Полуночный дождь

Глава 6

— Но, я думала, ты сказал, что это случилось на рояле? Ты сказал мне, что Дженни потеряла девственность на крышке рояля.

— Да, рояль, по мнению Дженни. Я считаю, что в первый раз это случилось, когда мир остановился. Первый раз предполагал не секс, это было эмоциональной отдушиной для Дженни.

Понятия не имею, как долго мы с Блейком оставались в ванне, но это было довольно долго. Я продолжала спускать остывшую воду и наполнять ванну горячей. Я не хотела, чтобы он останавливался; время замерло, пока Блейк держал меня за руку, целовал меня и рассказывал то, чего я ещё не знала. Блейк и Дженни наблюдали за тем, как первый самолёт врезался в здания. Подробности того, что он чувствовал, и как сильно он был напуган, вызвали холодный озноб по моему позвоночнику.

— Пойдём в кровать. Ты должен пообещать мне, что расскажешь эту историю Пи. Не сейчас, оставь её до тех пор, пока она не подрастет, но ты должен рассказать ей об этом.

— Да, может, и расскажу, — согласился Блейк.

Следующие несколько недель были сумасшедшими. Между ремонтом в театре и наведением порядка в нашем новом доме, мы с Блейком были готовы передохнуть. Мы продали большую часть современной серебристо-черной мебели из пентхауса, дизайн которой не особо подходил к семейному дому, и я была рада. То, что Грейс и Сара находились рядом с Пи, было благословением Божьим. Я не понимала, как много уделяла ей времени, пока не получила помощь.

Это было здорово, но я безумно скучала по ней. Казалось, я пропускала все веселье в развешивании занавесок.

И это было хреново. Блейк задерживался в городе все чаще и допоздна, будучи одержимым мечтой, которую когда-то имел его отец.

Он даже нанял тех же самых парней по акустике, что и его отец много лет назад. Блейк клялся, что ни один театр в мире не имел таких же акустических характеристик, как театр Конли. Думаю, он был прав, моя мама не раз говорила мне то же самое.

В одну из пятниц, поздно вечером я ждала, когда Блейк заберет меня из нашего нового дома и отвезет обратно в дом его матери на ночь. Это единственное, что имело для меня значение; по крайней мере, Блейк приедет домой. Полагаю, я не думала об этом в таком ключе, то есть, я должна была догадаться, так как Блейк всегда был трудоголиком, но эти приходы в десять-одиннадцать вечера очень быстро стали нормой.

Я вздохнула и осмотрела наш милый дом. Я закончила. Все, что я могла сделать сама, было сделано. Теперь мне нужна была только мебель. ТЬФУ. Если Блейк еще раз пообещает мне, я закричу. Я села на нижнюю ступеньку и посмотрела на свой телефон. Никаких новых сообщений, но у меня было уведомление с Фейсбук, я улыбнулась и открыла его. Это было селфи Блейка перед новой сценой. Пол блестел также ярко, как и его белоснежная улыбка. Подпись гласила, что он уже в пути и что любит меня. Я посмотрела на время сообщения, выставленного сорок минут назад, и стянула резинку со своих волос. Мне казалось, что он уже должен был быть здесь. Я потрясла головой, позволяя волосам свободно рассыпаться по спине и плечам, и откинулась назад, облокотившись на ступеньку.

Пролистав последние несколько постов, которые я уже просматривала, я решила немного пошалить. Я расстегнула верхнюю пуговицу своей рубашки и улыбнулась в камеру. Ложбинка была недостаточно видна. Я расстегнула еще пару пуговиц и приподняла свою грудь вверх, пытаясь сделать сексуальное селфи с декольте. К сожалению, с грудью размера В такая роскошь была невозможна. Я сжала руками свою грудь и соблазнительно улыбнулась в камеру. «Поторопись» — такую надпись я собиралась поставить под этим фото, что должно было заставить его приехать быстрее.

— Я рад, что не был за рулем, — заявил Блейк, стоя в дверях. Он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Я мгновенно покраснела, а усмешка на его губах подсказала мне, что он стоял тут уже довольно долго. Замечательно.

— Ты — придурок! — закричала я, застегивая свою рубашку.

Блейк засмеялся и направился ко мне. Позволив ему взять меня за руку, я встала и упала в его объятья. И почему падать в его объятия было так легко? Я позволила его теплым губам унять румянец на моих щеках.

— Ты получил уведомление, — сказала я ему в губы. Он улыбнулся и посмотрел на мою провалившуюся попытку быть для него сексуальной.

— Мне нравится. Думаю, нам стоит опробовать ступеньки. Что скажешь?

— Я скажу — нет. Пойдем. Я зла на тебя, ты сказал мне, что будешь дома в восемь. Пи уже уснула.

— Тогда нам некуда торопиться, верно? — успокоил меня Блейк, целуя в шею и пытаясь усадить на ступеньки. Я села, но лишь для того, чтобы он отстал, при первой же возможности я увернулась от него.

— Отвези меня за мебелью, я устала от этого, я уже хочу тут жить. Разве ты не хочешь уже переехать? Я закончила, я не могу больше ничего сделать без мебели.

— Мы поедем в понедельник.

— Понедельник? А что случилось с завтра? Мы могли бы уже спать тут к понедельнику.

— Я не могу. Ребята по акустике работают все выходные. Если мы продолжим в том же темпе, мы сможем открыться в начале следующего года.

— Здорово. Поехали. Я устала и хочу есть. Ты ел?

— Детка, обещаю, мы съездим за мебелью в понедельник. Не понимаю, зачем я вообще тебе для этого нужен, я хочу, чтобы ты сделала этот дом своим. Покупай, что захочешь, заставляй его, чем захочешь, мне все равно.

Блейк посмотрел на меня, и я скрестила руки на груди.

— Здесь так здорово. Идеальный вечер, чтобы расслабиться в джакузи с бокалом вина, тебе так не кажется?

— Почему ты не хочешь ехать без меня? Моя мама и Сара будут рады тебе помочь. Можешь поехать с ними завтра. — Блейк взял меня за руку, и я последовала за ним к машине его матери. — Я люблю тебя.

Я улыбнулась, когда его губы встретились с моими.

— Я тоже тебя люблю, но, возможно, я любила бы тебя немножечко больше, если бы у нас был дом. — Блейк накинул на меня ремень безопасности и пристегнул его.

— У тебя есть дом. Мы переедем в него раньше, чем ты поймешь. — Я расстроено вздохнула и посмотрела, как он обходит машину спереди. Он не понимал.

— Обещаешь, что поедешь со мной в понедельник? — спросила я, продолжая наш разговор. Мне нужно было его слово.

— Эм. Нет.

Я отняла от него свою руку и надулась, скрестив руки на груди.

— Я не собираюсь лгать тебе, Макайла; я уже знаю, что бригада по свету запланирована на этот день. Мне нужно быть там.

— Ладно, как угодно.

— Не будь такой. Как только мы все это сделаем, мы будем свободны.

— Нет, не будем. Ты все время проводишь там, работая, точно так же, как тогда, в «Зазен Ризортс». Тебя никогда не будет дома. Я не об этом мечтала.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Забудь. Ты заедешь к Wendy’s{Wendy’s — американская сеть ресторанов быстрого питания. Прим. пер.}?

— Я не хочу, чтобы ты злилась на меня.

— Тогда перестань вести себя, как идиот. Пи скоро исполнится пять, а у нее даже дома нет!

— У нее есть дом, а ты все слишком преувеличиваешь. Делаешь из мухи слона.

— Я не собираюсь спорить по этому поводу. У нас будет дом, когда у тебя появится свободное время, полагаю.

— Макайла …

— Что? Я уже ненавижу этот театр, тебя никогда не будет дома с нами.

— Я буду, любимая, обещаю. Я хочу быть дома, честно, просто позволь мне закончить с театром, и потом я весь твой. Обещаю.

Я покачала головой в темноте, закатила глаза и тихо вздохнула. Мне не хотелось выбирать мебель с Грейс и Сарой; Я хотела выбирать ее с Блейком. Я не собиралась валяться на диване с Сарой или Грейс. Мне был нужен Блейк, и плевать, если я вела себя, как сопливый ребенок, я хотела получить то, что хотела и точка. Коротко и ясно.

Меня не волновало, что Пи спала. Я сразу направилась в ее комнату и заняла место Зельды. Ее волосы все еще не высохли после ванны, и она пахла, как Пи.

— Я думала, ты приедешь до того, как я искупаюсь в ванне, — пожаловалась она.

— Это твой папа виноват, у него не получилось пораньше уйти из театра, — добавила я, перекладывая всю ответственность на него. Это была его вина, и я не собиралась выпутываться из этого самостоятельно.

— И поэму ты не села за руль сама? — спросила Пи, зевая.

— Поэму? Что это?

— Мои слова слишком сонные, — я приподняла верхнюю часть ее пижамы с изображением героев из мультфильма «Холодное сердце» и, прижавшись губами к ее животику, издала «пукающий» звук.

— Ты такая умная. И почему я сама до этого не додумалась? — именно так я и должна была сделать. Думая об этом, я сделала первый шаг. Я должна была начать принимать меры к своему уходу; мне нужна была машина на мое имя, которую я могла бы водить. — Засыпай. Я уже все закончила в нашем доме, осталось только, чтобы твой папа свозил нас за мебелью. Завтра мы придумаем что-нибудь интересное.

— Клянешься?

— Да, пять раз. Я тебя люблю, малышка, — призналась я, целуя ее в животик, голову и в обе щечки.

— Спокойной ночи, я тоже тебя люблю, а Зельда — нет. Ты разбудила ее.

Пи повернулась на бок и положила свои ручонки под щеку. Я передвинула слишком большую для этой кровати львицу обратно на её законное место, рядом с ее четырьмя детенышами, и поцеловала Пи еще раз. Ее рука обвилась вокруг шеи львицы, и ее глаза закрылись.

Блейк только что вышел из душа, когда я присоединилась к нему. Он помог мне раздеться, но на этом все. Я заставила его уйти. Я хотела быстро принять душ и какое-нибудь антацидное средство, этот чили от Wendy’s прожигал мой желудок, стоило подумать, прежде чем есть его на ночь. Я думала, что никогда не смогу лечь. Однако, небольшая изжога не смогла бы помешать мне забраться голой к нему в постель.

Позволив горячей воде литься по моему телу, я расслабилась, позволяя напряжению стечь в водосток, ну или попыталась, во всяком случае. Что если я раздобуду машину? Что тогда? Что потом? Куда я поеду? Уеду ли я из Нэшвилля?

Мысль о том, чтобы оставить Пи, причиняла сильную боль. Вопросы роились у меня в голове, и я понимала, что должна уже прийти к чему-то определенному. Решив, что этот вечер не подходящий, я перестала об этом думать. Я была слишком уставшей, чтобы задумываться об этом.

Грейс ела пирог и читала книгу, в то время как Блейк валялся на диване и смотрел новости, или я так думала. Присмотревшись получше, я поняла, что он спал.

— Привет, хочешь кусочек пирога?

— Нет, но я бы лучше приняла "тамс" или "ролэйдс"{препараты от изжоги. Прим. пер.}. Мне стоило подождать и поужинать твоими хот догами, этот чили убивает меня, — пожаловалась я, прижимая руку к груди. — Что читаешь? — возможно, это то, что мне было нужно, хорошая книга, чтобы отвлечься от всего.

— Там есть что-то, на второй полке, над специями. Я не уверена, что это, я только начала, — она перевернула книгу, показав мне обложку, Джетти Вудрафф, «Вся правда о Мак». Довольно неплохая. Эта девица чокнутая.

— О чем ты? — спросила я, направляясь за спасительным флакончиком.

— Ты должна это почитать. Она — сумасшедшая.

— Мне и в жизни безумия хватает, — призналась я, присев на край дивана. Блейк приподнял свои ноги, едва открыв глаза, и положил их мне на колени. — Ты смотришь это? — спросила я Грейс, прежде чем переключила канал.

— Нет. Блейк смотрел. Я ненавижу новостные каналы, помнишь?

Я ненавидела новости и ненавидела, когда Блейк смотрел их. Ничего хорошего в новостях не было, и вся эта шумиха только для рейтингов.

— Хорошо, идет «Теория большого взрыва»{(the Big Bang Theory — «Теория большого взрыва», американский комедийный сериал о двух физиках и их привлекательной соседке, а также об их друзьях. Прим. пер.}. Мне нужно посмеяться. — Почему? Что случилось? Хочешь поговорить?

— Нет, ничего такого; я просто волнуюсь по поводу нового дома и все. Мне нужна мебель.

— Давай устроим из этого девичник, утром я позвоню Саре. Я знаю один новый магазин, недалеко от Мэдисона.

— Звучит довольно весело, но я правда хочу сделать это с Блейком и Пи, если ты не против, — я почти чувствовала себя виноватой, разрушая ее воодушевление.

— Да, я все понимаю. Я в восторге, — Грейс сияла от радости, и я опять почувствовала вину. Она была рада за Блейка. Я уже говорила с ней об этом, я знала, что она чувствовала, и Грейс понимала, что ее сын снова начал жить. Она рассказала мне, как перестала навещать его и даже Пи из-за того, в кого он превратился. Сейчас Блейк был совершенно другим человеком, не таким, как в тот день, когда я врезалась в него на улице. Он больше не относился ко всему, как какой-то формальности, он снова жил, и я собиралась отнять у него это. — Я иду спать, сделай себе одолжение, возьми эту книгу, — добавила Грейс, оставляя меня наедине с комедией и моими мыслями. Я улыбнулась Блейку, пока он спал. Я не должна была так вести себя с ним, я понимала, что он просто волновался о театре.

Я улыбнулась, когда увидела, как Шелдон колотил в дверь Пенни. Мои пальцы барабанили по подлокотнику дивана, мои губы изогнулись в полуулыбке, а глаза скользнули к Блейку. Даже со смехом в ситкоме в комнате, казалось, стояла гробовая тишина. Прикусив нижнюю губу, я посмотрела на ручку, лежащую рядом с блокнотом прямо передо мной. Склонив голову на бок, постаралась сосредоточиться на том, что Пи нарисовала на бумаге. Я остановилась на жирафе с четырьмя детенышами. Подождите. Нет. Это была львица. Зельда и ее львята, я была в этом уверена. Я наклонилась и взяла ручку, затем повернулась посмотреть, пошевелился ли Блейк. Он даже не шелохнулся. Он был вымотан.

Одна прямая линия тянулась вниз по внутренней стороне моего предплечья. Не знаю, что изменилось, почему я сделала это. Сначала всегда было перо. Всегда. Я не думала о своей ослабевающей, умирающей матери, ни разу. Мои мысли вернулись к моей молодой, энергичной маме. Я увидела нас двоих, хихикающих у рояля, она повернулась и улыбнулась мне, а я улыбнулась ей в ответ. Только это была не я, это была Дженни. Моя мама любила ее, как я люблю Пи. Почему это дошло до меня именно в этот момент — тайна моего пера. Сара говорила мне, что моя мама спасла ее семью; я была уверена на сто процентов, что моя мама вызвала пробуждение в семье Холденов. Я действительно верю, если бы она не появилась в их жизнях на несколько коротких недель, Дженни продолжали бы растить няньки.

— Господи, Макайла, это просто восхитительно, — тихо сказал Блейк.

Мой взгляд метнулся к его глазам, затем обратно к великолепному творению на моей руке; впечатляющая сосна наклонилась вправо. Эта деталь была смешной; как будто дерево позировало. Заштрихованный каскад лунного света создавал величественную тень с правой стороны. В черном цвете, который был единственным цветом, этот рисунок выглядел темным и таинственным.

— Ты уснул на мне, — улыбнулась я, смущенно прикрыв свою руку другой рукой.

— Я наблюдал за тобой долгое время. О чем ты думала? — спросил Блейк, потянувшись к моей руке. Я взяла его руку, и он потянул меня к себе. Мне пришлось неловко передвинуть его ноги, чтобы добраться до него, мое тело приземлилось наполовину на него, наполовину с боку. Я положила свою ногу ему на талию, чтобы удержаться от падения. — Расскажи мне.

— На самом деле, я ни о чем таком не думала.

— О своей маме?

— Да, но мне не было грустно. Я думала о ней до ее болезни. Когда она была просто обычной медсестрой Викки, молодой и полной жизни Викки, у которой был роман с роялем длинною в жизнь. Я думала о том, как она учила Дженни играть. Как думаешь, Дженни стала бы играть на фортепиано без моей мамы?

Блейк поднял мою руку и пристально посмотрел на впечатляющую сосну.

— Не знаю. То есть, думаю, она бы полюбила это в любом случае, независимо от того, кто познакомил бы ее с роялем, настолько она была увлечена музыкой.

— Моя мама была такой же. Она говорила на языке музыки. Мы могли гулять по торговому центру, и она останавливалась, как вкопанная, когда слышала ее. Рождество было самым худшим временем.

— Лифты; я ненавидел лифты. Дженни заставляла нас кататься на них, они были ее любимыми песнями. Мы часто ходили в одно место, так называемая «ловушка для туристов», гостиница «Мэйпл», где подавали самые вкусные теплые пирожные брауни. Там играли музыку знаменитых пианистов со всего мира. Я ходил туда за пирожными, Дженни обычно съедала лишь половину своих, а оставшиеся отдавала мне. Ей просто нравилась атмосфера.

— Может перепихнемся по-быстрому? — ляпнула я. По выражению лица Блейка было ничего не понятно, но растущий член под моей ногой был очень даже заметен. Я только прикоснулась к парню, а он уже возбудился, он едва лишь коснулся меня, и я уже была такой же возбужденной. Блейк ненадолго застыл, а потом я оказалась на спине с Блейком, возвышавшимся надо мной.

— Не здесь.

— Тс-с-с, все спят.

— Блейк, перестань, я не собираюсь делать это на диване твоей мамы.

— Хорошо, просто лежи так, чтобы я смог.

Я безуспешно попыталась перевернуться, пока он возился со своими шортами и сдвинул в сторону мои трусики. Я знала, если не возьму ситуацию под контроль до того, как он прикоснется ко мне, я не смогу…

Черт.

А-ах-х …

— Ненавижу тебя, — резко воскликнула я, расслабляясь под ним. Мои ноги опустились вниз, а мои руки скользнули вверх под его рубашку, расположившись на его напряженной спине.

— Я люблю тебя.

— Мне нравится, как твое тело разговаривает со мной, когда ты делаешь это.

— Мое тело разговаривает с тобой?

— Да, расскажи мне, когда еще ты задействуешь эти мышцы с этими, — соблазнительно спросила я, покусывая его ухо, пока мои руки скользили по его рукам вверх, к плечам, — и эти мышцы, — прошептала я сексуально, целуя его горло, — с этими? — продолжила я, скользнув руками вниз, чтобы ухватить его за задницу. С каждым толчком каждый мускул его тела отвечал мне.

— Макайла?

— Хм-м-м?

— Ты владеешь языком моего тела.

Я засмеялась.

— Да. И я также права.

— Ты права. Все внутри моего тела разговаривает с тобой; говоря тебе, как сильно я тебя люблю, насколько абсолютно счастлив я, что ты наткнулась на меня, и как сильно мне нравится быть внутри тебя.

Я приблизила свои губы к его.

— Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня.

— Почему? — спросил он, обдав мой рот своим горячим дыханием.

— Не думаю, что смогу быть тихой.

— Ты собираешься кончить?

— Определенно, — призналась я, схватив его за волосы и притянув его губы к своим. Последние три толчка подвели меня к краю. Блейк вошел чуть глубже и остался во мне чуть дольше.

— Бл*дь, детка, — простонал он, отстранившись от моих губ. Я впилась зубами в его плечо и еще сильнее сжала свою руку в его волосах. Дрожь зародилась в моем животе и устремилась к моей жаждущей сердцевине, смешиваясь с удовольствием Блейка. Мы оба замерли, когда услышали и увидели свет от холодильника.

Это была Пи или Грейс? Пожалуйста, пусть это будет Пи, ее легче отвлечь. Грейс не купилась бы на ложь о занятиях борьбой или игрой в лошадки.

— Что ты делаешь папочка?

— Эм… мы просто разбирались с нашими налогами. Ты попила? — спросил Блейк. У него получилось это довольно невозмутимо. Его шорты были снова на месте, и он встал с дивана и повел ее обратно в кровать. Я сбегала в ванную и потом легла в нашу кровать. Я собиралась убить его с помощью пыток, медленно и болезненно.

— Фух, пронесло, — сказал Блейк, присоединяясь ко мне в кровати.

— Я пыталась сказать тебе, что это была плохая идея, но ты не послушал меня. Налоги? Она даже не знает, что это значит!

— Это первое, что пришло мне в голову. Сработало ведь, не так ли?

— Нет. Нет, это не сработало. Пи — умная девочка, она использует это против тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Даже если она была в полусонном состоянии, она это не забудет.

— Ты слишком много волнуешься. Иди сюда. — Я зевнула и перевернулась к нему. Я позлюсь на него, когда проснусь. — Я не хочу сейчас спать. Будешь мороженое?

— Нет, и ты тоже не будешь.

— Могу я включить телевизор?

— Нет, расскажи мне еще о Дженни.

— Серьезно? Я рассказал тебе все, о чем было рассказывать. Ты все о ней знаешь.

— Нет, не знаю, и мне нравится слушать истории, например, о том, что вы делали. Мне кажется, будто я ее знаю, когда ты говоришь о ней так, а не просто «Дженни умерла от рака», — я почувствовала, как Блейк замер и его пальцы, гладившие меня по спине, остановились. — Прости. Я хотела сказать по-другому. Я просто имела в виду, что она была кем-то большим, чем просто Дженни, которую я представляла себе раньше.

— Что это значит?

— Как моя мама. Когда я думала о Дженни, я представляла ее бледной, плоскогрудой, кожа да кости. Больной, как и моя мама. Ты заставил меня узнать другую Дженни. Мне это нравится. Я хочу, чтобы Пи узнала именно такую Дженни.

— Она выглядела, как твоя мама, она болела.

— Но я не хочу слушать об этом; расскажи что-нибудь другое. Вы всегда были вместе? Никогда не расставались?

— О, расставались. Мы расстались в средней школе в выпускном классе.

— Расскажи мне об этом, — попросила я, прижимаясь к нему чуть крепче. Если бы я умерла на следующий день, я бы умерла счастливой. Я так сильно любила Блейка Коуста, что ничего не видела вокруг. Да и не хотела.

— Что случилось? — спросил я Дженни, садясь рядом с ней на скамейку у рояля.

— Тебе нравится какая-то девочка по имени Эштон?

— Что?

— Фарра видела тебя.

— О чем, черт побери, ты говоришь? Я не видел Фарру.

— Вот именно, она видела тебя. Почему ты не сказал мне, что ходил гулять прошлым вечером? Я думала, ты делал уроки.

— Дженни, все было совсем не так. Я делал уроки. Мэтт и Джером зашли ко мне и попросили меня сходить в Spikes. Мы поели пиццу и выпили кувшин Пепси. Это все.

— С ней?

— Она была там.

— Фарра сказала, ты обнимал ее.

— Я не обнимал ее! Я помогал ей стрелять, это была видео игра. Можешь оставить свой телефон и выслушать меня?

— Нет, посмотри на это, Блейк. Скажи мне, на что это похоже для тебя.

Я посмотрел видео плохого качества на ее телефоне и покачал головой. Я чертовски ненавидел Фарру.

— Ладно, хорошо, я флиртовал с ней. Больше ничего не было. Это все. Я ушел с Мэттом и Джеромом.

— Ты чертов мудак. Мне это не нравится. Ты ведешь себя, словно это ничего не значит, посмотри на себя, Блейк. Твои руки на ее гребаных бедрах!

— Дженни. Боже, мой. Не делай из мухи слона. Мне не нужна Эштон Мэнди. Мне нужна ты.

— Эштон Мэнди? Мой отец всегда говорит не доверять мужчинам с двумя именами; полагаю, это относится и к девушкам.

— Что? В этом нет никакого смысла, и это двойная фамилия, а не имя.

— Ты меня любишь?

— Дженни, пожалуйста, не надо. Между мной и Эштон ничего нет. Клянусь Богом. Можем мы теперь начать заниматься? Мой отец будет орать, если не услышит ни звука в ближайшее время. Прости меня.

— Ты клянешься Богом, но не отвечаешь на мой вопрос. Ты меня любишь?

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, я люблю тебя с той самой минуты, как ты вошла сюда. У меня ничего нет с Эштон. Клянусь.

— Поклянись моей жизнью.

— Клянусь твоей жизнью, клянусь своей жизнью, клянусь Богом. Теперь хватит. Иди сюда, — сказал я, потянув ее за руку. Как только я почувствовал, что она успокоилась, я поцеловал ее и забрал ее телефон. Я не хотел, чтобы она злилась на меня каждый раз, как посмотрит на него. Как только я увидел, какой расстроенной она была, мне стало не по себе. Но не предыдущим вечером. Чувствовать, как другие девочки, помимо Дженни, восхищались мной, было неплохо. Я имею в виду, другие девчонки западали на меня, то, что я был профессиональным пианистом очень влияло на них. Они слетались ко мне. Чем старше я становился, тем больше я получал. Но то же можно сказать и о Дженни. Мы привыкли смеяться над этим.

— Хочешь пойти со мной на вечеринку к Джерому завтра вечером? — спросил я, стараясь сгладить свою дурацкую выходку.

— Не знаю, с твоими друзьями я чувствую себя не в своей тарелке, и я пообещала Фарре и Джоли, что пойду с ними на «Шесть демонов Эмили Роуз».

— Нет, ты не можешь смотреть этот фильм без меня, мы посмотрим его вместе.

— Хорошо, я лучше посмотрю его с тобой.

— Эй, кто-нибудь будет заниматься сегодня? Или вы не хотите выступать на рождественском концерте?

— Да, мы сейчас начнем, — закричал я.

— Эй, Блейк, хочешь играть в ресторане? Мой отец сказал, чтобы я спросила у тебя. Маргарет не хочет заниматься этим в праздники.

— Хм, не знаю. А ты? Это ведь каждые выходные.

— Да, я хочу, мне нравится смотреть на влюбленных, танцующих под мою музыку. Ты не обязан это делать, но он сказал передать тебе, что позволит тебе быть на подхвате в его офисе на рождественских каникулах, если ты согласишься.

— Черт возьми, да. Я в деле. — Это все, что требовалось. Власть этого мужчины до чертиков привлекала меня, мне нравилось, как все преклонялись перед ним, целовали его задницу и называли его Зазен. Насколько здорово это было?

Парень даже имя свое изменил, чтобы соответствовать своему успеху. Дженни собиралась играть ради удовольствия; я — ради того, чтобы находиться рядом с Холденом на протяжении двух недель.

Тем вечером я поклялся жизнью Дженни. Я приехал к ней домой в районе шести вечера, думая, что заскочу ненадолго, перед нашим уходом, но она была еще даже не одета.

— Привет, почему ты спишь? — спросил я, она лежала на диване, и я разбудил ее.

— Привет, сколько времени?

— Шесть. Ты заболела?

— Нет, не думаю, я просто устала. Я сейчас сгоняю в душ, это займет всего минуту. — Это была одна из вещей, которую я любил в Дженни, она действительно могла собраться за десять минут и выглядеть так, словно она только что вступила на взлетно-посадочную полосу. Мне нравилось, когда она небрежно собирала свои волосы вверх, оставляя отдельные пряди свободно свисающими. Мне казалось, это выглядело чертовски сексуальным, конечно, она так не думала. Она вечно покупала какое-нибудь средство для выпрямления волос. Я не понимал этого. Мне нравились ее кудряшки.

— Где твои родители?

— Мама в офисе, а отец в отеле, а что?

— Просто интересно.

— Ты хотел разобраться с нашими налогами? — поддразнила она.

— А?

Она улыбнулась и приподняла голову.

— Этим мои родители всегда занимались с того момента, как я застукала их, занимающихся сексом, когда мне было пять лет. Мой отец сказал мне, что они разбирались с налогами, и с тех пор они каждый раз пользовались этим определением. Если их спальня была закрыта, я знала, что они разбирали свои налоги.

Я улыбнулся в ответ и поцеловал ее пальцы над тем местом, где находилось предобручальное кольцо, которое я подарил ей еще до того, как узнал, что оно означало.

— Ты горячая, ты уверена, что не заболела?

— Нет, я в порядке. Я скоро вернусь.

Дженни сделала пару шагов и остановилась.

— Что случилось?

Она смешно посмотрела на меня, положив руку на грудь и пошла дальше. Я ждал внизу, переключая каналы и поглядывая на время на своем телефоне. Мне хотелось, чтобы она поторопилась, я был чертовски голоден.

Прошло пятнадцать минут, а она все не возвращалась.

— Блейк!

Я сделал глубокий вдох и закатил глаза, я ненавидел, когда она спрашивала мое мнение о том, что надеть. Не имело значения, что я говорил, даже если я говорил, что мне нравится, она все равно переодевалась.

— Да. Мне нравится. Надень это, — сказал я, приближаясь к ее комнате.

— Я не смогу пойти, думаю, я заболела.

Дженни не волновалась о своей одежде, она даже до душа не дошла. Она лежала на своей кровати, свернувшись калачиком.

— Что случилось? — спросил я, ложась рядом с ней.

Она приподняла голову и положила ее на мою руку.

— Я не знаю, просто чувствую себя нехорошо.

— Где у тебя болит?

— Не знаю, Блейк. Мне просто нехорошо. Можем мы остаться дома сегодня вечером? Посмотрим фильм и закажем пиццу или еще что-нибудь.

— Ага, конечно.

— Просто иди. Я останусь дома. А ты иди гулять.

— Нет. Я не собираюсь идти на вечеринку, на которую меня позвали полгода назад, в то время как ты останешься дома больная. Что хочешь посмотреть?

— Ты такой придурок. Может нам стоит отдохнуть друг от друга, знаешь, повстречаться с другими людьми.

— Ты этого хочешь?

— Звучит так, будто ты этого хочешь.

— Господи, Дженни, когда я вообще такое говорил? Ненавижу, когда ты приписываешь мне свои слова. Я никогда не говорил, что хочу встречаться с другими девчонками.

— Но ты предпочел бы пойти на вечеринку, чем побыть со мной.

— Ты больна, ты просто будешь лежать тут весь вечер.

Я немного отодвинулся от Дженни, когда дверь открылась.

— Ты пытаешься словить пулю? — спросила Сара.

— Нет, простите, — ответил я также, как отвечал всегда, когда она открывала дверь. Я не боялся Сары, я боялся отца Дженни, но его не было дома.

— Чем собираетесь заняться вечером, ребята? Куда идете, кто там будет, и будет ли там алкоголь?

— Я не иду, Блейк идет на вечеринку, там будет кучка его друзей, и, да, много алкоголя.

Я вздохнул.

— Я не иду, Дженни.

— Почему ты не идешь? — спросила Сара.

— Я плохо себя чувствую, просто хочу остаться дома и полежать.

Сара подошла и положила руку на лоб Дженни.

— Ты горячая. Принесу тебе Тайленол. Блейк, почему бы тебе не отправиться на вечеринку?

— Нет, я не пойду без Дженни, — заверил я ее. Я бы никогда не услышал конца этой истории.

— Блейк, ты можешь идти. Правда. Я не злюсь. Я просто хочу забраться в постель и побыть со своей мамой сегодня вечером.

Я бы солгал, если бы сказал, что не был взволнован. Я имею в виду, я в любом случае не мог ничего сделать. Мы бы просто поругались, потому что она была больна, а я хотел погулять.

— Я чувствую себя ужасно.

— Не стоит. Я просто хочу побыть с мамочкой, ладно. Ты можешь идти.

— Ты уверена?

— Да. Я тебя люблю. Теперь иди. Напиши мне позже.

— Я позвоню. Надеюсь, тебе станет лучше.

— Спасибо.

Я ушел, помчавшись к своей машине. Часть меня боялась, что она передумает. Я должен был остаться с ней, я не должен был оставлять ее. Я буду сожалеть об этом дне всю свою оставшуюся жизнь.

К десяти вечера я был пьян. Я не позвонил и не проверил, как там Дженни, потому что был слишком занят, потирая свою промежность о задницу Эштон. Не то, чтобы это служило оправданием, но она сама начала, а я напился. Я не трахнул ее, но был чертовски близок к тому. Она была гораздо настойчивее, чем Дженни. Дженни была петардой, но не такой. Она была намного сдержаннее, чем эта.

Проследовав за мной в туалет, Эштон накинулась на меня и поцеловала. Моя задница была прижата к раковине, а ее руки — на моем ремне. Мать честная!

— Я… у меня кое-кто есть, Эштон, — возразил я, отстраняясь от нее. Первое, о чем я подумал, был вишневый блеск для губ Дженни. На вкус Эштон была не такой, как Дженни.

— Я не жду, что ты пойдешь и расскажешь ей, как и я, мой парень сейчас в колледже. Кому какое дело? Мы здесь, а они — нет.

— У меня нет презерватива, — сказал я, моля о пощаде. Мой член был твердым, как скала. Я не мог этого сделать, но у меня не было сил остановить ее. Мне было слишком любопытно, и я задавался вопросом, какова на ощупь ее грудь, которая была намного больше, чем у Дженни. Была ли она округлой и торчащей, как у нее; становились ли ее соски похожими на бусинки, когда к ним прикасались.

— Я не собираюсь с тобой трахаться, давай просто подурачимся. Нам не обязательно заходить так далеко, в таком случае, это не измена.

— Нет, в каком-то роде измена, — возразил я, пытаясь заставить свой член успокоиться. Он просился наружу.

— Так ты не хочешь, чтобы я отсосала тебе?

Вот черт. Она просто задала это вопрос, пока вытаскивала мой член из штанов, обхватив его рукой. Она скользнула два раза своей крошечной рукой вверх-вниз по моему члену, и я сдался. Минет никому не навредит, и Дженни никогда не узнает об этом. Я не сказал да или нет, просто застонал и схватил ее за волосы. Собрав пряди ее волос в кулак, я толкнул ее голову до тех пор, пока головка моего члена не уперлась в заднюю стенку ее горла. Бл*дь. Я медленно трахал ее рот, чувствуя каждый его дюйм. Кто бы знал?

— Нет так быстро, — сказала Эштон, с силой всосав головку моего члена. Я обхватил его рукой, поглаживая, когда ее губы покинули его. Проклятье. Я не был готов к тому, что она остановилась.

— Твоя очередь, — поддразнила она, задрав свою юбку. Говоря о наглости, Дженни никогда бы не сделала такого.

Не в то время, в любом случае. Эштон развернула меня и заняла мое место на раковине, только ее ноги были широко разведены в стороны. Мать твою. Я даже с Дженни не дошел еще до этого. Она мне не позволяла. В то время еще нет…

Сначала я воспользовался своими пальцами и дотронулся до ее клитора так, как делал это с Дженни. Ее бедра не дергались так, как дергались бедра Дженни. Я был глупым, бестолковым мальчишкой. У меня в руках горячая цыпочка, а я хотел уйти от нее. Я не хотел ласкать пальцем ее киску, как делал это с Дженни, и мой мозг также не мог заставить мои пальцы скользнуть внутрь нее, как с Дженни. Эштон попыталась двигать моей рукой сама, но тут я остановился. Вот тогда я понял, что мой член уже не был больше твердым. Она не сделала этого. У нее не было надо мной той власти, которой обладала Дженни.

— Прости, Эштон. Я не могу, — извинился я.

— Ты, бл*дь, издеваешься надо мной?

Проклятье, она была в бешенстве.

— Прости. Мне пора идти.

Я сбежал вниз по ступенькам и направился к своей машине. Тяжело дыша после своего забега, я проверил телефон. Было уже почти одиннадцать вечера, и я даже не позвонил ей. Я был ужасным, противным человеком. Боясь разбудить ее, я воздержался от того, чтобы позвонить ей. Вместо этого я отправился домой и погряз в собственном стыде. Как я мог позволить такому случиться?