Половецкая степь

Глава седьмая Поход Владимира Мономаха в Половецкую землю 1111 г.

Исполняя принятое на Долобском съезде решение, русские князья в 1111 г. предприняли большой поход на половцев, который завершился выдающимся успехом. Русские проникли далеко в глубь половецких степей, взяли два половецких города, одержали блестящую победу над кочевниками и с богатой добычей возвратились на Русь.

Русские князья выступили в поход из Переяславля во вторую «неделю» великого поста, т. е. в воскресенье 26 февраля. В пятницу 3 марта они дошли до реки Сулы, в субботу достигли Хорола, где вследствие таяния снегов «сани пометаша», так как пользоваться ими стало затруднительно. В воскресенье 5 марта (в «крестопоклонную неделю») пришли на Псел, а на следующий день стали на реке Голтве, где дождались присоединения остальных воинов. Во вторник 7 марта русское войско достигло реки Ворсклы, за которой простиралась уже Половецкая степь[318].

В среду выступили с Ворсклы и, «преидоша многие реки» на своем пути, подошли, наконец, к «Донови». День этого прибытия указывается различно. По сообщению Ипатьевской летописи, это произошло в шестую «неделю» (воскресенье) поста, а согласно Воскресенской летописи — в пятую «неделю»[319].

Посвятив понедельник отдыху после длительного похода, русские воины во вторник, «оболачишася во броне и полки изрядиша», двинулись к городу Шаруканю, куда прибыли «вечеру сущу». Шарукань сдался, и его жители в виде даров вынесли русским князьям рыбу и вино. «Перележаша нощь ту», русские утром в среду направились к Сугрову и, взяв город, зажгли его.

В четверг русские войска двинулись «с Дона» в обратный путь. Тогда собравшиеся половцы преградили им дорогу и утром в пятницу 24 марта напали на русских. Перед лицом великой опасности русские князья приняли твердое решение: «уже смерть нам зде, — да станем крепко!» Произошел бой «на потоце Дегея»^[320]. В ожесточенной борьбе русские разбили половцев.

Весь следующий день, субботу 25 марта, отдыхая после тяжелой битвы, русские оставались на том же месте, празднуя день Благовещения. В воскресенье 26 марта, по известию Ипатьевской летописи, русские продолжали свой обратный поход. На следующее утро, «наставшю же понедельнику» 27 марта на «страстной» неделе, множество половцев окружило русские полки со всех сторон, словно бор («яко борове велици»). «И брань бысть люта межи ими». Русские и на этот раз вышли победителями, так что разбитые половцы «вдаша плещи свои на бег». Это решительное побоище произошло «на реце Сальнице»[321].

После блестящей победы русские с огромной добычей вернулись на Русь. Слава об их походе разнеслась далеко за пределы Русской земли, проникла во все дальние страны: «к Греком, и Угром, и Ляхом, и Чехом, дондеже и до Рима, проиде на славу богу»^[322].

Для выяснения местонахождения половецких городов существенное значение приобретает точное определение того дня, когда русские (Пришли «к Дону». Между тем, мнения исследователей по этому вопросу разошлись. В соответствии с Воскресенской летописью одни полагают, что русские, выступив с Ворсклы 8 марта, достигли «Дона» 12 или 13 марта и затем двинулись к Шаруканю во вторник 14 марта; следовательно, все расстояние от Ворсклы до «Дона» прошли в 5 или 6 дней[323].

Другая группа исследователей[324], придерживаясь Ипатьевской летописи, считает правильным чтение «в шестую неделю поста», рассуждая следующим образом: «в Лазареву субботу русскими была отпразднована победа, перед этим в пятницу (на шестой неделе) была битва на потоке Дегея, перед этим в среду русские двинулись к Сугрову, а во вторник — к Шаруканю; следовательно, к Дону русские подошли в воскресенье (на шестой неделе)»[325]. По этому расчету, следовательно, русские подошли к Дону 19 марта.

Приведенное возражение отвергает поправку Воскресенской летописи: «в пятую неделю поста». Однако в указанной полемике исследователями упущено из внимания, что великий пост начинается с понедельника, а воскресенье заканчивает неделю. Обе упомянутые летописи правильно отмечают, что поход начался во «вторую неделю поста», иначе говоря, в воскресенье 26 февраля. Если же продолжить последовательно великопостный календарь, то мы и получим, что воскресенье третьей и четвертой недели соответственно приходится на 5 и 12 марта, а воскресенье пятой недели на 19 марта.

Иными словами, при ближайшем рассмотрении оказывается, что обе летописи отмечают один и тот же день прибытия русских князей к «Дону» и, значит, отпадает основание для расхождения мнений по данному вопросу.

Точное установление дня прибытия к «Дону» весьма важно для дальнейших изысканий. Оно определяет количество дней, понадобившихся русским войскам, чтобы дойти от Ворсклы до той точки «Дона», в районе которой располагались Шарукань и Сугров.

Некоторую неясность в описании похода вносит отрывок Ипатьевской летописи, где говорится, что во вторник русские подошли к граду Шаруканю «вечеру сущу и в неделю выидоша из города, и поклонишася князем Рускым, и вынесоша рыбы и вино; и перележаша нощь ту. И заутра в среду поидоша к Сугрову». Если следовать прямому смыслу текста, то надо считать, что русские подошли к Шаруканю вечером во вторник 21 марта, четыре дня осаждали город, и лишь на пятый день в «неделю» (воскресенье) 26 марта осажденные вышли из города с дарами и покорились русским князьям, которые после этого провели почему-то еще два дня у Шаруканя и лишь в среду (28 марта!) двинулись к Сугрову. Между тем, сама же Ипатьевская летопись в дальнейшем описании похода говорит, что после взятия Сугрова заключительная битва на Сальнице произошла 27 марта. Совершенно очевидно, что переписчиком допущена ошибка и вместо «в неделю выидоша из города» стояло, вероятно, «в нощь выидоша»[326], с чем полностью согласуется и последующий летописный текст.

В итоге рассмотрения календарь похода 1111 г. представляется в следующем виде:

Февраль 26 (воскресенье) — выступили в поход из Переяславля.

Март 3 — на Суле.

Март 4 — на Хороле.

Март 5 (воскресенье, третья «неделя») — на Псле.

Март 6 — на Голтве.

Март 7 — на Ворскле.

Март 8 — выступили в Половецкую степь и «преидоша многие реки».

Март 19 (воскресенье, пятая «неделя») — пришли «к Донови».

Март 20 — отдыхают и готовят вооружение.

Март 21 (вторник) — пришли к Шаруканю «вечеру сущу» и ночью овладели городом.

Март 22 (среда) — пришли к Сугрову и зажгли его.

Март 23 (четверг) — пришли с «Дона».

Март 24 (пятница) — бой «на потоце Дегея»

Март 25 (суббота) — отдыхают и празднуют день Благовещения.

Март 26 (воскресенье) — в походе.

Март 27 (понедельник «страстной» недели) — утром сражение на Сальнице.

Следовательно, весь поход от Переяславля до Дона занял 22 дня.

Для выяснения местонахождения Шаруканя и Сугрова необходимо предварительно определить тот путь, которым шли русские князья к Северскому Донцу. Некоторые исследователи ведут этот путь от Переяславля через Мажево[327] на реке Супое, к Горошину на реке Суле, отсюда вдоль нижнего течения Хорола к устью Голтвы и далее на среднее течение Орели[328]. Но подобный вариант маловероятен, потому что при таком направлении русские прошли бы ниже устья Хорола и Голтвы, что противоречит летописи, которая определенно говорит о переходе через обе эти реки; а для того, чтобы их пересечь, путь должен был пройти выше их устья[329].

При этих условиях наиболее вероятным представляется направление от Переяславля к переправе у Лукомля на реке Суле, отсюда через реку Хорол, через реку Псел у села Белоцерковки, через реку Голтву у села Решетиловки (место слияния Грузской Голтвы с Ольховой Голтвой) и отсюда к переправе через Ворсклу у Лтавы (Полтавы)[330].

От Переяславля до Сулы, расстояние, близкое к 120 верстам, русские войска прошли за шесть дней. Дальнейшие переходы представляют следующие расстояния в верстах: Сула — Хорол — 30; Хорол — Псел — 36; Псел — Голтва — 26; Голтва — Ворскла — 38; итого за четыре дня прошли 130 верст. Всего же от Переяславля до Ворсклы за 10 дней пройдено около 250 верст, в среднем 25 верст в день, хотя в отдельных случаях величина однодневных переходов колебалась от 20 до 38 верст.

От Ворсклы к «Дону» шли двенадцать дней (8–19 марта), но на этом отрезке пути русские должны были переправляться через «многие реки», что, конечно, тормозило движение. Кроме того, русская пешая рать (вои) не могли совершить 22-дневный поход без больших остановок в дороге, что вызывалось необходимостью сберечь силы для предстоящих боев с половцами. По этой причине поход в Половецкой степи должен был совершаться медленнее, и за 12 дней от Ворсклы до «Дона» русские князья могли пройти не более 240–250 верст.

Это приводит к заключению, что в описываемом походе речь идет не о настоящей реке Дон, а о Северском Донце. Самое выражение «Дон», «с Дона» применяется иногда летописцем как общее географическое обозначение для всей области Дона за Северским Донцом, для всего великого ноля Половецкого[331].

Материал для определения величины однодневного перехода древнерусских войск дают лишь очень немногие летописные указания. Так, в походе 1103 г: как уже упоминалось выше, русские полки (конница и пехота) от Протолчей до Сутени (Молочной) прошли за 4 дня около 100 верст.

В походе 1170 г. против половцев русские князья, продвинувшись от Киева по левой стороне Днепра на 9 дневных переходов, узнали, что половцы, проведав о приближении русских, бежали от своих веж. Тогда русские князья, оставив Ярослава Всеволодовича «за собою у воз», сами «поехаша вборзе» далее на юг и захватили вежи половцев на реке Угле (Орель), другие по Снопороду (Самара) и погнались за половцами даже «за Въскол», избивая их[332]. До какого именно пункта дошли русские за 9 дней, летопись не указывает, но все же из текста ясно, что Ярослава Всеволодовича оставили где-то севернее Орели, вероятно, на Ворскле, а, может быть, и еще севернее. Считая, что расстояние от Киева до Ворсклы составит около 315 верст, в среднем каждый дневной переход оказывается около 35 верст. Однако при этом надобно принять во внимание, что из летописного описания неясно, участвовала ли пехота в походе, а если участвовала, то не опустилась ли она (что очень вероятно) по Днепру на ладьях, как это нередко практиковалось.

В 1187 г. во время зимнего похода русские по «великим снегам» за 10 дней от Киева дошли до Самары[333], пройдя, таким образом, около 360 верст. Из летописи известно, что в этом походе пехота принимала участие. Относительная быстрота перехода в данном случае говорит за то, что для продвижения пехоты были использованы сани.

Объединяя те немногие летописные данные, которые имеются в нашем распоряжении для суждения о быстроте передвижения древнерусского войска, можно полагать, что в случаях совместного похода конницы и пехоты на дальнее расстояние русские войска делали обычно переход в среднем около 25 верст, если для передвижения пехоты не применялись суда (на реке) или сани (по зимнему пути).

Конечно, в случае необходимости один или даже два перехода подряд русские войска могли совершить и на более значительное расстояние. Так, например, Даниил Галицкий (в 1245 г.), выступив из Холма, «одиного дне быста под градом» Люблином, т. е. сделал переход около 45–50 верст[334]. Но такие единичные переходы были исключением и не могли считаться средней нормой для длительных переходов на дальнее расстояние.

Пытаясь наметить дальнейшее направление похода 1111 г., надо принять во внимание, что путь от Ворсклы к Северскому Донцу должен был выводить в район Изюма и Сальницы, ибо там разыгрались последние, решительные битвы с половцами. Для того, чтобы выйти беспрепятственно в этот район, в тыл половцам, русским князьям необходимо было обойти главные половецкие кочевья, расположенные по Самаре и Орели, иначе столкновение с половцами произошло бы до р. Сальницы и но удалось бы скрытно и неожиданно подойти к Шаруканю и Сугреву, как это случилось в действительности. Эти соображения приводят к мысли, что путь, вероятно, шел от Ворсклы Коломацким шляхом (известным в XVI–XVII вв.) вдоль реки Коломак, к ее верховьям, затем по рекам Адалагу и Можу[335], подходил к Змиевской переправе через Донец[336]; далее пролегал по левой стороне Донца и, минуя «перелазы» (известные в XV–XVII вв.) Бишкин, Шебалинский, у Андреевых лоз, Булуклейский, Савинский, затем выходил к Сальнице и Изюмскому перевозу[337], вблизи устья р. Оскола.

При таком варианте протяжение пути от Ворсклы до Змиева, равное 140 верстам, и от Змиева до Изюмского перевоза, равное 95 верстам, составит в общем протяжении около 235–240 верст, так что пройти его за 12 дней было возможно. Двигаясь по этому направлению, русские действительно должны были встретить на пути много переправ через притоки Коломака, Можа и, наконец, Северского Донца от Змиева до реки Изюмца, впадающего в Донец. Это направление действительно пролегало в стороне от главных половецких кочевий и обеспечивало скрытность русского движения на восток к Осколу.

Летописное сообщение указывает, что русские князья южных окраинных княжеств, Переяславского и Северского, хорошо были знакомы с путями между Мерлом и Коломаком и путем через Ворсклу у Лтавы. В 1174 г. Игорь Святославович «поеха противу Половцем и перееха Въроскол у Лтавы к Переяславлю и узьрешася с полкы Половецькыми»[338]. Когда половцы в 1183 г. пришли из степи и стали ловить «языка», на пространстве между Ворсклой и Мерлом, то Игорь выступил в степь «да яко бысть за Мерлом и сретося с Половци»[339]; следовательно, и в этот раз шел тем же путем, что и в 1174 г. Со второй четверти XII в. (с переходом Курска и Посемья под власть северских князей) местность, расположенная на южном рубеже, ограниченная с востока Донцом, а с юга Можем и Коломаком, оказывалась под военным наблюдением северских князей, о чем свидетельствуют их походы за Мерл. Таким образом, путь от Лтавы по Коломаку и Можу к Змиеву на Донце совпадал с той крайней южной границей, до которой доходила сфера военного наблюдения Переяславского и Северского княжеств за степью[340] и, значит, хорошо был известен русским князьям.

Не лишено также значения, что намеченный нами путь князей в 1111 г. являлся кратчайшим от Переяславля до Изюмского перевоза^[341].

Из летописного описания событий 21–27 марта ясно, что Шарукань и Сугров находились недалеко от Сальницы, однако в этом районе даже на подробных картах, как современных, так и более ранних, не имеется географических пунктов с названиями Шарукань и Сугров[342]. Поиски затрудняются еще и тем, что при частой смене кочевников в наших южных степях, восточные наименования в нашей русской передаче иногда изменялись: Адалага превращалась в Водолаг, Гузун — в Изюм, Еклуваты — в Ольховатку и т. д.[343]. С другой стороны, половецкие города назывались по имени своего хана (как это наблюдалось и у печенегов)[344]. Со сменой хана, владельца города, менялось и название последнего. Шарукань в некоторых летописных списках носит название Осенева[345], по имени хана Асана (Осеня), по смерти которого стал называться по имени хана Шарука, едва избежавшего русского плена в 1107 г. на Хороле[346]. О Шарукане упоминается и в «Поучении» Мономаха, где рассказывается, что Мономах освободил двух братьев хана Шаруканя. В некоторых списках город Шарукань именуется Чешуевым. Сугров назван по имени хана Сугры, плененного русскими князьями при нападении на Лубны в 1107 г.[347].

Неустойчивость названий половецких городов не дает путеводной нити для определения их местонахождения, поэтому поиски их остается производить, исходя из летописного описания, изучения карты и археологических данных. На основании летописных данных большинство исследователей полагают, что Шарукань и Сугров следует искать на Северском Донце[348].

Попытаемся их местонахождение определить точнее. Как мы знаем, от Шаруканя русские двинулись к Сугрову утром в среду, причем успели за день не только дойти до города, но зажечь его и взять. Следовательно, Сугров лежал от Шаруканя на расстоянии не более полудневного перехода. От Сугрева до Сальницы русские сделали только два дневных перехода: 23 марта от Сугрова дошли до Дегея, а 26 марта от Дегея дошли до Сальницы. Остальные же дни протекли или в отдыхе и праздновании (25 марта), или в битве на Дегее и на Сальнице (24 и 27 марта). Итак, от Шаруканя до Сугрова — полудневный переход, от Сугрова до Дегея — однодневный и от Дегея до Сальницы — тоже однодневный переход.

Сугров был самым дальним пунктом похода и, следовательно, лежал дальше Сальницы и дальше Шаруканя.

Сальницу, согласно «Книге Большого Чертежа», следует относить к Изюмскому перевозу. На восток от Сальницы на берегах Бахмута и Торца по археологическим наблюдениям имеется большое число погребений, которые могут быть отнесены к половцам или торкам[349]. По правому берегу Северского Донца на восток от той же Сальницы имеются половецкие городища… Теплинское около села Богородичного, Сидоровское около хутора Сидоров, Маяцкое недалеко от села Маяки[350] и др. Сидоров отделен от Сальницы расстоянием около 40–45 верст, что вполне может быть приравнено к двухдневному переходу от Сугрова до Сальницы. Но если Сидоров принять за Сугров, тогда Теплинское городище будет соответствовать Шаруканю, так как расстояние от Сугрова до Теплинского городища, составляющее около десяти верст, будет равно тому полудневному переходу, который совершили русские от Шаруканя до Сугрова, согласно летописи.

Принимая во внимание географические условия местности и направление дорог от Славянска к Изюму, можно полагать, что обратный путь русских князей шел от Сидорова к верховьям Голой Долины, а затем — сначала по водоразделу между реками Каменкой (Камышевахой) и Сухой Каменкой, а потом к переправе через Каменку у Стратилатовки (Каменки), и далее на север к Сальнице[351].

На этом пути должен быть Детей. Выражение «на потоце Дегея» говорит о том, что Дегей представлял не реку, а поток, протоку, или балку. Одна из балок в верховьях Каменки — Камышеваха или Сухая Каменка и могла быть Дегеем, потому что до верховьев указанных речек от Сидорова немного более 20 верст, что как раз равняется однодневному переходу, который отделяет Сугрев от Дегея.

Помимо Шаруканя (Осенева, Чешуева) и Сугрова (Сугроба, Зуброва) летопись упоминает еще о третьем половецком городе, рассказывая, что в 1116 г. русские ходили на Половецкую землю к реке Дону «и взяша три грады — Сугров, Шарукань, Балин»[352]. Как мы знаем, первые два города находились поблизости один от другого, и о местоположении их мы можем иметь представление. Очевидно, и Балин лежал не в дальнем от них расстоянии. Трудно сказать, можно ли Балин отнести к Маяцкому или Новоселовскому городищу[353]. Вышеприведенное летописное сообщение слишком кратко и не сопровождено никакими подробностями, которые могли бы послужить путеводной нитью для необходимых поисков. Надо надеяться, что археологические исследования городищ данного района прольют свет на этот вопрос[354].