Полторы минуты славы

Глава 8 Снова майор Новиков Труп на Ушуйском тракте

Что значит почерк! Где почерк — там и человек. Живет он себе, ходит, дышит, пятнает рукой стаканы и дверные ручки, разговаривает, спит. Он радуется, что всех обвел вокруг пальца, затевает что-то новое — но всегда хоть в чем-то есть у него почерк. Стало быть, можно его найти.

Целых два дня проблуждав в поисках призрака с видеокассеты, Стас ничего нового не узнал. Никто не желал вспоминать человека в ветровке. Уж не привидение ли он в самом деле — без голоса, без лица. Проникает куда вздумается и исчезает бесследно. Правда, модель Маша Глухова, вроде бы видела его и даже припомнила, как он кивнул кому-то.

Но Маша глупа и обычно занята лишь собой. Сколько потом Стас ни всматривался в экран, сколько ни останавливал проклятый кадр и ни кроил то навек ушедшее мгновение на мельчайшие, неуловимые фазы, никакого кивка разглядеть не мог. Наваждение, да и только!

Стас стал сознавать, что ухватился за тень в капюшоне не от хорошей жизни. Просто ничего другого не было в его распоряжении. Так случается, он знал: подвернется какая-нибудь пустяковина и тащит тебя за собой, разрастается, ветвится, лезет на первые роли. Вот уже и версия, стройная, как у какого-нибудь Пифагора, вырисовывается, и всякие мелочи липнут к ней и вроде бы соответствуют. Но все это умозрения, химеры, игры разума. Как только выскочит из-за угла грубый осязаемый факт, вся эта нежить мигом рассыплется в прах.

Так вышло и теперь. После бесплодной возни с видеопризраком Стас вдруг получил подарок судьбы. Как раз то получил, что нужно, — нечто зримое, понятное и неопровержимое.

Правда, сама по себе новость была не из приятных. В лесу, что тянется вдоль Ушуйского тракта, каждый день бродили три бомжеватого вида старухи — искоренительницы нежных ландышей. Старухи торговали букетиками у вокзала и тут же, у таких же синелицых фурий, покупали жгучий самогон. Леса скудели красотой, старухи радостно спивались, но нынче утром вместо ландышей они обнаружили в лесу сгоревший автомобиль. «Нива-шевроле», как позже определили эксперты.

В салоне «Нивы» скрючился чей-то обуглившийся труп. Машину спалили, очевидно, накануне вечером: прошлым утром ландышницы рыскали в том же самом месте, но никаких «Нив» не видели. Автомобиль оказался с фальшивыми номерами, из давнего угона. Труп обгорел сильно, но не безнадежно — все-таки майские ночи слишком сыры. К тому же машину закатили в густой боярышник, и он, тоже изрядно опаленный, сберег для сыщиков в своей весенней зелени почерневшее мертвое тело.

Сохранились на теле кое-какие пуговки, пряжки, даже клочочки плоти, годившиеся для экспертизы. Зубы почти все были целы — чего еще желать для опознания! А главное, в груди покойника красовались три глубоких ранения. Они образовывали правильный треугольник, в вершине которого было проткнутое сердце.

— Труп на заводе металлоизделий! — в один голос вспомнили Стас со товарищи. — Почерк? Почерк! Типичная криминальная разборка. Чего-то какие-то ребята не поделили. Или кто-то кому-то не заплатил. Какие еще возможны варианты? Похищенные бизнесмены? Пропавшие таксисты? Да, такой труп — уже что-то. С этим можно работать!

Первым делом, конечно, проверили, не Карасевич ли сгорел в боярышнике. Нет, покойник из «Нивы» и ростом был много ниже пропавшего режиссера, и летами помоложе, и беззубее, и вообще совсем не похож.

Тогда кто он? Еще один браток-неудачник? Из местных вроде бы никто не пропадал, особо горячих конфликтов у них тоже не было — проверили по агентуре. Значит, какие-то приезжие орудуют?

Работа пошла нудная, но понятная и конкретная. Съемочную группу сериала Стас решил временно оставить в покое. Карасевич в розыске, а все прочее, что за ними просматривается — всякие там ребята в капюшонах, — это муть. Ощущения, домыслы, призраки, случайности — высокое искусство! То ли дело — обычная братва.

Сериал между тем потихоньку вновь начал склеиваться и оживать. Даже Леша Кайк засуетился. Он наконец достал своим художественным руководством сценарную группу, то есть и без того затурканную девицу-трудоголичку. Народному артисту Островскому надоело отдыхать. Он заскучал по французскому языку. А уж как извелся без работы Тошик!

Ввиду грядущего возобновления съемок он снова зашел в мастерскую Самоварова. Он все-таки хотел, чтобы самоваровские диковины в сериале засветились. И их хозяин заодно. Провал своей миссии Кайк описал настолько туманно, что никто не понял, чего же Самоварову надо.

— Как вы можете, Николай Алексеевич, отказываться от съемок? — удивлялся Тошик. — Это же классно! Вы только попробуйте — вас потом и за уши не оттащишь. Интересно ведь!

«Хороший неиспорченный мальчик, — одобрил его про себя Самоваров. — Не то что этот белобрысый сценарист. Про грядущую мою славу не говорит ни слова. И про деньги от торговли чайниками, которая очень оживится, возникни я на экране. Этому мальчишке и самому все интересно!»

— Я нетелегеничен, — сказал он Тошке вслух. — И суеты не люблю.

— Да вы не бойтесь! Телегеничность — понятие условное. Ник так вас снимет, что залюбуетесь. Лика на что образина — а Ник красотку из нее делает.

— Она больна ведь, ваша Лика? — спросил Самоваров.

Тошка покачал кудрявой головой:

— Ну да. Она в психушке. Сначала шок был, потом депрессия. Это понятно: Федя пропал, труп она нашла собственноручно. Тут даже мужик бы с копыт свалился! А Лика поначалу держалась. Дня три. Когда наш сериал тормознули, она даже в «Нашей даче» засветилась. Не видели по третьему каналу?

— Это садоводческое что-то? Я такого не смотрю.

— И не надо! Мутота одна. Это такое реалити-шоу, — фыркнул Тошик. — Две команды у них живут в дачных домиках — редиску сажают, чеснок и прочую дрянь. Выигрывает тот, у кого урожай больше и кто раньше официально поженится. Неужели вы никогда этого барахла не видели?

— Никогда.

— Не может быть! У них еще по четвергам собираются все у забора и тайно голосуют, кто самый трудолюбивый. Этого трудягу выгоняют и заменяют другим обалдуем, с воли. Все делают вид, что плетут интриги — то кто-то один из холодильника всю колбасу сожрет, то тетка какая-нибудь со всеми из своей команды перецелуется на чердаке и подговорит голосовать против другой тетки. Такая фигня!

— А Лика как там оказалась? — удивился Самоваров.

— Так они у нас интерактивный принцип сперли! Зрители им звонят, какую звезду надо в гости пригласить. Звезда приходит: грядки с ними полет, огурцы в окрошку режет, слушает их дурацкие разговоры. Наш Рябов у них уже побывал: ему деньги сильно были нужны. Он у них снег чистил. Ведь проект еще осенью запустили. Представьте, полгода бедняги парятся на этой отстойной даче. И капусту уже квасили, и Новый год отмечали. А рейтинг-то все равно падает! Тогда они придумали, как интерес к себе подогреть. Драки! То двое игроков подерутся, то все восемь разом. А рейтинг вниз все ползет и ползет!

По злорадному блеску в глазах Тошика Самоваров понял, что тот стал телевизионным человеком до мозга костей.

— Чего же ваша Лика пошла на передачу к конкурентам? — спросил он.

— От тоски, — ответил Тошик. — Только зря: прополка окончательно подкосила ее. Оттуда ее сразу в психушку и отправили. Депрессия! Позавчера Марина Хохлова с Ником к ней ходили — и оба в шоке. Лежит, говорят, она неподвижно и в потолок глядит. Худющая: только лицо на подушке виднеется, а так будто пустая кровать стоит, просто одеялом прикрытая. Сейчас ей что-то дорогущее и очень редкое колоть начали — отец выписал из-за границы.

— Помогает?

— Ник сказал, что после уколов Лика есть начала, уже ходит и снова хочет сниматься. Вот как! Ничего другого не хочет — только есть и сниматься. А вы не хотите! От целой серии отказываетесь! Вы у нас первый такой непробиваемый. Давайте попробуем, а?

— Не хочу, — сказал Самоваров. — Мне это не нужно. Не люблю, когда у меня в мастерской много посторонних. К тому же я плохо запоминаю слова наизусть.

— Это ерунда! Думаете, у вас одного проблемы с речью? — радостно вскричал Тошик. — Вам ваши реплики на транспарантах показывать будут. Вон Олег Адольфович — во французском ни тяти ни мамы не смыслит, а как шпарит!

— Он народный артист, — напомнил Самоваров.

— У нас и ненародных таких полно! Скажем, Саша Рябов. Он классный парень, вице-чемпион по бодибилдингу. Но память у него неважная. А последние серии он вообще едва-едва вытянул. Склероз у него начался, что ли? Никто понять не мог, что такое с ним сделалось. Не такой, как обычно, — стоит дуб дубом. Марина говорит, авитаминоз. Но и он в конце концов с транспарантами выкарабкался. Чем вы хуже?

— Тем, что не хочу карабкаться. Наймите лучше настоящего артиста.

— Настоящего нельзя! — объявил Тошик. — У нас все роли второго плана играют непрофессионалы. То есть все сами себя играют — продавец продавца, журналист журналиста. Это ноу-хау у нас такое. Вот у Кайка в сценарной разработке запланировано несколько сцен в криминальной среде. И знаете, что Федя, то есть Федор Витальевич, сказал? «Буду снимать только настоящих бандосов. Из-под земли их достану, а сниму!»

— Что? — встрепенулся вдруг Самоваров. — Что ты сказал? Настоящих бандосов?

— Ну да.

— А ты в милиции про это говорил? Кто-нибудь из вас сообщил это Станиславу Ивановичу?

Тошик удивленно захлопал бархатными ресницами.

— Да вроде нет… А зачем?

— Карасевич-то у вас пропал, так? Если он хотел связаться с настоящим криминалом…

— Понял! Думаете, бандосы его и прибили? И где-то закопали? Ну, это вряд ли!

— Почему ты так уверен?

Тошик махнул рукой:

— Так не бывает. Криминальные разборки у нас по плану аж в декабре! Станет Федя, то есть Федор Витальевич, раньше времени грузиться. За целых полгода! Не такой он человек. Он и про завтра думать не хочет. Вот Марина, та накануне бумажки всякие с рекламодателями готовит. Ну а Федя прямо на площадке творит. Кстати, Марина-то и сожрет меня из-за вас. Не бандосы, а вы планируетесь на съемку девятнадцатого числа.

— Я уже сказал вашему сценаристу, что сниматься не буду, — уперся Самоваров.

Тошик очень удивился:

— Кайку? Серьезно? А он говорит, что вы согласны, только гонорар несусветный заломили.

— Врет он, — без всякой деликатности отрезал Самоваров. — У вас когда съемки начинаются? Девятнадцатого, говоришь?

— На натуре — да. А в павильоне семнадцатого…

— Выкиньте все вы меня из головы, ничего со мной не получится. И ты, парень, не ходи больше меня уговаривать. У меня работы полно, время дорого. Понял?

Тошик, несмотря на такой резкий отказ, ничуть не обиделся. Он еще с полчаса посидел, разглядывая и трогая разные самоваровские штуковины. Кое-что он даже из любопытства лизнул.

Когда он ушел, Самоваров с удовольствием посидел немного в полной тишине. Но его уединение длилось недолго. Скоро послышался деликатный стук, в дверь протиснулась Вера Герасимовна и заулыбалась так, что Самоваров сразу заподозрил неладное.

— Коля, к тебе снова пришли, — объявила она сладким шепотом.

Ее голубые глаза и тусклые камушки неизменной броши ехидно поблескивали. Самоваров застонал. Неужели снова нагрянула Тошикова мамочка? Это семейство его сегодня доконает!

Так и есть: Вера Герасимовна распахнула дверь пошире и впустила в мастерскую Нелли Ивановну Супрун. На этот раз страстная мать была не в лиловом, а в сером. В руках она несла уже не одну, а две сумки, обе объемистые, вроде тех, с какими футболисты ездят на сборы.

Еще больше удивился Самоваров, когда вслед за Нелли Ивановной появилась высокая девушка с этюдником. Кто она такая, нечего было и гадать: черные кудри, вишневые глаза, кукольная нежность лица и прочие фамильные черты кричали о том, что это сестра Тошика. А также и будущая стоматологичка и возлюбленная телезвезды Рябова. Кажется, ее тоже Сашей зовут?

— Мы с Сашей были на этюдах и решили заглянуть к вам, — сообщила Нелли Ивановна и стала озираться, куда бы пристроить свои сумки.

Вера Герасимовна понимающе улыбнулась. Она попятилась к выходу, мерцая брошкой, выскользнула в коридор и осторожно закрыла за собой дверь. По всему было видно: она решила, что у Самоварова с брюнеткой роман.

— Мы случайно оказались рядом, — продолжила Нелли Ивановна, ловко рассупонивая одну из футбольных сумок. — Вот и сочли своим долгом поблагодарить вас… Кушайте!

Первой выглянула на свет знакомая бутылка армянского коньяка из фонда спивающихся стоматологов. Затем звякнули тарелки, зашуршала бумага. Через пару минут на самоваровском столе уже густо толпились стеклянные банки с каким-то ярким ягодным содержимым. Горой громоздилось коричное печенье. Рядом высились два огромных пирога. Один из них, явно с черемухой, был покрыт облачной шапкой взбитой сметаны.

— Все это свежее, домашнее, — заверила Нелли Ивановна.

Коньяк она, очевидно, тоже считала домашним припасом.

Самоваров нахмурил брови:

— Что это такое?

Он сам тут же понял, что задал глупый вопрос, и поправился:

— Зачем это все?

— Вы столько сделали для Тошика! — проговорила Нелли Ивановна взволнованно. — Вам даже трудно себе представить, как мы благодарны.

— Я ничего не делал!

— Как ничего? После нашей предыдущей встречи мальчика оставили в покое. Моментально! Ни слова больше о тех диких подозрениях, которые… Я же понимаю: чудес не бывает!

И она улыбнулась Самоварову так, как улыбаются солнцу.

Он покраснел:

— Я тут ни при чем. Вы все преувеличиваете.

— Ничуть! Вы должны знать, чего стоит покой матери… Это все домашнее, свежее, от чистого сердца! Кушайте! Мы просто шли мимо. Были на этюдах — здесь неподалеку, на берегу Нети. Саша, покажи этюды!

Саша послушно открыла этюдник и извлекла из него две небольшие картонки. Они вкусно пахли свежей масляной краской. Но этим и исчерпывались их достоинства. Любящие мать и сестра намазали для Тошика две картинки с невразумительными кустами, похожими на подушки, и яично-желтой, очень кривой часовней. Даже для стоматологов это была неважная живопись. А уж для студента художественного института и подавно!

— Тошик очень загружен сериалом, а сессия на носу, — пояснила Нелли Ивановна. — Мы делаем, что можем. Два месяца я не держала кисти в руках и вот никак не могу набрать форму. Если бы не Саша… Тошик хочет поступать во ВГИК, ему посоветовали вплотную заняться пейзажем и интерьером. И мы, как можем… Но у него все время отнимает сериал! К тому же он снова ночует у Катерины Сергеевны…

— Мама! — укоризненно сказала Саша.

— Не волнуйся, Николай Алексеевич в курсе. Я мать! Для меня нет запретных тем, — убежденно заявила Нелли Ивановна. — Я понимаю, сейчас эта женщина переживает нелегкие времена. Она переживает из-за мужа, ей нужна поддержка, хочется отвлечься, и все такое. Но в конце концов, бедный ребенок не виноват…

— Мама!

— Тошик открытый, добрый мальчик! Нельзя свои психологические проблемы решать за счет ребенка. Может быть, ее муж лежит сейчас где-нибудь в лесополосе под кучей мусора, а она…

— Мама…

Самоварову очень понравилась Саша Супрун — она мало говорила. Несмотря на кукольную внешность, она была очень серьезной, сидела тихонько в уголке и совсем не улыбалась.

А Нелли Ивановна улыбалась все время и не могла молчать. Она разволновалась, разрумянилась. Ее черные глаза метались от предмета к предмету и задерживались только на желтоватом спокойном лице всемогущего Самоварова.

— Конечно, сериал много значит для Тошика, — быстро говорила она. — Он очень увлекся, да и мы с Сашей привыкли к съемочной группе. Многих мы полюбили, как родных! Ник Дубарев замечательный человек. И Марина прелесть, пока не выпьет, и Олег Адольфович. И Федор Витальевич по-своему замечательный человек, и Леша Кайк. Если бы вы знали, какой у Леши аппетит! Он так любит мои пироги с капустой. Вы кушайте! Все свежее!.. О чем это я? Ах да! Мы все стали почти как родные. Саша Рябов даже…

Саша умоляюще глянула на мать, та осеклась.

Но все-таки молчать ей было невмочь.

— Кушайте, это все домашнее! Саша Рябов тоже стал нам как родной. Он очень хороший мальчик. У него практически никогда не было семьи: родители-алкоголики, трудное детство. Такие обычно катятся по наклонной, но Саша стал спортсменом, поступил в театральный институт, работает на телевидении. А ведь ему всего двадцать три года!

Самоваров никак не мог понять, куда она клонит. Есть ему не хотелось, коньяку тоже. Члены съемочной группы его интересовали мало.

— Я знаю, вы умный, тактичный человек, — с жаром продолжила Нелли Ивановна. — Вы в жизни прошли через многое и сумеете найти нужные слова. Тошик рос без отца, который погиб десять лет назад. Сейчас Тошику, как никогда, нужно рядом мужское плечо… Кушайте! Коньяк хороший, не паленый!

«Ну вот, бутылку коньяку выпил Кайк, а меня теперь обяжут из благодарности усыновить кучерявого оболтуса Тошика!» — нахмурился Самоваров. Тошик уже не казался ему таким симпатичным.

— Прошу вас, поговорите с моим сыном по душам! — взмолилась Нелли Ивановна. — Екатерина Сергеевна совершенно не способна понять…

— Мама! — снова подала из своего угла голос молчаливая прекрасная Саша.

— Что «мама»? Да, я мать! Да, я борюсь за своих детей любыми средствами. И беседа ребенка с умным, опытным, тактичным человеком — не такое уж негодное средство. Николай Алексеевич, вы знаете, что Тошик — очень домашний, добрый мальчик. Женщина зрелая, пресыщенная легко может нанести ему непоправимую психологическую травму, последствия которой… Николай Алексеевич, вы должны подсказать ему, что ничего хорошего эта связь не сулит. Образ жизни и безудержная сексуальность Екатерины Сергеевны губительны для его молодого организма!

— Позвольте, что вы мне предлагаете? Очернить в глазах вашего сына госпожу Галанкину? — удивился Самоваров.

— Конечно. Вы поняли меня без лишних слов! Тошик вас послушает. Он вас глубоко уважает! Кушайте! — воскликнула Нелли Ивановна и придвинула черемуховый пирог вплотную к Самоварову.

— Мама! Мама!

— Не спорь со мной, Саша! Ведь на самом деле ты во всем со мной согласна. Ты только из ложной стыдливости не хочешь путать в дело посторонних. Но Николай Алексеевич не посторонний. Он стал нам как родной!

«Съел пирожок — и сразу в родню записали. Это уж слишком! — подумал замороченный Самоваров. — Скорей бы эти красавицы убрались. А ведь правда, красивые обе, как куклы…»

— Я мать! Вы понимаете меня, я это чувствую, — сказала Нелли Ивановна, дернув Самоварова за рукав.

Она так проникновенно глянула ему в глаза, будто он действительно — хотя бы в прошлой жизни — был матерью.

— Вы ведь знаете нашего Тошика, — продолжила она. — Это воск! Вот за Сашу я так никогда не боялась. И сейчас не боюсь, пусть она и девочка (сами знаете, какие теперь девочки!). Но у Саши характер твердый, голова холодная. За ней сейчас ухаживает очень хороший мальчик, Женя Броваровский. Он племянник главного стоматолога области, и я уверена…

— Мама!

— Хорошо, не буду! — отступила на этот раз Нелли Ивановна. — Саша Рябов тоже очень хороший мальчик, но у него есть одно большое но. Вы ведь видели, Николай Алексеевич, какая у него мышечная масса? Хотя бы в последней серии, где он гири ворочает?

Самоваров кивнул.

— Так вот, даю руку на отсечение, он принимает стероиды в лошадиных дозах. А если вспомнить, что родители у него алкоголики… Знаете ли, наследственность такая вещь, что я сказала дочери…

— Мама!!!

Нелли Ивановна метнула в Сашин угол горячий взгляд.

— Я медик! Я знаю, что говорю! Если он не принимает стероиды, то как ты объясняешь то, что происходит с ним в последнее время?

— Ничего особенного с ним не происходит, — упрямо буркнула Саша.

— Нет, происходит, и ты знаешь это лучше меня!

Наконец-то и Самоваров заинтересовался лицами, которые стали семейству Супрун как родные.

— Саша Рябов — это актер из сериала? И с ним что-то не так? — спросил он.

— Именно не так! — обрадовалась вопросу Нелли Ивановна. — Он сам не свой. Он вообще неразговорчивый, слова из него не вытянешь, а тут и вовсе замолчал. Сидит, молчит, как в трансе. В глазах тоска. И вообще все лицо какое-то перекошенное, будто у него болит что-то. Я спросила — ничего не болит, говорит. Зубы в порядке, я сама смотрела. Но молчит! Я, грешным делом, подумала, что у них с Сашей нашей размолвка. Саша ведь за Сашей ухаживает, хотя сейчас это как-то иначе называется. Как, Саша?

— Никак. Мы просто друзья, — ответила Саша.

Саша и Саша. Очень мило! Самоваров задумался, кто из них за кем ухаживает.

Нелли Ивановна, будто угадав его сомнения, пояснила:

— Чтоб яснее было, я прямо скажу: Саша Рябов влюблен в нашу Сашу. А Саша — не знаю, пока непонятно. Она сама, кажется, не разобралась. Так вот, я было подумала, что они поссорились — знаете ведь, как это у детей бывает? Пустяк — и готова вспышка. Так ведь?

Самоваров согласился.

— К тому же стал очень активен Женя Броваровский, — добавила Нелли Ивановна. — Женя как раз вышел из академического отпуска, и наша Саша теперь реже бывает у Тошика в павильоне. Но оказалось, я ошиблась! Они не ссорились! Саша Рябов по-прежнему от нашей Саши без ума, и я обиняками выяснила, что про Женю Броваровского он не знает ничего до сих пор! Впрочем, как раз в этом нет ничего странного. Саша от природы не очень-то сообразительный мальчик. И основательно заторможенный. Чего вы хотите — родители-алкоголики!

— Мама, — вздохнула Саша.

— Саша — очень добрая девочка. Я всегда знала, что она не сможет сделать Саше больно. Так и оказалось! Я, как мать, откровенно с ним поговорила и поняла, что наша Саша ни при чем. Он сам по себе мается. Ведь все у него нормально — и на съемках, и в институте. На гонорары он машину себе купил. Смешно: живет в общежитии, а раскатывает на машине (такая корейская, тупоносая). Все у него в шоколаде, как говорится. Откуда же тогда угнетенность психики? Рассеянное внимание, тревожность? Ясно откуда. Стероиды! Анаболики!

— Они так сильно действуют? — спросил Самоваров.

— Конечно! — уверенно ответила Нелли Ивановна. — Они уродуют тело человека (а все чрезмерное, пусть это даже мускулатура, есть уродство!). Стало быть, они просто не могут не оказывать влияния на психику. В организме ведь все взаимосвязано. Прибыло бицепсов — убыло мозгов. Саша на последних съемках был в великолепной физической форме. Зато он не мог запомнить простейших реплик!

— Да, я что-то такое слышал.

— А этот скандал с Карасевичем! В тот самый день! Так со стероидами всегда и бывает: депрессия, вялость, подавленность — а потом нервный срыв.

Что-то ни про какие скандалы в съемочной группе, тем более в день злополучной вечеринки, Самоваров ни разу не слышал. Наоборот, считалось, что все было там гладко и мирно — компания веселилась, танцевала мамбу. И Рябов, и Карасевич — оба участвовали в плясках и не ссорились.

— Неужели был срыв? — спросил удивленный Самоваров.

— Еще какой! Они едва не поубивали друг друга — Саша и Карасевич, — сообщила Нелли Ивановна. — Сначала они кричали дикими голосами, потом сцепились, и Карасевич стал душить Сашу. Но Саша сильнее. Он отбросил Федора Витальевича к стенке, и тот…

Наконец неразговорчивая Саша вскочила с места и из полутьмы тихого уголка выбежала на середину мастерской.

— Не было ничего этого! — крикнула она.

Ее кукольное лицо пылало — левая щека сильнее, чем правая. Глаза блестели, губы-вишни вздрагивали.

Нелли Ивановна изумленно откинулась назад, на спинку дивана:

— Как же не было, Саша? Как же не было, если ты сама мне все это рассказывала?

— Я совсем не это рассказывала.

— Именно это! Слово в слово! Ты просто сама многое позабыла — ведь уже время прошло. Но я прекрасно все помню!

Саша стояла на своем:

— И я все помню!

Самоваров решил вмешаться в спор.

— Давайте сначала выслушаем непосредственного очевидца нервного срыва, — предложил он и обратился к Саше: — Ведь вы своими глазами наблюдали, как ссорились Рябов и Карасевич?

— Не наблюдала, а только слышала. И ничего особенного там не случилось, — повторила Саша.

Самоваров насторожился. Неужели при всей своей красоте она непроходимо тупа и упряма? Жаль.

— Ничего не случилось? Но вы ведь рассказали своей маме про какой-то конфликт. Или она выдумала все от начала до конца? — спросил Самоваров.

Нелли Ивановна обиделась:

— Я никогда ничего не выдумываю!

Саша помолчала, подумала, потом решилась:

— Да, я маме рассказала, но теперь жалею. Больше я ни с кем об этом говорить не стану. С вами тоже! Можете мне поверить на слово: ничего особенного тогда не произошло.

Самоваров посмотрел на нее недоверчиво и строго.

— Ах, я так и знала, что все сразу начнут преувеличивать и придумывать то, чего не было! — вспыхнула Саша. — Вы, конечно, скажете теперь, что Сашка Рябов прибил Карасевича? А труп где-нибудь зарыл? Но Саша никого убить не мог. Значит, и лишние разговоры ни к чему. Хватит, что Тошку таскали ни за что. Мы за него вам благодарны, конечно. Если бы не вы…

— Да не делал я ничего! — с досадой сказал Самоваров. — Просто ваш брат действительно ни в чем не виноват. Но Карасевич-то пропал! Это факт, а не чьи-то выдумки. Вы утаиваете какие-то сведения — быть может, очень важные, которые помогли бы отыскать Федора Витальевича.

Саша упрямо молчала.

Самоваров пожал плечами:

— Если вы так уверены в Рябове и он чист, то ваш рассказ ему ничем не повредит. Ну подумаешь, в милиции ответит на кое-какие вопросы, поволнуется чуть-чуть. Разве это непереносимое испытание для сильного здорового парня? А с другой стороны, речь идет, возможно, о жизни человека.

— О жизни человека! — ужаснулась Нелли Ивановна. — Саша, девочка, ты не должна молчать! Если бы я могла предположить, что это настолько важно, я давно пошла бы и все выложила кому следует. Даже кошмарному майору Новикову! Он оказался не таким уж кошмарным… Вспомни, Саша: наш Тошик, такой ранимый, домашний мальчик, выдержал несколько допросов и отлично держался! Ты не должна бояться, что…

— Да не боюсь я ничего! — отмахнулась Саша. — Просто все это мелочи и ерунда. Сами убедитесь! Так и быть…

— Валяйте! — подбодрил ее Самоваров.

Саша собралась с духом и начала:

— В тот день, часа в два, сняли очередную сцену — в павильоне, во французской постели с Олегом Адольфовичем. А он всегда веселый, всегда в форме, и дело идет как по маслу. Закончили быстро. День к тому же хороший был, жаркий — первый такой в этом году. Мама принесла целый жбан окрошки. Сели есть. Стол поставили в самом конце цеха — там есть комната, где отдыхают рабочие, а Тошка декорации свои мажет. Стол тоже из реквизита взяли — он в прошлогодних сценах в летнем лагере был задействован.

— А почему на антресолях обедать не стали? Ведь вечеринку позже именно там устроили? — поинтересовался Самоваров.

— Федор Витальевич не разрешил у себя разливать окрошку — ждал кого-то из спорткомитета. Он режиссирует День бегуна, и ему должны были подвезти сценарий или что-то в этом роде.

— Подвезли?

— Да. Но мы уже тогда есть сели.

— Знаете, в съемочной группе дела с питанием обстоят неважно, — встряла в рассказ Нелли Ивановна. — Кто уже нажил гастрит, кто близок к этому. Буфета нет. Какая-то сомнительная повариха носит им из дому сомнительные гуляши и чебуреки. Все это даже в рот брать категорически нельзя! Я часто ребят подкармливаю — не могу же допустить, чтобы Тошик стал хроником. Он привык к здоровой пище. — И она кивнула в сторону своих пирогов.

— Рассказывайте дальше, — потребовал Самоваров у Саши, на пироги даже не взглянув.

— Сели за окрошку, — продолжила Саша. — Всем хорошо, Олег Адольфович анекдоты рассказывает. Тут мама вдруг видит — нет ни Саши, ни Карасевича. Парень, что приезжал из спорткомитета, давно уже убрался. Вот мама и послала меня пригласить Федора Витальевича, а то орава все слопает и ничего ему не достанется. Я пошла к антресолям, а там шум. Прислушалась — Карасевич с Сашкой ссорятся. Не так, конечно, как мама рассказывала — не душили они друг друга и не били головой о стенку. Просто беседовали на повышенных тонах.

— О чем?

— Я поначалу толком не разобрала. Саша что-то невнятное бубнил — дикция у него еще та. А вот Карасевич, тот кричал от души. Он вообще очень шумный.

— И что же он кричал? — докапывался Самоваров.

— Что-то самое обычное. Что он не отпустит Сашу из сериала, что деньги будут, что рекламодателей снова много, и всем в группе, возможно, вот-вот повысят ставки. Я сразу поняла, что Сашка прибавки попросил, иначе грозился уйти. Пугал: ведь у него контракт… В общем, Карасевич кричал: «Не отпущу и молчать про твои фокусы не буду».

— Это все?

— Все! Я ведь не собиралась подслушивать. Я сразу поднялась к ним по лесенке и постучала в дверь. Они замолчали и пошли есть окрошку. Видите, как все просто. Сущие пустяки!

Самоваров задумался.

— А вы после не спрашивали у Рябова, в чем было дело? — спросил он.

— Спрашивала. Он действительно потребовал увеличить свой гонорар. Ведь сериал раскрутился, прибыли дает, стало быть, и платить теперь надо по-другому. А я и сама сразу догадалась, из-за чего был сыр-бор. Ерунда и пустяки!

— Но почему тогда столько было крику?

— Кричал в основном Карасевич, — напомнила Саша. — Но он вообще скандальный, притом режиссер. А это такая профессия — режиссеры любят поорать.

— Федор Витальевич очень импульсивен, — вставила Нелли Ивановна, которая слишком долго молчала и томилась оттого, что осталась на обочине разговора. — Он всегда фонтанирует. Как правило, талантливые люди странноваты. Я много раз убеждалась в этом.

— Однако Рябов тоже говорил возбужденно, я правильно понял? — заметил Самоваров.

Саша неохотно согласилась:

— Да… Он почему-то тоже раскочегарился. Потом сказал мне, что деньги дозарезу нужны, а Федя уперся.

— Рябов что, так нуждался?

— Не особенно. Просто сейчас у него полоса такая. Во-первых, в машине что-то серьезное сломалось, надо менять. Во-вторых, у Сашки техника речи слабая. Он собрался частным образом с педагогом позаниматься, а это недешево. Хороший педагог у нас в Нетске всего один. И в-третьих, Сашке очень хотелось съездить на соревнования в Калининград. Ведь до сих пор еще иногда выступает. Вот он взял и попросил прибавки, а Карасевич практически послал его. Правда, потом вроде согласился…

— После чего Рябов окончательно утратил технику речи? И на съемках не мог упомнить простейших реплик? — вдруг вспомнил чьи-то рассказы Самоваров.

Саша возмутилась:

— Почему же после этого? Трудности у него раньше начались. Кажется, он тогда в мебельном салоне снимался. Это было за день или за два до вечеринки. Точно! Мне Тошка рассказывал: такой получился тягомотный диалог возле каких-то диванов, что еле-еле досняли. Саша с трудом языком ворочал. Наверное, тогда он и решил заняться техникой речи. Видите, все просто!

Саше хотелось, чтоб все оказалось просто. А Самоваров сомневался. Совпадение ли, что Карасевич пропал именно в тот вечер? И почему режиссер банальную просьбу о прибавке зарплаты назвал фокусом, о котором нельзя молчать?

Странно: Самоваров несколько раз мельком видел «Единственную мою» в собственном телевизоре. Однако что делал в сериале Саша Рябов, он совсем не помнил. Зато хорошо представлял себе бойкую Лику в кружевных трусиках и француза Олега Адольфовича.

Собственно, из-за Островского Самоваров однажды и не стал переключать сериал на что-то более качественное. Он открыл рот и минут пять взирал на экран, так как очень удивился, застав народного артиста России под эротическим одеялом. Вот это диапазон таланта! Самоваров был совсем маленьким, когда видел Олега Адольфовича в каком-то спектакле в серьезной роли Ленина. Уже в те годы Островский играл очень хорошо. И на Ленина он был похож как две капли воды, хотя имел чересчур заметные уши и огромные голубые глаза навыкате. А вот букву «р» он тогда уже не выговаривал!

Что и говорить — Островский есть Островский. Старая школа, мастерство перевоплощения… Но кто такой Рябов? Лирический герой. Много мускулов. Кажется, Стас упоминал, что это молодое дарование в детстве ограбило киоск?

Тогда ссора в павильоне номер 1 должна заинтересовать майора Новикова.

Но в те дни майор, как нарочно, совсем позабыл о герое-любовнике культового сериала. Его больше занимал труп, который сгорел в краденой «Ниве-шевроле» на Ушуйском тракте. Не так давно труп еще был мужчиной не слишком выигрышного роста, 165–166 см, нормального телосложения, с выраженным плоскостопием. Мужчине не было и тридцати лет. Сыщикам еще предстояло нудное изучение анналов стоматологических клиник в поисках пациента без верхней левой четверки и с тремя пломбами среднего качества в прочих зубах.

Снова надо было проверить и данные о колебаниях и толчках в криминальном сообществе Нетска. Как в недрах вулкана, там вечно колыхалось и побулькивало, пуская пузыри, лавообразное напряжение. Случались и выбросы с шумом и брызгами. Тогда в самых непредвиденных местах города и его окрестностей обнаруживались трупы, не желавшие быть узнанными. Или гремела стрельба в каком-нибудь кафе с ласковым названием. Или взлетал на воздух уютный автомобиль хорошей марки, в котором кому-то на свою беду случилось засидеться.

Все это происходило не без причин. Все имело объяснения. Кто, кого и за что невзлюбил, было ведомо. И вот теперь кто-то, рисующий смертельные треугольники на телах, бродит по городу. Это не маньяк из подполья — маньяки не жгут машин. Тогда быть не может, чтоб никто его не знал, не видел и не имел представления, что он умеет.

Стас недовольно перечитал список самых многознающих скверных ребят — тех, что всегда в курсе, кто кому перешел дорогу. До сих пор все они только пожимали плечами, заслышав про труп в «Ниве». Удивлялись и обещали навести справки. Это было странно. Стас не знал, к кому бы еще обратиться.

И тут позвонил Самоваров.

— У меня есть эксклюзивная информация по Карасевичу, — начал он.

Стас отозвался вяло:

— Ну-ну, давай. Откуда дровишки?

— Ответь на наводящий косвенный вопрос, и сам догадаешься. Итак, оно круглое, мягкое, высотой с Монблан, внутри черемуха, сверху сметана.

— Пирог? — догадался Стас. — Мамочка Супрун опять пирог притащила?

— Именно! В благодарность за то, что ты ребенка оставил в покое. Получите, распишитесь!

— Везет тебе…

— Стас, если ты время от времени будешь названивать Тошику и говорить «ку-ку» зверским голосом, то и ты будешь обеспечен пирогами на многие годы. Любящая мать все отдаст ради спокойствия ребенка.

— Я не шантажист, и сейчас мне не до пирогов. По заводу металлоизделий чистый криминал попер — без всякой режиссерской, актерской и прочей психологии. Одни когти да зубы!

— Кстати, о зубах. Пирог стоматологички предназначен именно тебе. Ведь это ты оставил Тошика в покое.

— Сам, Колян, съешь. Мне некогда.

— Нет уж, у меня свой пирог есть, — похвастался Самоваров.

— За какие это заслуги?

— За грядущие. Я получил новое задание.

— Снова меня донимать? — подозрительно хмыкнул Стас.

— Свет клином на тебе сошелся, что ли? Нет, свет клином сошелся на Тошике. Теперь я должен заставить ребенка разлюбить Катерину Сергеевну Галанкину.

Стас даже присвистнул:

— Ничего себе дельце! И ты взялся?

— Как всегда, нет. Но ты видел эту одержимую мать! — вздохнул Самоваров. — Она почему-то решила, что я взялся. И что буду теперь как бы случайно попадаться Тошику на глаза и говорить всякие пакости про режиссершу.

— Дохлый номер! — засмеялся Стас. — Влюбленные юнцы непробиваемы. Им такие тигрицы, как Галанкина, как раз и нравятся. Правда, недолго.

— Мать не желает ждать ни минуты. И я, как мать, должен броситься ей на помощь.

— Знаешь, ты только одним способом можешь заработать свой пирог, — вдруг оживился Стас.

— Как это?

— Если отобьешь у сопляка его режиссершу. Дерзни, Колян!

— А может, лучше тебе самому дерзнуть? Пироги-то тебе нужней, ты на пути к гастриту. А я человек семейный! К тому же сейчас соблазнять Галанкину неэтично — у нее полно проблем. Она ведь почти вдова. Что-нибудь слышно про ее мужа?

— Глухо. Как в воду канул. А ты что, нарыл что-нибудь? К чему про пироги заговорил? Какая еще у тебя эксклюзивная информация?

— А вот какая. От пирогов я, как честный человек, отбрыкивался, и вдруг в непринужденной светской беседе мама Супрун сообщает интересную штуку. Оказывается, днем, накануне своего исчезновения, Карасевич в пух разругался с актером Рябовым. Помнишь, кто это такой?

— Еще бы! Здоровенный качок. Нем как рыба: ничего, мол, не пил, и тем не менее ничего не видел и не слышал. Имеет репутацию тупицы.

— Присмотрись к нему получше, — посоветовал Самоваров. — В тот день он требовал у Карасевича какие-то деньги — то ли прибавку к зарплате, то ли что-то другое. Карасевич сначала отказал, потом согласился. При этом заявил, что никуда Рябова не отпустит и о чем-то (о чем, не знаю!) молчать не станет. Разговор Рябова и Карасевича шел на повышенных тонах.

— И их застукала мамаша Супрун? Ну, эта и сочинит — недорого возьмет. Фантазии у нее хватит на сотню братьев Стругацких, — усомнился Стас.

— Ссору слышала не мамаша, а ее красавица дочь.

— Невеста Рябова?

— По моим наблюдениям, не совсем невеста, — сказал Самоваров. — Мать и дочь меня обе посетили — дочка помогала тащить пироги. Серьезная девица. Сначала ничего говорить не хотела из дружеских чувств к Рябову. Потом мамочка уломала ее признаться. Слышала девчонка немного, но считает, что ссора была.

— Час от часу не легче! — вздохнул Стас. — Не хватало мне только актерских дрязг! Согласен, Рябов внешне напоминает бульдозер. Ему вполне по силам и Карасевича пришибить, и прирезать нашего неопознанного молодца с дивана. Но учти, у него есть алиби! Сначала он отвозил нашего любимого Тошика домой, а потом отправился к себе в институтское общежитие. Там его видели и слышали и сожители, и дежурная.

— Всю ночь они, что ли, за ним наблюдали?

— Можно и так сказать. Правда, комната у Рябова, как у восходящей звезды, отдельная, но никуда он ночью не выходил — к нему приятель из родного Прокопьевска зашел. Приятель был проездом. Утром он отбыл, но всю ночь друзья вдвоем сидели, детство вспоминали, пили чай, выходили в сортир и прочее. Чему есть свидетели. Так что алиби у Рябова, увы!

— Вот незадача, — с сожалением сказал Самоваров. — А я тебе помочь хотел, версию подбросить — ранее судимый актер (он ведь в самом деле судимый? за грабеж ларька, кажется?) в порыве необузданного гнева… Ну да ладно! Дарю последнее, что имею: ты, наверное, знаешь, что в этом дурацком сериале, кроме главных героев, есть второстепенные.

— Снова актерскую психиатрию подсунуть мне хочешь? — возмутился Стас.

— Как раз наоборот! Эти второстепенные все как один настоящие. Ты сам видел: идет скрытая реклама бани, и настоящий директор бани играет директора бани. В этой настоящей бане парится вымышленный персонаж — скажем, француз, который раньше Ленина играл, — и нахваливает местный сервис. И владелица модельного агентства настоящая, как ты знаешь…

— Не напоминай мне о ней! — проскрежетал Стас, вспомнив Надю и Зузю. — Такая стервоза!

— Сам не отвлекайся! Я тебе хочу сказать, что среди настоящих моделей, рестораторов и маникюрш в сериале вскоре должны были появиться настоящие бандиты. Или бандосы, как называет их Тошик. Карасевич собирался их найти и уговорить сниматься.

Стас очень удивился:

— Зачем ему настоящие бандиты? В драмтеатре артистов полно! У многих жуткие рожи.

— Рожи рожами, но у Карасевича принцип — чтоб все было по-настоящему. Говорят, подобных натуральных сериалов нигде больше нет. Это их фишка. Ее придумал сам Карасевич. Он хотел славы и получил ее — его показали в программе «Время».

— Так ты клонишь к тому, что Карасевич напоролся на настоящих братков и что-то у них не срослось? — догадался наконец Стас.

— Никуда не клоню. Я просто сообщил тебе творческие планы пропавшего режиссера.

— Ты все-таки его ищешь? По просьбе несчастной вдовы? Слушай, Колян, ты столько дел нахватал, скоро нам нечем будет заниматься! — фыркнул Стас.

— Не ерничай! Никого я не ищу. Однако попадаются под руку всякие странности. Что с ними делать, не знаю. Может, ты пристроишь их к делу?