Полуночный дождь

Глава 11

— Это никак не повлияло на мое отношение к тебе, Блейк. У тебя были проблемы, ты был молод, — заверила я его. Я всегда полностью растворялась в его словах. Я могла чувствовать напряжение между Блейком и Дженни, а, ведь я даже никогда не встречала ее.

— Теперь я это понимаю, но для этого понадобилось какое-то время. Тебе достаточно? Ты удовлетворена?

— Нет. Я знаю, что ещё о многом ты можешь рассказать, но уже поздно, и у нас завтра много дел.

— Ты должна показать мне свои детские фотографии. Ты обещала.

— Блин. Иди и принеси коробку, но надо выключить этот камин, а то ты меня заживо поджаришь.

Блейк наклонился и нежно поцеловал меня.

— Сними пока свою одежду, — я наблюдала за его удаляющейся задницей, и во мне разгоралось желание. Я хотела дотронуться до его сильной спины, зарыться пальцами в его волосы и почувствовать, как его тело прижимается к моему.

Я пересела на пол, надеясь разместиться между ног Блейка или просто быть ближе к нему, чем сидя на стуле. Он опустил коробку на пол, сел и прислонился спиной к стене.

— Иди сюда, — потребовал он, притягивая меня за талию к себе. Я не хотела смотреть на содержимое этой коробки. Блейк и так уже был на грани после воспоминаний о своем прошлом, мне не хотелось усугублять ситуацию ещё больше. Это могло быть опасно. Я развернулась и села ему на колени, надеясь отвлечь его и отложить эти воспоминания на другой раз. Я раздвинула языком его губы и схватила за волосы, приподнимая его голову.

— Ты тянешь время.

— Я не хочу смотреть фотографии. Я хочу заняться тобой. Я скучаю по тебе.

Блейк наклонился вперед, заставив меня откинуться назад.

— Хорошо, но я хочу увидеть каждую твою фотографию. Хочу пережить то, что чувствовала ты, пока будешь рассказывать мне, о каждой из своих фотографий. Поняла? — спросил он суровым сексуальным тоном, стягивая с меня футболку через голову.

Я кивнула и приподняла бедра. Мой взгляд скользнул к окнам, чтобы проверить, что шторы задернуты. Убедившись, что никто за нами не наблюдает, я расстегнула пуговицу на его джинсах и потянула вниз молнию. Боже правый! Никакого нижнего белья, и это было чертовски сексуально. Блейк возвышался надо мной, целуя меня в шею, я же в это время скользнула рукой в его джинсы и стала поглаживать его член. Я не хотела, чтобы он снимал их, пока, зрелище было безумно возбуждающим. Мышцы на его теле бугрились от напряжения, пока он нависал надо мной, вытворяя своими губами и языком волшебные вещи. Я отвечала ему каждой клеточкой своего тела.

Я взглянула на него, в то время как он, закрыв глаза, провел моей рукой между моих ног. Я одернула ее и закрыла глаза, когда его язык погрузился в мой рот. Застонав, я снова дернула рукой, гадая, какого черта он задумал. Казалось, он пытался заставить меня потрогать себя.

— Прикоснись к себе, — прошептал он мне в губы и снова подвинул мою руку.

— Нет, я не могу.

— Можешь. Вот так, — тихие слова Блейка и его рука, подталкивающая меня, заставили подчиниться ему. Я закрыла глаза. Уф. Ну почему он такой извращенец? Он ведь знал, что мне не очень нравится, что-то новое. Я растерла пальцами свои соки по пульсирующему клитору и застонала. Черт побери.

— Да, именно так, детка. Продолжай, — хрипло прошептал он мне на ухо. Я почувствовала, как он убрал руку, и продолжила двигать своей. Против моей воли три пальца обвели мой клитор. — О-о-о, м-м-м, да, именно там, малышка. Приласкай свою киску для меня.

Я распахнула глаза, когда почувствовала, как Блейк передвинулся.

Вот черт…

Он разместился между моих ног и спустил свои джинсы вниз. Ух ты. Мои ноги были широко разведены, и я зажмурилась. Я ненавидела это так же сильно, как и желала.

— Открой глаза.

Я начала поднимать правую ногу, но он остановил меня, прижимая ее так, как ему было нужно. Я наблюдала, как Блейк поддразнивал мою изнывающую плоть каждым движением своего кулака, сжимавшего член, приближаясь ко мне, но не прикасаясь. Он был так близко. Не знаю почему, но я вспомнила, как мама однажды рассказывала о занятии любовью. Она сказала мне, что если это настоящие чувства, то ощущения будут такими, как будто ты впервые выступаешь перед миллионами людей. Что я испытаю страх, радостное волнение и возбуждение одновременно. Именно так я себя сейчас и чувствовала: неуверенной и выставленной на показ. Это то, что она имела в виду? Я была рада, что разделяла это с Блейком. Я бы не смогла сделать это ни с кем другим.

Это было изумительно, эротично и чертовски возбуждающе. Блейк прижимал одну руку к внутренней поверхности моего бедра, не давая мне сжать ноги, когда я начала извиваться под своими пальцами. Вот и все. Я действительно собиралась это сделать. Я почувствовала, как зарождается мой оргазм, начиная с головы. Сильнейшие ощущения быстро распространились вниз по моему телу, вызвав внутренний взрыв. Блейк сильнее сжал свой член и ускорил движение рукой, что заставило меня еще больше надавить на клитор, и я закричала, испытав настоящее блаженство. Волны экстаза все еще накрывали мое тело, когда он придвинулся и погрузился глубоко в меня. Я выгнула спину и застонала, совершенно потеряв контроль. Занятия любовью были для меня чем-то необыкновенным. Я не понимала, как два человека могут стать одним целым, находясь вместе; как это возможно, чтобы всё остальное потеряло значение, и ничего вокруг больше не существовало. Кроме этого. Настоящего. Того, что происходило прямо сейчас и здесь.

Блейк удерживал себя надо мной, опираясь на руки, и смотрел мне прямо в душу. Мои пальцы слегка касались его груди, и я удерживала его взгляд. Именно тогда я поняла, что на мне все еще был розовый лифчик. Почему? Обычно именно эту вещь Блейк снимал с меня первым делом.

— Что? — спросил он, читая мои мысли. Я лишь покачала головой. Блейк знал. Он знал, что я была больна. Каждая клеточка моего тела говорила мне, что он знал. Почему он ничего не говорил?

— Ничего, — ответила я.

— Я люблю тебя.

Я вяло улыбнулась и провела рукой по его плечу и вниз по руке. Я не могла ответить ему тем же, слова застряли в горле. Одинокая слеза скатилась по моей щеке, и я отвернулась, чтобы он не увидел ее. Блейк опустился ниже и поцеловал меня в уголок глаза. Его попытка остановить мои слезы провалилась, вызвав обратную реакцию.

— Дай мне встать, — сказала я, изворачиваясь и стараясь не поворачиваться к нему лицом. Я не хотела, чтобы он видел меня такой. Не хотела, чтобы он видел, как его объятия разрушают меня. Блейк отстранился, и я улизнула от него, едва замечая, как быстро поднялась по лестнице. Я закрыла дверь в нашу спальню и побежала в ванную, захлебываясь от рыданий. Я чувствовала себя такой открытой и уязвимой от нахлынувших эмоций; никогда такого не испытывала. Плеснув в лицо холодной водой, я постаралась успокоиться. Единственной проблемой было то, что я не понимала, почему чувствовала себя такой расстроенной. Он знал. Я чувствовала каждой клеточкой своего тела, что Блейк знал. Я боялась стольких вещей. Что, если он больше не хотел меня? Стойте, это не имело значения, это я не хотела его. Я не могла позволить ему снова пережить такое. Сам дьявол не заслуживает такой боли. Возможно, это было из-за отказа. Может поэтому я была так напугана? Что мне придется справляться с этим самой, что никого не будет рядом?

— Макайла?

— Я в порядке, — рявкнула я в закрытую дверь.

— Открой дверь.

— Нет. Просто оставь меня в покое, Блейк. Со мной все хорошо. Я просто хочу побыть одна.

— Ты расстроена.

— Я в порядке! — крикнула я с такой злостью и ненавистью. Это несправедливо. Всё должно было быть по-другому. Я должна была просматривать журналы и выбирать дурацкое свадебное платье.

Этого не должно было случиться. Я огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, на чем можно было бы выместить свою ярость. Мне нужна была ручка. Мне необходимо было что-нибудь сломать, что угодно. Я лишь хотела, чтобы это прекратилось. Это было правильно. Это не было…

Вся в слезах я резко развернулась к выбитой двери и сломанным петлям. Блейк выглядел злым. Замерев на месте, я была не в состоянии пошевелиться, когда он ворвался в ванную в одних джинсах. Мне было все равно, что под ними у него ничего больше не было. Меня вообще ничего не волновало. Я даже не понимала, какого черта тут происходило. Я рыдала на груди Блейка, а он крепко прижимал меня к себе, понятия не имею, как долго. Как минимум, минут десять, а то и больше. Я не могла остановиться, вся злость и разочарование на выпавшие мне карты выплескивались с новой силой. Я не просила таких карт, да я вообще не хотела играть в эту дурацкую игру.

— Давай. Пойдем в кровать.

— В кровать? — спросила я, отстраняясь. Мой голос дрожал, но по крайней мере я могла говорить. Идти в кровать?

Без шуток?

Блейк наклонил голову и улыбнулся.

— Ладно, на самом деле у нас нет кровати, но я принес наверх наши спальные мешки и подушки. По крайней мере, мы можем спать в нашей комнате. — Его печальная улыбка была заразительной, заставив меня также усмехнуться, и я обошла его.

— У нас есть только один спальный мешок и одна подушка, — сообщила я.

— Проклятье, нам придется поделиться.

Я расстегнула лифчик, единственный предмет одежды, который оставался на мне, и бросила его. Блейк снял джинсы и заполз ко мне в спальный мешок. Боже, я так сильно его любила. Я не хотела, чтобы это заканчивалось. Я не была готова к тому, чтобы это закончилось.

Я вытерла последние слезы.

— Блейк?

— Нет, Макайла. Спи. Мы не будем ничего обсуждать. Не сегодня. Через несколько часов мы заберем Пи, и я отвезу вас обеих полакомиться оладьями.

— Правда? — улыбнулась я.

— Да, и мы встретимся с тем парнем, который восстанавливает антикварные вещи. Его зовут Джоэл. Он работал над акустической системой. Он показал мне некоторые предметы, которые отреставрировал, чертовски хорошая работа.

— Серьезно? — мне хотелось побольше поговорить об этом.

— Да. Я надеюсь, у него есть витринный шкаф для Пи. Думаю, мы могли бы поехать сначала к нему, тогда нам проще будет подобрать мебель для ее спальни к этому шкафу.

— Может у него есть спальный гарнитур для нее.

— Хм, возможно. Было бы здорово.

Вот о чем мы с Блейком говорили: о покупке мебели, о дне рождения Пи, об отделке нашего дома, о чем угодно, лишь бы не касаться реальной жизни. Той, которую отнимут. Блейк прошептал, что любит меня, целуя мое обнаженное плечо, и я ответила ему тем же. Я действительно любила Блейка Коуста.

Я очень сильно любила Блейка. Всем сердцем.

Эмоциональное истощение накрыло нас около трех ночи. Когда я последний раз смотрела на распределительную коробку, нуждавшуюся в подставке, было без семи минут три, и потом раз и наступило утро. Совершенно неожиданно. Минуту назад мы разговаривали, а в следующую — просыпались. Блейк занялся со мной любовью в спальном мешке до того, как мы встали; и все это время не произнося ни слова. Было странно; как будто камень с души упал, но это не так. На самом деле мы ни о чем не поговорили, и я даже не была уверена, что же все-таки Блейк знал. В смысле, я догадывалась, но не совсем. Я не понимала, как он так просто мог забыть об этом.

— Поехали за кроватью. У меня спина болит, — Блейк улыбнулся мне в губы. А-а-ах, какой замечательный способ проснуться. Мои бедра дернулись, когда он выскользнул из меня, намеренно скользнув своим членом по моему сверхчувствительному клитору. Блейк хмыкнул, словно поставил восклицательный знак после оргазма, до которого только что довел меня.

— Я соскучился по Пи. Поехали за ней.

Не знаю, как у нас получилось, но мы это сделали. День начался замечательно. Пи сидела на заднем сиденье и снова рассказывала нам о цирковых львах.

— А мы поедем сегодня вечером туда, Микки?

— Да, сегодня вечером мы поедем в цирк, — я улыбнулась Блейку.

Он улыбнулся в ответ, но не такую улыбку я надеялась увидеть. Я взяла его за руку и снова улыбнулась.

Он сжал ее и взглянул на Пи в зеркало заднего вида.

— Последний раз я ходил в цирк тут, в Нэшвилле, в тот же самый, в который мы собираемся.

— Правда? — спросила Пи.

— Пи, перестань так делать. Ты растягиваешь свою футболку, — сделав ей замечание, я хотела, чтобы она убрала колени из-под футболки. Слишком поздно. — Ну вот, посмотри теперь на нее. Выглядит так, будто у тебя под футболкой обвисшая грудь.

Пи захихикала, и я засмеялась.

— Что? — спросила я, повернувшись к Блейку, который смотрел на меня непонимающим взглядом. Господи, я даже слово грудь сказать не могу? Понимаю, что это была щекотливая тема, но блин.

— Я ходил с твоей мамой, она приехала сюда со мной, когда умер мой дядя.

— Я его знаю, он также дядя бабушки Грейс, он был стариком и ехал на инвалидном кресле. Я тоже такое хочу.

— Он был старым и не ехал, а ездил, — ничего не могла с собой поделать. Пусть ее бабушки позволяли ей быть трехлетним ребенком, я заставляла ее быть пятилетним. — Тебе не нужно такое кресло. Оно для людей, которые не могут ходить, бегать и играть.

— Ну, я просто хочу притвориться такой, — сообщила она, снова засунув колени под футболку.

— Расскажи ей о цирке, — попросила я и отвернулась, чтобы смотреть на дорогу. Пи что-то задумала, и она была более упертой, чем я. И это было тяжело. Я могла бы спорить с ней до конца поездки о том, почему ей не нужно инвалидное кресло, и это все равно не имело бы значения. Она по-прежнему хотела бы иметь такое.

Мне нравилось слушать, как Блейк делился с Пи своей историей любви. Она слушала его очень внимательно. Блейк рассказал о том, как они приехали сюда на похороны, и Дженни поехала с ним, чтобы поддержать его. Блейк на самом деле даже не знал этого человека, но воспользовался ситуацией в своих интересах. Мне понравилась эта история, она произошла еще во времена их идиллии, которую никто не мог нарушить; до того, как отец Блейка сел пьяным за руль, и до того, как Дженни заболела.

Мы стояли в вестибюле, какого-то арендованного зала, ожидая, когда толпа поредеет. В очереди, должно быть, было человек тридцать, и еще тридцать, таких как я, умирали с голоду.

— Спорим, это цирковой шатер.

— Что? — спросил я, повернувшись к Дженни. Она смотрела в окно этим ее взглядом.

— Я уверена, это цирковой шатер.

Я посмотрел в направлении ее взгляда.

— Да, похоже, и что? — ответил я, поворачиваясь обратно к очереди. Проклятье. Она нисколько не продвинулась.

— Пойдем.

Я засмеялся.

— Не пойдем.

— Да ладно. Я больше не могу находиться рядом со всей этой смертью. Ненавижу всю эту печаль и траур. За исключением тебя, конечно.

— Меня? Что ты имеешь в виду?

— Ты совсем не грустишь. Думаю, ты обманул меня, чтобы заставить приехать сюда. Мне стоило остаться дома и упражняться.

— Я не обманывал тебя. Что это значит? — спросил я, повернувшись к такому же, как и шатер, красно-белому полосатому шпилю. — Дженни Линн, пожалуйста. Я не могу попрощаться без тебя. Мне нужно, чтобы ты была рядом и держала меня за руку. Пожалуйста, не заставляй меня хоронить моего любимого дядюшку без тебя. Пожалуйста, Дженни.

Моя упрямая девушка ответила, передразнивая меня.

— Когда ты в последний раз общался с этим парнем?

— Ему было семь лет, — между делом ответила за меня моя несговорчивая мама. Какого хрена?

— Видишь, именно об этом я и говорю. Ты ведь даже не знаешь этого человека. Ты обманул меня. Своди меня в этот цирк, мы вернемся еще до того, как нас кто-либо хватится. Я всего лишь хочу посмотреть на животных.

— Нет, Дженни. Нет. Нет. И еще раз нет! Мы не покинем это здание.

— Ладно, — ответила она таким тоном, который я слишком хорошо знал. Меня совсем не удивило, когда она толкнула двойные двери и вышла на улицу.

— Я ее убью, — сказал я вслух. Невысокая, полная женщина хмуро посмотрела на меня, когда я последовал за Дженни.

Она сняла туфли и взяла их в руку. Я с весельем наблюдал, как она повернулась ко мне, желая ещё немного позлиться. На ней было чёрное платье с ниспадающим подолом, и в котором она выглядела намного лучше босоногой, и белый свитер. Дженни ненавидела туфли на каблуках. Я улыбнулся, видя, как притворная Дженни превращается в ту, которую только я знал. Она завязала свитер вокруг талии и сердито посмотрела на меня.

— Я думала, тебе надо оплакать мертвеца. Ну, того, о котором ты вообще ничего не знаешь.

— Перестань. Нам надо поесть, потому что я умираю с голоду. И мы сходим, и взглянем только одним глазком на цирк и сразу же вернемся обратно. Договорились? — я протянул ей руку, чтобы скрепить уговор. Когда Дженни согласилась, я дернул ее к себе и поцеловал, понимая, что она только что уломала меня. Мне было все равно. Она могла выигрывать хоть всю оставшуюся жизнь, я обожал эту ее улыбку. — И ты должна позволить мне кое-что сделать сегодня вечером.

— Слишком поздно. Мы уже пожали руки. Кроме того, из-за тебя нас чуть не поймали прошлым вечером.

— Но, я не…

— Посмотрим. Хочешь пиццу? — спросила она, размахивая туда-сюда нашими соединёнными руками.

— Хмм, нет. Давай поедим тако.

— Отличная мысль. Блейк?

— Да? — спросил я, отпустив ее руку, чтобы обойти дорожный указатель. Это было в стиле Дженни. Не спрашивайте, почему она это делала. Она обходила каждый встречавшийся на нашем пути дорожный указатель с другой стороны, а жизнь в Нью-Йорке означала наличие очень много таких указателей. Она отпускала мою руку и хватала ее снова, как только мы обходили их. Сейчас это казалось естественным. Я даже не обращал на это внимание.

— Как думаешь, мы поженимся?

— Ты уже носишь мое кольцо обещания. Как считаешь?

— Но я имею в виду по-настоящему. В следующем году мы закончим учебу. Ну, не знаю, у нас же целая жизнь впереди. Чем ты хочешь заниматься?

— Что значит, чем? Я хочу работать на твоего отца. Ты знаешь об этом.

— Да, но нам нужно позаниматься какой-нибудь ерундой. Мы же не можем просто пойти в колледж, и вырасти, вот так, — она пыталась убедить меня, снова отпуская мою руку. Появившийся между нами знак указывал, что еда уже близко. Слава богу.

— Как раз можем. Именно это мы и должны делать. Может, мы будем работать вместе, и твой отец даст нам собственный отель в управление, или что-нибудь в этом роде.

— Я этого не хочу. Я с рождения находилась в «Зазен Ризортц».

— Я знаю, везунчик.

— Я не хочу жить в пентхаусе на верхнем этаже одного из отелей моего отца. Я хочу жить в квартире-студии с кирпичными стенами и пожарной лестницей.

— Ты хочешь жить в гетто, — уточнил я, схватив ее за руку и снова притянув к себе. Это тоже была одна из причуд Дженни. Клянусь, она была бы уже тысячу раз обрызгана проезжающими мимо такси, если бы я не оттащил ее обратно на тротуар. — Будь внимательна, — в миллионный раз я сделал ей замечание.

— Нет, не в гетто. Просто, в обычном районе. А потом, когда у нас появятся дети, я хочу такой дом, как у тебя. С двориком и качелями на крыльце, на которых мы будем качаться и читать книги нашим детям.

— Хорошо, но это будет, когда мы станем старше, после тридцати. Я хочу жить в пентхаусе, пока поднимаюсь по служебной лестнице.

— Ладно, — огрызнулась Дженни, отпуская мою руку, чтобы обойти столб светофора. Она нажала кнопку для перехода и скрестила руки на груди.

— Ты злишься на меня, потому что я хочу жить в высотке с видом на мир? Дженни, нам всего семнадцать. Думаю, об этих вещах мы можем поспорить позже.

— Я не злюсь. Я просто хочу знать, хочешь ли ты того же, что и я. Я не такая как ты. Мне нравится планировать свою жизнь.

— О Господи! — засмеялся я, потянув ее за руку, чтобы перебежать дорогу, — ты самый спонтанный человек, которого я знаю. Мы сбежали с похорон моего дядюшки ради похода в цирк.

— Но существует разница между спонтанностью и наличием плана. Это две разные вещи.

— В каком смысле? Это не так.

— Нет, так. Мне нравятся приключения, и всегда, как только появляется возможность, я хочу пробовать что-то новое, но я все еще знаю, чего хочу.

— Ладно, мисс Ответственные Штанишки. Скажи мне. Где ты видишь себя через пять лет?

— Мне тогда будет двадцать два. Хм? — спросила она. — Пойдем в эту сторону, — сказала она, перебивая себя, пока думала над ответом.

— Нет, мы не пойдем по темному переулку, давай сюда, — возразил я. Боже. — Как, черт возьми, ты до сих пор жива? У тебя словно девять жизней.

Дженни захихикала и позволила мне повести ее более безопасной дорогой.

— О, вон мексиканский ресторанчик. Хочешь зайти туда?

— Не знаю, он выглядит дорогим. У меня только семнадцать баксов.

— Как только семнадцать? Еще вчера у тебя было девяносто.

— Да, знаю, но мне пришлось заправить машину, я купил ту новую шляпу, которую надевал ранее, и… кхм, видео… кхм, игру.

— И ты еще называешь меня безответственной! У меня есть папина кредитка, я воспользуюсь ею. Ты можешь оставить чаевые.

— Или ты можешь прибавить их туда же, а я смогу сохранить свои семнадцать баксов.

— Я собираюсь найти себе нового парня, который не будет таким скрягой. Столик на двоих, пожалуйста, — обратилась Дженни к хостес.

— Вам придется надеть туфли, мисс, — улыбаясь, сказала она, кивнув на болтающуюся в руке Дженни обувь.

— Ой, простите, конечно, — ответила Дженни, бросив туфли на пол. Я держал ее за руку, чтобы она не упала, пока поправляла ремешок.

— Дженни, обед здесь займет слишком много времени. Я думал больше о «Тако Белл».

— У нас есть время. И еще не известно, сколько придется ждать. Сейчас обед. Обеды всегда обслуживаются быстрее. Поверь, я знаю. — Я верил ей. Мне нравилась идея иметь внизу ресторан. Еда в доступе всегда, когда пожелаешь. Кто бы этого не хотел?

— Сегодня вас будет обслуживать Дженет, она сейчас к вам подойдет, — с улыбкой объяснила нам хостес, направляя нас к угловой кабинке. Черное кожаное сиденье было полукруглым, и мы с Дженни скользнули в угол и сели рядом друг с другом.

Следом подошла официантка со столовыми приборами, завернутыми в бордовые льняные салфетки.

— Могу я для начала предложить вам напитки?

— Я буду порцию Маргариты с водкой «Серый Гусь», а этому трусишке-параноику мы возьмем цыплячий сок.

Официантка рассмеялась над ее словами, понимая, что Дженни еще недостаточно взрослая, чтобы заказывать такие напитки.

— Колу нам обоим, — заказал я.

— Как ни странно, у нас на самом деле есть коктейль под названием «Цыпленок», я могла бы приготовить его без добавления алкоголя, если пожелаете?

— А что в нем?

— Спрайт, ананасовый сок, лимон и водка, но ее можем не добавлять.

— Все в порядке, мы будем просто колу, — заверил я ее.

— Мы возьмем два. Он спустил свои деньги в «Best-Buy»{Best-Buy — Американская компания, владеющая крупной сетью магазинов бытовой электроники и сопутствующих товаров. Прим. пер.}, так что-о-о…

Официантка снова засмеялась и ушла делать нам цыплячий коктейль. Фу, гадость. Одно название чего стоит.

— Напомни-ка мне, почему я умолял тебя поехать сюда со мной?

— Во-первых, ты меня любишь. Во-вторых, ты соврал, что был близок со своим покойным родственником. В-третьих, ты не мог находиться вдали от меня больше двух суток. В-четвертых, я нужна тебе, чтобы заставлять тебя заказывать такие напитки как «Цыпленок». И в-пятых, потому что я люблю тебя.

Улыбнувшись, я поцеловал улыбающуюся Дженни. Всё, что она сказала, было правдой. Я любил ее за то, что она сводила меня с ума, и она была права, я бы даже не узнал, что такое «Цыпленок», если бы она не заставила меня его попробовать. Должен признаться, коктейли были довольно вкусными. После, мы делали их очень часто.

— Ладно, ответь на мой вопрос. Пять лет. Где ты себя видишь? — спросил я.

Дженни закрыла глаза и глубоко вдохнула.

— Я сижу на качели на крыльце. Во дворе перед домом маленькая девочка по имени Лондон играет со своим папочкой. Я покачиваюсь вперед-назад, держа на руках ее маленького новорожденного братика.

— А папочка — это я?

Дженни приоткрыла один глаз.

— Ты хочешь быть папочкой?

— Через пять лет?

— Да, мне не нужен мир бизнеса. Я хочу давать уроки игры на фортепиано и находиться дома со своей семьей.

— А я могу все еще находится в мире бизнеса?

— Я бы предпочла, чтобы ты давал уроки фортепиано вместе со мной. Мир бизнеса будет отнимать у тебя все твое время. Поверь, я знаю это. У тебя не будет времени на нас.

— Такого никогда не случится. Я всегда найду время для тебя.

— Обещаешь?

— Честно-пречестное слово, — ответил я, взяв ее за руку.

Чтобы попасть в цирк, мы с Дженни пролезли под забором и потом также под шатром. Мое «нет» этой затее не сработало, потому что Дженни все равно сделала по-своему. И как всегда, я последовал за ней, как побитый щенок. Единственный плюс в той ситуации — нас не поймали, но мы действительно сделали несколько классных фотографий на свои телефоны. Моя мама даже не звонила, разыскивая нас, пока мы, взявшись за руки, не пошли обратно. Я сказал ей правду, что мы ходили в цирк и уже почти вернулись. Она мне не поверила. Если бы я ей соврал, она бы поверила. А когда я говорил правду, она не верила.