Полюби меня такой 2

24 глава. Всем по заслугам

Спустя две недели, наше состояние с Германом значительно улучшилось, так же, я пережила повторную операцию на ребре, мне наконец-то сняли металлические пластины и теперь, остался лишь один небольшой незаметный шрам, который служит для меня самым ненавистным воспоминанием, но я старалась о нём не думать, да и тату его в принципе закрывало.

— Гер…? Любимый? Где ты?

Проснувшись по утру, заметила что вторая половина постели оказалась пустой, я даже не успела ничего сообразить, как в нос сразу же ударил сладкий аромат, отчего во рту скопилось огромное количество слюны и заурчал живот. Встала с постели, непринуждённо накинула на себя легкий халатик и пошла на кухню.

— Запах божественный, ты всегда так меня будешь поднимать с постели?

Облокотившись о косяк двери и скрестив руки на груди, с легкой улыбкой обратилась к Герману.

— Доброе утро, любимая, я думал после нашей ночи ты будешь спать до обеда.

Повернув голову немного в бок, но не отрываясь от увлеченной готовки, мягко ответил Герман.

— Я не могу спать когда тебя нет рядом.

— Раз спать не хочешь, садись живо за стол, я тебя буду кормить.

Как воздушное облачко я подлетела к Гере и уткнулась носиком в его крепкую спину. До сих пор не могу поверить что теперь у нас все хорошо. Все спокойно. В нос сразу же вонзился приятный запах его ментолового геля. Вкусный… Как можно крепче к нему прижимаюсь, стараясь вдохнуть его аромат глубже, никогда не смогу надышаться этим мужчиной. Игриво, обвиваю тоненькими ручками его крепкий торс и целую его плечо.

— Ну вот, он уже мне приказы отдает. Вас понял, товарищ майор!

Слышу лёгкий смешок который сорвался с любимых губ. Отстранившись, шутливо вытягиваюсь в струнку и отдаю честь Гере, как будто я была в фуражке, а затем, со смехом иду в сторону стола.

— Твою фантазию, да сейчас бы в спальне, Соболевская, не дразни меня, потом оттуда не выйдешь.

— Не угрожай мне, милый. Тем более, я прекрасно знаю что в вашем стальном голосе, товарищ полицейский нет абсолютно никакой нотки юмора. Действительно же приведешь приказ в исполнение.

Хищно облизав контур нижней губы, Герман выключил плиту, разложил все содержимое по тарелкам, а затем медленно подошел ко мне вплотную, изнывающее тело опалило жгучим пламенем, подушечкой большого пальца, он маняще провел дорожку от моих приоткрытых губ до ложбины на груди. Прикрыв глаза, я почувствовала как язык Германа уже скользнул по нижней губе и проник в мой рот. Секунда. Он уже целует меня отчаянно, страстно и так нежно. Но этого ему мало, Гер нагло обхватывает зубами мою нижнюю губу немного её оттягивая, a следом, плотоядно проходит по ней кончиком языка.

— Ммм… Чертов искуситель.

Застонав от удовольствия, я обвила руками шею Геры и притянула его ближе к себе, его рука ложится на мой затылок, нежно и в тоже время дико, он оттягивает мою голову назад, открывая себе вид на тонкую шейку, жадно, горячими губами покрывает каждый миллиметр плоти легкими поцелуями, а я уже начинаю ерзать от нереального возбуждения, вжимаясь своей промежностью в его стоячий член. Возбужден до предела. Этот человек хоть когда нибудь вообще устает? Ненасытный мой голодный зверь.

— Что же ты делаешь со мной, Соболевкая, м? Давай садись, иначе я тебя сейчас унесу в спальню и не выпущу, а нам надо ещё серьезно поговорить.

— Не пугай меня.

Растеряно смотрю в бездонные омуты, закусывая волнительно нижнюю губу, видя мои переживания, Гер трепетно обхватывает слегка шершавыми ладонями мои щеки, нежно целуя мой лобик.

— Садись говорю.

Вижу как с великим трудом он сдерживается, потому что его каменный стояк сейчас напросто разорвет по швам ткань плотных джинс, унимая прерывистое дыхание, Гер плавно кладёт свою пятерню на упругое бедро, начиная мягко его поглаживать.

— Сейчас только завтрак, но ночью, накажу.

Шлепнув меня по попке, Гера оставил легкий поцелуй на моей макушке, выставил две тарелки на столешницу, взял в руки две чашки с ароматным кофе и присел напротив, я лениво бросила взгляд на стол где уже стояла моя тарелка, на которой лежали круглые жареные сырники с маслянистой хрустящей корочкой, политые прозрачным золотистым мёдом и моим любимым ежевичным джемом. Не забыл значит?

— Ммм… Ты тогда не шутил что умеешь готовить?

Стреляю глазками на сырники, они идеально округлые и пышные. Хоть я и умела готовить, но именно сырники никогда у меня не получались. Мои сырники всегда превращались в какое-то творожное печенье, а эти. Эти хотелось попробовать мгновенно. Макнув пальчиком в сладкий джем, тут же облизала его, пробуя на вкус.

— Ммм… Сладенько.

— Вы ещё не знаете всех моих кулинарных талантов, гражданка Соболевская, к слову, с голоду со мной ты не умрешь, сама явно не научилась готовить, м?

Пока я облизывала палец, не заметила как пару капель джема осталось у меня на уголках губ. Гер придвигается ближе к моему испачканному лицу, заботливо утирая все липкие следы, в затем, сам слизывает все остатки. Боже мой, ну почему это так сексуально?

— Ты слаще… Ну так что, сможешь будущего мужа накормить, или придётся мне кашеварить?

— Твое мнение ошибочно, я готовлю превосходно.

— Помню я твой фирменный омлет.

Усмехается, отпивая глоток горячего напитка.

— Вспомнил тоже, столько лет прошло. Кстати… Почему так тихо? Где все?

Поддерживая разговор, я взяла в руки приборы, с удовольствием отрезала кусочек ароматного, пышного сырника, обмакнула его в любимый джем и отправила кусочек в рот, принимаясь сладостно и тщательно его жевать.

— Дети уже в саду, Вера их отвезла. Ульяш, у меня к тебе есть серьезный разговор.

Я отложила столовые приборы в сторону, вытерла губы салфеткой а потом в упор посмотрел на Геру.

— Что-то случилось?

Пожав широкими плечами, под мой испытывающий взор, Герман вышел в коридор, а спустя пару минут он стоял напротив, протягивая в мои руки увесистую кожаную папку, как мне показалось с огромным количеством бумаг.

— Посмотри, я думаю тебе понравится.

Проглотив колючий ком в горле, я неторопливо стала изучать все содержимое. С каждой бумагой мои глаза расширялись все больше и больше. А на глазах уже пытались проступить слёзы счастья.

— Гер… Это же документы на удочерение девочек… Ты не передумал?

Всматриваюсь неотрывно в бумаги, но Герман перехватывает их из моих рук, кладёт документы на столешницу чуть подальше, а сам обхватив мои ладони, присаживается передо мной на корточки.

— Ты помнишь мои слова? Я всегда мечтал о большой семье, тем более с тобой.

— Да, но Гер… Юлька и Маша они же не род…

Я же прекрасно понимаю, не каждый мужчина полюбит чужого ребёнка, что собственно я и пытаюсь ему сказать, но Герман снова решительно берет инициативу на себя, прикладывая указательный палец к моим пухлым губам.

— Ульяш, чужих детей не бывает. Давай с тобой постараемся подарить этим малышкам нашу любовь, м?

— Громов, тебе кто нибудь, когда нибудь говорил, что ты идеальный мужчина?

Смотрю на него с огромной любовью, нежно касаясь колючей щетины на острой скуле.

— Я подозревал об этом… Ульяш, на этом приятные новости закончились, есть ещё кое что… То, что ты должна обязательно знать.

Вмиг, лицо Германа становится непоколебимо сосредоточенным, а я заметно напрягаюсь, вжимаясь всем своим телом в сидушку мягкого стула.

— Говори, мой хороший.

— Ульяш, у твоего отца вчера было слушание в суде.

— Я помню, ты говорил какого числа оно будет. Проблема в чём? Гер, говори все как есть.

Несколько секунд он молчит, как будто обдумывает как правильно мне преподнести информацию, а в душе я уже подозревала что-то неладное. Но терпеливо выжидала от него ответа не перебивая.

— Только выслушай меня спокойно. После слушания, твоего отца приговорили к семи годам колонии, но…

Тяжело вздохнув, Герман опустил глаза на мои руки, которые уже покрывались неконтролируемой дрожью.

— Весь судебный процесс он вел себя очень агрессивно, пытался сорвать заседание, угрожал судье. В общем, малыш, когда его уже пытались усадить в автозак, он выхватил автомат у конвоира… Не знаю как так получилось, но он стал стрелять на поражение, задел одного из сотрудников, а там… В общем, в целях самообороны, в твоего отца стреляли. Четыре пулевых ранения в грудь, он..

— Не продолжай пожалуйста.

Слушая внимательно Германа, я ничего не почувствовала, только какую-то сквозящую тишину внутри меня, я не понимала что со мной не так, но я не испытала ни одной эмоции, просто пустота и всё.

— Ульяш, но и на этом не все, перед заседанием, он сам, всучил мне в руки конверт, с просьбой передать его тебе.

— Какой конверт? О чем ты говоришь?

Герман выпускает мои ладони из своего захвата, снова встаёт на ноги, берет ту же папку и достает из бокового кармана небольшой конверт.

— Вот, я его не открывал, но мне кажется это его прощальное письмо. Я оставлю тебя пока, пойду собираться, мне скоро на смену, а ты… Посмотри.

Несмело забираю конверт из рук Германа и с замиранием сердца разворачиваю запечатанный лист бумаги. Аккуратно, чтобы не порвать лист, извлекла письмо, которое было с удивительно огромным текстом.

«Моя взрослая девочка, частичка моей плоти и крови, если ты читаешь это письмо, то меня скорее всего уже нет. За каждое действие или за каждую ошибку в этой Жизни приходится жестоко платить, и сейчас настал час моей расплаты. Поверь, я правда хотел поговорить с тобой раньше, но… Ты сама знаешь мой характер. Сам проклинаю себя за него. Прошу тебя, не выбрасывай письмо, дочитай до конца. Правда, я так много тебе не сказал, знай, я всегда о тебе беспокоился, искренне желал только самого лучшего. Я часто мог сказать тебе во время ссоры самые обидные слова, мог замахнуться и унизить грубой пощечиной. Поверь дочь, сам себя за это корю и ненавижу. Самое главное, что ты должна знать, я очень тебя люблю, хоть и не говорил и не показывал этого. Но это чистая правда. Ты моя единственная дочка, мой светлый лучик. Я, правда, восхищаюсь тобой, дочь, потому что ты у меня сильная девочка, никогда не показывала своих слез, тебе было дико больно и неприятно, но ты шла с гордо поднятой головой только вперёд, я безмолвно смотрел на тебя и умирал изнутри, не понимая насколько у тебя ранимое сердце и душа, жаль, Что я понял это сейчас, я не берег твою ранимую душу, которая надрывно кричала о помощи. Я так надеялся, что именно Игорь сможет сохранить этот блеск в тебе, но я ошибся… Я! Только я искалечил твою жизнь, тогда, шесть лет назад, именно с моей подачи Игорь уничтожил Германа, я причина вашего расставания, это только моя вина, я так был одержим твоим браком с Зотовым, что готов был пойти на самый страшный грех, лишь бы все сложилось нужным пазлом для меня. Главное, что я не решился бы сказать тебе в глаза, я причина смерти твоего неродившегося малыша, я виновен в смерти своего единственного внука… Именно в мою голову пришла ненавистная мысль избавится от него пока об этом не узнал Громов, зная он о ребенке раньше, никогда бы тебя не отпустил, даже во вред себе. Я знаю, читая эти строки, ты возненавидишь меня ещё сильнее, но ты должна знать. Я горжусь что ты лучше меня, тебя не испортил этот грязный мир, не уволок в пучину топкого болота. Я понимаю что я не смогу искупить перед тобой свою вину, но я попытаюсь хотя бы обеспечить тебе достойную жизнь с Громовым. Позволишь мне это сделать? Ведь только он в твоем маленьком сердце. Я надеюсь, что да… На твое имя открыто несколько счетов, там накопилась немалая сумма, хватит ещё и вашим внукам, сможете жить и ни в чем себе не отказывать, это не мое перед тобой искупление, это лишь самая малость что я могу сейчас сделать для тебя. Я просто хочу дать тебе шанс жить не только в любви спустя столько лет, но и как я хотел всегда, чтобы ты жила в достатке. Я не прошу прощения, знаю что такое простить невозможно, но я хочу чтобы ты знала, я искренне сожалею что решил твою судьбу шесть лет назад… Сам обрек тебя на смертельные муки и страдания. Да… Спасибо что открыла глаза на мать, пусть даже и спустя столько лет, имущество которое не взято под арест, а оно есть и заграницей, все записано на тебя, твоя мать осталась ни с чем, оставшуюся жизнь она сгниет в безденежье и нищете, я думаю, её неприятно удивит моё завещание. Это её расплата. В этом конверте как раз и лежит заверенная копия его. Изучи, все твое. Даже её детище, её фонд. Он твой теперь. Ты как никто другой сможешь действовать по совести и направить все его средства действительно на помощь детям. Прости меня… Прошу лишь об одном, отпусти все плохое, оно прошло, каждый ответит за содеянные грехи. Живи, дыши, будь наконец по настоящему счастлива, моя дочь. Люблю тебя. Твой папа.»

Письмо которое я держала в руках, уже было насквозь мокрое. По щекам стекают крупные слезы, они беззвучно капают на дрожащий в моих руках лист бумаги. Синие чернила причудливо размываются от горьких слез, оставляя после себя уродливые кляксы. Хотелось кричать, но я подавила в себе эти эмоции, закрыв рукой рот, я беззвучно глотала солёные слёзы. Ничего не вижу, перед глазами непроницаемое полотно, которое застилает глаза. Я думала больнее уже быть не может, но я ошибалась. Не сдержавшись, я все же закричала в голос. Будто вырываясь из поглощающего капкана боли и разочарования. Но я резко успокаиваюсь, как будто я только что вынырнула из ледяной толщи непробиваемого льда, сразу чувствую, как меня обнимают крепкие руки, открыв прикрытые веки, обречённо подняла мокрые глаза, видя перед собой взволнованное лицо Германа.

— Тшшш… Тише моя маленькая, все хорошо, слышишь?! Я рядом, всё моя девочка, прекрати пожалуйста, наш малыш все чувствует.

Я цеплялась острыми ногтями за крепкие плечи Германа, сжимая их до побеления, мои слёзы, которые казалось закончились, огромным потоком впитывались в его байку насквозь, я словно утопала в соленом море, которое вымывало всю мою ненависть и боль.

— Ульяш, вот как мне теперь ехать на смену, видя твое состояние?

Рукой, Герман трепетно прижал меня к своей груди, другой рукой, он прикоснулся к моей щечке, водя подушечкой большого пальца по скулам, прикрыв тяжелые веки я ещё сильнее уткнулась своим носиком в его шею, вдыхая такой родной запах его одеколона. Купируя эти болезненные ощущения, я заметно успокаиваюсь, Герман утирает каждую мои слезинку и любяще покрывает поцелуями мои влажные щеки.

— Ну? Успокоилась немного?

— Езжай спокойно, я обещаю, все со мной будет хорошо. Только… Гер, я хочу сейчас поехать к матери и поговорить с ней.

— Конечно, скажешь куда, я отвезу. Ульяш, надо что-то решать с похоронами, не хочу чтобы ты нервничала ещё больше, давай я возьму это на себя, идёт?

Герман истязает меня пристальным взором глубоких глаз, а я не могу. Прикрыв устало веки, я лишь слабо кивнула в знак согласия.

— Гер, я ничего не чувствую, я должна сейчас же ведь что-то испытывать? Боль потери, страх, состояние горя… Гер, ничего…

Засмотревшись в одну точку, поджала нервно свои ноги к подбородку и небольшими плавными движениями стала покачиваться взад вперёд. Обеспокоенный моим состоянием Герман, прижал меня к себе ещё сильнее, от своей задумчивости, я слегка вздрогнула.

— Спасибо что ты рядом со мной… Но не надо меня отвозить, вызову такси.

— Я всегда буду рядом, всегда… Уверена что не хочешь чтобы я поехал с тобой?

— Нет милый, тебе не к чему слушать наши разборки, я хочу чтобы ты без нервотрепки поехал и спокойно работал не думая ни о чем.

— Моя заботливая девочка.

— Заботливая…. Мне же нужно как-то привыкать к обязанностям любящей жены.

Когда я полностью успокоилась и пришла в себя, я неторопливо приняла ароматную ванну, переоделась в брючный бежевый костюм, нанесла лёгкий макияж, собралась со всеми своими угнетающими мыслями и отправилась прямиком в благотворительный фонд.

Спустя время…

Неспеша преодолела длинный коридор, подойдя к кабинету матери, с гордо поднятой головой, я отворила стеклянную матовую дверь в её кабинет и прошла внутрь. За огромным массивным столом властно восседала моя мать, внимательно изучая какие-то бумажки, она даже не удосужилась обратить на меня внимание. Удивительно, но меня даже не бросило от волнения в мелкую дрожь, я лишь уверенно цокая своими шпильками, преодолела между нами расстояние и нагло уселась в кожаное кресло, прекрасно понимая, что через каких-то пару ничтожных минут, я вынесу её смертельный приговор, ведь я очень внимательно изучила копию завещания, пока ехала сюда.

— Здравствуй, мама

Со своим фирменным презрением она медленно подняла на меня ярко накрашенные глаза. Да, выглядит она очень устало, даже её косметологи которым она платит баснословные деньги, ей не помогают. Она пытается закрывать все свои проблемные участки кожи тональным кремом, но морщины все равно видны на ее немолодом лице. Я всегда прекрасно знала как она относится к своей внешности. Но сейчас, глядя на нее, я понимала как она скоротечно стареет с каждым прожитым днём.

— На улице пошёл снег? Неужели ты сама, добровольно переступила порог этого офиса.

— Пришла осмотреть свое новое место работы.

Она вмиг изменилась в лице, вся побагровела, её ноздри уродливо стали вздуваться как алые паруса, отложив бумаги в сторону, она цинично залилась противным смехом.

— Что, копеек мента тебе даже не хватает на кусок хлеба с маслом, поэтому ты поджала свой хвост и прибежала проситься ко мне на работу? Так я только за, место уборщицы как раз освободилось.

Она чувствовала свое превосходство надо мной, даже не осознавая что скоро ей придётся вспомнить давно забытые навыки и стать этой самой уборщицей, возможно даже в этом самом офисе. У моей матери никогда не было высшего образования, сколько я ее помню, пока отец не заработал свой авторитет и репутацию, мать бралась за любую работу, будь это нянечка в саду, прачка или обычный мойщик стекол в небольшом супермаркете. Конечно, когда отец поднялся, для его выстроенной и успешной репутации, жена обязана была соответствовать мужу, вот он и открыл этот фонд для неё. Но её никогда не волновала искренняя помощь больным детям, всегда её интересовали лишь власть и деньги. Безжалостная и бессердечная женщина, которая лишь прикрывалась этой помощью, в выгоду себе.

— Ты знаешь, пожалуй, я займу должность повыше, вот, ознакомься с документами.

— У меня нет на тебя абсолютно ни грамма времени. Через пару минут у меня назначена встреча с важными людьми, фондом не фея с волшебной палочкой управляет, поэтому…

Я сама не желала растягивать время. Поэтому. Как можно скорее, смотрю на часы, вмиг меняя спокойный и расслабленный тон на приказной.

— Теперь все вопросы этого фонда, моя забота, а у тебя… Тебе я дам пару часов, освободить это здание навсегда. Возможности переступить порог этого офиса, у тебя больше не будет.

Она с ядовитой насмешкой откидывается в кресле, явно не веря моим словам. А я не выдерживаю, дерзко бросаю документы на стол, прямо к её наманикюренным ногтям, которые уже мощно впивались в седушку кресла. Нервничает. С каждым моим последующим словом, лицо моей мамы приобретало зловещий вид, даже слепой бы заметил этот безумный взгляд.

— Интересно… В тебе проснулся заядлый юрист, тыкаешь мне какими-то бумажками, ну что же, очень занятно, что там за Филькина грамота.

Я сидела и с упоением наблюдала за ней. Её лицо было невозмутимым читая первые абзацы, но потом… Когда я поняла что она дошла до самого главного, её глаза заискрили красными лазерами. Вот и всё. Её власть закончилась в этот самый момент. А она быстро превратилась из могущественной царицы в старуху, прямо как в сказке о золотой рыбке. Которая получала от волшебной рыбки все более и более ценные подарки, пока наконец ее возросшие желания не возмутили обитательницу морей. За эти запросы и вечную жадность, золотая рыбка как будто и возвратила мою мать к тому, первоначальному состоянию, от которого она пыталась избавиться, а именно, к нищете.

— Что это значит?! Что значит это завещание?! Этого не может быть. Он не мог все у меня отобрать спустя столько уничтоженных в этом браке лет!

— Как интересно… Ты даже не удосужилась спросить почему ты держишь в руках завещание. Твой первый вопрос акцентируется на деньгах. Ты знаешь что случилось с отцом?

— Мне плевать! Я прекрасно осведомлена о его кончине. Я тебе больше скажу, я рада что он сдох! Рада!

Лицо матери исказилось в уродливой гримасе, на моих глазах она озлобленно рвет на мелкие части белый лист, швыряя порванные кусочки в мою сторону. Конечно я всегда догадывалась что между родителями нет особой любви друг к другу, но никогда не понимала как и зачем они столько лет терпели один одного. Хотя могли бы быть счастливы по отдельности.

— Похороны отца я возьму на себя, вижу ты обеспокоена совершенно другими заботами. Как теперь жить, а точнее, выживать. Но я не похожа на тебя, и никогда не была, поэтому, вот.

Из своей сумочки я вынимаю довольно увесистый конверт с зелеными купюрами. Хочу доказать сама себе что я другая. Я человечнее. Сколько бы она меня не уничтожала, я обеспечу ей на первое время подушку безопасности. Пока ехала сюда, заскочили в банк, проверила счета на свое имя, когда увидела сумму лицевого, чуть не упала, там действительно хватит на две жизни. Конечно я знала что это возможно грязные деньги, но большую их часть я пущу на хорошее дело. Именно на благотворительность. Чтобы хоть как-то замолить некоторые из грехов отца.

— Что это за подачка?

— Там приличная сумма, на первое время тебе хватит. Снимешь себе квартиру где нибудь на окраине, здесь на аренду на год хватит, а дальше, на оплату всех твоих хотелок придётся поработать.

— Какая же ты дрянь! Думаешь благодаря этому вшивому завещанию ты на коне?! Не смеши меня. Мозгов не хватит всем этим заправлять. Этот фонд с твоим руководством потонет как титаник. Сама потом будешь у меня в ногах валяться и умолять вернуться и поднять все на нужный уровень.

От своей неконтролируемой ярости, она сметает все со стола, даже ни в чем неповинные любимые горшки с орхидеями летят на пол, ломая свои стебли напополам.

— Неблагодарная тварь! Я растила тебя все эти годы! Так ты мне решила отплатить?!

— Не надрывай так сильно голосовые связки, на их восстановление твоих финансов не хватит. Фонд… Именно сейчас фонд будет работать в нужном направлении, квалифицируясь на помощи детям, а не на отмывании денег. Помни, у тебя пару часов на сборы. В противном случае, уже МОЯ охрана выведет тебя силой.

Полностью довольная собой, я горделиво выпрямилась, развернулась и направилась на выход, как остановившись, я решила задать свой вопрос, который не давал мне покоя очень давно. Повернувшись лицом к матери, гордо вздернув подбородок я спросила.

— Всегда задавалась вопросом. Скажи мне, я тебе не родная? Неужели можно так ненавидеть всю жизнь собственного ребёнка?

— Да нет, к сожалению, ты моя родная дочь, отвечая на твой вопрос, можно. Можно ненавидеть того, кто сломал твою жизнь.

— Сломал твою жизнь? Каким образом я сломала твою жизнь?

— Хочешь знать почему я всю жизнь тебя ненавижу? Так слушай. Потому что ты главное мое разочарование, я никогда тебя не хотела. Всю жизнь я любила и люблю другого человека, которого твой отец застрелил на моих глазах, только потому, что мы хотели сбежать и быть счастливыми, а твой папаша нам этого не позволил сделать. Он нашел нас, меня избил, до полусмерти, а моего жениха расстрелял на моих же глазах, когда Ваня умирал и корчился от боли, твой отец на его же глазах взял меня силой, а потом, я вышла за него замуж по принуждению, а через девять месяцев родилась ты, моё самое ненавистное воспоминание о том дне. Достаточно?!

Смотрю в её глаза и коченею от страха. Внутри меня что-то оборвалось, оставляя лишь после сказанных слов близкого человека чёрную пустоту. Она же всю сознательную жизнь жила в собственной ненависти ко мне. Но разве я в этом виновата? Это моя вина? Я даже не знала что ответить ей. Возможно, где-то в глубине души к ней у меня маленькими угольками пыталось разгораться небольшое пламя, но оно сразу же потухало.

— Спасибо за откровенность. Спасибо за твое ко мне отношение. Именно благодаря тебе, я стану самой лучшей мамой на свете, мои дети никогда не будут обделены тем, чего не додала мне ты. Материнскую любовь и ласку. Заботу и поддержку. А тебе… Как бы я тебя не ненавидела, тебе я желаю каплю… Хотя бы каплю человечности, иначе не выживешь в этом суровом мире. Прощай.

Под её зловещий смех я вышла в коридор, но её ядовитую, еле уловимую фразу я прекрасно услышала.

— Дети? Да будь ты проклята вместе с ними! Это ещё не конец! Слышишь?! Смотри, как бы ты потом не оплакивала своих детей, за свой совершенный только что поступок!