Помнишь меня?

ГЛАВА 4

Эдвард. Этан. Эррол.

Прошел час, но я по-прежнему пребывала в шоковом состоянии, недоверчиво поглядывая на свое обручальное кольцо, сверкавшее на прикроватной тумбочке. У меня, Лекси Смарт, есть муж! Но я не чувствую себя достаточно зрелой для брака!

Эллиот. Эмон. Эгберт.

Фу Господи, только бы не Эгберт!

Я обшарила луивуиттоновскую сумку. Тщательно просмотрела дневник. Пробежала список сохраненных в мобильном номере. Однако я так и не нашла упоминания об обладателе загадочного инициала. А ведь могла бы и помнить имя собственного мужа. Уж что-что, а это должно быть врезано в память.

Дверь открылась, и я напряглась, отчего-то ожидая, что войдет он. Однако влетела мать, красная и всклокоченная.

— У этих дорожных инспекторов просто нет сердца! Стоило двадцать минут пробыть у ветеринара, как…

— Мам, у меня амнезия, — с ходу оборвала я ее. — Я потеряла память. Я не помню огромного отрезка своей жизни. Я ошарашена, я почти в прострации от всего этого…

— Да, медсестра что-то говорила. — Мама на секунду встретилась со мной взглядом, но тут же отвела глаза. Она вообще с трудом выдерживает прямой взгляд и старательно избегает визуального контакта. В юности я от этого очень расстраивалась, но сейчас воспринимаю как одну из маминых причуд вроде той, что она патологически не способна правильно запомнить названия телепрограмм, даже если ее двадцать раз поправить, что мультсериал называется «Симпсоны», а не «Семейство Симпсон».

Усевшись на стул, мать сняла куртку.

— Я отлично понимаю, каково тебе сейчас, — заявила она. — У меня самой память ухудшается день ото дня. Вот недавно…

— Мам… — Я глубоко вздохнула, стараясь не сорваться на крик. — Ты не можешь понимать, что я чувствую. Это совсем не то, что забыть, куда ты положила ключи. Я словно потеряла три года жизни! Я ничего не знаю о себе сегодняшней! Я иначе выгляжу, у меня совершенно другие вещи, какие-то кольца, явно принадлежащие мне… Слушай, мне необходимо кое-что выяснить. — Мой голос зазвенел от волнения. — Мам, я что, правда замужем?

— Разумеется, ты замужем! — воскликнула мать, явно удивленная вопросом. — Эрик будет здесь с минуты на минуту, я же тебе говорила!

— Эрик — мой муж? — вытаращила я глаза. — Я думала, ты говоришь о собаке.

— О собаке? — Мама приподняла брови. — Господи, детка, ты действительно здорово ушибла головку!

Эрик. Я мысленно вертела это имя так и этак. Мой муж Эрик…

Ничего не чувствую. Имя не вызывало никаких ассоциаций — ни плохих, ни хороших.

«Я люблю тебя, Эрик. Я почитаю тебя своим телом, Эрик».[9]

Я прислушалась к реакции упомянутого тела. Ведь должно же оно как-то реагировать? Может, взыграют наконец мои гормоны? Однако организм предпочел тупо промолчать.

— У него утром очень важная встреча, но до вчерашнего дня он сидел тут денно и нощно!

— Понятно, — сказала я, переваривая новость. — А… какой он?

— Он просто прелесть, — мечтательно сказала мать, словно говоря о бисквитном торте.

— А он… — Я замолчала, не в силах заставить себя спросить, красив ли мой муж. Это прозвучало бы глупо и даже наивно. Вдруг мать ответит уклончиво, например, скажет, что зато у него прекрасное чувство юмора?

А если он жирный?

О Боже! Что, если я познакомилась с ним в каком-нибудь чате и полюбила за прекрасную душу, а теперь все забыла и придется притворяться, что его внешность не имеет для меня значения?

Так мы и сидели в молчании. Я спохватилась, что разглядываю мамино платье от Лоры Эшли, купленное этак году в 1974-м. Оборки теряли актуальность и снова входили в моду, но мать каким-то волшебным образом этого не замечала. Она до сих пор носит одежду, в которой познакомилась с моим отцом, ходит с длинными распущенными волосами и подмазывает губы перламутровой помадой. Видимо, она по привычке считает себя двадцатилетней.

Но я не собираюсь открывать ей глаза. Нам с ней несвойственно вести интимно-доверительные беседы. В юности, расставшись с самым первым сопливым бойфрендом, я попыталась поделиться с матерью. Сильнее промахнуться с конфидентом я не могла. Мать не посочувствовала, не обняла меня — она вообще не слушала. Напротив, мамочка побагровела и заговорила со мной резко и с вызовом, словно я намеренно решила причинить ей боль рассказом о своем романе. Я словно очутилась на минном поле, ненароком затронув больную для нее тему, о существовании которой даже не подозревала.

Помнится, тогда я поспешно ретировалась и позвонила Фи.

— Ты заказала мне покрывало на диван, Лекси? — прервала мои размышления мать. — По Интернету, — пояснила она, увидев мои вытаращенные глаза. — Ты обещала сделать это на прошлой неделе.

Да что она, издевается, что ли?

— Мам, не помню, — медленно и раздельно сказала я. — Я не помню ничего из случившегося за последние три года.

— Прости, детка. — Мать постучала себя по лбу. — Я сморозила глупость.

— Не знаю, что я делала на прошлой неделе или в прошлом году, не представляю, кто мой муж. — Я развела руками. — Честно говоря, ситуация довольно пугающая.

— Конечно. Ты права, — кивнула мать, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. — Дело в том, дорогая, что я не помню название сайта, поэтому если к тебе вдруг вернется память…

— Ну еще бы, сразу дам тебе знать, — язвительно бросила я. — Вот просто первое, что я сделаю, — это закажу тебе покрывало на диван. Господи Иисусе!

— Нет необходимости повышать голос, Лекси! — возмущенно осадила меня мать.

О'кей, стало быть, в 2007-м мать по-прежнему успешно доводит меня до белого каления, хотя мне и полагалось повзрослеть и перестать обращать внимание на ее закидоны. Я машинально сунула в рот большой палец, однако тут же отдернула руку. Двадцативосьмилетняя Лекси ногти не грызет.

— Так чем он занимается? — вернулась я к теме моего так называемого мужа, не в силах поверить, что он реально существует.

— Кто, Эрик?

— Да! Естественно, Эрик!

— Торгует недвижимостью, — мгновенно выдала мать. — Кстати, очень успешно.

Я вышла замуж за риелтора по имени Эрик.

Как?

Почему?

— Мы живем в моей квартире?

— В твоей квартире? — озадаченно переспросила мать. — Детка, ты же ее давно продала! Теперь у тебя дом.

— Я ее продала?! — с болью воскликнула я. — Но я же только что ее купила!

Я обожаю свою квартиру в Болхэме, крошечную, но уютную, с голубыми оконными рамами, которые я красила сама, и чудесным бархатным диваном, засасывающим как трясина, с горками цветных подушек повсюду и елочной гирляндой вокруг зеркала. Фи и Каролин помогли мне переехать два месяца назад, и мы выкрасили ванную серебрянкой из баллончиков, посеребрив заодно и джинсы.

И вот теперь все исчезло; Я живу в новом доме с законным мужем.

В сотый раз я взглянула на свои кольца, невольно задержав взгляд на бриллианте-солитере, и посмотрела на мамину руку. Она все еще носила обручальное кольцо, несмотря на то, как отец обходился с ней много лет…

Отец. Папины похороны.

Словно невидимая цепкая рука сжала мои внутренности.

— Мам, — осторожно произнесла я, — мне ужасно жаль, что я не явилась на папины похороны. Скажи мне, все было… как надо?

— Но ты была на его похоронах, детка. — Мать уставилась на меня как на сумасшедшую. — Ты приходила.

— О-о, — осеклась я, — правильно. Конечно. Просто я ничего об этом не помню. — Тяжело вздохнув, я откинулась на подушки. Не помню своего венчания, не помню похорон отца. В моей жизни произошло два важнейших события, а у меня чувство, что я пропустила и то и другое. — И как все прошло?

— О, все прошло так, как положено проходить подобным мероприятиям, — сразу занервничала и заюлила мать, как всегда, когда речь заходила об отце.

— Много народу пришло?

На ее лице промелькнуло неудовольствие.

— Давай не будем тонуть в подробностях, детка. Уже столько лет прошло. — Мама встала, словно хотела убежать подальше от моих расспросов. — Ты уже ела? У меня ни крошки во рту не было, только вареное яйцо и тост. Пойду принесу что-нибудь тебе и себе. И присмотрю, чтобы ты поела как еледует. Чтобы никаких больше безуглеводных диет, Лекси! Картошка тебя не убьет.

Безуглеводная диета? Значит, вот как я приобрела форму? Я взглянула на свои незнакомые загорелые ноги. Надо сказать, они выглядели так, словно я вообще никогда не знала, что такое картофель.

— Я сильно изменилась внешне, — сказала я почти смущенно. — Волосы, зубы…

— Да, ты в чем-то изменилась. — Мама неопределенно посмотрела на меня. — Но все происходило постепенно, и я почти ничего не заметила.

Господи Иисусе! Как же можно не заметить, что родная дочь из убогого Зубастика превратилась в стройную, загорелую, ухоженную молодую женщину?

— Я ненадолго. — Мать взялась за свою вышитую торбу. — Эми сейчас придет.

— Эми здесь? — У меня сразу же поднялось настроение при мысли о младшей сестренке в пушистом розовом жилете, джинсах с вышитыми цветочками и миленьких кроссовках, у которых под пяткой начинали бегать огоньки, когда Эми танцевала.

— Она покупает внизу шоколадки, — пояснила мать, открывая дверь. — Девочка обожает мятные «Киткат».

Я ошеломленно смотрела, как за матерью закрылась дверь. В продаже появились мятные «Киткат»?!

Положительно, 2007 год — это другой мир.

Что бы ни думали большинство знакомых, Эми мне не сводная сестра и не приемный ребенок в нашей семье. Мы с ней стопроцентно родные сестры. Людей вводит в заблуждение наша двенадцатилетняя разница в возрасте и тот факт, что отец с матерью разошлись еще до рождения Эми.

Пожалуй, «разошлись» слишком сильно сказано. Я точно не знаю, что между ними произошло, — просто отец редко бывал рядом, пока я росла. Официальной причиной считалось то обстоятельство, что его бизнес находился за границей. Настоящая причина заключалась в том, что по жизни папаша оказался забубенным фуфлыжником. В восемь лет я услышала это определение в адрес отца из уст одной моей тетушки на Рождество. Заметив меня, дамы обмерли и резко сменили тему, вследствие чего я заключила, что «забубенный» — скверное ругательство, и запомнила его на всю жизнь. Вот такое фуфло.

Когда папа в первый раз ушел из дома, мне было семь лет. Мама сказала, что он уехал по делам в Америку, поэтому, когда Мелисса из нашей школы сказала, что видела моего папаню в «Ко-опе» с телкой в красных джинсах, я обозвала ее толстой лгуньей. Папаша вернулся домой через несколько недель с усталым видом — из-за разницы во времени, как он сказал. Я немедленно пристала к нему, как липкий пластырь, требуя американских сувениров, и папа, охлопав себя по карманам, вручил мне пачку жвачки «Ригли». Я называла ее своей американской жвачкой и без конца хвасталась пачкой в школе, пока Мелисса не ткнула пальцем в крошечный ценник на фольге. Я так и не сказала отцу или матери, что знаю правду. В глубине души я с самого начала подозревала, что ни в какой Америке папаша не был.

Через пару лет он снова исчез, на этот раз на несколько месяцев. Вскоре он открыл дело по торговле недвижимостью в Испании, но быстро обанкротился. Потом ввязался в какую-то мошенническую «пирамиду», куда попытался привлечь и некоторых наших друзей. Незаметно начал пить и вскоре уже жить не мог без рюмки, стал алкоголиком. Затем он сошелся с какой-то испанкой и даже ушел к ней жить — правда, его хватило ненадолго. Мама всякий раз принимала его обратно. Наконец спустя три года папаша, спасаясь от налоговой поли-, ции, уехал в Португалию, где и осел.

У мамы тоже время от времени появлялись «приятели-джентльмены», но с отцом она не разводилась и время от времени виделась. И вот в один из папашиных развеселых рождественских визитов типа «за выпивку плачу я, дорогая» родители, должно быть, это самое…

Впрочем, мне не очень хочется подробно останавливаться на той встрече. Главное, что у нас появилась Эми, очаровательная малышка, с удовольствием игравшая на танцевальном коврике и готовая заплетать мне косы хоть миллион раз.

Когда мать вышла, в палате стало тихо и сумрачно. Я налила себе стакан воды и стала медленно пить мелкими глотками.

Мысли клубились, как пылевое облако на месте взрыва. Я чувствовала себя судмедэкспертом, воссоздающим картину происшествия даже не из обрывков, а из отдельных ниточек. В дверь тихо поскреблись. Я подняла голову:

— Да! Войдите!

— Привет, Лекси!

В палату бочком вошла незнакомка лет шестнадцати. Высокая и тощая, джинсы еле держатся на узких бедрах, открывая живот, пупок проколот, панковский «ежик» с синими прядями и примерно шесть слоев туши на ресницах. Мы никогда прежде не встречались.

Увидев меня, она скривилась:

— Да, морда у тебя помирает, кирпича просит…

Я опешила. По-моему, у меня даже рот приоткрылся. Девица прищурилась:

— Лекси, это же я. Ты ведь меня узнаешь?

— Конечно! — с извиняющимся видом начала я. — Понимаешь, к сожалению, после аварии у меня что-то с памятью. Разумеется, мы знакомы, но…

— Лекси! — В голосе девушки прозвучало недоверие и почти обида. — Это же я, Эми!

Я онемела. Да что там, я просто охренела. Эта особа не могла быть моей младшей сестричкой.

Но факты — упрямая вещь. Эми превратилась в длинного развязного подростка, практически во взрослую девицу. Она принялась расхаживать по палате, хватая то и это, осматривая и ставя обратно, а я как завороженная не могла оторвать от нее глаз, ошеломленная ее ростом и уверенностью.

— Здесь есть чего подкинуть в топку? Я с голоду пухну! — Ее милый звонкий голосок остался музыкальным, но приобрел режущие ухо уличные интонации и неприятные холодные нотки.

— Мама обещала принести мне ленч. Могу поделиться, если хочешь.

— Супер. — Она села в кресло и перекинула длинные ноги через подлокотник, выставив серые замшевые ботильоны с острыми каблуками. — Так, значит, ты ничего не помнишь? Круто!

— Ничего крутого! — возмутилась я. — Это ужасно. Я помню все до самого дня папиных похорон, а потом… провал. И первых дней в больнице я не помню. Будто я впервые проснулась вчера вечером.

— Ну ва-аще! — Глаза Эми расширились. — Так ты не помнишь, как я приходила?

— Нет. Я помню тебя двенадцатилетней, с конским хвостом, скобками на зубах и красивыми заколками в волосах.

— Ой, не напоминай! — Эми изобразила, что ее сейчас вырвет. Затем сосредоточенно нахмурилась. — Значит, три последних года для тебя как белое пятно?

— Ну да, как большая черная дыра. А то, что было раньше, — словно в тумане. Я что, правда замужем? — Я нервно хихикнула. — Надо же, забыла! Ты была подружкой невесты на моей свадьбе?

— Ага, — рассеянно сказала Эми. — Было круто. Слушай, Лекси, не хотелось мне поднимать эту тему, пока ты вся такая больная, но… — Она смущенно начала наматывать на палец прядь волос.

— Что? — удивленно взглянула я. — Говори!

— Ну, дело в том, что ты должна мне семьдесят фунтов. — Эми виновато пожала плечами. — Ты занимала их у меня на прошлой неделе, когда твоя карта не работала, и обещала отдать. Я не рассчитываю, что ты помнишь…

— О… — растерялась я. — Конечно. Возьми сама. — Я указала на луивуиттоновскую сумку. — Правда, я не знаю, есть ли там наличные…

— Найдутся, — сказала Эми, проворно расстегивая сумку и словно пряча улыбку. — Спасибочки! — Она распихала банкноты по карманам и снова перекинула ноги через подлокотник, играя целой связкой серебряных браслетов. Внезапно она подскочила и встревоженно уставилась на меня: — Погоди, а ты помнишь о… — Она замолчала.

— О чем?

Она разглядывала меня прищуренными, недоверчивыми глазами.

— Тебе что, никто не сказал?..

— В смысле?

— Господи! Наверное, они решили подбрасывать тебе новости понемногу, но… — Сестрица замотала головой, закусив ногти. — Лично я думаю, лучше тебе узнать раньше, чем позже.

— Что узнать? — Я ощутила тревогу. — Что, Эми? Скажи мне!

Секунду Эми словно боролась с раздирающими ее противоречивыми чувствами, но наконец сдалась:

— Подожди тут.

Она выскочила из палаты, ее не было несколько секунд. Затем дверь снова отворилась, и появилась моя сестрица с коляской, в которой сидел годовалый желтокожий малыш с раскосыми глазками. Он был одет в комбинезон, держал детский стаканчик с соком и, увидев меня, расплылся в ясной, как солнышко, улыбке.

— Это Леннон, — умиленно сказала Эми. — Твой сын.

Я уставилась на них обоих, окаменев от ужаса. Что она несет?!

— Значит, ты все забыла? — Эми любовно погладила малыша по голове. — Ты усыновила его во Вьетнаме полгода назад. Такая история вышла, просто хоть книгу пиши! Тебе пришлось нелегально провозить его через таможню в рюкзаке, тебя чуть не арестовали!

Я усыновила ребенка?!

В животе образовался кусок льда. Я не могу быть матерью. Я к этому не готова. Я ничего не знаю о младенцах.

— Поздоровайся со своим сыном! — Эми подкатила коляску к моей кровати, цокая каблуками. — Между прочим, он зовет тебя «мума».

Мума?!

— Привет, Леннон, — проговорила я наконец сдавленным от смущения голосом. — Это… Это я, твоя мума! — проворковала я материнским тоном. — Иди к муме!

Подняв глаза, я заметила, что у Эми как-то странно дрожат губы. Через секунду она фыркнула и прикрыла рот ладонью:

— Ой, извини!

— Эми, что происходит? — Я смотрела на нее, ощущая, как в душе растет спасительное подозрение. — Это правда мой ребенок?

— Я случайно увидела его в коридоре! — выпалила она, уже не сдерживая смех. — Просто не могла удержаться. Ну и лицо у тебя было! — Она зашлась от хохота. — Иди к му-ме!

В коридоре послышались взволнованные голоса и крики.

— Это его родители! — От ужаса я перешла на шепот. — Ах ты, дрянь мелкая! А ну быстро отвезла обратно!

С колотящимся сердцем и несказанным облегчением я рухнула на подушки. Будь благословенна Азия, у меня нет ребенка!

Но я никак не могла привыкнуть к Эми. Она всегда была милой и невинной, без конца смотрела «Барби — спящая красавица», сунув в рот большой палец. Что с ней произошло?

— У меня чуть инфаркт не случился, — укоризненно сказала я, когда сестрица вернулась с банкой диетической колы в руке. — Если бы я умерла, ты была бы виновата!

— А ты не будь дурой, — парировала сестрица с ухмылкой, в которой не было ни капли раскаяния. — Каждый сейчас сможет выдать тебе любое дерьмо за чистую монету!

Она вытащила пачку жвачки и начала разворачивать фольгу. Затем подалась вперед.

— Слушай, Лекси, — сказала она, понизив голос. — У тебя правда амнезия или ты притворяешься? Я никому не скажу.

— Да как у тебя язык…

— А вдруг ты решила от чего-нибудь отвертеться? Ну, от визита к дантисту, например?

— Нет! У меня настоящая амнезия!

— О'кей, как хочешь, — пожала она плечами и предложила мне жвачку.

— Нет, спасибо. — Я обхватила колени руками, отчего-то испугавшись. Эми права. Страшно подумать, как легко меня сейчас обмануть. Мне столько всего нужно узнать, а я даже не знаю, с чего начать.

Ну что ж, не будем оригинальничать.

— Слушай, — небрежно произнесла я. — А какой у меня муж? Как он выглядит?

— Bay! — Эми вытаращила глаза. — Конечно! Ты же понятия не имеешь, какой он!

— Мама говорила, он хороший, — сказала я, сдерживая нетерпение.

— Он просто супер, — серьезно кивнула Эми. — С отличным чувством юмора. А горб ему скоро прооперируют.

— Ну-ну, зачетная попытка, Эми, — саркастически покивала я.

— Лекси! Ему было бы страшно обидно это слышать, будь он здесь! — Эми казалась искренне уязвленной. — В 2007 году нет дискриминации по внешнему виду. Эрик такой милый и любящий, и не его вина, что он повредил спину в младенческом возрасте. А сколь многого он достиг! Им нельзя не восхищаться!

Я пристыженно молчала. Меня даже бросило в пот. Может, у моего мужа действительно горб! Я не должна быть горбунофобкой. Как бы он там ни выглядел, я наверняка выбрала его за какие-то выдающиеся качества.

— А ходить он может? — с тревогой спросила я.

— Впервые он пошел на вашей свадьбе, — заявила Эми, мечтательно глядя куда-то вдаль. — Он поднялся из инвалидного кресла, чтобы произнести брачную клятву. Публика рыдала, викарий едва мог говорить… — Ее губы вновь начали подозрительно кривиться.

— Ах ты, дрянь мелкая! — заорала я. — На лбу у тебя горб!

— Извини, — едва выговорила Эми, скисая от смеха. — Но это такая прикольная игра!

— Это не игра! — Я схватилась за голову, забыв о повязке, и вздрогнула от боли. — Это моя жизнь! Я понятия не имею, кто мой муж, как я с ним познакомилась…

— О'кей, — покорно сказала сестра. — Как-то раз ты заговорила со старым уличным бродягой. Это оказался Эрик…

— Заткнись! Если ты мне не скажешь, спрошу маму.

— Ладно, ладно! — Эми выставила вперед ладони, словно защищаясь. — Значит, ты серьезно хочешь знать?

— Да!

— Ну, будь по-твоему. Вы познакомились на телешоу.

— А еще версия у тебя есть? — не выдержала я, с мученическим видом оглядывая потолок.

— Но это правда! Я не вру! Ты пошла на реалити-шоу «Амбиция», ну, там собираются люди, которые хотят стать руководителями. Эрик был одним из судей, а ты стала участницей. Из шоу ты довольно скоро вылетела, зато познакомилась с Эриком и вы понравились друг другу.

Она замолчала. Я так и ждала, что Эми вот-вот начнет ржать как лошадь и выдаст суть прикола, но она лишь прикладывалась к своей кока-коле.

— Я была на реалити-шоу? — В это мне верилось с трудом.

— Ага. Это было круто. Все мои друзья смотрели и голосовали за тебя. Ты должна была победить!

Я смотрела на Эми в упор, но сестрица оставалась серьезной. Неужели она говорит правду? Да как же меня занесло на телевидение?

— Для чего, черт побери, я поперлась на реалити-шоу?

— Хотела стать начальником, — пожала плечами Эми. — Двигаться дальше. Поэтому ты и зубы и волосы себе сделала — чтобы хорошо выглядеть на экране.

— Да у меня честолюбия кот наплакал! Не настолько же я амбициозна!

— Ты что, прикидываешься? — Эми удивленно вытаращила глаза. — Как только уволился твой начальник, тебя посадили на его место. Все «шишки» твоей компании видели тебя по телику и реально прониклись. Поэтому тебе и дали эту должность.

Я невольно вспомнила о визитках в записной книжке: «Лекси Смарт, руководитель отдела».

— Ты самый молодой член совета директоров за всю историю компании. Было так классно, когда тебя повысили! — добавила Эми. — Мы праздновали в ресторане, ты заказала всем шампанское… — Она потянула длинную нитку жвачки изо рта. — Ты что, и этого не помнишь?

— Нет! Я ничего не помню!

Открылась дверь, и вошла мать, внося поднос с накрытой тарелкой, вазочку с шоколадным муссом и стакан воды.

— Вот, — сказала она. — Я принесла тебе лазанью. Да, кстати, Эрик здесь.

— Здесь?! — Кровь отлила у меня от щек. — Ты хочешь сказать — здесь, в больнице?

Мама кивнула:

— Да, уже поднимается. Я попросила его дать тебе пару минут прихорошиться.

Пару минут? Мне не хватит двух минут. Да и вообще события развиваются как-то слишком быстро. Я еще двадцативосьмилетней не готова быть, не говоря уж о встрече с мужем, который у меня якобы имеется!

— Ох, я прямо не знаю, — в панике залепетала я. — Пока не готова с ним встретиться. Пусть придет завтра, когда я попривыкну…

— Лекси, дорогая! — замахала руками мать. — Не можешь же ты не впустить собственного мужа! Да он с работы сорвался, только чтобы увидеть тебя!

— Но я его не знаю! Я не представляю, что говорить, что делать…

— Детка, он твой муж. — Мама ободряюще потрепала меня по руке. — Волноваться не о чем.

— Может, как увидишь его, так сразу все и вспомнишь, — подхватила Эми, непринужденно завладев шоколадным муссом и поддев ложкой пышный верх. — Вдруг ты его увидишь и заведешь: «Эрик, любовь моя, ко мне вернулась память…»

— Захлопнись, — не выдержала я. — И поставь обратно мой шоколадный мусс.

— Но ты ведь не ешь углеводы, — парировала Эми. — Это ты тоже забыла? — И она злорадно помахала ложкой у меня перед носом.

— Ну-ну, ври дальше, — рассердилась я. — Чтобы я когда-нибудь отказалась от шоколада?..

— Ты теперь вообще не ешь шоколад — скажи, мам? Даже собственный свадебный торт не попробовала — ка-ло-о-рии, понимаешь!

Нет, она явно опять меня дурачит. Да нипочем я не отказалась бы от шоколада, хоть мир перевернись. Я уже хотела послать любимую сестричку туда, где солнце не всходит, и силой отобрать шоколадный мусс, когда в дверь постучали и послышался приглушенный мужской голос:

— Можно?

— О Господи! — Я в панике смотрела то на мать, то на Эми. — О Господи, это он? Уже?!

— Секунду, Эрик! — повысила голос мама и прошептала мне: — Приведи себя хоть немного в порядок, милая! Тебя словно сквозь изгородь протаскивали.

— Не цепляйся к ней, мать, — вступилась Эми. — Ее доставали из раскуроченной машины, не забыла?

— Дай хоть причешу… — Мама метнулась ко мне с крошечным гребешком и принялась истово драть мои волосы.

— Оу! Ай! — не удержалась я. — Меня сейчас еще на три года амнезия хватит!

— Ну вот, — удовлетворенно заключила мать, в последний раз рванув мне волосы и вытерев лицо уголком носового платка. — Готова?

— Открыть дверь? — спросила Эми.

— Нет! По… подожди минуту.

Под ложечкой похолодело от страха. Ну не могу я встречаться с незнакомцем, который, судя по всему, действительно является моим мужем!

— Мам, ну пожалуйста, — повернулась я к ней. — Сейчас слишком рано. Скажи ему прийти попозже. Завтра. Или давайте отложим встречу на несколько недель?

— Не глупи, детка! — рассмеялась мать. Как она может смеяться? — Он же твой муж. Ты попала в аварию, он чуть не слег от беспокойства, мы и так заставили его долго ждать, беднягу!

Когда мать повернулась к двери, я с такой силой вцепилась в простыни, что кровь отхлынула от пальцев.

— А что, если он мне не понравится? А вдруг между нами не возникнет привязанности? — вырвалось у меня с ужасом. — Он что, ждет, что я вернусь домой и буду жить с ним?

— По ходу дела разберетесь, — неопределенно бросила мать. — Лекси, милая, клянусь, ты напрасно волнуешься. Он просто замечательный.

— Если не учитывать его парик, — вставила Эми. — И нацистское прошлое.

— Эми! — Мать укоризненно поцокала языком и приоткрыла дверь: — Эрик, извини, что заставили тебя ждать. Заходи, уже можно!

После невыносимо долгой паузы дверь открылась, и в комнату с огромным букетом цветов вошел самый сногсшибательный красавец, какого мне когда-либо доводилось видеть.