Полуночный дождь

Глава 14

— И почему мне кажется, что ты собираешься сказать, что хочешь остановиться? — поинтересовалась я. Блейк заправил прядь волос мне за ухо, и я задумалась, был ли Барри тем единственным для моей мамы. Таким же, как Дженни была для Блейка, а Блейк для меня. Любила ли она его также сильно? Эта мысль вызвала во мне ещё больше ненависти к Барри. Он лишил ее любви, разбил ей сердце и не дал ей шанса найти когда-либо новую любовь.

— Потому что так и есть. Ты меня поражаешь. Это же искусство. Может, тебе стоит заняться татуировками.

— Могу я написать на твоей груди?

— Гм, конечно.

Блейк поцеловал меня, когда стянул футболку через голову. Над его бьющимся сердцем я вывела тем же вычурным шрифтом буквы ДЛХ.

— Дженни Линн Холден, — произнес он, касаясь пальцами надписи.

— Да, Дженни всегда будет здесь.

— Это правда, — Блейк усмехнулся и взял меня за обе руки.

— И это хорошо. Она может оставаться тут, но ты должен сделать себя счастливым. Никто, даже Пи, не может сделать это за тебя. Всё зависит от тебя самого. Нельзя больше винить своего отца или Дженни. Такова жизнь. И в ней случается всякое.

— Почему ты умнее меня? Я старше, это я должен давать тебе советы.

— Я хочу услышать об этом, Блейк.

— Хорошо, только не сегодня.

— Ты много раз оттягивал этот разговор, в следующий раз начнешь с самого важного. Не хочу слушать о мудаке Райане или стервозной Фарре. Я хочу узнать о тебе и Дженни.

— Зачем? Микки, ты ведь уже знаешь, чем все закончилось.

— Разве?

— Пойдем спать.

Я не сомневалась, что на этот раз Блейк действительно заснул, и в скором времени я тоже вырубилась.

Прижавшись спиной к груди Блейка и положив руку на спину Пи, я почувствовала себя лучше. Кажется, я начала понимать маму, и почему она не показывала мне это задание из колледжа. Она не хотела, чтобы я увидела, как сильно она любила Барри, но мне хотелось большего. Я собиралась поговорить с ним еще раз.

Вздох.

— Микки?

— Микки?

— Микки?

— Хм, что такое, Пи? — пробурчала я, пытаясь открыть глаза.

— Хочу, чтобы ты уже проснулась.

— Который час? — я громко потянулась и зевнула.

— Не знаю, мне только четыре.

Я повернула голову к пустой подушке Блейка и поискала свой телефон. Его нигде не было. Пока я не заметила его у окна со стороны Пи.

— Ты можешь прочитать время на микроволновке.

— Я забыла, как выглядит восьмерка.

— Вот так, — показала я, нарисовав цифру на ее ладони. — Чем хочешь сегодня заняться?

— Покататься на инвалидном кресле.

— Идём, чудачка. Мне надо в туалет.

— Я есть хочу.

— Ладно, дай мне минутку. Хочешь поплавать сегодня в бассейне? Может, нам стоит сходить и познакомиться с соседями. Я видела детские качели через дорогу. Спорим, там живет маленькая девочка, с которой ты можешь поиграть?

— Нет. Мальчик. Я ему язык показала в окно.

— Какое окно?

— В машине бабушки Грейс.

— Почему ты так сделала? Это нехорошо. Может, он хотел подружиться с тобой и вместе играть.

— Ага, он же ведь мальчик, так что-о-о.

Откуда дети берут это?

— Что хочешь на завтрак? — спросила я.

— Ты много писаешь.

— Я спала. Ты тоже много писаешь после сна. Иди в свою комнату и поищи мой телефон. Хорошо?

— Ладно, — Пи убежала и затопала по ступенькам. Она больше походила на стадо слонов, чем на маленькую девочку.

— Будешь овсянку? — крикнула я ей. Она держалась за перила, спускаясь по лестнице и ступая на каждую ступеньку сначала правой ногой.

— Буду. Потом мы можем покататься на инвалидном кресле?

Господи боже!

— Пи, мы не можем просто взять и кататься на инвалидном кресле, где ты предлагаешь нам это делать?

— В больнице, глупая.

— О, конечно. Мы не можем это сделать.

— Нет, можем.

Посмотрев на часы, я вылила остатки молока в кружку Пи и проигнорировала ее слова.

— Я хочу шоколад.

— У нас его нет, придется сходить в магазин до прихода папы. Иди, запиши в список.

— Я не знаю, как это слово пишется.

— Я тебе помогу.

Овсянка Пи остыла на кухонной столешнице еще до того, как она закончила выводить слово из семи букв. Она растянула его на весь лист и закончила буквой «д», скругленной по краю страницы.

Мы с Пи оделись и позвонили Грейс. Я даже молока купить не могла, потому что у меня не было дурацкой машины.

Грейс тоже не было дома. Они с Сарой покупали подарки на день рождения Пи. Здорово.

— Алло.

— Привет, можешь привезти мне машину? А Барри тебя заберет. У нас нет молока.

— Может, я привезу молоко, когда поеду домой с работы?

— Да, хорошо. Нам нужна еще одна машина.

— На твое имя?

— В смысле?

— Ничего. Забудь. Мне нужно идти, Макайла. Я привезу молоко.

— Ладно, — что, черт побери, это значило? На мое имя? — Нам не повезло, у нас нет машины, — объяснила я Пи.

— Ну, значит, идем гулять.

— Хочешь погулять? Хорошо. Неплохая идея. Может быть, ты сможешь поиграть с соседским мальчиком.

— Может, не смогу.

Я засмеялась и помогла Пи обуться. Наш район был идеальным для прогулок. Ухоженные лужайки, и все такие дружелюбные.

— Хочешь, я расскажу тебе историю? — спросила Пи, подбирая с земли палку.

Не особо…

— Конечно.

— Ладно, это история о девочке, которая жила в цирке, — я слушала ее вполуха, когда мой взгляд остановился на открытом гараже на углу.

— Подожди, Пи. Расскажешь чуть позже. Идем.

— Куда идем? Мы не знаем этих людей.

— Оставайся здесь. Никуда не уходи.

— Почему?

— Просто делай, как я говорю. Подожди тут, — велела я, указав пальцем на ее растерянное лицо. Я оставила ее стоять посреди тротуара, пока сама постучала в дверь.

— Привет, чем могу помочь?

— Это прозвучит очень безумно, но я хотела спросить, можно ли позаимствовать у вас ненадолго инвалидное кресло?

— Что, простите?

— Я же говорила, — прыснула я со смеху, — это прозвучит безумно. Видите ту малышку вон там? — спросила я, оглядываясь на Пи, которая смотрела на меня так, будто у меня вырос драконий хвост, — она вынесла мне весь мозг, желая покататься на инвалидном кресле. Не знаю, зачем ей это нужно. Не понимаю, откуда у нее берется половина таких идей.

— У меня ест внучка примерно ее возраста, — улыбнулась дама в ответ, вытирая руки полотенцем, — Лейси все время играет с этим креслом, когда приезжает в гости. Пару лет назад я сломала ногу и вынуждена была пользоваться им. Берите, не стесняйтесь. Просто поставьте потом на место, когда наиграетесь.

— Спасибо вам огромное. Она будет ужасно счастлива.

— Да не за что. Я рада, что смогла порадовать ее.

Я снова поблагодарила ее и пошла за своей растерянной Пи.

— Ладно, идем.

— Что это было?

— Ты в порядке? Кажется, ты слегка прихрамываешь. Ты поранилась?

— Нет. Не думаю. Я не падала.

— О, очень жаль. У тебя должно что-нибудь болеть, чтобы ездить на инвалидном кресле.

Пи упала на землю и схватилась за коленку. Я расхохоталась и взяла ее на руки.

— Микки, мы в тюрьму попадем, — с беспокойством произнесла Пи, когда я посадила ее в кресло.

— Не попадем. Я спросила разрешения. Эта леди одолжила тебе кресло.

— Правда? — спросила Пи, хватаясь за колеса.

— Ага, но мы должны будем вернуть его на место, когда накатаемся.

— Не трогай. Я сама могу это делать.

— Хорошо, езжай направо. Нет, направо. А это налево, — произнесла я, когда она повернула туда, откуда мы пришли. Мы с Пи продержали кресло два часа. Я поместила фото Пи на стене Блейка и заволновалась. Он ничего не написал под ним. А потом я успокоилась, он же работал. У Блейка не было времени просматривать мои глупые снимки в Фейсбуке. Как бы там ни было, я перестала об этом думать и провела день с Пи. Закончив прикидываться раненными, мы отправились купаться и устроили пикник во дворе. Я сидела в кресле у бассейна, и когда Пи забралась ко мне на колени, я поняла, что она вот-вот заснет.

— Хочешь пойти прилечь в палатке? На улице ужасно жарко.

— Нет, я не устала, — заверила меня Пи, прижавшись к моей груди. Я покачала головой и устроилась поудобнее. Если бы только она знала, какой тяжелой была, когда засыпала, она не заставила бы меня нести ее на руках. Пи бормотала что-то о том, чтобы запустить в бассейн золотых рыбок, и я не стала говорить ей, что они умрут. Она стала бы настаивать, чтобы мы попробовали. Я включила телефон и вздохнула, от Блейка по-прежнему ничего не было. Казалось, всё было хорошо, но не совсем. И почему я не могла просто позвонить ему? Или отправить сексуальное или смешное сообщение? Почему всё должно быть именно так?

Я просматривала фотографии своей счастливой жизни, пока Пи спала у меня на коленях. Я чуть не выронила телефон из рук, когда на экране высветился список моих контактов. Я даже не думала об этом. Нажала кнопку вызова и поднесла телефон к уху.

— Привет, Микки. Я как раз думал о тебе.

— Можешь приехать?

— Сейчас? Все в порядке?

— У меня есть вопросы. Ты знал, что моя мама любила тебя?

Я замолчала, ожидая, что он повесит трубку.

— Я в пятнадцати минутах от вас. Скоро буду.

Я занесла Пи в дом, положила ее в палатку поверх спального мешка и сходила наверх за фотоальбомом. Я хотела, чтобы он увидел то, что видела я. Я желала, чтобы Барри узнал, через что он заставил пройти мою маму. Вытаскивая коробку из шкафа, один из клапанов зацепился за ковер, и коробка развалилась.

Отлично. Я начала собирать с пола фотографии, и тут заметила мамин ноутбук. Мое сердце бешено заколотилось, словно я сделала что-то запрещенное, мне казалось, что она начнет ругаться, что я взяла ее ноутбук. Я расстегнула молнию на пластиковом пакете, в котором он находился, и вытащила шнур. Ноутбук сразу же включился, и я улыбнулась, ожидая, пока откроются окна. Очень медленно, но, в конце концов, он загрузился, и на экране появилась наша с ней фотография, на которой мы играли в видео игру, когда она в очередной раз лежала в больнице. Это была игра «Crash Bandicoot». В ней я была профессионалом. Если я не делала домашнюю работу или не рисовала на руке, я играла в эту дурацкую игру.

Я посмеялась над несколькими документами в папке под названием «Школьные работы Микки». Просмотрела доклад об акулах и презентацию, которую должна была сделать для рекламы хозяйственного мыла. На глаза навернулись слезы счастья, пока я смотрела, как мама сняла с головы бандану и опустила ее в мыльную воду, а когда потянулась к тазу и вытащила ее обратно, это оказался длинный парик.

Боже, как я по ней скучала.

Ее смех вперемешку с моим хихиканьем был музыкой для моих ушей. В тот день она ужасно себя чувствовала, но все равно встала с дивана и позволила мне снять на камеру, как она воспользовалась волшебным мылом. Парик был ее идеей. Как только мы всё сняли, она снова рухнула на диван. Я смахнула слезы и открыла папку под названием «Сохраненные письма». Я склонилась над экраном, когда увидела письмо Саре:

Почему люди, которых я, как мне казалось, любила, превращались в людей, с которыми я не хотела иметь ничего общего? Я больше не хотела разговаривать с Барри, мне надо было поговорить с Сарой. Каждый раз, когда я думала, что все поняла, меня снова чем-нибудь ошарашивали. Сара знала обо мне, она скрывала это от Барри. Я ненавидела ее. Она могла бы рассказать ему.

Я могла бы знать Дженни.

Я вытерла слезы и побежала открывать дверь. Злость наполняла меня с каждым вздохом. Я вдыхала ярость, а выдыхала гнев.

— Она знала! Сара знала обо мне с самого начала! — закричала я, стараясь при этом не разбудить Пи.

— Выйди сюда, Макайла, — попросил Барри тихим, вымотанным голосом. Он выглядел усталым, словно постарел с нашей первой встречи. Я вытерла глаза обеими руками, как обычно это делала Пи, и села на бетонную ступеньку.

— Мама рассказала ей. Она отправила ей письмо на электронную почту еще до моего рождения. Почему ты не перезвонил ей?

— Я боялся.

— Чего? Что ты имеешь в виду?

— Я боялся, что не смогу отпустить ее. Я ее тоже любил, Микки. Любил очень сильно, и мне было ужасно тяжело отказаться от нее.

— Но тебе не пришлось бы этого делать, если бы Сара рассказала тебе. Она знала, Барри. Разве тебя это не бесит?

— Нисколько. Тогда это не имело бы значения, Макайла. Твоя мама спасла мой брак. Если бы она не вмешивалась в то, как мы растили нашу дочь, я не знаю, где бы мы были. Мы были заняты, пытаясь воплотить мечту. Я был влюблен в твою маму, но благодаря ей, я влюбился в свою жену, возможно, впервые. Твоя мама сделала это, вмешавшись в мою жизнь. Она сводила меня с ума. Каждый раз, когда я оборачивался, Дженни была в джинсах. Ты знаешь, каким предприятием я управляю. Мне нравится, чтобы всё было продумано и продуктивно, чтобы всё соответствовало требованиям. Дженни и Виктория, бегавшие в джинсах и футболках с глупыми высказываниями, не вписывались в общую картину.

— Расскажи мне, как это произошло. Когда начался ваш роман?

— Примерно спустя месяц, после ее приезда.

— Расскажи мне.

Барри тяжело вздохнул и вложил мою руку в свою. Я посмотрела на него, а затем снова опустила глаза к его рукам, сжимавшим мою ладонь.

— Кругом был бардак. Отель работал, но повсюду шли ремонтные работы. Твоя мама и Дженни болтались, в основном, в соседнем здании. Когда-то это был французский ресторан, и мы купили его вместе с гостиничным комплексом. Мы оставили старый обеденный зал работающим, пока соседний перестраивался. Дженни с твоей мамой обитали там.

— Потому что там оставили пианино, — произнесла я, скорее утвердительно, а не как вопрос.

— Да. Однажды вечером твоя мать пришла и нашла нас, чтобы потащить меня туда и показать, как играет Дженни. Сара была по уши в бумагах, пытаясь ускорить получение лицензии или что-то в этом роде. Как бы то ни было, я тоже был занят. Твоя мама стояла и наблюдала, как я разговариваю с парой гостей. Я посмотрел на нее раздраженно поверх их плеч, и она скрестила руки на груди и топнула ногой. Когда наконец я спросил ее, какого черта она делает, твоя мама взяла меня за руку и повела через участок, где шло строительство. Неважно, как сильно я протестовал. Она хотела мне что-то показать.

— Я снова устроил ей взбучку, когда увидел Дженни, сидящую на скамейке у пианино в джинсах с закатанными отворотами и без обуви. Я все болтал и болтал о ее наряде и о беспорядке, в котором она могла на что-нибудь наступить. Твоя мать велела мне заткнуться. Никто не затыкал мне рот, черт возьми.

Это вызвало у меня улыбку. Молодец, мама.

— Я замолчал, когда Дженни сыграла первую ноту. Я перестал дышать, пока смотрел, как она закрыла глаза, и почувствовал то, чего никогда раньше не испытывал. Моя дочь была следующим Шопеном. Я был потрясен. Дженни была прирожденной пианисткой. Я посмотрел на твою маму, стоявшую позади Дженни с улыбкой на губах. Мы не сводили глаз друг с друга до последней ноты. Думаю, тогда всё и началось. Прямо там, на ровном месте. Я на самом деле ее любил, Микки, но свою семью я любил больше. Не надо ненавидеть Сару за то, что она не рассказала мне. Я бы не поехал к твоей маме тогда, я даже не уверен, что смог бы заботится о тебе финансово. Моя жизнь была тогда совсем другой, и я любил свою семью.

— Она заставляла тебя делать разные вещи. Например, с Дженни?

— Да, но Сара в этом не участвовала. Сара могла разозлиться, и мы скандалили из-за того, что сбегали в океанариум, когда оставалось еще столько работы. Каждый вечер я заканчивал работать в пять, а ее день продолжался до поздней ночи. Ей не хотелось играть в прятки на стройке, ходить в зоопарк или кататься на лодке. Было много работы.

— Когда она изменилась? Не Сара, моя мама, ее отношение. Когда это переросло во что-то большее?

— Как-то вечером я поднялся в пентхаус и обнаружил, что Сары нет; она все еще работала в офисе. Я знал, что Дженни в своей комнате, и пошел за ней. Твоя мама открыла дверь в полотенце и, ну, ты знаешь, как это бывает. В ней было что-то такое, что я не мог контролировать. Я хотел её. Всю её. Начиная с ее тела и заканчивая ее независимой личностью. Не думаю, что твоя мама была способна на что-то, кроме счастья. Сомневаюсь, что она могла злиться на кого-либо.

— Могла и злилась. Она злилась на тебя.

— Мне жаль, Микки.

Я уставилась на крошечный камешек, застрявший между трещинами на тротуаре.

— Барри?

— Да?

— Тебе не кажется это безумием, что моя мама и Дженни, обе умерли от рака?

— Кажется, но ведь твоя мама умерла от рака груди?

— У моей мамы рак был везде. Он распространялся, как медленно двигающийся лесной пожар, пока ничего не осталось. Но, да, у нее был рак груди. А с чего началось у Дженни?

— Блейк тебе об этом не рассказывал?

— К сожалению, нет. Блейк не рассказывает о Дженни. То есть, он сейчас больше времени проводит с Пи и показывает ей фотографии, но он не рассказал мне об этом.

— Ему было тяжело. Когда она узнала о раке, они уже расстались.

— Барри?

— Что?

— Можешь помочь мне купить машину?

— Разве ты не хочешь, чтобы Блейк помог тебе?

— Нет. Он сейчас очень занят. Я хочу сделать это сама, но на самом деле не знаю, как.

— Позволь мне купить ее тебе, Микки.

— Не надо. У меня есть деньги. Блейк платил мне жалование до того, как я сбежала с Пи. Я никогда много не тратила, и теперь могу воспользоваться этими деньгами, они больше не заморожены из-за всей этой ерунды с Райаном. Я сама могу купить машину.

— Ты ведь знаешь, что о тебе всегда будут заботиться? Ты больше ни в чем не будешь нуждаться. Я понимаю, что этим не исправить прошлое, но это все, что я могу сделать. Прости меня, Макайла.

— Я тебе верю, но все равно мне не нужны твои деньги. Если ты откладывал для меня, пожертвуй их. Передай их в науку, чтобы они нашли лекарство.

— Я делаю это ежемесячно, — улыбнулся он.

Я не знала, что чувствовала по отношению к Саре после всего этого. Вероятно, я не собиралась осуждать её, хотя бы до того, как поговорю с ней. Я многим была ей обязана.

— Как насчет обеда и новой машины? — поинтересовался Барри с более радостным выражением на лице. Возможно в этот момент лед между нами треснул еще больше. Я знала, что он был влюблен в мою маму. Я также понимала, что он чувствовал себя обязанным перед своей семьей.

— Мы уже пообедали.

— Мороженое?

— Знаешь, ведь моя мама мне врала. Она сказала, что ты был лишь летним увлечением, но всё было намного серьезнее. Ты по-прежнему с ней виделся после ее отъезда. Так ведь?

— Да, так. Месяцами я старался держаться от нее подальше, не звонить и не писать ей, но не смог. Я отвез ее на Фиджи на новогодние праздники, и там она рассталась со мной.

— Погоди. Она рассталась с тобой?

— Да, она попрощалась. Сказала, что как только мы покинем остров, больше никогда не увидим друг друга. Она никогда не просила бросить Сару ради нее, ни разу. Виктория сказала мне вернуться домой к семье и любить их всей душой. Сначала она сменила номер телефона и не отвечала на мои электронные письма. Я думал, что умру. Я так сильно по ней скучал, думал, у меня сердце перестанет биться.

— Но потом она обнаружила, что беременна и пыталась с тобой связаться.

— Да, полагаю, что так. Но к тому времени у нас с Сарой все наладилось, и я был счастлив. Я не хотел всё испортить.

— Да, понимаю.

Обернувшись на звук открывающейся двери, я притянула Пи к себе на колени.

— Что случилось, малышка? — спросила я, вытирая ей слезы.

— Я не могла тебя найти. Думала, ты ушла.

— Я тут, никуда не ушла. Мы просто сидели тут и разговаривали с твоим дедушкой. Он приехал, чтобы отвести нас за мороженым и новой машиной.

— Новой машиной?

— Ага, так что нам больше не придется сидеть дома. Нам нужна собственная машина.

— Я хочу красную. Эй, дедуля, угадай, что я делала? — спросила Пи, забыв о новой машине.

— И что же ты делала? — поинтересовался Барри, сияя от гордости.

— Я ездила на инвалидном кресле по всему этому тротуару и тому тоже, — объяснила она, указывая на улицу. Ах, как легко сделать ее счастливой. Я подвинула Пи в сторону и зашла домой за нашей обувью, пока она деловито рассказывала о своем очень увлекательном дне.

Сказал бы мне кто-нибудь раньше, что я проведу хоть какое-то время с Барри Холденом, я назвала бы их безумными лжецами. Никогда в своем буйном воображении я не представляла себе, что поеду с Барри за машиной. Всё было хорошо, и возможно это только начало. В тот день я простила его и даже почти больше не злилась на Сару. Не мне ее судить, я ведь понятия не имела, как повела бы себя в такой ситуации. Думаю, я сделала бы все, что в моих силах, лишь бы держать ее подальше от своей семьи.

Барри не собирался позволить мне заплатить за машину. Он заставил весь дилерский центр облизывать нас с Пи, относясь к нам словно к принцессам. Мы даже получили особое обслуживание, потому что продавец оказался троюродным братом Грейс или что-то такое. И мы купили красную машину, красный «Форд Эйдж» с подогревом кожаных сидений и телевизором с Wi-Fi сзади для Пи. Будь на то воля Пи, мы уехали бы на маленьком иностранном кабриолете. Она была уверена, что у ее отца такой есть.

Барри был типичным американцем и довольно настойчив в своем желании приобрести американский автомобиль. Хотя всё же пообещал Пи на ее шестнадцатилетие красный кабриолет.

К тому времени как мы уехали от Барри в своей новой машине, наступил вечер, и Пи начала капризничать. Покупка автомобиля — занимает много времени. Это не то, что за молоком сходить.

Я попыталась позвонить Блейку с телефона из моей новой машины, но он не взял трубку.

«Я занят, поговорим позже» — пришло сообщение в ответ. Я печально вздохнула, но не позволила этому испортить мне настроение. Мы с Пи заехали в магазин и заказали себе пиццу. Вечер был прекрасным, не было такой жары и духоты как раньше. Мы ели пиццу у бассейна и наслаждались прохладным вечером.

После изысканного ужина у бассейна, мы с Пи убрались и пошли в дом. Мы как раз играли в прятки, когда Блейк вернулся домой. Я не ожидала, что он вернется раньше, чем мы ляжем спать. Блейк открыл ближайшую дверь, чтобы убрать свою обувь, и посмотрел вниз.

— Что ты делаешь?

— Прячусь, залезай сюда.

Я потянула Блейка за подол рубашки, и он сел передо мной.

— Чья это машина на нашей подъездной дорожке?

— Моя. Барри мне ее купил.

— Зачем?

— Не знаю, потому что я хотела машину. Меня бесит, что я без машины. — Из-за темноты в шкафу я не могла разглядеть выражение его лица и старалась понять, соответствует ли оно его тону. Он злился?

— Микки! Выходи, выходи, где бы ты не пряталась, — приближаясь, позвала Пи.

— Ш-ш-ш, — зашипела я.

— Папочка! — воскликнула Пи, увидев Блейка, когда нашла меня прячущейся в шкафу.

— Привет, Пи. Как дела у моей девочки?

— Угадай, что я делала?

— И что же ты делала?

— Если хочешь, можешь искупать ее. Я пойду, приберусь на кухне, — предложила я, прервав историю с инвалидным креслом. Блейк держал Пи, которая обхватила его ногами за талию, и пристально смотрел на меня. Ага, он был в бешенстве. Пофиг. Я ушла, оставив его с Пи послушать историю, которую слышала уже четыре раза. Нет, пять. Она также рассказала почтальону о своем приключении с инвалидным креслом.

Я вымыла несколько грязных тарелок и направилась к лестнице, чтобы принять душ.

Остановившись у двери в ванную на первом этаже, я слушала, как Пи без умолку болтала о мороженом, которое она ела с кондитерской обсыпкой. Увидев Блейка через приоткрытую дверь, я поняла, что он расстроен. Он смотрел с улыбкой, как Пи разводила еще больше пены, болтая руками и ногами. Атмосфера в доме снова перестала быть нормальной, и я не понимала, почему. Потому ли, что мы по-прежнему избегали основной проблемы, или дело было просто в том, что я купила машину без него? А это вообще причина, чтобы злиться? мне никогда не разобраться в этих отношениях. А еще говорят, что женщин трудно понять.

Я взяла свой ноутбук и заняла себя, пока Блейк гонялся за Пи по всему дому с пеномётом. Понятия не имею, что это такое. Пи называла его мячиковой пушкой. Мягкий мячик вылетал из трубы с помпой. Ей очень надо было купить его в продуктовом магазине. По крайней мере, между ними с Блейком ничего не изменилось, а это самое главное. Так ведь?

Веселье закончилось плачем Пи и чувством вины Блейка. Он обхватил ее за талию и поцарапал ей живот своими часами. Я передвинула ноутбук с колен на пол, чтобы позаботиться о Пи, но затем остановилась. Вернувшись на место, я стала наблюдать. Блейку не нужна была моя помощь. Пи не нуждалась во мне. Он прекрасно справился сам. Пока она лежала в палатке, прикрыв рану прохладной тряпкой, Блейк читал ей книгу, и я снова вернулась к тому, чем занималась.

Увидев высветившийся номер Барри на экране телефона, я нахмурилась.

— Алло.

— Ты хотела бы пойти учиться?

— Что, прости?

— Учиться, ну то есть, в колледж. Не знаю, почему раньше не поинтересовался об этом. Если ты этого хочешь, я всё устрою. Блейк говорит, что ты замечательно рисуешь. Может, когда Пи пойдет в школу, ты захочешь посещать какие-нибудь занятия?

— Э-э, ну это слегка неожиданно.

— Да, знаю. Прости. Меня тут просто осенило. Можешь об этом подумать, если хочешь.

— Я не хочу учиться, Барри, но спасибо, что думаешь обо мне.

— Что ж, если передумаешь.

— Ладно, конечно. Можем мы поговорить позже?

— Хорошо, пожелай Пи спокойной ночи от нас.

— Пожелаю.

— Спокойной ночи, Микки.

— Спокойной ночи, Барри.

Что ж это тоже было странно. Какого черта всё вдруг стало не как всегда?

— Барри, значит? Вы теперь лучшие друзья? — спросил Блейк, вылезая из палатки. Какого хрена?

— Что? — удивилась я его тону.

— Ничего. Неважно. Пи уснула. Я иду в душ.

Я не ответила. Не знала, как ответить. Блейк вел себя как мудак. Большой мудак. Да и хрен с ним. Мне просто нужно было двигаться дальше, покончить с этим праздником в честь дня рождения и следовать плану.

Обычно Блейк садился рядом со мной. Вместо этого он сел со своим ноутбуком напротив камина. Периодически мы сталкивались взглядами друг с другом, но никто из нас не произнес ни слова. В конце концов именно я нарушила молчание.

— Я не понимаю, почему ты на меня злишься, Блейк. Как я могу знать, если ты обращаешься со мной как с дерьмом и игнорируешь меня?

— Я не обращаюсь с тобой как с дерьмом, Макайла. Я не специально.

— Тогда почему ты злишься на меня?

— Прямо сейчас я злюсь на тебя из-за той дурацкой машины, — Блейк закрыл свой ноутбук и подсел ко мне.

— Почему? Мне не нравится сидеть тут без машины.

— Знаю, именно поэтому всего лишь через двенадцать дней у дома должна была стоять совершенно новая модель.

— Бред. Ты что ее уже купил?

— Да, и теперь у тебя будет два совершенно одинаковых автомобиля «Форд Эйдж». Я хотел сделать тебе сюрприз на день рождения.

— Прости меня. Я не знала. Мог бы и намекнуть.

— Я не думал, что это необходимо. Я сказал Пи.

— А ты сказал ей, чтобы она мне не говорила?

— Да.

— Она рассказала, — призналась я, — она сказала, что ты купил мне на день рождения красного ежа.

— Эйдж, еж, одно и то же. Что ты делаешь? — Блейк прыснул со смеху и обнял меня.

— Пытаюсь получить мамину медицинскую карту, но приходится преодолеть миллион препятствий, чтобы её достать.

— Зачем?

— Не знаю. Из любопытства, наверное. Хочу узнать, где у нее начался рак, просто мне нужны некоторые ответы.

— У нее был рак груди.

— Да, знаю. Но ей сделали мастэктомию только на второй стадии рака. На самом деле я не знаю всех подробностей, она держала меня в неведении. Не хотела, чтобы я знала. А теперь я хочу узнать.

— Почему?

— Просто интересно, — соврала я. Блейк понимал, что это ложь. Он вздохнул и расстроенно ударился головой о стену. Словно он постоянно давал мне возможность признаться и всё рассказать, а я этого не делала.

Снова и снова. Я не осмеливалась.

— Твоя бабушка тоже ведь умерла от рака?

— Не совсем, у нее образовался рак кожи на щеке. Она умерла от осложнений во время операции; реакция на наркоз, не рак убил ее. Все было не так, как с моей мамой. Нас даже не было рядом. Мама собиралась забрать меня из школы после работы, и мы должны были заехать за ней. Это была простая операция, ей даже не нужно было оставаться в больнице на ночь. Расскажи мне о раке Дженни. Расскажи, когда ты узнал об этом. Я хочу знать. Мне это нужно.

— И почему тебе так надо узнать об этой агонии? В этом нет ничего приятного.

— Я не прошу тебя рассказывать о том, как ужасен рак. Знаешь, я ведь меняла своей матери памперсы.

Блейк громко вздохнул, дважды.