Полночная любовница

Глава 7

До девяти было времени хоть отбавляй. Лоретта понятия не имела, чем ей занять его.

Не то чтобы она так жаждала увидеть Кона, принять его в свою постель и в свое тело. Разумеется, нет. Ей не было дела до того, что скоро он будет сидеть напротив нее за столом и есть рыбу в соусе, приправленную какой-то непонятной смесью, о которой Лоретта никогда прежде не слышала: горох, фасоль, рис, листья салата и странный плоский хлеб. Сама она еще не успела проголодаться после завтрака и ленча, поэтому даже не мечтала об обеде, каким бы вкусным он ни был. В сущности, было ясно, что ей надо пойти наверх и распустить шнуровку корсета, а может, даже совсем его снять. Она могла бы раздеться, вздремнуть… Но вряд ли она успеет — она была слишком взвинчена.

Это ее третий полный день жизни в качестве любовницы. Как же это называется? Любовничество, по аналогии с супружеством? Нет, такого слова она никогда не слышала. Впрочем, как ни назови, ей это не подходит. Она не привыкла к ничегонеделанию и изоляции. Нет, ни к обстановке дома, ни к заставленным книгами полкам придраться нельзя. Но ей совершенно нечего делать.

Лоретта в раздражении пометалась по комнате и наконец вызвала Мартину, чтобы та помогла ей переодеться в новое дневное платье, которое она привезла с собой. Лоретта не думала, что оно слишком поношенное, когда укладывала его, однако в сравнении с нарядами в гардеробной… это был просто ужас. Вот и отлично. Она и чувствует себя ужасно. По крайней мере, старое голубое платье принадлежит ей, его сшила Сейди так давно, что и не вспомнить когда. Она наденет его и станет мерить шагами верхнюю гостиную, потом нижнюю гостиную, потом сад. Кон не запрещал ей выходить из дома, но с ее везением она вполне могла наткнуться на кого-то из знакомых, и тогда все пропало.

Одно дело — лгать в письме, а совсем другое — смотреть человеку в лицо и притворяться. А она никогда толком не умела врать, зато здорово наловчилась о многом умалчивать. И вот куда это ее завело.

Было время, Лоретта тихонько радовалась, что родители так заняты собой и игрой в карты, что она может никем не замеченная убегать к Кону. И вот к чему это ее привело: у нее тайный ребенок и братец-мот и она ждет своего беспринципного любовника.

Если б она была молодой леди, правильно воспитанной хорошими родителями, то знала бы, чем занять пустые часы, которые тянутся до бесконечности. Она могла бы плести кружево или играть на фортепьяно, которое стоит внизу. Вышивать туфельку или составлять букеты.

Что ж, пожалуй, букеты она составить может. Те, что на каминной полке, уже завяли. Дома она собрала бы все бутоны и поставила их в чистые банки. Здесь у нее хрустальные вазы. Сад в буйном цвету.

Лоретта зашла на кухню за ножницами. Кухонный стол был завален всевозможными продуктами, а Надия и Квалхата увлеченно обсуждали блюда к сегодняшнему ужину.

При виде Лоретты они встревожились. Но после пространной дискуссии на тему, почему она не позвонила и не позвала кого-нибудь, Надии потребовалось убедиться, что Лоретта в состоянии сама срезать цветы и ей можно доверить ножницы.

— Я не заколю вас ими, — нетерпеливо проворчала Лоретта. — И себя не заколю, клянусь. — До этого еще не дошло.

— Ох, миледи! — Надия нервно вытерла руки о фартук. — Вы здесь несчастны?

— Нет. То есть да, — ответила Лоретта и села на табурет.

Протянув руку через стол за стручком гороха, она разломила его пополам и бросила в глиняную миску.

— Вы все очень добры. Просто… — Лоретта взглянула на женщин. Они решат, что ее место в Бедламе[3], если она пожалуется, что хочет работать. Они обе поднимаются еще до рассвета и до поздней ночи создают для нее эту счастливую искусственную жизнь. Для них целый день полного безделья покажется мечтой. Хотя дом и маленький, Лоретта знает, скольких трудов он требует. Она разломила еще один стручок.

— Видите ли, я живу в деревне. Держу кур и огород, я просто не привыкла к бездействию. К ожиданию.

— Ах! — Надия нарезала огурец для салата тонкими, прозрачными ломтиками. — Вам одиноко. Я не уделяю вам достаточно внимания.

— Нет, нет, я и не жду, что вы станете меня развлекать. Я привыкну. В конце концов, это ведь ненадолго.

Надия с Квалхатой переглянулись.

— Извините. Я отвлекаю вас от работы. Просто дайте мне ножницы.

Квалхата поднялась из-за стола и подошла к кухонному шкафу.

— Можете оставить их для цветов. У меня есть еще.

Лоретта взяла блестящие ножницы. Они были такими же новыми, как все остальное в доме.

— Спасибо. Больше я вас не побеспокою.

— Никакого беспокойства. Мы в вашем распоряжении, миледи.

Из длинной кухни было два выхода: один — на улицу, другой — в сад. Лоретта плотно прикрыла за собой дверь, потому что была уверена, что не хочет слышать замечания женщин по поводу ее капризного поведения, если они вообще будут обсуждать ее на понятном ей языке. Все в доме говорят на нескольких языках в отличие от нее. Возможно, ей стоит попросить их дать ей несколько уроков.

Ах, какая нелепость! Как будто у них есть на это время. Она здесь единственная, кто не знает, чем себя развлечь. Даже маленький поваренок занимается уборкой наверху. Арам, похоже, работает и в городском доме Кона, и здесь, но каждый вечер приходит спать рядом с женой.

Лоретта посмотрела на часики, которые приколола к лифу платья. Часы принадлежали матери, и они сказали ей, что она лишь на пятнадцать минут приблизилась к приходу Кона с тех пор, как последний раз смотрела на них. Она присела на каменную скамейку и прислонилась спиной к стене, которая купалась в солнечном свете — кирпичи были теплыми, почти горячими. Синие и белые плитки, такие же, какими выложены садовые дорожки, вделаны в кирпичи через произвольные промежутки. Должно быть, Кон перестроил заднюю стену, ибо она выглядела вдвое толще соседской. Толстый плющ с глянцевыми листьями оплетал боковые стены, явно выстроенные еще до нее.

Лоретта закрыла глаза и прислушалась к плеску воды. Надо бы подняться и нарезать цветов. Роз или, быть может, чего-нибудь незнакомого. В саду полно растений, названий которых она не знает, и все чудесным образом растут в городе, на своих квадратных клумбах. Ее помешанной на садоводстве матери это понравилось бы, но она была бы шокирована, узнав, что ее дочь живет здесь в качестве любовницы Кона.

И тут она услышала стон.

На самом деле это было скорее рычание, донесшееся из соседнего сада. Потом ойканье, вскрик, грохот и звон чего-то, брошенного на землю. Чего-то бьющегося, судя по звону рассыпавшихся осколков.

— Так-то! — послышался удовлетворенный женский голос. — Получай, ублюдок!

Лоретта подошла к увитой плющом стене. Любопытство стремительно вытеснило апатию.

— Послушайте, что-нибудь случилось? С вами все в порядке?

— Теперь да. Кто здесь?

— Ваша соседка. — Лоретта подумала было назваться вымышленным именем, но ей так не хотелось врать. Слишком много она врала. — Меня зовут Лоретта.

— Здравствуйте. А я Шарлотта. Когда он вспоминает мое имя, — угрюмо проворчала женщина.

Как странно, однако, разговаривать с бестелесным голосом.

— Вас это злит так же, как и меня? — спросила Лоретта, наплевав на осмотрительность. Какое имеет значение, если куртизанка подумает, что она свихнулась?

— Зависит от того, насколько вы злы. Я всегда считала себя спокойной и благоразумной, но в последнее время появились причины усомниться в этом. Довольно абсурдно разговаривать через стену. Тут есть дверь. Полагаю, с вашей стороны она оплетена плющом, но я погремлю ручкой.

— Да? — Лоретта просунула руку сквозь плющ, ориентируясь на звук. Она нашла ручку и потянула, но дверь не открылась. — Мне придется разрезать плюш, подождите. — Она защелкала ножницами. Когда большая часть плюща была срезана и Лоретта увидела дверь, она со всей силы потянула за ручку. Петли заскрипели, и дверь приоткрылась, но недостаточно широко, чтобы соседка могла в нее пройти. — Черт. Вы можете толкнуть?

— Попробую. — Шарлотта захихикала. — Если ничего не выйдет, думаю, я всегда могу обойти вокруг и позвонить к вам в дверь.

— Тогда это уже будет совсем не приключение. Давайте, толкайте, а я потяну.

Ржавые петли взвыли, словно от страшной боли, и вскоре Шарлотта смогла протиснуться в образовавшуюся щель. Лоретта улыбнулась.

Шарлотта вовсе не походила на чью-то любовницу. Она была вполне хорошенькой, даже красивой, помогла бы сойти за гувернантку. Во-первых, совсем не юная, по крайней мере, ей было примерно столько же лет, сколько Лоретте. Черные волосы покрыты маленьким накрахмаленным чепцом, каких Лоретта не носила уже тысячу лет. Уродливое серое платье застегнуто до подбородка, а вокруг шеи аляповатое фишю. С таким же успехом на лбу у женщины могло быть написано: «Непорочная старая дева».

Но, разумеется, этого не может быть.

— Ох, какая же красота! — Шарлотта восхищенно оглядела сад. — Я наблюдала из окна своей спальни, как его разбивали. Они все трудились как дьяволы. Даже лорд Коновер копал. — Она понизила голос: — Он снимал рубашку. Ей-богу, вы счастливица.

Лоретта фыркнула:

— Он и есть дьявол.

— Ох, моя дорогая, вы понятия не имеете, что такое настоящий дьявол. Портрет сэра Майкла Ксавьера Байарда нарисован прямо рядом с этим словом в словаре доктора Джонсона.

— Тогда почему… — Лоретта осеклась. — Простите меня. Это не мое дело. — Ей не хотелось рассказывать о своих отношениях с Коном.

Шарлотта села на каменную скамью и подставила лицо солнцу.

— Это довольно длинная, грязная история. Скажем просто, что порой семейные обязательства вынуждают нас идти на нечто неприятное, а то и вовсе отвратительное.

— Совершенно верно, — согласилась Лоретта, гадая, как там ее шалопай братец ладит со старым пнем доктором Гриффином. — Давно вы здесь живете?

— Достаточно. Иногда кажется, что уже целую вечность. Но, по крайней мере, мне больше не придется лицезреть этих дурацких херувимов.

— Прошу прощения?

— Вы же слышали мою маленькую гневную тираду? Грохот, звон и крики. Я только что разбила, без сомнения, ценные, но совершенно вульгарные маленькие статуэтки, которые принадлежали моей предшественнице. У меня в спальне есть еще. Хотите помочь мне покончить с остальными?

Возможно, Шарлотта и в самом деле свихнулась, и ей понадобилось на это совсем немного времени. А какой через месяц будет она, Лоретта? Страшно даже подумать.

— Ей-богу, обычно я не такая кровожадная, хотя в этом позолоченном гипсе и нет никакой крови, разумеется. Но когда вы их увидите, то поймете. Пошли. — Шарлотта поднялась и протянула руку.

— Я не уверена… меня могут хватиться, — запинаясь, проговорила Лоретта.

Кто знает, не взбредет ли Шарлотте в голову пристукнуть и ее?

— Ах вы бедняжка! Я наслышана о странном и загадочном Коновере. Я видела татуировку. Значит, вы его пленница?

— Нет! Не совсем.

— Ну что ж. Тогда пошли.

Лоретта сглотнула. Эта чопорная и добродетельная куртизанка точно как гувернантка, которая не принимает отказа. Бросив еще один тоскливый взгляд в сторону кухонной двери, Лоретта протиснулась через оплетенную плющом дверь в соседний сад. Он тоже был по-своему красив, но и близко не такой волшебный, как сад, созданный для нее Коном.

Шарлотта взяла Лоретту под руку:

— Он что, скупой, ваш лорд Коновер? Ваше платье выглядит староватым.

Лоретта засмеялась:

— Потому что оно такое и есть. Это мое собственное. Уверяю вас, мои шкафы битком набиты нарядами. Просто сегодня я предпочла не поддаваться искушению.

— Мудро. Лично я не ношу то, что купил сэр Майкл. Это его ужасно раздражает. — Они нырнули в дверь и вошли в кухню. Помещение было чистым и пустым. — Слуг нет дома, иначе бы я не осмелилась уничтожить всех ангелочков. Идите за мной.

Они пошли через дом. Планировка была точно такой же, как в доме Лоретты, хотя обстановка гораздо более традиционная. За исключением картин. Лоретта почувствовала, как вспыхнуло у нее лицо, когда увидела так много выставленной напоказ обнаженной плоти. На каждой без исключения стене были нагие женщины, занимающиеся чем только можно себе вообразить, и еще сверх того. Однако манера письма была превосходна, и Лоретта не преминула об этом сказать.

— Я к этому не имею никакого отношения. Сэр Майкл — настоящий знаток. У него отличный вкус во всем, кроме любовниц. Что эта Хелен сделала со спальней… впрочем, сейчас сами увидите.

Они поднялись по лестнице и вошли в спальню Шарлотты. Лоретта остановилась как вкопанная, лишившись дара речи.

— Вы понимаете, не так ли? Как можно жить в комнате, где на тебя устремлено так много гипсовых глаз? И выглядят они отнюдь не невинными. Видите эти похотливые ухмылки на их физиономиях? — Шарлотта ткнула пальцем в одну из статуэток и передернулась.

— Я помогу вам. Какая жалость, что мы не можем одолжить тачку и скатить их по лестнице!

— Осмелюсь сказать, небольшая разминка пойдет нам на пользу, но я рада, что вы здесь. Мы сделаем работу в два раза быстрее. — Шарлотта подобрала подол юбки и принялась складывать маленьких купидончиков в подол. Лоретта подумала, что у ее новой подруги красивые ноги.

Как, оказывается, это увлекательно — бросать гипсовых ангелочков головой вниз и разбивать их! Лоретта не помнила, когда еще так веселилась. После того как покрылась пылью и основательно вспотела, она вернулась домой, оставив Шарлотту заметать под кусты следы преступления. Завтра они вместе выпьют чаю.

Распорядившись насчет необходимой ванны, Лоретта убила еще один час, дожидаясь Кона. Завтра она будет принимать у себя свою новую подругу Шарлотту Фэллон и скучать не будет. Шесть месяцев не такой уж долгий срок. Она может — должна — сделать это.

Несколько часов спустя она сидела напротив Кона. Он набросился на рыбу так, словно умирал с голоду, и сейчас с наслаждением ел мягкую, пропитанную медом булочку. На вечер Кон освободился от английской одежды и приехал в длинном вышитом кафтане и широких шароварах. Его черные волосы не были связаны и свободно падали на плечи. Лоретта подумала, что он похож на пирата, то есть если, конечно, пираты моются и наряжаются в изысканные одежды. Неудивительно, что ее соседка считает его безумцем. Сегодня вечером Кон определенно в чем-то на него похож. Долговязый мальчишка из Дорсета исчез, а на его месте появился настоящий бродяга.

Лоретта отказалась от десерта и теперь попивала вино маленькими глоточками. Она нервничала из-за того, что ей предстояло. Потребуется вся ее выдержка, чтобы не заплакать от счастья после того, как они займутся сексом. Она должна постоянно напоминать себе, что их отношения основаны исключительно на похоти, что их дружба и любовь давно канули в Лету. Она всего лишь женщина, чья животная сущность, долго дремлющая, откликается на близость мужчины. Это не грех и не отсутствие принципов, а простой жизненный факт.

— Пенни за твои мысли. — Глаза Кона, устремленные на нее через стол, были черными и загадочными.

Она не готова была польстить ему, признавшись, что думала о сексе.

С ним. Над ним. Под ним. С Коном, лениво двигающимся сзади нее, прижимающим ее к своему чистому теплому телу, ласкающим пальцами живот и грудь.

Пальцы у него просто изумительные. Все десять впечатляют своим эротическим мастерством.

Лоретта взглянула на свои обычные руки, которые не были такими умелыми.

— Не хочу докучать вам, милорд.

Он вздохнул и не слишком деликатно бросил вилку на тарелку.

— Ради Бога, умоляю тебя, этот твой «милорд» для меня оскорбителен. Мы знаем друг друга двадцать пять лет. Когда-то ты называла меня по имени.

Десмонд. Зачастую просто Дес, когда они обследовали его имение, объедались ранней земляникой и прыгали полуодетые в Пиддл с дерева, чтобы поплавать и вымыть испачканные ягодами рты.

Но однажды одиннадцатилетний Десмонд Райленд пришел к ней на порог с траурной повязкой на рукаве. Умер его дед в одном из своих бесконечных путешествий, оставив Десмонда на попечении противного дяди.

— Теперь ты должна называть меня Коновером, — сказал Дес с серьезным видом.

Ее служанка Сейди растолковала ей, что ее старый друг стал важной птицей и что Лоретта должна вести себя как подобает, когда в следующий раз увидит его.

— У маркиза не будет времени для таких, как ты, — фыркнула Сейди в тщетной попытке заставить Лоретту понять, как должна вести себя истинная леди.

Сейди ошибалась.

— Двадцать четыре. Моя двоюродная тетя пригласила нас пожить с ней в Лодже, когда мне было пять лет. Но я буду делать, как ты говоришь, буду называть тебя, как ты хочешь. Я в твоем распоряжении следующие пять месяцев и двадцать семь дней.

Губы Кона скривились.

— Рядом со мной гений математики, как я вижу. Не помню, чтобы ты раньше была такой точной, Лори.

— Раньше у меня не было на то причин. — По существу, она была настолько небрежна в подсчетах, что только через два месяца осознала, что беременна. Это Сейди напомнила ей. И в тот раз служанка оказалась права.

— Ты обучаешь математике своих маленьких девочек?

На секунду у Лоретты перехватило дыхание. Потом до нее дошло, что Кон говорит о ее неформальных уроках с деревенскими детьми в Лодже.

Она кивнула:

— Да. Женщине необходимо иметь полезные навыки, чтобы чего-нибудь добиться в жизни. Я узнала это на собственном горьком опыте.

Лоретта росла совершенно не домашней и необразованной девочкой. С чего было ей хотеть сидеть в четырех стенах с какой-то скучной книжкой, когда Кон дома на каникулах и ждет ее на берегу речки? За прошедшие годы у нее было много времени, чтобы исправить эти упущения, живя с Сейди в деревне и подсчитывая расходы и перерасходы Чарли. Теперь она знает изрядно и совершенно уверена в том, что мужчина, сидящий напротив нее, — напасть.

— Мне очень и очень жаль, Лори, — тихо проговорил Кон. — Если б я мог изменить прошлое, я бы изменил.

Она закатила глаза.

— Что сделано, то сделано. Давайте не будем впадать в сентиментальность, милорд Коновер, — поправилась Лоретта.

— Кон.

Это она когда-то укоротила его имя, потому что имя «Коновер» явно принадлежало его покойному деду.

— Как пожелаешь. — Лоретта положила полотняную салфетку на стол и поднялась. — Насладись бренди и выкури сигару, если хочешь. Я подожду тебя наверху.

Еще почти шесть месяцев ожидания наверху. Что будут делать без нее ее ученицы? Бегать без надзора, как она когда-то.

Что ж, зато теперь она под надзором, как прирученный зверек, накормленная, приглаженная и в полной власти своего хозяина. Она любовница Кона, в том же неравном положении, что и все остальные бедные девушки на Джейн-стрит. Лоретта пожалела, что у нее нет ангелочка, которого можно было бы разбить прямо о голову Кона.

Кон наблюдал, как она удаляется из столовой, гордо выпрямив спину. Без сомнения, пошла вставить одну из этих своих треклятых губок — и он не может ее остановить. Ах, ну да. У него еще есть время. Пять месяцев и двадцать семь дней, если она правильно подсчитала. Он представил ее календарь с большими черными крестиками, зачеркивающими каждый прошедший день.

Сидя в уединенном великолепии столовой, Кон вскинул бровь, когда вошел Арам:

— Все хорошо?

— Кажется, да. Но Надия рассказала мне, что сегодня миледи познакомилась с женщиной, живущей по соседству.

Кон нахмурился. Нельзя, чтобы стало известно, что Лоретта его любовница, пока он не сделает ее своей женой. Будущей маркизе Коновер и без того будет непросто добиться признания в обществе — ведь ее муж — Безумный Маркиз.

— Кто она?

Арам пожал плечами:

— Вы знаете, что дом принадлежит сэру Майклу Байарду. Он держал здесь нескольких женщин. Эта последняя — сестра той, что была до нее.

Кон неприязненно поморщился.

— Это не то, что вы подумали, — поспешно продолжил Арам. — Произошла какая-то путаница. Ошибка. Мартина узнала все это от служанки Ирэн, но поскольку ее английский неидеален… — Он снова пожал плечами.

— Держи ситуацию под контролем. Не хочу, чтобы какая-то девка подвергла опасности репутацию мисс Винсент.

— Хорошо, милорд. — Арам поклонился и выскользнул из комнаты так же бесшумно, как и вошел.

Проклятие! Он бы не хотел, чтобы Лоретта чувствовала себя пленницей, но ей определенно нельзя дружить со шлюхой с этой улицы.

Шлюха, вероятно, слишком сильное слово. На этой маленькой улочке живут самые роскошные куртизанки Лондона. Невозможно достигнуть вершины в этой профессии, не имея исключительной красоты, мастерства и ума. За обычный половой акт мужчина не станет платить так много. Здешние дорогостоящие дамы ложатся только под избранных: правительственных министров, лордов, чьи родословные восходят к Вильгельму Завоевателю, и баснословно богатых промышленников.

Считается высшим шиком небрежно заметить, что ты едешь на Джейн-стрит. Это означает, что у тебя есть деньги на дом и потрясающую женщину в нем. Кону пришлось попотеть, чтобы выторговать цену за этот дом задолго до того, как его план в отношении Лоретты стал ясен. В то время он был охвачен таким отчаянием из-за того, что она отказалась выйти за него, что убедил себя завести любовницу. Если он не может жениться на Лоретте, значит, не женится вообще. Воистину десяти лет воздержания достаточно, чтобы искупить грехи молодости.

Но, в конце концов, дом остался пустым. Кон побеседовал с несколькими кандидатками и остался холодным как камень. Решил, что воспоминания будут хорошо служить ему до тех пор, пока он не найдет способ вновь завоевать Лоретту.

А потом ее идиот братец приехал в Лондон и снабдил его ключом к завоеванию.

Кон допил портвейн и убрал волосы за ухо. Он не по моде космат, но такой стиль придает достоверности его опасной репутации. Он не желает, чтобы окружающие узнали, что в душе он все тот же бедный юноша, которого лишили чести и принудили к браку по расчету.

Выхолощенный. С разбитым сердцем.

Ах, как мелодраматично!

Кон поморщился. Слишком много вина и слишком мало женщин и песен в последнее время. Это будет исправлено минут этак через десять, как только он закроет пробкой графин с портвейном и найдет утешение в объятиях Лоретты. Разумеется, у греков «вино, женщины и песни» звучат как «огонь, женщины и море» — весьма достойная, хоть и опасная, замена. Турки требуют «коня, женщину и оружие», раскрывая свою кровожадную сущность. Кон же не желает ничего, кроме мира между ним и его любовницей. Сегодня он вряд ли получит мир, но попытка будет забавной.

Поднимаясь по лестнице, Кон расстегивал кафтан. Он отказался от давящего шею галстука, к вящему неудовольствию Нико. Его юный камердинер становится больше англичанином, чем сам король Георг IV. Кон надеялся, что скоро будет далеко от летней лондонской жары, там, где в строгих галстуках нет необходимости. Он намерен осуществить несколько планов. Ни один не идеален, но он не позволит парочке кочек на дороге помешать ему в объединении его семьи.

Лоретта зажгла лампы и теперь восседала в центре кровати греховно, царственно нагая. Волосы золотой рекой струились по спине и груди. Она держала в руках книгу и не взглянула на Кона, когда тот вошел. Брови ее были сосредоточенно сдвинуты, и она старательно пыталась сделать вид, что появление любовника ровным счетом ничего для нее не значит.

«Что ж, еще посмотрим, чья возьмет», — подумал Кон. Бросив кафтан и рубашку на стул, он широко зевнул:

— Подвинься.

Лоретта отодвинулась на пару дюймов. Кон развязал завязки шаровар на поясе, сел на край кровати и стащил мягкие башмаки. Сегодня он был в турецком одеянии. Возможно, аффектация, но ему уже давно не было так удобно.

Он забрался под одеяло и закрыл глаза, размышляя, как скоро можно начать храпеть. Услышал, как перевернулась страница, затем другая. Либо Лоретта быстро читает, либо книга смертельно скучная. Или она вообще не читает, а использует книгу как средство удерживать его на расстоянии.

Он пробно засопел, потом издал нечто между глубоким вдохом и клекотом в горле.

Скоро он уже равномерно, с присвистом похрапывал. Книга резко захлопнулась и со стуком упала на пол.

Кон почувствовал, как Лоретта поднялась с кровати и потушила свет. Она легла на кровать намного энергичнее, чем это было необходимо, и он всхрапнул. Оказалось, у него в запасе достаточно широкий репертуар звуков, которые можно изобразить, он посапывал, похрюкивал, похрапывал. Он был исключительно горд бурильным звуком в глубине горла, достойным самого медведя. Лоретта, переворачиваясь, подпрыгнула на кровати и при этом пнула его — вполне намеренно, как ему показалось. Он остался лежать на спине с открытым ртом, носом насвистывая самую настоящую симфонию.

— Это невыносимо, — прошипела Лоретта.

Кон ответил глубоким свистящим вдохом и вдобавок нарочитым судорожным подергиванием. Он надеялся, что в комнате слишком темно и она не увидит его улыбки.

Он ждал сколько мог, пока она не перестала нетерпеливо ворочаться и задышала ровно. На взгляд Кона, прошла целая вечность. Его плоть стала такой твердой, что могла сойти за мрамор. Если б только Лоретта посмотрела на него, то сразу бы поняла, что он притворяется.

Но он мечтал разбудить ее ото сна, найти теплой в своей постели, своих объятиях.

Кон положил ладонь Лоретте на грудь и ощутил легкую дрожь. Покатал сосок между пальцами и почувствовал, как он заострился и затвердел. Губы его посасывали, а кончики пальцев гладили обнаженную кожу. Вначале Лоретта лежала тихо, словно отрицая, что участвует в этом обольщении, но когда язык Кона повторил путь, пройденный руками, она затрепетала и дотронулась до его плеча. Он омыл средоточие ее наслаждения, ощутив на губах вкус розовой воды и сладчайшего греха, скоро она была уже весьма далека от каких бы то ни было мыслей о сне, и ее прерывистые вскрики и извивающееся тело лишь усиливали его желание.

Он нуждался в ней, боготворил ее сейчас больше, чем когда-либо. Никем из них не было произнесено ни слова, когда он вошел в ее тугие горячие ножны. Сегодня время как будто замедлилось, каждое скольжение было неторопливым и основательным, каждый поцелуй глубже и решительнее. Лоретта, казалось, растворялась в нем, уступала, покорялась. Не осталось ни следа ее упрямой гордости. Она принадлежала ему. Они принадлежали друг другу.

Когда все закончилось, Кон привлек ее к себе и умиротворенно затих. Его легкие посапывания на этот раз были настоящими, сливаясь в дуэте с дыханием женщины, которая наконец была с ним рядом.