Полторы минуты славы

Глава 6 Снова майор Новиков Человек без лица

Железный Стас очень редко смотрел телевизор. Он слишком много и хорошо работал, чтоб хватало времени на все. Он вообще был убежден, что знающий и полезный человек — будь то сыщик, спортсмен или банкир — не может в то же самое время быть и старательным семьянином, и заниматься общественной работой, и вдобавок иметь хобби. Так в жизни не бывает! Он знал, что увлеченный филателист халтурит на работе, грезя таким старомодным предметом, как марки; чадолюбивый депутат самозабвенно строит семье дачу, начисто забыв об электорате; спортсмен, став партийным активистом, спотыкается, проигрывает и вылетает в лигу «Ж». Особенно, по мнению Стаса, ни на что не годились примерные мужья. Даже собирание значков и новогодних открыток им не давалось.

Сам Стас был прекрасным, очень занятым оперативником. Руки до телевизора у него просто не доходили. А ведь у него был приличный «японец», подарок друзей. Телевизор стоял против дивана, прямо посреди единственной Стасовой комнаты, оттопырив поджарый решетчатый зад. Включал его Стас крайне редко — разве тогда, когда надо было быстро заснуть, а естественным способом это почему-то не получалось. Под немолчный говор телевизионных людей, под рекламные вскрики, бульканье сока и шампуня, под гимны майонезу, под невнятные дрязги сериальных героев майор Новиков погружался в дрему. Это происходило почти мгновенно.

Вот и сейчас, когда по долгу службы он взялся просматривать материалы «Единственной моей», отснятые незадолго до роковой вечеринки, ему пришлось нелегко. Брала свое многолетняя привычка: перед телеэкраном его упорно клонило ко сну.

Но дело есть дело! Стас сперва выяснил, что накануне трагедии было отснято пять эпизодов. Те два, где дело происходило в павильоне, Стас отсмотрел в первую очередь. Ничего интересного для себя он в них не обнаружил. Снова видел примелькавшуюся физиономию миллионера Трюбо. Француз возлежал в своей циклопической кровати, среди пышных спонсорских одеял, рядом со спонсорским будильником и букетом пластиковых лилий. Этот букет, как оказалось, энтузиаст Тошка отыскал на ближайшей помойке. Именно там он часто последнее время пропадал. Молодой декоратор успешно конкурировал с местными бомжами и даже превосходил их в проворстве, с каким выуживал из груд мусора разные вдохновляющие штуковины. Пластиковый букет Тошик притащил в павильон, отмыл, немного подсеребрил автоэмалью. Получилась на редкость шикарная и стильная вещь. Тошика в группе обожали еще и за то, что его раскопки экономили деньги, которые выделялись на приобретение реквизита. Эти деньги потом пускали на пикники и вечеринки.

Стас изо всех сил боролся с дремотой. На экране Островский нервно высовывался из-под одеяла и шпарил на чистейшем французском, изредка переходя на ломаный русский. Лика в этом эпизоде то ли любила, то ли не любила Трюбо. Трижды за пятнадцать минут она показала фишку сериала — свою голую спину с оттопыренными лопатками и легкие трусики, почти скрытые меж ягодиц.

Потом Стасу долго пришлось смотреть на ее левый глаз и бровь — как только чувства героев достигали высшего накала, премированный оператор Ник Дубарев для большего психологизма всегда переходил на крупные и сверхкрупные планы. Тогда в кадре оказывались только чьи-то губы и подбородок, или одно ухо, или часть пальца.

Глядя на все это, Стас начинал неудержимо клевать носом. В просмотренных им павильонных съемках он нашел лишь один странный и настораживающий момент: когда Лика скидывала халатик, из-за резной двери ее стильной спальни то высовывался, то пропадал чей-то пыльный и неэлегантный ботинок. Тайна раскрылась быстро — ботинок принадлежал рабочему Диме, который по просьбе Ника держал в руках оранжевую лампу и из-за двери пускал задорные блики на Ликины ягодицы.

Сцены снятые на натуре оказались куда богаче по замыслу. Они разыгрывались в мебельном салоне «12 стульев» и в модельном агентстве «Смэш моделс».

Стас решил начать просмотр с мебели. По сюжету мускулистый Саша Рябов должен был признаться другу, что не может жить без Лики. В этом эпизоде другом Саши назначили владельца магазина «12 стульев», поскольку бизнесмен решил лично показаться телезрителям.

Неспешно развивалось действие фильма. Сначала псевдодрузья тихо брели меж двух рядов массивных диванов, напоминавших египетскую Аллею сфинксов. Затем они перешли в другой угол салона. Здесь его владелец пытался уврачевать разбитое сердце Рябова показом того, как легко раскладываются столы, кресла и гладильные доски, которыми он торгует.

Все это время камера Дубарева не дремала. Она то и дело возвращалась к общей панораме магазина. Иногда она наезжала на отдельные предметы и белоснежные ценники, где последними цифрами неизменно значились три девятки. То там, то здесь в уютном полумраке салона высились стройные фигуры продавцов. Драматический характер сцены поддерживала музыка за кадром. Она была бурной, страстной, и Стас в конце концов заснул прямо перед монитором.

В модельном агентстве мебели оказалось куда меньше — только какие-то стулья и подиум. По подиуму прохаживались девушки в купальниках. Каждая несла на своем лице застывшую свирепую брезгливость. Стас давно заметил, что у моделей так принято. Камера Ника то захватывала колышущуюся вереницу дев, то сосредоточивалась на какой-нибудь паре ног в изуверски неудобных босоножках.

Владелицу этого заведения сценарист Кайк для разнообразия сделал не подругой, а врагом героини. Правда, пока еще она прикидывалась подругой. В сцене, которую просмотрел Стас, она принуждала доверчивую Лику сожительствовать с французом Островским, чтоб выжать из него миллионы, бриллианты и выезд в Париж. Притом она как-то хитро сама собиралась выехать в Париж, переодевшись Ликой, то есть натянув белокурый парик, Ликины туфли и прихватив Ликину сумку с бриллиантами.

Вперемешку с раскручиванием интриги удалось и тактично расхвалить обучение в агентстве. Было показано, как девушки под руководством опытных инструкторов овладевают пластикой — умением выдвигать вперед то одну, то другую ногу. Опытные визажисты агентства в мгновение ока превращали волосы то в ком слипшихся прядей, то в дремучий начес. Опытные косметологи мазали лица и тела чем-то зеленым, белым и коричневым. Были и еще какие-то процедуры, но смысла их Стас так и не одолел.

Уже третий раз он прокручивал всю эту чепуху и с каждым просмотром становился все мрачнее. Он был уверен, что должен углядеть нечто важное в утомительном мелькании кадров. Недаром же именно из съемочного павильона исчез один человек, Карасевич, а вместо него появился другой, мертвый и никому неизвестный.

Но ничего не получалось. Стас попробовал даже смотреть сериальные материалы без звука, чтоб ничто не отвлекало. Однако немое кино и подавно валило его с ног. Оно погружало майора в какой-то особенно цепкий, необоримый сон.

«Как только народ смотрит такую хрень?» — изумлялся Стас. Из всего сериала ему понравился только Островский-Трюбо, весело, мастерски, с огоньком пристававший к Лике, осмотрительно держал несколько бриллиантовых колье под подушкой и много хохотал, блистая безупречным набором зубов (Стас не знал, но мог бы догадаться, что это заслуга заботливой, Нелли Ивановны Супрун).

«А все-таки что-то я там эдакое видел! Только вот что?» — говорил себе Стас, блуждая по коридору киностудии и давая глазам отдых на скучных серых стенах.

Он решил взять кассеты с сериалом к себе в контору, чтобы еще раз самому посмотреть и другим показать. «Может, Кольку Самоварова позвать? Он эстет, его операторским мастерством не заморочишь», — подумал майор.

Снова двинувшись по коридору, он то и дело зажмуривался. Чертовы картинки! Стас силился изгнать из сознания примелькавшиеся, наизусть выученные кадры, но перед глазами снова и снова вставали Ликины лопатки и диваны в салоне, золотисто-бурые, как пески пустыни Каракумы.

Реже виделись цветастые купальники и красивое, но слегка потрепанное лицо хозяйки модельного агентства. А ведь эта предводительница ногастых девиц тоже участвовала в знаменитой вечеринке! Фамилия ее Кутузова, она исполняла танец живота и уехала со сценаристом Кайком, на вид очень тупым субъектом. Они с Кайком оба физически сильны и вполне могли бы… Только зачем?.. У моделей почему-то такие злые гримасы, хотя фигурки неплохие. И чего они на всех волком смотрят? Хотя ясно: жрать им не дают, вот что! Это очень портит настроение. Да и топтаться целыми днями по подиуму не слишком весело. К тому же в зале ни окон, ни дверей…

Стоп, стоп, стоп!

Стас выговорил это вслух, чуть даже не закричал. Среди пестрых купальников и надменно передвигаемых ног мелькнуло вдруг в памяти что-то такое странное…

Точно! Вот оно! Теперь не упусти, тяни за хвост!

Стас бросился в аппаратную, где скучал паренек, приставленный в помощь ему руководством канала. Самодержавным тоном майор велел пареньку повторить сцену в агентстве. Замелькали ненужные кадры: Лика со своими бесконечными водопроводными слезами, визажисты с ножницами, стилисты с квачами…

— А вот отсюда, если можно, помедленнее! Стоп!

Стас снова увидел на экране полутемный зал агентства, подиум и крашеную густо-синим стену без окон. Зато дверь там, конечно, есть. Вот она! Открывается в какой-то коридор, где освещение естественное, блеклое, тогда как в зале горят сильные электрические лампы.

— Стоп! Ну куда ты? Вернись. Дверь, дверь давай! — командовал Стас. — Вот она. Хорош! Стоп!

Вот и отыскалось то, что он видел, но упустил! Девы брели по подиуму, а в это время дверь открылась. В ее проеме на минуту показалась мужская фигура. Заглянула в зал и скрылась! И черт ее знает, что за фигура, — так, тень, практически один силуэт. Молодой мужчина в светлой (серой?) ветровке с капюшоном. Капюшон напялен на голову, и лица не видно. Сложение у парня неплохое, спортивное. Кто это? Работник агентства? Охранник? Фотограф? Кто-то из съемочной группы, кого Стас еще не знает (а он знает всех)? Случайный посетитель?

Зачем он тут? Зашел, заглянул, ушел. Ну и что?

А то, что этот же силуэт Стас уже видел. Всего десять минут назад!

— Гони мне теперь мебельный салон! То место, где диваны рядами, — приказал он своему помощнику.

Снова знакомая картинка: диванные шеренги и стройные продавцы в ярких рубашках. Шифоньеры, шкафы-купе. Тумбы, сладострастные кровати, рыхлые кресла, частокол стульев…

Ага, вот и он! В той же ветровке, точно так же капюшон накинул, а руки сунул в карманы. За шкафом стоит, в тени. Снова лица не видно. Не человек, а призрак!

Паренек с телеканала потом безуспешно пытался увеличить и оформить в нечто конкретное это безликое человекообразное пятно. Ничего у паренька не выходило, как он ни старался. Лицо у призрака, конечно, имелось, но оно то расплывалось на телеэкране мутным блином, то мелькало абстрактной головоломкой пикселей. Ясней и определенней оно никак не становилось. Можно, кажется, приблизительно уловить линию подбородка.

Стас мрачно поглядел на результат технологических усилий. И это все?

И это все. Но это было то единственное, что вело из неясности, невнятности и незримости в грубую, необходимую, родную реальность.

Теперь Стас уже многое понял. Человек в ветровке явно не хотел быть замеченным. Еще менее он желал блистать на телеэкране. Кто он? Если он появился и в мебельном салоне, и в агентстве, то, скорее всего, он связан с телесериалом. Но как? Неужто это какой-то неведомый член съемочной группы?

В последние дни Стас повидался со всеми телевизионщиками — и с теми, кто участвовал в последних съемках и вечеринке, и с теми, кто в тот момент сидел на больничном, и с теми, кто причастен был к сериалу косвенно. Среди них не было человека в ветровке! Стас профессионально и точно хватал глазом пропорции человеческой фигуры, позы ее, повадки. Он мог поклясться — человека-призрака пока не встречал.

А может, телевизионщики просто кого-то забыли упомянуть? Не своего работника, конечно, а любопытного приятеля, напросившегося на съемки, чьего-то поклонника? Вряд ли. Они ведь и посторонних, бывавших у них в последние дни, припомнили. Назвали сына женщины, поставлявшей группе горячие обеды (побывал в павильоне за три часа до вечеринки), троюродного брата осветителя, привезшего какую-то особую лампу накануне («сгорела, погань, в самый ответственный момент!»). Даже разовых грузчиков всех нашли и опросили. Каждого из них Стас видел, да и документы пересмотрел. А вот этого, в ветровке, не видел никогда!

Стас не стал медлить. Он тут же вызвал на телестудию самых надежных, трезвых, с хорошим глазом свидетелей из съемочной группы — оператора Дубарева, Сашу Рябова, сценариста Алексея Кайка, администраторшу Хохлову. Прибежала и Катерина Галанкина.

Никто из них не знал и никогда не видел человека в ветровке!

— И откуда только он вылез? Кадр испортил, — сокрушался взыскательный Дубарев.

— Не парься, Ник, никто ничего не заметит, — утешал его беспечный халтурщик Кайк. — Даже удивительно, как майор эту образину разглядел. А что, это и есть тот тип, что укокошил мужика из павильона? И нашего Карасевича?

Администраторша Марина вздрогнула всем своим большим телом:

— Типун тебе на язык!

— Федя жив, — мрачно объявила Катерина Галанкина.

Ее вещий взгляд методически блуждал по экрану вдоль диванных холмов: она настраивала свое подсознание на человека в серой ветровке. Но подсознание молчало.

Саша Рябов только мельком глянул на силуэт незнакомца и тут же сказал, что сроду не видал такого мужика. Сашино тело в джинсах и байковой куртке не выглядело таким же безусловно прекрасным, как без одежд, а лицо ничего не выражало. Больше он не проронил ни слова.

— Ладно, попробуем зайти с другой стороны, — сказал майор Новиков. — Где съемки проходили раньше — в мебельном салоне или в агентстве?

— В салоне, — дружно ответили телевизионщики.

— Тогда начнем с мебели! А вы, ребята, — по домам.

Бурые диваны-сфинксы, все еще непроданные, образовывали в салоне «12 стульев» ту же аллею. Сияли шкафы, растопыривали мягкие объятия кресла.

Ник Дубарев, как всегда, снял всю эту красоту с особо выгодных, одному ему ведомых точек. В жизни тот же интерьер выглядел далеко не так масштабно, как на экране. Однако место, где притаился неизвестный в капюшоне, Стас отыскал сразу. Вот он где стоял, за шкафом. Куда он подевался потом? Ясно, что он не стал лезть по диванам к главному выходу. Он наверняка улизнул в какую-нибудь боковую дверь. А вот и она!

Стас осмотрел дверь, затем открыл ее и оказался на тесной лестничной площадке. Было здесь пусто и тихо. Стас вприпрыжку спустился по лестнице.

Входная дверь, как только Стас справился с пустяковой задвижкой, отверзлась в слепящее солнце, небесную голубизну и веселую майскую пыль. Что у нас тут? Стас увидел небольшой, абсолютно безлюдный хоздвор, который жарко дышал нагретым асфальтом. Прекрасно! А дальше? За этими мебельными фурами милое дело прятаться и продвигаться к воротам. Пятнадцать шагов — и ты на улице. Ищи-свищи!

Конечно, когда грузят товар и распахнуты наглухо задраенные сейчас двери, дверцы и ворота, здесь снует немало народу. Но вряд ли и тогда кто-то обратит внимание на скромного прохожего в серой ветровке. С улицы двор не заперт, вокруг жилые дома. В тот день здесь стояли не только мебельные фургоны, но и машины телевизионщиков. Зеваки тоже не исключаются! А прикинуться зевакой легко. Человек-призрак вошел в магазин и вышел. Это Стас сам только что проделал, и никто его ни в салоне, ни во дворе не остановил, никто не спросил, какого черта он тут бродит.

Кстати, двор принадлежит не только мебельному магазину — одна дверь все-таки настежь распахнута, и несутся оттуда гулкие крики, женский смех, радиореклама и нестерпимый котлетный чад. Очевидно, это кухня какой-то кафешки? Там вечно делом заняты и тоже за прохожими не приглядывают. Но заглянуть к поварихам, может быть, стоит, только попозже.

Стас спокойно вышел в ворота, обошел с улицы здание салона «12 стульев» и через парадные двери вернулся в диванный зал. Теперь он обратился к продавцу и попросил директора.

Владелец салона, Юрий Игоревич Козлов, оказался обаятельным, свежим и мягколицым. Судя по бархатным щекам и смелым тонам костюма, ему было лет под тридцать. На экране он выглядел старее и некрасивее.

Удостоверение Стаса его ужаснуло.

— У нас все в порядке! Налоги мы платим… А, так вы насчет сериала? Телекомпании мы тоже все, что положено, перечислили. До копейки, — торопливо сообщил он и смятенно кивнул на какой-то громадный сумрачный шкаф.

— А видик у вас есть? — спросил Стас.

Козлов возмущенно вскрикнул:

— Что вы! Мы электронику не реализуем!

— Я бы хотел, чтобы вы просмотрели отснятый телевидением материал.

— Ах, вот оно что? — удивился Юрий Игоревич. — Это можно. У меня есть видик в кабинете.

— Тогда пошли туда!

Кабинет Козлова был уютен, но тесноват.

Когда они уселись перед телевизором, Стас сказал загробным голосом:

— Надеюсь, вы нам поможете. Будьте внимательны!

Юрий Иванович поблек. Он обреченно распустил узел галстука и, кажется, даже перестал дышать. Он не казался больше таким молодым и ухоженным, как десять минут назад. «Э, да тебе, брат, весь полтинник будет! — подумал Стас, глядя на него. — И чего дрожишь так? Диваны у тебя ворованные, что ли?»

Кусок сериала, показанный Стасом, произвел на Козлова ужасающее впечатление. Он ничего не понимал и только цепенел и увядал с каждой минутой. Когда на экране он увидел самого себя, веселого, улыбчивого и развязного, то не сразу узнал. Узнав же, густо покраснел и закрыл глаза.

Стас остановил картинку с незнакомцем в тени шкафа.

— Кто это? — властно спросил он и так ткнул прямо в телевизор, в смутную безликую фигуру, что от его пальца по экрану пошли голубоватые концентрические волны.

Юрий Игоревич уставился в указанное место. Сначала он смотрел туда выкатив глаза, потом прищурился. Он взял со стола стильные очки с дымчатыми стеклами и сквозь них долго глядел не мигая. Лежали на столе и пляжные очки, совершенно непроглядные. Козлов надел их и снова посмотрел на экран.

— Я этого человека не знаю, — наконец признался он, робко покосившись на майора.

— Тогда кто из ваших может его знать? Установлено, что этот человек не из телевизионщиков. Тащите сюда своих продавцов, уборщиц, охрану — всех, кто присутствовал в магазине, пока шли съемки. Посторонних, насколько я знаю, тогда здесь не было?

— Не было, — как эхо, повторил Юрий Игоревич.

Первыми на его зов явились двое продавцов. Именно их запечатлел Ник в качестве фона для диванов. Оба были молоды, стройны, как гладиолусы, и так красивы, что казались напудренными и подкрашенными. Юноши были в черных галстуках-бабочках и ярких рубашках — продавец Артем в розовой, продавец Максим — в зеленой. Роста и сложения они были совершенно одинакового и походили на танцоров, которые в новогодних телепередачах бьют степ позади звезд эстрады. Однако в салоне «12 стульев» такие красавцы всего-навсего торговали мебелью.

— Вы помните день съемок? — спросил их Железный Стас.

— Да, — ответили продавцы.

— Хорошо помните?

— Хорошо.

Стас показал им на экране человека за шкафом:

— Знаете его?

— Нет! — без колебаний ответили красавцы.

«Вылитые танцоры! — решил про себя Стас. — Мозгов нет, говорят мало, но врать умеют».

В это время в кабинет, деликатно постучав, втиснулся охранник салона, который дежурил в день съемок. Этот богатырь совсем не походил на танцора. Напротив, все в нем — от носков тяжелых ботинок до кончика небольшого бдительного носа — говорило, что он охранник. Однако и образцовый охранник в роковой день не видел никакого человека в серой ветровке!

— Я стоял, Юрий Игоревич, на выходе, как вы сказали, — принялся отчитываться он. — А заднюю дверь, Юрий Игоревич, заперли, когда съемки начались. Вы как распорядились, Юрий Игоревич, так мы все и сделали.

Похоже, частое упоминание неудобного, как скороговорка, имени-отчества работодателя означало у этого служаки высшую степень почтения. Англосаксы в таких случаях вставляют свое «сэр».

— А откуда этот вот тип в капюшоне? Скажешь, это я распорядился поставить его за шкаф? — недовольно буркнул Юрий Игоревич. Он не желал, чтобы на него сваливали эту непонятную каверзу.

Стас недовольно нахмурился. Если охранник стоял у входных дверей, то во время съемок действительно никак не мог видеть незнакомца или знать, что он за шкафом. Если только сам его не впустил. Но зачем?

А сам господин Козлов что поделывал? Он в это время снимался в остродраматической роли. Перед камерой он был впервые, трусил, волновался — значит, вряд ли заметил, что происходит в самых дальних и темных углах его салона. Артем (или Максим?) стоял в кадре боком к шкафу, Максим (или Артем?) — вообще спиной. К тому же и их, и диваны снимали отдельно, после Козлова и Саши Рябова. Поэтому продавцы использовали время предыдущей сцены, чтобы подготовиться к своей — поправляли бабочки, причесывались. «Возможно, и пудрились», — допустил Стас.

— А тот мужчина… который на видео… он что, преступник? — спросил вдруг Юрий Игоревич ватным голосом.

Стас свел брови к переносице и буркнул:

— Подозреваемый.

— Смотри, Чумаков, — накинулся на охранника Юрий Игоревич. — Ведь лично ты отвечаешь за безопасность. А тут на глазах миллионов — ведь сериал миллионы смотреть будут! — к нам пробрался преступник.

Чумаков виновато окаменел.

— Он мог ограбить и разорить всех нас. Взять дневную выручку! Ведь это вор? — осведомился владелец салона у Стаса.

— Думаю, хуже.

— Боже! — шепотом возопил Юрий Игоревич. — И он к нам пробрался…

— Это убийца? — тихо спросил Артем в розовом.

— Маньяк? — выдохнул Максим в зеленом.

Стас многозначительно крякнул, не сказав тем самым ни да, ни нет. В конце концов, он не может поклясться, что человек в ветровке не маньяк. Как не может поклясться, что этот призрак вообще к чему-нибудь причастен и в чем-нибудь виноват.

Прекрасные продавцы сделали из кряканья майора самые ужасные выводы. Они покачнулись. Их лица сделались одинаково серыми.

— Кошмар какой-то! Несколько лет в нашем городе ничего не было слышно про серийные сексуальные преступления. И вот на тебе… — пролепетал Юрий Игоревич и смолк, потрясенный.

Стас снова загадочно крякнул. Пусть думают что им угодно! Он был доволен. Неподдельный ужас на лицах работников салона говорил о том, что незнакомца они в самом деле вряд ли знают. А главное, будут теперь бдительны до дрожи. При новом появлении загадочного человека в капюшоне или другого столь же странного и неуместного посетителя тут же задержат и сообщат об этом Стасу. Сделать это торговцы мебелью дали честное-пречестное слово.

Стас вышел из «12 стульев» в бодром настроении. Он решил даже немного пройтись пешком. Да, поработал он в салоне неплохо, взбодрил тамошний люд. Завтра надо будет взяться за модельное агентство.

Дело тронулось, хотя, может быть, и в ложном направлении. Но до нынешнего дня оно казалось абсолютно невнятным! Это тревожило, несмотря на первые результаты — разоблачение фирмы «Сомерсетт». Правда, фирма к Карасевичу и его коллегам никакого отношения не имела. Так часто бывает: попутно раскрываются и прочие дела, ненароком захваченные бреднем розыска. Они просто попадаются на глаза заодно со всякой подвернувшейся мелочью.

Пусть трое загадочных граждан, сложивших из своих фамилий название английской местности, пропали и наглухо завязли во всероссийском розыске. Зато их дела стали ясны и явны. Нечестными оказались эти граждане! Стас от них другого и не ждал. В здании бывшей технической библиотеки завода он обнаружил имущество сомерсеттовцев — кучу всевозможных таблеток и снадобий. Эти лекарства никого вылечить не могли, поскольку были фальшивыми. Эксперты сказали, что подобную бутафорию делают где-то в Юго-Восточной Азии.

Липовыми (хоть неядовитыми, и на том спасибо!) оказались как таблетки, так и документы «Сомерсетта». Товар свой три друга сбывали по захолустным аптечным киоскам, задешево. Да и лекарства у них были не самые дорогие и знаменитые, а так, средненькие, какие больше всего берут. Обычно такое дельце дает нешуточные доходы.

Негодные лекарства были теперь изъяты, организаторы разбежались и объявлены в розыск. Но все эти побочные успехи сыска никак не проясняли, куда подевался Карасевич. Не проливали они света и на то, что за убитый лежал в сборочном цехе на диване, не говоря уж о том, кем и за что он был убит.

Версии, которые Нелли Ивановна Супрун называла дикими, проверялись все до одной, но впустую.

Одна такая версия вызвала неистовый гнев уже Катерины Галанкиной, да и всей съемочной группы. А ведь ничего особо неправдоподобного в ней не было. Просто Стас предположил, что Федя воровал деньги рекламодателей. Стали проверять документы, и вышло, что Карасевич в этом отношении чист, чего не скажешь о его тяге к бабам.

Баб тоже обошли поголовно всех. Некоторые из них даже никогда не слышали ни о каком Карасевиче. А главное, ни одна баба не знала ни теперешнего местонахождения Феди, ни покойника с режиссерского дивана. Тупик. Вот почему Стас так обрадовался человеку-призраку, что отыскался на телеэкране. Новая зацепка!

Он шел по улице и мысленно ласкал безликий и невыразительный силуэт незнакомца. Майский вечер был бесконечен, тих и зеленовато-свеж. Цвели яблони. Множество девушек с целеустремленными, нетерпеливыми лицами мчались куда-то навстречу любви. Они проносились мимо, не замечая Стаса даже тогда, когда натыкались на него на тротуаре. «Я уже стар и сер, — решил про себя Стас. — Я не волную ни вблизи, ни издали. Мой удел — тетки-неудачницы, потрепанные многолетним семейным счастьем с мужьями-подлецами. И почему я сам не подлец? Почему женщины из-за меня не плачут, не дерутся и не бегают по мужикам? Один Рыжий, бедолага, страдает по моей милости. Двое суток уже не нюхал рыбы!»

Стас убыстрил шаги в сторону торговых точек и на углу столкнулся с Самоваровым. Этот примерный муж имел прямо-таки показательный вид — на его лице застыла рассеянная улыбка, а в руках он держал большой пакет с логотипом центрального гастронома. Только встреча со Стасом сделала его лицо более осмысленным.

— Чем это ты так нагрузился? — ехидно спросил Стас, кивая на пакет. — Стоматологический коньяк?

— Да нет! Семейство Супрун считает, что я уже провел с тобой работу и ты исправился — ослабил свою бульдожью хватку на шее Тошика. Все довольны! А коньяк, увы, выпил поэт Кайк.

— Кто-кто?

— Сценарист сериала «Единственная моя».

— Какого черта ты его поил? — возмутился Стас.

— Он умолял меня сняться в сериале, но я отказался. По эстетическим соображениям. Кайк не желал уходить, пока не прикончил бутылку.

— Так зачем ты ее ставил? Похвастаться захотелось? Задать светский вопрос: «Что будете пить, коньяк или виски?» Да этот хряк и ацетону выпьет на халяву!

— Ты что, тоже с ним пил? — удивился Самоваров.

Стас обиделся:

— Вот еще! Просто я таких знаю как облупленных. Насквозь вижу! И сериал у них дерьмо.

— Зачем тогда глядел? Это вредно. Даже сам Кайк его не смотрит.

— Надо было, вот и глядел, — туманно ответил Стас. — Режиссер-то у них до сих пор не объявился. Наверняка уже жмур.

Самоваров покачал головой:

— Может быть. Однако его жена уверена, что он жив. Она как-то через подсознание это чувствует. Представь, просила меня помочь в поисках.

— И ты помог?

— Нет, конечно. Что я могу? Вы ведь искали и не нашли. В обычных местах — больницах, вытрезвителях, моргах — его не было. Значит, надо думать о месте необычном. Мое ли это дело? Я не шарлатан. Жена Карасевича наняла экстрасенса, так вот этот жулик трудится вовсю. Она сегодня мне радостно поведала, что экстрасенс изучает глобус: пытается уловить тепловое или еще какое-то свечение места, где может быть Карасевич. Самым горячим оказался город Жужуй. Это в Бразилии! Перспективна еще какая-то Сырая Могила в Крыму, под Симферополем. Но это уж больно мрачно звучит.

— В самый раз для нашего случая, — не согласился циник Стас. — У Карасевича сейчас адрес явно не дом и не улица. Как ни убивается губернатор, вряд ли ему удастся в ближайшее время пожать горячую руку незабвенного режиссера. Колян! Если б ты знал, как мне осточертели эти телевизионщики! Не греет даже то, что попутно раскрыли дело с фальшивой фармацевтической фирмой. Помнишь, «Сомерсетт»? Молодцы, которые после убийства растворились?

— Жулики оказались?

— Они, родимые. Зато с Карасевичем и неопознанным трупом глухо. Рыжий из-за этого второй день голодный как собака. Кстати, ты ведь из гастронома? Не видел, путассу не завезли?

Путассу называлась рыба, которую по неизвестным причинам облюбовал несгибаемый питомец Стаса. Вкусы у Рыжего были невзыскательные, но стойкие.

— Я рыбу не смотрел, — с сожалением признался Самоваров. — Вот только хлеба взял и четыре пакета питьевого йогурта. Это для соседки, Веры Герасимовым. В нашем гастрономе такого не бывает.

Стас покосился на объемистые пакеты:

— Ты хочешь сказать, что старая карга в состоянии выпить целое ведро этой бурды?

— Не она, а ее супруг. Он очень болезненный, и ему зачем-то это надо. Они трогательно заботятся друг о друге: Вера Герасимовна лечит бедного Алика, а он ей играет на пианино.

Стас фыркнул:

— И принимает йогуртовые ванны! Я последнее время куда ни сунусь — всюду сплошные идиллии. Весна, любовь, чириканье! Например, у той молодой актриски из сериала, что с Карасевичем жила, несмотря на жену. Зубастая такая, вечно в одних трусах…

— Лика Горохова?

— Точно! У нее тоже неизлечимая любовь. Как Карасевич пропал, она ничего не ела трое суток, рыдала, впала в депрессию. Папа-замдиректора законопатил ее в желтый дом на Луначарского.

Самоваров грустно покачал головой. Видел он этот дом!

Странно, но психиатрический диспансер в Нетске действительно был окрашен в яркий желтый цвет. Это величавое здание построили лет двести назад для каких-то тогдашних присутственных мест. Его украшали пузатые колонны и могучий фронтон, в треугольной раме которого теснились когда-то лепные Правосудие и Милосердие. В советские годы их заменили парой упитанных гипсовых паровозов.

Здание исконно было желтым. Когда в нем утвердилась психбольница, его из непонятной стыдливости пробовали сделать то зеленым, то серым, то розовым. Чуждая окраска никак не приживалась. Она отваливалась ломтями, осыпалась, трескалась. Могучее непокорное здание всякий раз упорно линяло до первородной желтизны. Последние годы борьба с неизлечимым желтым цветом уже не велась. Диспансер стал желтым домом во всех отношениях, выглядел превосходно и был объявлен ценным памятником старины.

Там-то, оказывается, за прохладными аршинными стенами и томилась сейчас бедная Лика Горохова. Она погибала от любви. Правда, к пятнице опытные врачи обещали поставить ее на ноги и вернуть для съемок в знакомую гигантскую кровать народного любимца миллионера Трюбо.

Стас сокрушался:

— Кто угодно есть в этой сериальной шайке: народные артисты России, пациенты дурдома, недоученные студенты. Нет только людей, связанных с криминалом.

— Так-таки никого? — посочувствовал Самоваров.

— Ноль! Из всей группы судимость имеет один Рябов.

— Главный герой?

— Он самый. Спортсмен, комсомолец и просто красавец. Даже не пьет! Родом он из Прокопьевска. Там в четырнадцать лет с тремя такими же малолетками он грабанул киоск на автобусной остановке. Разжились они сигаретами, конфетами-сосалками, водкой, палкой какой-то копченой колбасы. Взяли их тут же. Они признались чистосердечно, родители погасили ущерб. Год условно. Чепуха на постном масле!

— И это все?

— Разочарован? — усмехнулся Стас. — Я тоже. Увы, с тех пор Рябов стал паинькой — ударился в спорт. Даже каким-то вице-чемпионом заделался. Ты его видел? Совершенно безмозглый качок. Учится в театральном институте, но неважно. Всегда на грани отчисления. Но сериал прославил его, так что диплом получит гарантированно. Сейчас мечтает о кинокарьере. Кстати, у него роман с сестрой твоего чернокудрого подзащитного. Этого, с собачьим именем, — Тошика, кажется? Симпатичная девица, тоже черноглазая, будущий потомственный зубодер. Всеми Рябов характеризуется положительно, с Карасевичем ладил. Его и пристроила в сериал супруга Карасевича, большая специалистка по мальчикам. Надоело! Только и делаю, что слушаю рассказы, как нежно все они в съемочной группе дружили. Беспросветно!

— Значит, пока тупик?

Стас почесал за ухом, криво усмехнулся:

— Да есть тут один крючочек. Вот пошарим завтра в малиннике…