Помнишь меня?

ГЛАВА 21

Мир все-таки сошел с ума. И вот доказательство.

Когда я вошла в «Лэнгридж», на ходу разматывая ярко-розовый шарф, мне захотелось протереть глаза. Еще только шестнадцатое октября, а уже повсюду висит елочная мишура, в центре магазина стоит увешанная игрушками рождественская елка, а хор на мезонине наяривает «Вести радостной внемлите».

Не иначе скоро в октябре будут проводить прогон рождественских праздников. Или введут дополнительное демисезонное Рождество. Или устроят круглогодичное Рождество, без летнего перерыва.

— Парфюмерный набор от Калвина Кляйна. Специальное предложение по случаю праздника, — монотонно проговорила сухого вида девица в белом, и я едва успела поймать ее за руку, чтобы избежать окропления духами. Хотя, если подумать, Дебс любит этот запах. Может, купить для нее?

— Дайте, пожалуйста, — сказала я, и девица едва устояла на ногах от удивления.

— В новогодней подарочной упаковке? — Она побежала за прилавок, боясь, что я передумаю.

— В подарочной упаковке, — кивнула я. — Только не новогодней.

Пока она заворачивала набор, я разглядывала себя в зеркале за ее спиной. Мои волосы по-прежнему длинные и блестящие, правда, не такого яркого оттенка, как раньше. Я хожу в джинсах и зеленом кардигане и наслаждаюсь комфортом замшевых кроссовок. Лицо свободно от косметики, а левая рука свободна от кольца.

Мне нравится, как я выгляжу. Мне нравится моя жизнь.

Пусть мое «сказочное» существование позади. Пусть я не миллионерша, живущая на седьмом пентхаусном небе с видом на Лондон по всем четырем направлениям.

Но Болхэм тоже очень даже ничего. Мне особенно нравится, что наш офис расположен этажом выше моей квартиры, так что добираться до работы мне — ближе некуда. Наверное, поэтому я уже не влезаю в самые узкие свои джинсы. Хотя я не снимаю ответственности и с трех тостов, которые съедаю каждое утро.

За прошедшие четыре месяца бизнес настолько развернулся, что иногда мне хочется себя ущипнуть. Контракт с «Порше» сейчас в работе, и сделка уже вызвала интерес со стороны масс-медиа. Мы заключили еще один договор на поставку ковров в сеть ресторанов, а буквально сегодня Фи продала мой любимый деллерский дизайн — узор из оранжевых кругов — модному СПА.

Ноги сами привели меня в магазин — моя команда в полном составе заслуживала подарка.

Я расплатилась, взяла сумку и пошла через универмаг. Проходя мимо стойки с туфлями на ошеломительно высоких каблуках, я вспомнила о Розали и невольно улыбнулась. Как только она узнала о нашем с Эриком расставании, то сразу объявила, что не собирается выяснять, кто прав, а кто виноват: я ее самая близкая подруга, и она будет стоять за меня горой, что бы ни случилось.

Розали приезжала однажды ко мне в гости, опоздав на час, потому что, по ее словам, спутниковый навигатор в машине не показывает дорогу в районах южнее Темзы. Она явилась в шоковом состоянии, став свидетельницей, как она выразилась, уличных беспорядков, устроенных дворовыми бандами (двое мальчишек тузили друг друга, причем обоим драчунам было лет по восемь).

Все же Розали оказалась покрепче моей матери, которая с успехом отменяет назначенный визит в связи с очередным собачьим недомоганием. Мы с ней так и не поговорили серьезно с того достопамятного дня.

К счастью, Эми исправно держит меня в курсе событий. На другой день после моего приезда в Кент мать, не сказав никому ни слова, собрала целый тюк своих цветастых нарядов и отправила их в Оксфордский комитет помощи голодающим. Затем она заглянула к парикмахеру, и сейчас расхаживает с «бобом», который ей очень идет. Еще мать прикупила пару модных брюк и совершенно преобразилась. Кроме того, она наняла рабочего обработать дом от плесневого грибка и заплатила ему за вывоз папашиной брусчатки.

Кому-то эти изменения могут показаться скромными, но для мамы и ее мирка это поистине семимильные шаги.

А вот что поистине непостижимо и удивительно, так это блестящие успехи моей сестрицы в школе. Она каким-то образом ухитрилась сдать основы экономики за шестой класс на высший балл, и ее преподаватель никак не мог прийти в себя от столь блистательного прогресса. На рождественских каникулах Эми придет ко мне на стажировку, и я, честно говоря, с нетерпением этого жду.

Что касается Эрика… Всякий раз, вспоминая о нем, я невольно вздыхаю.

Он до сих пор считает, что мы расстались на время, хотя я уже звонила его адвокату по поводу развода. Примерно через неделю после того, как я съехала из пентхауса, Эрик прислал мне набранный на компьютере документ под названием «Эрик и Лекси: энциклопедия раздельной жизни». Он предложил раз в месяц устраивать, как он выразился, «контрольное свидание», но я не пришла ни на одно. Просто не могу пока его видеть.

Точно так же я не смогла заставить себя взглянуть в раздел нового справочника, озаглавленный «Сексуальная жизнь при раздельном жительстве супругов: неверность/самоудовлетворение/примирение/другое».

Другое? Какое тут, к черту, другое?!

Стоп. Не нужно развивать эту тему. Смысл в том, что копаться в прошлом бессмысленно. К чему зацикливаться? Как говорит Фи, беги вперед и ни на кого не оглядывайся. Я в этом весьма преуспела. Бóльшую часть времени мне кажется, что прошлое заперто в каком-то опечатанном отделении моей головы, а щели по периметру заклеены скотчем.

Задержавшись я отделе аксессуаров, я купила стильную фиолетовую сумку лакированной кожи для Фи. А наверху нашлась классная футболка в стиле семидесятых для Каролин.

— Праздничный глинтвейн? — Парень в шапке Санта-Клауса протянул поднос, уставленный крошечными бокалами, и я взяла один. Гуляя по этажу, я немного запуталась в празднично оформленном интерьере и случайно забрела в отдел мужской одежды. Как все-таки хорошо, что я не спешу! Я постояла несколько мгновений, мелкими глотками смакуя подогретое вино с пряностями, слушая рождественские гимны и глядя на мигающие елочные гирлянды…

Господи, я попалась в эту ловушку — в душе растет и ширится рождественское настроение. А ведь на дворе только октябрь. Пора делать ноги, прежде чем я начну скупать пакеты со сладкими пирожками с миндалем и изюмом, компакт-диски Бинга Кросби и интересоваться, будут ли двадцать четвертого показывать «Волшебника из Страны Оз». Я оглядывалась в поисках какой-нибудь емкости для пустых бокальчиков, когда услышала ясный, мажорный голос:

— Здравствуйте! Снова к нам заглянули?

Это произнесла блондинка с коротким каре — она складывала джемперы пастельных тонов у полок с трикотажем от Ральфа Лорена.

— Здравствуйте… — неуверенно сказала я. — Мы знакомы?

— Нет-нет, — улыбнулась продавщица, — просто я запомнила вас с прошлого года.

— А что было в прошлом году?

— Вы приходили к нам покупать рубашку для вашего… друга. — Она мельком взглянула на мою руку. — На Рождество.

Мы с вами довольно долго говорили, пока я заворачивала вашу покупку в подарочную упаковку.

Я смотрела на нее, пытаясь представить эту сцену. Я в этом отделе. Предпраздничная суета. Прежняя Лекси, должно быть, в деловом бежевом костюме, должно быть, ужасно спешащая, должно быть, с напряженным, насупленным лицом.

— Извините, — сказала я, помолчав, — у меня плохая память. А что я говорила?

— Ну что вы, — весело засмеялась продавщица, — к чему вам это было запоминать? Я и сама запомнила только потому, что вы казались… — Она помолчала секунду, не прекращая складывать джемпер. — Не обижайтесь, но вы казались такой влюбленной…

— Понятно, — кивнула я, — понятно. — Я отбросила прядь волос, приказывая себе улыбнуться и спокойно направиться дальше. Мало ли какие совпадения бывают. «Давай-ка, Лекси, двигай вперед, с улыбкой на лице».

Но пока я стояла в магазине под мигающими елочными огоньками, рассеянно слушая, как хор поет рождественский гимн, и незнакомая блондинка рассказывала мне, что я делала на прошлое Рождество, все старательно забытые чувства всколыхнулись и, словно перегретый пар, ударили обжигающими струями. Скотч отклеился в уголке, открыв маленькую щель; прошлое больше не желало оставаться наглухо запечатанным.

— Мой вопрос может показаться вам странным, но я, случайно, не говорила, как его зовут?

— Нет. — Продавщица посмотрела на меня с любопытством. — Вы только сказали, что он вернул вас к жизни и до него вы толком и не жили. Вы просто светились счастьем. — Она положила джемпер и поглядела на меня с искренним недоумением: — Разве вы не помните?

— Нет.

Что-то стиснуло мне горло. Конечно, речь тогда шла о Джоне.

Джон, человек, о котором я каждый день старалась не думать, как ушла от Эрика.

— А что я ему купила?

— Вот такую рубашку, насколько я помню. — Продавщица подала мне бледно-зеленую рубашку и отвернулась к новому покупателю: — Что вы желаете?

Я держала рубашку, пытаясь представить в ней Джона. Стараясь вспомнить, как я ее выбирала. Силясь вновь ощутить переполнявшее меня счастье. Может, виной тому был глинтвейн или вечер после долгого дня, но я буквально не могла выпустить рубашку из рук. Я не хотела от нее отказываться.

— Могу я ее купить? — спросила я у продавщицы, едва та освободилась. — Заворачивать не нужно.

Не знаю, что со мной творилось. Выйдя из «Лэнгриджа» и остановившись, чтобы поймать такси, я по-прежнему прижимала рубашку к лицу, словно любимое одеяло. Голова кружилась, в ушах звенело, мир вокруг казался ненастоящим, словно я заболевала гриппом.

Рядом остановилось такси. На автопилоте я села в машину.

— Куда едем? — спросил водитель, но я почти не слышала вопроса, занятая мыслями о Джоне. Голова кружилась сильнее; я вцепилась в фисташковую рубашку…

Я начала напевать себе под нос.

Не понимая, что вытворяет мой мозг, я продолжала тихонько выводить мелодию, которую не знала. Я лишь чувствовала, что это связано с Джоном.

Мелодия связана с Джоном. Она означает для меня Джона. Я узнала мотив от него.

Я отчаянно зажмурилась, погнавшись за мелодией, как Алиса за белым кроликом, в надежде, что она куда-нибудь меня приведет… И вдруг — словно вспышка света, словно осветилась темная комната.

Всплыло воспоминание.

Я вспомнила Джона. И себя.

Мы где-то находимся вместе. Воздух, пахнущий солью, колючая щетина на его подбородке, серый джемпер… и мелодия.

Все. Краткий момент из прошлого, и больше ничего.

Но я вспомнила! Скареда-память расщедрилась и выдала мне бесценное пенни.

— Красавица, куда поедем? — погромче спросил водитель, обернувшись ко мне и отодвинув перегородку.

Я непонимающе смотрела на таксиста, словно он говорил на иностранном языке. Я не в силах была допустить до сознания что-нибудь еще; мне нужно было удержать обретенное воспоминание, лелеять его и беречь…

— Гос-споди, — нетерпеливо округлил глаза водитель. — Куда вы хотите ехать, мисс?

На земле есть только одно место, куда я хотела — и должна была — поехать.

— В Хаммерсмит.

Водитель отвернулся, повернул ключ зажигания, и машина с гулом сорвалась с места.

Такси петляло по Лондону, а я сидела прямо, как палка, напряженно вцепившись в подлокотник. Казалось, моя голова наполнена драгоценной жидкостью, которая может расплескаться от резкого толчка. Я не могла думать о том, что вспомнила, боясь истрепать воспоминание. Не могла говорить, или смотреть в окно, или как-то иначе отвлекаться. Я должна довезти свой клад в целости и сохранности и рассказать о нем Джону.

Когда такси остановилось перед домом, где жил Джон, я бросила водителю деньги и выскочила из машины, запоздало сообразив, что нужно было позвонить, а не сваливаться как снег на голову. Выхватив из сумки сотовый, я набрала номер Джона. Если его нет дома, поеду туда, где он сейчас.

— Лекси? — ответил он, быстро взяв трубку.

— Я здесь, — выдохнула я. — Вспомнила.

Повисла тишина. Телефон замолчал, а в доме послышались отчетливые легкие шаги. Через несколько секунд входная дверь распахнулась, и на пороге появился Джон в рубашке-поло, джинсах и старых кедах «Конверс».

— Я кое-что вспомнила, — выпалила я, не дав ему сказать ни слова. — Я вспомнила мелодию. Не знаю ее, но уверена, что слышала от тебя где-то на морском пляже. Видимо, мы туда однажды ездили. Слушай! — Я напела мотив, жадно ожидая его реакции. — Помнишь?

— Лекси… — Он запустил пальцы в волосы. — О чем ты говоришь? Что это за рубашка? — Он уставился на бледно-зеленый подарок у меня в руках. — Это моя, что ли?

— Я слушала эту мелодию с тобой на пляже! Знаю, что слушала! — Я понимала, что говорю сбивчиво и несвязно, но ничего не могла с собой поделать. — Помню соленый воздух, и твой колючий подбородок, и вот эту музыку… — Я снова начала мотив, но слышала, как попадаю мимо нот, до неузнаваемости искажая мелодию. Оборвав пение, я в ожидании уставилась на Джона. Он стоял, сморщив лицо, совершенно озадаченный.

— Я не помню, — сказал он наконец.

— Ты не помнишь?! — возмутилась я. — Еще и ты не помнишь? Напряги память! Вспоминай! Было холодно, но нам отчего-то было тепло, ты не побрился, на тебе был серый джемпер…

Неожиданно Джон изменился в лице:

— Господи, это же было в Уитстейбле! Это все, что ты помнишь?

— Ну, — беспомощно ответила я, — наверное.

— Мы ездили на день в Уитстейбл, — кивнул он. — На пляж. Было чертовски холодно, поэтому мы утеплились как могли и взяли с собой радио… Напой еще раз, а?

Да, не надо было мне упоминать мотив — мне в детстве слон на ухо наступил. Сгорая от стыда, я начала напевать что-то отдаленно похожее на вспомнившийся фрагмент. Просто игра «Угадай мелодию» какая-то…

— Подожди, а это не та песня, которую тогда везде крутили? «Плохой день». — Джон напел начало по-своему, и мне показалось, что сказка становится правдой.

— Да! — завопила я. — Это она! Именно та мелодия! Джон с ошеломленным видом потер лицо:

— И это все, что ты вспомнила? Мелодию?

Его слова заставили меня внутренне содрогнуться от стыда за свой стремительный бросок через весь Лондон. Реальность будто окатила меня холодной водой. Для Джона наш роман уже в прошлом, он это пережил и забыл. Небось уже нашел себе девушку.

— Да, — хрипло подтвердила я и откашлялась, стараясь говорить легко и безразлично. — Это все. Дай, думаю, скажу Джону, что я кое-что вспомнила. Просто из интереса. Так что… ну, это… Ладно. Приятно было повидаться. Пока.

Ставшими вдруг неловкими, словно грабли, руками я подхватила пакеты с покупками и с пылающими от стыда щеками повернулась уходить. Господи, какой позор! Нужно побыстрее уйти. О чем я только думала, когда…

— И тебе этого достаточно?

Вопрос застал меня врасплох. Я обернулась и увидела, что Джон успел спуститься до половины лестницы и смотрит на меня с напряженным ожиданием и надеждой. И в одно мгновение все притворство трех последних месяцев отвалилось, как корка, открыв меня и Джона. Снова были только он и я.

— Я… не знаю, — выдавила я наконец. — А как ты думаешь?

— Выбор за тобой. Ты говорила, тебе нужны воспоминания, хотя бы тонюсенькая ниточка, которая связала бы нас прежних с нами теперешними. — Джон сделал ко мне еще шаг. — Теперь у тебя есть воспоминание.

— Да уж, ниточка тоньше некуда — одна мелодия! — Я издала звук, который должен был означать смех. — Паутина! Осенняя летающая паутинка!

— Ну значит, держись за паутинку. — Не отводя взгляд, Джон быстро пошел, нет, побежал вниз по ступенькам. — Держись за нее, Лекси! Не отпускай, не позволяй ей ускользнуть! — Он с разгону схватил меня в охапку и стиснул в объятиях.

— Не отпущу, — прошептала я, крепко обнимая его. Ни за что на свете я не отпущу этого мужчину — ни из объятий, ни из памяти.

Когда я наконец очнулась от сладкого забытья и подняла голову, то заметила, что с лестницы соседнего дома на нас глазеют трое ребятишек.

— О, — восхитился один. — Эротика!

Я невольно рассмеялся, хотя глаза были мокрыми от слез.

— Да, — согласилась я, кивнув Джону. — Эротика.

— Еще какая эротика! — согласился он, нежно поглаживая мне спину, словно делал это тысячу раз.

— Слушай, Джон… — Я закрыла рот ладонью, словно меня внезапно озарило. — Представляешь, я вдруг вспомнила кое-что еще.

— Что? — Его лицо просияло. — Что ты вспомнила?

— Я помню, как мы пошли к тебе, выключили все телефоны и занимались лучшим в мире сексом двадцать четыре часа без перерыва, — с серьезным видом ответила я. — Я даже точную дату помню.

— Правда? — улыбнулся Джон, но от меня не укрылось, что он немного растерялся. — Какую?

— Шестнадцатое октября 2007 года, примерно в… — я посмотрела на часы, — в шестнадцать часов пятьдесят семь минут.

— А-а-а… — На его лице отразилось облегчение. — Конечно. Я это тоже отлично помню. По-моему, все было просто замечательно. — Он провел пальцем вниз по моей спине, и я ощутила приятнейшую дрожь предвкушения. — Только мне кажется, это длилось не двадцать четыре часа, а все сорок восемь.

— Твоя правда, — комически сокрушенно прищелкнула языком я. — И как я могла забыть?

— Идем. — Джон повел меня по лестнице, крепко взяв за руку, под шумное ликование троих оболтусов.

— Кстати, — сказала я, когда Джон ногой захлопнул дверь. — У меня не было хорошего секса с 2004 года, чтоб ты знал.

Джон засмеялся и одним движением стащил с себя рубашку. Во мне тут же поднялась волна неудержимого желания. Память тела оказалась куда лучше той, на которую я привыкла полагаться.

— Я принимаю вызов, — сказал Джон, подходя. Он взял мое лицо в ладони и молча смотрел на меня несколько секунд, пристально и настойчиво, и мне показалось, что я сейчас расплавлюсь. — Напомни мне, а что было потом, когда закончились эти сорок восемь часов?

Не в силах дольше сдерживаться, я притянула его к себе для поцелуя, который не забуду никогда, что бы ни случилось.

— Я тебе скажу, — пробормотала я, приникнув к гладкой горячей коже Джона, — сразу скажу, когда вспомню.