволь «наелось» чудес представительской демократии, причем настолько, что народ повсеместно против нее «голосует ногами», не веря ни в какие выборы и просто не участвуя в них. На повестке дня, хотят или не хотят этого политики, серьезная модернизация принципов демократии, на наш взгляд, именно на основе позитивного содержания идентитарной модели демократии. В этой связи на них есть смысл посмотреть более детально.

Итак, основные позитивные черты идентитарной модели демократии:

(1) стремление к достижению и реализации единой воли народа, к утверждению общего интереса и благополучия;

(2) стремление к утверждению социально-политического равенства и фактической справедливости;

(3) ликвидация противоположности и пропасти между богатством и нищетой;

(4) стремление сделать свободными каждую личность и одновременно все общество.

Следует особо подчеркнуть, что в этих чертах, на наш взгляд, действительно демократического устройства общества сосредоточены чаяния большинства граждан современной России. Граждан, как никто больше пострадавших от различных социальных экспериментов над собой, а на самом деле — от различного рода чудовищных потрясений и обманов под самыми благовидными предлогами и лозунгами. Например, о лучшем обществе на Земле — сначала о социалистическом, а затем о таком же «замечательном» рыночно-капиталистическом.

Конечно, у идентитарной модели демократии, несомненно, есть и свои отрицательные черты, которые связаны, прежде всего, с попыткой практического воплощения ее в жизнь и состоят они в следующем:

(1) принципиальной возможности признания в обществе единой и единственно «правильной» идеологии, якобы приемлемой для всех граждан;

(2) утверждении диктатуры большинства над меньшинством в различных ее формах, вплоть до насильственных;

(3) наличии черт тоталитарного коллективизма, «механистического коллективизма» (Н. Бердяев), ограничении свободы индивида, рассмотрении ее только как части общей свободы, стремлении преодолеть все социальные противоречия и конфликты в обществе, в том числе и между обществом и личностью;

(4) отсутствии самой постановки вопроса о правах и свободах личности, поскольку личность рассматривается, прежде всего, как часть целого, коллектива, а не как суверенная личность;

(5) стремлении избавиться от оппозиции и политических фракций;

(6) основным субъектом политики являются вожди, государство и органы власти. Личность хотя и провозглашается основным субъектом политики, но на самом деле рассматривается как ее объект.

Но все это принципиально управляемые факторы развития общества, и при желании все эти недостатки можно минимизировать и на таком их присутствии — принципиально управляемом и минимальном — добиваться господства гораздо более значимых позитивных качеств данного вида демократии.

В зависимости от того, как понимается участие индивида в политическом процессе, выделяют партиципаторную (от англ. participate — участие), элитарную и плюралистическую модели демократии.

Партиципаторная модель демократии. Основные разработчики этой модели — Кэрол Пейтман (р. 1940), Крофорд Макферсон (1911— 1987), Джозеф Циммерман (р. 1928) и др. Партиципаторнизм исходит из классического представления о демократии как народовластии, участия именно всех граждан в обсуждении и принятии решений. Поэтому демократия в наибольшей степени должна выступать в форме прямой демократии, непосредственного участия граждан в политике. Они должны иметь возможность контролировать своих представителей в органах власти и избирать компетентных правителей. Главные цели этой модели демократии — всесторонняя демократизация общества, социальная и политическая самореализация личности и преодоление отчуждения личности от политики. Важнейшим механизмом реализации этой модели демократии ее сторонники считают референдум (плебесцит), прямые выборы и отзыв представителей власти.

В современной политологии выделяются следующие основные положения партиципаторной демократии:

(1) вовлечение всех слоев в политический процесс;

(2) распространение принципа участия на неполитические сферы жизни (образование, экономику, СМИ, культуру и другие);

(3) децентрализация принятия решений;

(4) право избирателей на отзыв депутата.

Сторонники этой модели не отрицают необходимости представительной демократии, но предлагают смешанную форму политической организации в виде своеобразной пирамиды с прямой демократией у ее основания и представительной демократией на каждом уровне выше основания.

Партиципаторная демократия, разработанная в 1960-х годах, была популярна среди идеологов левых партий и движений.

Критики этой модели демократии обращают внимание на следующие ее недостатки, состоящие в предположении, что:

(1) все граждане являются компетентными, справедливыми и хорошо разбирающимися в политике, что на самом деле далеко не так;

(2) все граждане сами желают участвовать в политике;

(3) депутат будет точно и часто выполнять волю избирателей.

По этим причинам, как отмечают политологи, партиципаторная модель демократии на самом деле представляет лишь идеальную модель, которая далека от реализации в политической практике.

Элитарная модель демократии. Основатели этой теории — Макс Вебер (1864—1920) и Йозеф Шумпетер (1883—1950). Вебер предложил модель, в которой демократия является способом избрания лидеров и способом придания их власти легитимного характера. Он отказался от классической либеральной концепции демократии и обратил внимание на проблему отбора политической элиты, способной обуздать бюрократию и подчинить ее своим целям.

По его мнению, именно демократия дает народу возможность выбора между конкурирующими элитами и вождями.

Но классический вид элитарной модели демократии придал Шумпетер. Данную концепцию он назвал «теорией соревнующихся лидеров» и определил ее классическую формулу: демократия — это соперничество элит за голоса избирателей.

Во всех элитарных теориях демократия выступает не как правление народа, а как правление элит, но с согласия народа.

Поэтому единственная форма участия рядовых граждан в политическом процессе — это выборы лидеров, а все остальное — дело избранной им элиты. Принимать решения должен не народ, а компетентная и опытная элита при ограниченном контроле избирателей. Таким образом, демократия — это средство, инструмент для того, чтобы дать почувствовать властвующей элите свою ответственность за принятие решений.

Достоинства этой модели связывают, прежде всего, с компетентностью и ответственностью правящей элиты, а также с охраной общества от стихийных настроений и конъюнктурных интересов масс.

Критике подвергаются следующие положения этой концепции:

(1) массы защищены от реального участия в повседневной политике, а также ответственности за принятие решений, которые возлагаются на элиту, другими словами, снижается роль граждан в демократическом процессе;

Й. Шумпетер

(2) массы отчуждаются от политики, наступает политическая апатия;

(3) в период между выборами граждане отстраняются от политики;

(4) неизбежность бюрократизации власти, возможность ее подкупа и коррупции;

(5) возможность увеличения элементов авторитаризации и олигархизации власти.

Плюралистическая модель демократии. Ее источник — либеральная индивидуалистическая модель демократии. Сторонники этой концепции отрицают партиципаторную модель демократии, так как полагают, что в обществе нет и не может быть никогда единой воли народа в качестве основы для деятельности власти. По их мнению, в основе политических поступков граждан лежит не общий, а индивидуальный интерес.

В отличие от партиципаторной, плюралистическая модель обращает внимание не на демократию для народа, а на организованные группы интересов. Согласно этой модели, демократия рассматривается как правление народа, осуществляющего свою власть через конкурирующие групповые интересы, а решения принимаются на основе компромисса между различными группами. С этой точки зрения главная цель демократии состоит в обеспечении законных прав меньшинства, хотя при этом сохраняется и принцип большинства, но его диктатура отрицается. Ни одна из групп интересов не должна претендовать на то, чтобы доминировать в политике, потому что ни одна из них не представляет интересов всего общества. Таким образом, правящая элита здесь находится под контролем политических партий, выражающих интересы различных слоев и групп граждан.

Хотя истоком плюралистической модели является либерализм, эта концепция включает в себя элементы различных моделей и пытается интегрировать различные идеи, идущие как от классического либерализма, так и от коллективистских теорий.

Среди основных недостатков плюралистической модели политологии выделяют следующие:

(1) представление о том, что все политические силы способны объединиться и принять решение с учетом интересов всех групп;

(2) абсолютизирование нейтральной роли государства, которое выступает как незаинтересованный арбитр между конкурирующими группами интересов;

(3) игнорирование того факта, что экономически более сильные группы интересов лучше организованы и имеют по этой

причине больше возможности влиять на власть, нежели менее сильные и организованные группы;

(4) неспособность признать и реализовать всеобщие и надгрупповые проекты и интересы, а также принять долговременные программы[55].

Полиархическая модель. Одна из наиболее известных теорий плюралистической демократии сегодня — полиархия (от лат. poly — много и arxe — суверенитет, начало), разработанная американским политологом Робертом Далем (р. 1915).

По его мнению, то, что сегодня называют демократическим режимом, есть полиархия — правление, только в первом варианте приближающееся к демократическим идеалам. В полиархии власть осуществляется не всем народом, а многими.

Демократия же — это не более чем идеал, к которому следует стремиться, но которого никогда нельзя достигнуть полностью, ибо весь народ в принципе не может управлять. С точки зрения Даля, понятие «полиархия» подчеркивает политический плюрализм и способность сегодняшних институтов демократии обеспечивать координацию интересов индивидов и групп, а также их самостоятельность и равенство.

В работе «Демократия и ее критики» (1989) Даль сформулировал основные положения полиархии как политического режима[56]:

(1) выборные должностные лица, контроль за решениями правительства;

(2) политическая конкуренция и участие, право претендовать на выборную должность;

(3) политический плюрализм;

(4) право граждан создавать относительно независимые ассоциации или организации, в том числе политические партии и группы по интересам;

(5) политические свободы, в том числе свобода слова, право граждан получать информацию из альтернативных источников;

Р. Даль

(6) право оппозиции оспаривать решения правительства;

(7) всеобщее голосование, свободные и честные выборы. Полиархическая теория демократии — наиболее совершенный вариант плюралистической модели, так как в ней критерий соревновательности политических групп и лидеров в борьбе за власть сочетается с требованием широкого включения граждан в политический процесс.

7.3. Сущность и формы демократии. Общие признаки демократии

Приведенный анализ основных моделей демократии показывает, что и сегодня имеются существенные разногласия в понимании ее содержания и сущности. Однако он дает также возможность выделить наиболее общие признаки современного понимания демократии и на этой основе попытаться сформулировать некую сбалансированную позицию сущности демократии.

Сегодня в политологии к таким наиболее важным признакам и принципам демократии относят следующие:

(1) суверенитет народа — народ признается главным и основным источником власти, он периодически выбирает и сменяет своих представителей власти;

(2) всеобщее, равное избирательное право и тайное голосование — демократические выборы предполагают соревновательность различных кандидатов и альтернативность выбора. Смысл политического равенства заключен в принципе «один кандидат — один голос»;

(3) периодическая выборность основных органов власти — обеспечивает легитимный механизм преемственности власти. Власть выбирается на определенный и ограниченный срок;

(4) гарантия основных прав и свобод человека — характеризуют принципы отношений между государством и гражданами;

(5) гражданские права — ими люди пользуются как частные лица, и они защищают человека от произвола властей. Это такие права, как право на частную жизнь, равенство всех перед законом, право на свободу вероисповедания и другие;

(6) политические права — право избирать и быть избранником в органы власти, свобода голосования, право на проведение демонстраций, на создание политических и общественных организаций и другие. Политические права дают возможность гражданину участвовать в процессе управления и влиять на принятие решений органами власти;

(7) социальные и экономические права — реализация этих прав является необходимым условием обеспечения политического равенства; она призвана сгладить имеющееся социально-экономическое неравенство и тем самым повысить активность рядовых граждан в политическом процессе;

(8) политический плюрализм — предполагает конкуренцию политических партий, выражающих различные группы интересов. Признаками политического плюрализма являются: многопартийная политическая система, равноправие партий, признание прав политической оппозиции, прав меньшинства выдвигать альтернативные программы;

(9) разделение властей — законодательная, исполнительная и судебная власти уравновешивают друг друга, создают систему сдержек и противовесов. Тем самым создается возможность избежать злоупотребления какой-либо ветвью власти;

(10) политическая культура — для реальной демократии необходим определенный уровень развития политической культуры граждан, от которой во многом зависит характер власти и механизм ее функционирования.

Таковы основные признаки и вместе с тем критерии демократии, выражающие ее сущность.

Сущность демократического политического режима состоит в осуществлении двуединого принципа: возможность гражданами реализовать свою политическую волю и ответственность власти за создание условий, при которых они могут реализовать эту возможность.

Для того чтобы более наглядно представить сущность и специфику демократического политического режима, приведем все существенные его черты в сводной таблице, извлеченной из известной общей схемы Линца и Степана, позволяющей сравнить демократию по основным параметрам с тоталитарным и авторитарным политическими режимами.

В зависимости от того, кто осуществляет властные функции демократического режима, различают две формы демократии: прямую (непосредственную) и представительную (репрезентативную).

Прямая демократия. Основные ее положения проанализированы в рамках партиципаторной модели демократии. Она характеризуется тем, что между волей народа и ее реализацией нет никаких опосредствующих звеньев. Народ сам осуществляет вопросы и сам принимает решения по ним. Примерами могут служить афинская демократия в Древней Греции, где все решения принимались на народном собрании, или политический режим в Древнем Новгороде. Сегодня эта форма демократии реализуется в системе самоуправления в небольших территориальных общинах в форме собраний на уровне местного самоуправления. Другой пример этой формы демократии — процесс всеобщих выборов, в котором реализуется всеобщая воля народа в отношении своих представителей в органы власти.

Таблица 7.1. Сравнительная таблица общих характеристик основных политических режимов

К непосредственным формам демократии относятся референдумы и инициативные движения. Референдум — это всенародное волеизъявление (голосование или опрос) по важному государственному или общественному вопросу. Иногда вместо термина «референдум» употребляется термин «плебесцит» (от лат. plebs — простой народ и scitum — решение) — народное решение. Инициатива — это процедура, посредством которой граждане предлагают обсудить какой-либо вопрос на референдуме. Она осуществляется через сбор подписей в поддержку проведения референдума. К прямой демократии относятся также митинги, шествия, демонстрации, забастовки и т.д.

Новые возможности развития прямой демократии связаны с внедрением компьютерных технологий. В частности, начинает развиваться «компьютерная демократия» и другие виды. Появляется таким образом возможность голосования на дому. Эта форма демократии может помочь решить проблему абсентизма (уклонения от участия в политической жизни, например от участия в голосовании).

Достоинства прямой формы демократии: искренность, адекватная картина распределения предпочтений, расширение политической активности граждан. Недостатки ее: не весь народ является компетентным («тирания некомпетентности»); большой разброс мнений и сложность принятия согласованных решений; проблема абсентизма; высокие затраты на проведение референдумов.

Представительная демократия. Ее основные положения исследованы в рамках плюралистической модели демократии. Здесь воля народа выражается через институт посредников. Депутаты и политические лидеры получают мандат доверия от народа через процедуру голосования.

К достоинствам этой формы демократии можно отнести компетентность и профессионализм депутатов, которые могут привлечь экспертов для помощи в решении вопросов. Обсуждение в парламенте тех или иных проблем бывает более глубоким, чем при прямой форме демократии, и дает возможность достичь компромисса.

Недостатки, на которые указывают критики этой формы демократии: отстранение рядовых избирателей от принятия решений; отрыв депутатов от народа, их бюрократизация; принятие решений небольшой группой политиков; ослабление демократического контроля со стороны граждан. Как отмечают политологи, современная демократия должна включать сбалансированное соотношение прямой и представительной форм демократии.

7.4. Демократический транзит

В последние годы повысился интерес исследователей к переходным формам демократии и стадиям демократизации политических режимов[57]. Раздел политологии, изучающий политические процессы перехода (транзита) различных политических режимов к демократии, называется транзитологией, а сам переход к демократии — демократическим транзитом.

По мнению С. Хантингтона, с точки зрения стабильности и необратимости демократического процесса существует три модели перехода к демократии: (1) линейная (классическая), (2) циклическая, (3) диалектическая.

Примером линейной модели может служить развитие демократии в Великобритании и странах Северной Европы. В них наблюдается последовательное решение вопросов демократизации политической системы, которое обеспечивает необратимость процесса демократизации во всех его основных проявлениях. Во всех странах этой модели демократического транзита устанавливаются институты парламентской демократии как важнейший фактор политической системы. Примером постепенного демократического транзита на основе установления парламентской демократии могут служить также такие страны, как Норвегия, Швеция, Дания и другие. В этих странах прочность и необратимость перехода к демократии зиждутся на таких факторах, как национальная идентичность, государственное единство, высокий уровень экономического развития и политической культуры.

Циклическая модель характерна для стран Латинской Америки. Хотя в некоторых странах этого континента попытки демократизации были предприняты еще в XIX в. (после освобождения от колониального господства Испании), однако в большинстве стран континента демократические режимы не сложились. Попытки демократизации прерывались в них военными переворотами и правлением военных диктатур, а на смену демократическим преобразованиям приходил авторитаризм, и наоборот. Такой нестабильный циклический процесс этой модели обусловлен слабым государственным единством, недостаточным социально-экономическим развитием, отсутствием должного уровня политической культуры. К этой же модели демократического транзита относятся и многие государства Азии и Африки. Во второй половине XX в. в них наблюдалась постоянная смена демократического и авторитарного режимов.

Диалектическая модель была реализована, прежде всего, в Германии, Италии, а также в Испании, Португалии и Греции. Название этой модели происходит от того, что политический процесс в XX в. развивался здесь по диалектическому закону «отрицания отрицания». Демократические режимы, которые были там устранены в свое время, оказались нестабильными и были заменены тоталитарными и авторитарными, которые, в свою очередь, подвергались отрицанию — возвращению к демократии.

Внутри процесса перехода к демократии различают три основные стадии (этапа):

(1) либерализация —связана с установлением некоторых гражданских прав и свобод в обществе, однако аппарат власти пока еще в целом остается недемократическим. Хотя уже налицо кризис авторитарного (или тоталитарного) режима. Стадия либерализации — это введение некоторых элементов демократии, это ограниченная демократия, ее предтеча;

(2) демократизация — этап установления основных элементов демократии: формирование конституционных основ демократического режима; создание политической конкуренции; установление демократических политических институтов;

(3) консолидация — этап характеризуется завершением процесса политической институционализации, обретением действующей властью легитимности. Наступает завершение демократического транзита, хотя и не завершается сам процесс демократизации, который всегда остается открытым.

В работе «Третья волна. Демократизация в конце XX века» (1991) Самюэль Хантингтон (1927—2008) описал глобальный процесс крушения антидемократических режимов в последней трети XX в.[58]. Этот процесс он назвал «третьей волной демократизации». В этой связи он выделяет следующие «волны» (этапы) утверждения современных демократических институтов.

С. Хантингтон

(1) первая волна — подъем 1828—1926 гг. Она затрагивает многие страны Европы и Америки. Откат этой волны (1922— 1942) связан с утверждением фашистской диктатуры в Италии и характеризуется увеличением количества тоталитарных и автократических режимов;

(2) вторая волна — подъем в 1943—1962 гг. Начало этой волны совпадает с переломным моментом Второй мировой войны. По мнению Хангтигтона, она была связана с победой союзников в войне и процессами демократизации, продолжавшимися до 1960-х годов. Откат этой волны (1958—1975) был связан с многочисленными военными переворотами в странах Латинской Америки, Азии, Африки и Греции (1967);

(3) третья волна — начало (1974) связано с падением авторитарных режимов в Испании, Греции, Португалии, а затем и в странах Латинской Америки (Бразилия, Аргентина, Эквадор, Гватемала, Чили и др.) и Восточной Азии. К этой же волне демократизации относятся политические преобразования в странах Центральной и Восточной Европы и бывшем СССР.

В литературе встречается различный «набор» тех факторов (условий), которые необходимы для успешного демократического транзита, для того чтобы процесс демократизации был надежным и стабильным. Наиболее общие и существенные из них:

(1) национальная идентичность и государственное единство;

(2) уровень экономического развития (высокий уровень индустриализации и урбанизации, развитость массовых коммуникаций, наличие рыночной экономики, определенный уровень благосостояния народа);

(3) социальные предпосылки (сглаживание социального неравенства, социальный плюрализм, наличие многочисленного среднего класса);

(4) культурные условия (достаточно высокий уровень политической культуры, грамотность и образованность населения);

(5) внешнеполитические предпосылки (соседство с влиятельными демократическими государствами и их разносторонняя поддержка).

Все эти факторы являются важнейшими условиями успешного демократического транзита. Но при рассмотрении перехода разных стран к демократии каждое из них в отдельности и все вместе играют различную роль в разных странах. Другими словами, их влияние носит конкретный характер, и применительно к разным странам на первое место будет выдвигаться специфический набор детерминирующих факторов. Так, по мнению Хантингтона, существует шесть факторов, влияние которых является решающим для успеха попыток восточноевропейских обществ построить стабильные либерально-демократические режимы. В целом эти факторы относятся и к государствам, возникшим после распада СССР, в том числе и к самой России. Эти факторы следующие:

(1) как долго страна имела либерально-демократическое правительство в ранние периоды своей истории;

(2) уровень достигнутого экономического развития;

(3) насколько эффективным было управление страной при прежнем, коммунистическом режиме;

(4) сила и широта спектра социальных и политических организаций, сумевших в свое время сохранить независимость от коммунистов;

(5) насколько велики возможности новых правительств в проведении политики реформ;

(6) степень различия и враждебности между субнациональными и этническими группами и регионами.

Выдающийся русский философ и правовед Иван Александрович Ильин (1882—1954) в середине ХХ столетия в статье «Предпосылки творческой демократии» выдвинул ряд ценных предложений о перспективе демократизации России. Он писал о том, что с учетом особенностей российского общества и его истории России нужна такая модель демократии, которая отвечала бы этой ее специфики. Эту модель он назвал «творческая демократия». Ильин сформулировал шесть предпосылок «творческой демократии»:

(1) народ должен разуметь свободу, ценить ее, уметь пользоваться ею и бороться за нее. Все это вместе должно быть обозначено как искусство свободы;

И.А Ильин (худ. М.В. Нестеров)

(2) достаточно высокий уровень просвещения. Человек, обладающий правосознанием, есть «свободный субъект прав»;

(3) хозяйственная самостоятельность гражданина. Только такой человек имеет основу для независимого суждения в политике, для неподкупного волеизъявления и голосования;

(4) минимальный уровень образования и осведомленности, вне которого всякое голосование становится своей собственной карикатурой;

(5) необходим политический опыт, которого в России лишены и более образованные слои, и менее образованные массы. Без политического опыта подлинная демократия как политическое состязание невозможна, она может быть только фальсифицирована;

(6) настоящая, «творческая демократия» предполагает наличие в человеке таких свойств, как личный характер, преданность Родине, мировоззрение, неподкупность, ответственность и гражданское мужество.

По мнению И.А. Ильина, без создания этих предпосылок подлинная демократия невозможна. И хотя работа была написана более полувека назад, можно с уверенностью сказать, что основные положения ее остаются актуальными и в наши дни.

7.5. Меритократия

К теории элит близка концепция меритократии, получившая распространение во второй половине XX в. Идеологи этого направления модернизируют платоновские идеи меритократии — власти наиболее мудрых, знающих и достойных, но отбрасывают государственный тоталитаризм Платона.

Термин меритократия (от лат. meritus — достойный и др.-греч. matos — власть) буквально означает власть достойных. Представители этой теории утверждают, что традиционная демократия в условиях постиндустриального общества перерастает в меритократию — правление наиболее талантливых людей, интеллектуальной элиты.

Основатель этой теории — английский социолог Майкл Янг[59]. В своей антиутопии «Возвышение меритократии» (1958, здесь Янг впервые употребил этот термин) он описывает будущее общество, где социальная позиция определяется коэффициентом интеллекта (IQ). Янг полагает, что соединение власти с интеллектом является главным фактором будущего прогресса. Поэтому основное содержание меритократизации состоит в интеллектуализации власти, раскрытии способностей и талантов личности.

Янг попытался создать модель правления, в которой действуют открытая система отбора правящей элиты и равенство условий конкуренции. Хотя следует отметить, что по существу Янг в общем не оригинален. Идеи меритократического правления обосновывались еще в Древней Греции (Платон) и в Древнем Китае (Конфуций).

В наши дни концепцию меритократии взяли на вооружение идеологи и сторонники постиндустриального общества. Так, известный американский теоретик Даниел Белл (р. 1919) в работе «Грядущее постиндустриальное общество» (1973) утверждает, что меритократия является той властью, которая поможет устранить бюрократию и сделать более эффективной социальную организацию общества в целом. Подобную концепцию разделяет и известный американский политолог Збигнев Бжезинский (р. 1928) и другие. Как и Белл, он трактует меритократию как позитивную политическую тенденцию.

По мнению представителей этой концепции, меритократия — это качественно новая властвующая элита, идущая на смену предыдущим. Так, в традиционном обществе господствовала «элита крови», критерием принадлежности к ней была знатность, в индустриальном обществе — «элита богатства», критерием принадлежности к ней выступает капитал. В постиндустриальном обществе наступает время «элиты заслуг», «элиты знания», критериями которой являются компетентность, образование и высокие моральные качества.

К этой теории примыкает и концепция известного американского социолога, футуролога и политолога Элвина Тоффлера (р. 1928), по мнению которого новая концепция власти состоит в том, что ее основой в XXI в. будет не насилие, не деньги, а знание.

В работе «Метаморфозы власти» (1990) он конкретно описывает кризис старых моделей власти и приход на смену новой модели, которая основана не на мускульной силе, богатстве или насилии, а на интеллекте.

Э. Тоффлер

Именно интеллект и знания являются, по его мнению, самым демократическим источником власти.

Сторонники меритократии утверждают необходимость создания благоприятных условий для одаренных и трудолюбивых людей, чтобы они имели возможность в будущем войти во властные структуры, а также занять во всей структуре общества ключевые позиции в условиях свободной конкуренции. Как писал Белл, «принцип меритократии должен проникнуть в университеты, бизнес, правительство». По его мнению, девиз меритократической модели «каждому по его заслугам» направлен против несправедливости распределения политических ценностей и статусов, основанных на принципах приписывания», т.е. на связях, знакомстве, наследственности, возрасте и т.д. В основе политической иерархии и государства в постиндустриальном обществе должен лежать «принцип достижения», т.е. должности должны распределяться в зависимости только от личных способностей и высоких моральных качеств людей. Постиндустриальное общество — это общество знания. Поэтому университеты должны стать центрами и главными институтами этого общества, а ученые и высококвалифицированные специалисты — первыми претендентами на высшие посты в структуре власти. Они и составляют меритократическую элиту.

При рассмотрении меритократии и демократии высказываются две точки зрения:

(1) меритократия — это система правления, противоположная демократии, ибо последняя есть власть народа, а меритократия — это власть избранных;

(2) меритократия не только совместима с демократией, но является наиболее актуальной современной формой демократии. Меритократия предполагает создание начальных условий для одаренных людей, чтобы они в перспективе могли занять высокие посты, но в условиях свободной конкуренции. А это важнейший признак демократии. Сегодня такая интерпретация соотношения меритократии и демократии более распространена.

Традиционная демократия в условиях постиндустриального (информационного, суперинформационного и т.д.) общества, по мнению сторонников этой позиции, уже перестает отвечать требованиям и вызовам времени. В новых условиях она объективно перерастает в реализацию власти наиболее талантливыми и квалифицированными специалистами, которые должны прийти на смену старой генерации представителей власти. Таким образом, меритократия и демократия — это не противоположные, а взаимодополняющие системы власти.

Хотя концепция меритократии не является общепризнанной, однако известный опыт реализации меритократии существует и имеет древнюю историю. Так, следуя меритократическим идеям Конфуция, согласно которому у власти должны находиться умные и высоконравственные правители, приверженцы его учения еще в Древнем Китае ввели систему экзаменов при выдвижении на государственные должности. В соответствии с их результатами лица, не прошедшие испытания, подвергались разжалованию, а достойные продвигались вверх по иерархической лестнице. В Османской империи (XV— XVII вв.) существовала система выдвижения на должности высокопоставленных чиновников из числа молодых людей, основанная на способностях и трудолюбии.

Понятие «меритократия» фигурировало в работах фабианских социалистов[60], сделавших много для его включения в качестве руководящего принципа законодательной поправки к Закону Великобритании об образовании, которой они добились в 1944 г., и для последующей реорганизации средней школы.

Попытки создать открытую систему отбора элиты в современных индустриальных странах усилились. Как утверждают сторонники меритократии, за последние десятилетия власть в них эволюционировала в сторону меритократии, правления интеллектуалов. В частности, они приводят в пример Францию и Великобританию, где многие выпускники престижных высших учебных заведений занимают значимые посты в органах власти и бизнесе. В США распространено мнение, что принцип меритократии там уже реализован и личный успех американцев зависит лишь от способностей, трудолюбия, жизненных установок и нравственности. Современный Китай также делает ставку на высококвалифицированный менеджмент, на развитие образования. Принцип меритократического отбора широко используется и в Японии. Необходим он и для России. Но для этого следует уделять гораздо больше внимания повышению уровня и качества образования в стране, модернизации всей системы подготовки высокоинтеллектуальных и талантливых кадров.

Основное положительное качество концепции меритократии состоит в том, что к власти должны допускаться действительно достойные, компетентные и знающие люди. Кроме того, по мнению ее сторонников, меритократия противостоит не только приходу и власти бездарей, занявших свой пост не по личным заслугам, а на основе капитала или знакомства. Но она противостоит также бюрократии, главная цель которой не дело, а продвижение по службе, карьера. Меритократия не приемлет застоя и коррупции, связанных с бюрократизмом власти, ибо она основана на знании, а его остановить нельзя, так же как и «приватизировать». Знание не терпит застоя, ибо оно основано на конкуренции и развитии идей. Развитие знания — это креативная деятельность, несовместимая с формализмом и чинопочитанием, свойственными бюрократии. Знание и интеллект носят открытый характер, бюрократия всегда носит закрытый, корпоративный характер.

Далее, такие свойства меритократии, как открытость, креативность, интеллект и другие, делают эту модель политического правления чуждой не только тоталитаризму и авторитаризму, но и аристократии и олигархии, которые в принципе также несовместимы с меритократией. Действительно, аристократия предполагает принцип наследования власти и статуса, а меритократия — равные возможности для конкуренции. Для аристократии главное — происхождение, для меритократии — личные способности и таланты. Эти же качества делают меритократию противоположной олигархии, которая является властью богатства, властью обладателей «денежного мешка».

Критики концепции меритократии указывают на целый ряд недостатков, которые обнаруживаются при анализе реального положения в обществе:

(1) у защитников меритократии отсутствуют объективный критерий и мерило способностей граждан. Пока этого нет, сама идея меритократии теряет свой смысл;

(2) по мнению некоторых противников меритократии, эта концепция призвана оправдывать привилегии интеллектуальной элиты;

(3) на самом деле в современном обществе при выдвижении людей во властную иерархию по-прежнему важную роль играют деньги, наследство, знакомства;

(4) у различных групп населения существуют неравные возможности и условия для получения образования и квалификации, что является помехой для занятия ими престижных должностей;

(5) важным препятствием для установления подлинной меритократии является бюрократия, которая всегда может найти возможность приобрести дипломы, звания и ученые степени, так что во власти окажутся прежние люди;

(6) весьма привлекательные идеи меритократии трудно осуществить на практике также потому, что для этого как минимум сам избиратель должен быть нравственным и подготовленным, т.е. хорошо разбираться в политике и быть компетентным в других областях, чтобы выбирать самых умных, знающих, способных претендентов;

(7) на один из существенных (по крайней мере, потенциальных) недостатков этой теории указал сам автор термина «меритократия» М. Янг, который полагал, что меритократы со временем превращаются в касту, а сама власть становится системой, противоположной демократии.

Появился интерес к проблеме и перспективе перехода к меритократии и в России. В связи с необходимостью всесторонней модернизации общества ставится вопрос и о модернизации ее политического режима. В рамках поиска конкретных способов такой модернизации рассматривается проблема меритократизации российского общества. Для оценки перспектив такого меритократического транзита в России следует, прежде всего, обратить внимание на те критические замечания, которые уже были сделаны по поводу меритократии вообще. К ним только необходимо сделать одно важное примечание — все они в большой степени проявляются и в России.

Кроме того, имеется одна особенность нашей жизни, на которую следует обратить внимание, когда встает вопрос о перспективах меритократического транзита в России. Как уже указывалось, в меритократическом проекте власть должна принадлежать интеллектуальной элите. Однако сегодня в нашем обществе «интеллектуальная элита» — это часто «элита», созданная СМИ, телевидением. Народ знает и воспринимает в качестве знаменитых и лучших только тех, кто допущен к телевидению и чаще мелькает на экране. Поэтому нет гарантий, что в состав элиты попадут наиболее достойные, способные, честные и что за них проголосуют на выборах. Небольшая группа людей, «раскрученных» на ТВ, — это и есть, к сожалению, в сознании народа элита. Люди действительно талантливые остаются «за кадром» и неизвестными для массы населения. Многие ли знают президента Российской академии наук?

В современной России элита ассоциируется с раскрученными политиками, бизнесменами, нуворишами, с гламурной тусовкой и т.д. В основании этой «элиты» лежит не труд, а капитал, связи, знакомство и коррупция. Поэтому народ за такую «элиту» голосовать не будет, и в этом плане перспектив у меритократии пока мало. Но самое главное — обществу надо постараться сформировать и организовать подлинную элиту, призвать во власть действительно достойных, мудрых и знающих людей. Без этого будущего у человеческого общества принципиально не будет.

1. Охарактеризуйте концепции демократии Платона и Аристотеля.

2. Поясните специфику либеральной модели демократии.

3. Дайте общую характеристику и приведите примеры идентитарной модели демократии.

4. Назовите достоинства и недостатки элитарной модели демократии.

5. Охарактеризуйте плюралистическую модель демократии.

6. Каковы основные характеристики полиархии?

7. Приведите общие характеристики демократического режима.

8. Что означает суверенитет народа?

9. Объясните понятие «политический плюрализм».

10. Назовите основные черты прямой демократии.

11. Дайте сравнительную характеристику прямой и представительной демократии.

12. Как вы понимаете термин «демократический транзит»? Назовите стадии демократического транзита.

13. Объясните, что такое «меритократия», и охарактеризуйте основные черты меритократии.