Понтий Пилат

Гибель Стефана

Община назореев, как стали называть в Иерусалиме последователей Иисуса, росла. Способствовал тому уклад жизни, организованный апостолами. Созданная совместными усилиями, община основывалась на коллективном владении имуществом. Лучше всех чувствовали себя те, у которых имущества никогда не было. Принадлежность же к общине давала минимум достатка. Только за согласие в ней находиться кормили и поили.

Привлекательной община оказалась и для женщин одиноких, потерявших своих мужей. Безрадостным было положение женщины в иудейском обществе. В общине назореев женщина пользовалась вниманием и уважением: она участвовала в жизни общины с мужчинами на равных условиях; на ней лежали почётные обязанности кормления, лечения, заботы; в дальнейшем она участвовала и в управлении общиной. Были введены должности диаконис.

В начальный период организации общины Петру показалось необходимым позаботиться о количестве апостолов. В его представлении оно должно было равняться двенадцати, как и во времена Учителя. Стало складываться мнение, что виновником несчастий, обрушившихся на Учителя, является не кто иной, как Иуда. Трезвые головы пытались восстановить истину, но, должное усердие не было проявлено. Чтобы восполнить зияющую пустоту, как считали апостолы, решено было выбрать в число апостолов ещё одного человека.

Кандидатами были выдвинуты двое: некто Матфей, оставивший едва заметный след, и Иосиф Варнава, прозванный Праведным и ставший ближайшим соратником самозванного апостола Павла.

Кормление, безделие и безответственность привлекли в общину более тысячи человек. Требовались большие деньги. Возглавлявшие общину апостолы, не имея навыков организационной работы, вели дело спустя рукава. Робкая натура Петра постоянно подвергалась испытаниям. Ему сообщали о прибытии повозок, гружённых зерном, всевозможными припасами, которых он не видел, потом так и говорили о передаче в пользу общины больших сумм денег, которые так и не попадали к нему в руки. Он подписывал письма с просьбой о помощи, направляемые в неизвестные для него адреса. Круг забот, в который он был втянут, оказался для него неинтересен; когда же он задавал вопросы, ответы звучали неясно, неопределённо. Шло время, обстановка не нравилась ему всё больше и больше.

С удивлением обнаружил Пётр появление многочисленных молодых мужчин и женщин, прибывающих из прибрежных городов — кругом звучала греческая речь. Он слышал о больших суммах, пожертвованных эллинистами, как их стали называть в общине. С ними изменился и настрой, поведение людей в общине. Исчезла сдержанность в суждениях, осмотрительность в поведении. Витал дух общения, несвойственный жителям центральных районов Иудеи. Раскованность, свободное изъявление мыслей, афиширование сомнений — разве всё перечислишь? Эти люди принадлежали скорее греческой культуре, хотя были приписаны к еврейским общинам городов.

Апостол Пётр, чувствуя неуверенность, старался остаться наедине с собой, затянуть минуты богослужения. Со временем стал избегать трудностей, которые должен был разрешать.

Возраставшая община требовала постоянного внимания: соблюдение норм общежития, сохранение заповедей справедливости и равенства всех членов общины, решение разных житейских вопросов. Вновь прибывающие члены общины сдавали имущество в общее пользование. Однако сдаваемое имущество было неравнозначно, и услуги ожидались неравноценные. Многие беспокоились о жизненных гарантиях, стабильности существования. Однако так далеко мысли апостолов не заходили, их дальновидность не простиралась дальше нескольких дней жизни.

Как подметил апостол Пётр, его соратники чувствовали себя так же неуверенно.

Любой непорядок, задевающий интересы хотя бы малой группы людей, приводил к выражению протеста. Вот воспоминания тех лет.

Произошёл у эллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии. Тогда двенадцать апостолов, созвав множество учеников, сказали:

— Нехорошо нам, оставив слово божие, печись о столах. Итак, братие, выберите из среды себя семь человек… их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении Слову.

Апостолы были вынуждены согласиться на предложенные кандидатуры, в том числе и Стефана, которого они дружно не любили за упрямый норов.

Освободив себя от всякого рода забот по жизнеобеспечению общины, апостолы вскоре обнаружили, что и реальная власть перешла в руки вновь избранных диаконов. Теперь они только разводили руками, удивляясь хозяйской распорядительности ещё недавних гостей. Везде слышались голоса молодых диаконов и громче всех диакона Стефана. Он уже лучше всех знал, что говорил Иисус, как надо понимать его слова и кто действительно виноват в его смерти. Притихли апостолы, проходили в храм не поднимая головы, подолгу там пребывали в молитвах и глубокой задумчивости. С неохотой присутствовали они теперь на вечерних трапезах. Если раньше с благоговением преламывали присутствующие хлеб и молчаливая молитва Господу считалась лучшей минутой дня, то сейчас возбуждённый шум стоял в трапезной.

— За день не могли договориться, — думал с огорчением Пётр, — и приберечь-то нужно несколько минут, чтобы тихо посидеть, увидеть себя со стороны, обратиться к Господу.

Однако Пётр не решался что-либо менять. Уверенность и безапелляционность поведения молодых диаконов производили на него парализующее действие. Но не таков был Иаков, брат Господень. Его было трудно парализовать: своё мнение он всегда ставил выше мнения Иисуса и всегда считал себя правым до такой степени, что однажды его брат ушёл из дома и не вернулся.

Подолгу исчезал Иаков в притворах храма, перебрасывался словами с какими-то служителями. И всё тихо, незаметно и тем тише, чем громче звучал голос Стефана на проповеди, на вечерних трапезах. Проповедовал Стефан в синагоге либертинов, куда стекались жители Киринеи, Александрии, Киликии, Эфеса; слушали Стефана внимательно, заинтересованно: после проповеди часто вспыхивали споры. Основное содержание проповедей заключалось всё в новых и новых доказательствах, что Иисус и есть долгожданный мессия. Слова произносились разные, а в минуты порыва и вдохновения и несдержанные.

Старшее поколение понимало, кончатся эти речи печальными событиями, но вразумить молодёжь не могло. Община затаила дыхание в ожидании событий, и они разразились. Стражей синедриона Стефан был арестован и предстал перед судом с обвинением в предпочтении учения Иисуса заповедям Моисея. На суде Стефан изложил христианское учение, ссылаясь на заповеди Моисея. Дело шло к благополучной развязке. Однако молодой диакон настолько увлёкся, что в запале бросил судьям обвинение в убийстве Иисуса:

— Жестоковыйные! Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили и предвозвестивших пришествие Праведника, которого предателями и убийцами сделались ныне вы; вы, которые приняли закон при служении ангелов и не сохранили.

И, воздев глаза к небу, Стефан воскликнул:

— Я вижу Небеса отверстыя и Сына человеческого, стоящего одесную Бога.

Стефан был человеком искренним, считавшим себя вправе высказывать мысли и говорить открыто. Воспитанный в среде с эллинским духом общения, он и не представлял, сколь опасную для себя фразу произнёс ненароком. Конечно, Иисус — великий пророк, но в сознании истинных иудеев только пророк Моисей мог занимать место рядом с самим Господом. И вдруг какой-то чужак подменил Моисея третьесортным, в их мнении, пророком Иисусом. Для толпы такая перестановка была недопустима, для неё — свершился факт кощунства.

Праведный гнев охватил толпу; Стефана схватили, разорвали на нём одежды, куда-то поволокли, но и тогда не представлял он, что можно убить за сказанное слово. Когда первый камень, брошенный сильной рукой разъярённого человека, ударил его в грудь, Стефан понял: могут.

Руководил побоищем молодой священнослужитель Савл. Свидетели отмечают добровольный характер его участия. Исследователи потом с удивительной прозорливостью отмечали: «…он думал с тайной радостью, что ему вменится в заслугу его участие в убийстве богохульника».

Убить богоотступника с тем, чтобы спасти его душу, считалось по тем временам поступком достойным; правда, не каждый на это решался. Трудно точно сказать, что чувствовал Савл, наблюдая картину гибели молодого, полного сил человека. Следует помнить и об оправдательных мотивах, звучавших в его душе.

Другое дело — руководители синедриона. В словах Стефана услышали они опасную ересь, которая, впитавшись в сознание, способна разрушить ранее чётко нарисованную картину мира. Можно по-разному относиться к синедриону, но на нём лежала ответственность за единство духа еврейского народа. Они знали, что любой разлад начинается с произнесённого слова. Лучший способ борьбы с ересью — цементирование идей, фраз, слов.

Апостолы вели себя тихо и скромно, отличались большой набожностью, но и при таком показательном поведении находились поводы бичевать то одного, то другого из апостолов. Но далее срабатывало какое-то запрещение, и процесс преследования замирал. Авторитет же каждой жертвы из последователей Иисуса возрастал как невинно пострадавшего за святое дело. Апостолы смирились с периодическим битиём как сопутствующим признаком принадлежности к иерусалимской общине назореев. Постоянное давление на общину держало последователей Иисуса в напряжении: как далеко могут зайти преследователи? Хотя официально синедрион должен был получать разрешение на казнь у римских властей, и позиция прокуратора была жёсткой (своей позицией он препятствовал развитию религиозной нетерпимости), но при расследовании убийства Стефана синедрион уклонился от ответственности, ссылаясь на фанатизм и неуправляемость толпы. Свидетели казни утверждали, что побиение камнями проводилось в соответствии с существующими традициями: участвовавшие в казни иудеи складывали свои верхние одежды к ногам Савла, который и руководил, как отмечалось ранее, ужасным смертоубийством.

Убийство святого Стефана было началом целой волны преследований. Имя Савла повторялось снова и снова. Очевидцами будет отмечена его жестокость и неукротимость: «… входя в домы и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу». Характеризовали этого человека только с одной стороны: «…он дышал угрозами и убийствами». Описывается малопривлекательный образ человека, ставшего впоследствии фактическим создателем христианской религии. В период первых преследований апостолы не очень пострадали, действовал установленный кем-то принцип избирательности. Преследованию подверглась в основном та часть назореев общины, которая прибыла из греческих городов или городов с греческой культурой. Именно эти люди ставили на обсуждение вопросы, которых избегали апостолы.

Поредели ряды последователей Иисуса в Иерусалиме. Спустя некоторое время схваченных выпустили из тюрьмы, подвергнув предварительно бичеванию. Развернувшиеся гонения побудили людей, собрав жалкие пожитки, покинуть Иерусалим. Потянулись назореи в Самарию, Сирию, даже в Египет. Именно эти места стали очагами новой религии. Особенно преуспели молодые диаконы. Они создали ряд общин в Самарии, Киликии, почти во всех крупных городах Малой Азии.

Отсутствовали защита, заступничество. Апостолы вместо протестов и аппеляций к общественности затаились и как будто чего-то выжидали. Возможно, они пережидали разгром оппозиции, которой для них была власть эллинистов.

Можно понять апостолов. Самоуверенные молодые люди подмяли под себя созданную с такими душевными тревогами общину. Возможно даже, в этот период действовали какие-то договорённости как со стороны апостолов, так и со стороны синедриона.

Покинув Иерусалим, сохранив верность религиозным начинаниям, назореи были настроены к апостолам общины враждебно, хотя в некоторых случаях вынуждены были обращаться в Иерусалим.

Первые гонения на христиан придали новый импульс развития молодому учению. Оставалось только поражаться, с какой быстротой оно овладевало людьми и пространствами. Через двадцать лет, в период гонений христиан императором Нероном, их насчитывались многие тысячи. Христиане заполонили подвластные римлянам земли.

Время возвращать долги

Бессонница стала докучать Понтию Пилату по ночам. Напряжение последних месяцев оказывало на здоровье губительное влияние. Всё чаще взрывы возмущения вспыхивали в нём по не столь важным причинам, а справиться с ними становилось всё труднее. Прошло уже два года после гибели местного пророка, а события, связанные с ним, не только не утихали, но развивались. Напряжённость отношений с синедрионом возрастала; ненависть Каиафы и членов его семейства не угасала, организовывались мелкие, но раздражительные интриги, концы которых были глубоко запрятаны. Самого Понтия Пилата снедала тревога о возможности раскрытия шантажа в миллион сестерциев комиссией сената, но поскольку жизнь Манассия была залогом молчания, никаких поползновений к возбуждению дела не предпринималось. Желая развязать себе руки, Каиафа делал попытки спрятать сына от глаз прокуратора. Каким-то образом Понтий Пилат обнаруживал место пребывания Манассия, чем и пресеклось дальнейшее развитие событий. В таком вопросе каждая из сторон остерегалась допустить роковую ошибку.

— Осторожность никогда не мешает, — говорил Аман Эфер, — осторожность — первая заповедь крупного администратора, каковым ты и являешься, Понтий Пилат. В римском мире творятся и всегда творились устрашающие дела. Вспомни гражданские войны. Какая жестокость сопутствовала тогда любым делам! Вспомни о проскрипционных списках. Какие достойные граждане погибли при переделе имущества! Сейчас, казалось бы, торжествует закон и порядок. Но прежний дух стяжательства царит в канцеляриях. Каиафа заплатил большие деньги, но почти все они ушли на прикрытие недавних событий чиновникам Рима. Зря нервничаешь из-за Каиафы — не решится он вспомнить об этом миллионе. Пожаловаться можно только императору, в чиновничьем же мире жалоба утечёт в песок. Но жаловаться императору Калигуле — безумие, и об этом Каиафа тоже знает…

Два года назад под влиянием событий с галилейским пророком и обнаружения торговли оружием в голове прокуратора сложился план возврата своего миллиона сестерциев, который он всегда числил за центурионом, а ныне сенатором Марком Юнием Менлием.

Прокуратор надеялся встретиться с сенатором, и встреча состоялась.

Перед Понтием Пилатом возлежал тучный мужчина. Почти лысый череп возвышался над обвисшими чертами лица. Большой живот обтягивала тога из прекрасного полотна. Они были ровесниками, и сенатор не мог не обратить внимания на физическую форму прокуратора. Мощное тело угадывалось под складками туники, открытые части тела отличались мускулистостью.

Посуровело лицо Марка Менлия. Исчезло игривое добродушие. Глаза сенатора смотрели враждебно.

— Думаю, прокуратор, пришёл ты не за моими поздравлениями.

— Конечно, нет. Я пришёл за миллионом сестерциев, который я потерял по причине твоей наглости и жадности. Разорение Марка Прокулы было единственным средством, позволяющим избавиться от тебя без убийства. Этот долг числю за тобой много лет. Настало время.

— А не кликнуть ли мне рабов, прокуратор?

Однако внутренний голос подсказывал ему несвоевременность решительных поступков.

— Хорошо, прокуратор, выкладывай. Мы оба прошли коридорами власти и знаем, как надо вести разговор.

Понтий Пилат одобрительно улыбнулся.

— Вот что значит разговаривать с опытным государственным деятелем. Можно спокойно привести имеющиеся доводы. Основной из них заключается в факте торговли оружием в Иудее. Вначале предполагали утечку оружия из дамасских арсеналов; проверка показала, что никто из тамошних центурионов в деле не замешан. Но в документах появилось имя центуриона Муния Луперка из когорты иерусалимского гарнизона, как удалось установить, твоего племянника, сенатор. Расследование показывает, что римское оружие прибывает в Иудею морским путём. Организовать канал торговли оружием из казённых мастерских может только очень влиятельное лицо, и мысль многих через имя твоего племянника ведёт прямо к тебе, достойный сенатор.

— Ты ошибаешься, прокуратор. Я не веду торговлю оружием прежде всего потому, что дорого ценю свою голову. Меня озадачивает племянник. Этот балбес за деньги может впутаться в любое гиблое дело. Но уверен, что следствие относительно меня придёт к оправдательному выводу.

— Какое следствие, сенатор! Завтра я буду докладывать императору состояние дел в регионе, я обязан доложить о торговле оружием и назвать имя твоего племянника.

— Подлость, Понтий Пилат, подлость! Одно дело подлость молодого глупца, другое дело — человека, прожившего жизнь.

— Я не собираюсь указывать на тебя, достойный сенатор, как организатора торговли оружием. В разговоре с императором будет названо только имя Муния Луперка и отмечен тот факт, что он является твоим племянником.

Марк Менлий знал тяжелые подробности об императоре. Тому достаточно было услышать имя, чтобы принять гибельное для человека решение.

Понтий насмешливо смотрел на сенатора.

— Впрочем, для меня главное сейчас — миллион сестерциев. Скоро по этому поводу мы встретимся.

Понтий Пилат шёл по улицам Рима к своему дому. Рим он любил, хотя и удавалось ему бывать здесь наездами. Его поражали каменные мосты через Тибр, акведуки для свежей воды, многочисленные фонтаны, общественные здания прекрасной архитектуры. Величественные храмы, посвященные уважаемым богам, террасы, скульптуры греческой и римской работы украшали город. В других городах мира прокуратор наблюдал разруху и запустение — там прошёл враг. Он гордился тем, что его дом находился в Риме и что он сам — римлянин.

Но сегодня красота города мало его трогала: прокуратор чувствовал опасность. Марк Менлий сделает не одну попытку убрать его с дороги: никто не отдаёт золото без борьбы. Для этой цели будут использованы наёмные убийцы, которыми кишат трущобы прекрасного города.

— Если меня сопровождают четыре телохранителя, то состав нападающих будет превышать мой отряд раза в три, — размышлял Понтий Пилат. — Нападение будет организовано сегодня ночью, когда я буду возвращаться из дома друзей, куда приглашён на обед. У сенатора нет времени. Остались считанные дни, и тупо ожидать своей участи он не станет.

Возвращались поздно. Тонким слухом Понтий Пилат улавливал перемещения людей впереди. Он ещё днём просмотрел путь своего следования и сейчас выбирал позицию, благоприятную для себя.

Излюбленным приёмом нападавших была встреча на ограниченно-открытом пространстве с быстротечным боем на мечах; в их практике исключалось применение пилума.

А вот и угаданное Понтием Пилатом место: широкая улица с множеством глухих стен и отсутствием мест для укрытия. На середине улицы два телохранителя прикрыли спину прокуратора своими щитами, два других встали по бокам. Понтий Пилат скинул гиматий и взял в руки пилу мы. Нападающие медлили. Но вот сигнал к атаке. Понтий Пилат узнал часто применяемый способ нападения: с двух сторон, бегом и как можно быстрее. Тишину ночи разбудил грохот многочисленных сандалий.

Отметав пилумы в первую группу нападающих, прокуратор резко повернулся. Обученные воины тут же закрыли его спину щитами, другие предоставили Понтию Пилату свободу для метания пилумов. Пилумы уходили в темноту один за другим, из темноты доносился только шум падающих тел.

Но вот в поле досягаемости меча появились четыре фигуры. Телохранители щитами приняли первые удары, и меч Тиберия в руках Понтия Пилата начал работу.

К вечеру следующего дня прокуратор вновь был в доме Марка Менлия. Рядом с сенатором сидел человек, похожий на него.

— Согласись, прокуратор, жалко отдавать столько золота просто так, — начал разговор Марк Менлий, — вот и брата пригласил для совета.

Оба не поднимали разговора о ночном нападении. Заговорил Пилат:

— По долгу службы я живу на Востоке империи. Удивительный народ можно встретить в тех странах: провидцы, астрологи — люди высоких способностей. Поинтересовался я судьбой и вашего родственника. Удалось кое-что выяснить. Если не будет никаких серьёзных пересечений линий судьбы, то Муний Юний Луперк через 20 лет станет легатом Пятого легиона, который к тому времени будет расквартирован в Египте. Его ждут высокие почести за заслуги перед отечеством. Но если только не будет пересечений линий судьбы. Больше я не приду в твой дом, сенатор. Время, отпущенное для бесед, закончилось. Завтра твои люди могут принести деньги в мой дом. Слава богам!

Прокуратор поднялся с кресла и молча, не прощаясь, вышел из дома, оставив братьев решать судьбу своего единственного наследника.

Прокуратор не переставал удивляться прозорливости Амана Эфера. События разворачивались точно по его предвидению. Недаром он уговорил Понтия Пилата взять с собой в Рим пятерых лучников из своей сирийской алы. Вот и для них обнаруживается поле применения: следующей ночью, по раскладу Амана Эфера, ожидается нападение на дом прокуратора.

Дом стоял на окраине города несколько уединённо, что и создавало условия для скрытого нападения. Лучников Понтий разместил на балконах второго этажа, телохранителей поставил прикрывать двери по крыльям здания. Основную тяжесть сражения Понтий Пилат взял на себя.

Как только нападающие, сломав ворота, вбежали во двор дома, вспыхнули факелы, осветившие место будущей схватки. Некоторые из нападающих смекнули, что их могли ждать, и подались назад, другие приняли факелы как сигнал к атаке. Первые убитые упали на землю, нападающих лучники расстреляли раньше, чем те сообразили, что происходит.

Декурион конной ночной стражи установил, что все погибшие находились на территории усадьбы. Предусмотрительность Амана Эфера просматривалась и здесь: только защита своего дома.

Утром прокуратор получил приглашение к императору. Уже готовы октофоры, выходят для сопровождения телохранители. Предстоит долгий путь в резиденцию императора. Чуть ли не в последнюю минуту во двор дома Понтия Пилата вносят чьи-то октофоры, а к ногам вышедшего из дома прокуратора раб ставит тяжёлую сумку из верблюжьей кожи.

— Не обессудь, достойный сенатор, но встретить тебя не могу. Путь мой определён императором. На прощание же могу напомнить слова, сказанные вчера: всё будет, как задумали боги, если нити судьбы не пересекутся другими, более важными обстоятельствами. Не надо создавать этих обстоятельств, достойный Марк Менлий.

Рука Рима

— Мы зашли в тупик, — не глядя на собеседников, говорил Понтий Пилат. — Надо принимать какие-нибудь меры. Два года назад в Иерусалиме была организована религиозная община последователей пророка Иисуса. Возлагались большие надежды, но сдвиги настолько ничтожны, а возможности расширения её деятельности в Иудее настолько незначительны, что мы можем прямо признаться в провале наших замыслов.

Конечно, тому есть причины: одна из них заключается в территориальном расположении общины. Не пойму до настоящего времени, почему легат Пом-поний Флакк настаивал на создании общины в Иерусалиме. Деятельность общины находится под негласным надзором синедриона, что создаёт благоприятные условия для преследования членов общины по самым ничтожным поводам.

Сколько раз наших бедных апостолов подвергали бичеванию за мнимые провинности и даже пытались упрятать в тюрьму! Нам тайно приходилось вмешиваться. По сути, активность общины блокирована синедрионом. Главным же недостатком состояния общины является отсутствие идейного вождя, способного развить основные положения учения пророка.

Прокуратор взглянул на собеседников, как бы предлагая продолжить разговор. Раздался голос Амана Эфера:

— Игемон! Учитель оставил ученикам слабое наследие. Надо не только развивать известные положения учения — надо заново создавать учение. Известные положения расцвечивать притчами, заимствовать уже известные из других религий, но в оформлении новых действующих лиц на фоне событий, пусть и не имевших место в жизни, по в устной традиции связанных с деятельностью Иисуса. Большая, серьёзная работа; она под силу незаурядному уму, прошедшему по дорогам знаний. Разве могут совершить такую работу неграмотные пастухи и рыбаки, вдруг ставшими апостолами? За два года в общине не нашлось ни одного образованного человека, способного мыслить на требуемом уровне. Не надо забывать и о первоначальном соглашении, в котором мы сами отказались от центральных, важнейших положений учения. Подобным соглашением мы обескровили наступательный дух учения пророка. Что ни говорите, но такой дух в словах самого Иисуса присутствовал. Он активно призывал к смягчению ортодоксального иудаизма, к привлечению заблудших, то есть неиудеев, под сень своего Бога. Мы же согласились на замалчивание этих призывов и тем усилили изоляцию учения Иисуса, разместив к тому же общину в Иерусалиме. При существующих условиях трудно ожидать положительных результатов.

В разговоре принял участие и Квинт Амний:

— Перечисление денег из Антиохии через мифическую секту не вызывает затруднений, но затраты составляют значительную сумму. Апостолы, обнаружив наличие денег у так называемых братьев в Антиохии, настойчиво и непрерывно взывают о помощи и… получают её. Естественно, рыбакам и земледельцам трудно прокормить себя в городе, а тут ещё община взяла за правило собираться вечерами на общую трапезу, не думая в простоте душевной, откуда средства берутся. Такое кормление становится накладным в связи с неурожаем; моления о помощи к братьям в Антиохии участились.

Политика наместника определяется ослаблением требований к синедриону. Политика Понтия Пилата отличалась противостоянием агрессивному давлению синедриона, который настаивал на бесконтрольности своей деятельности. Временем уготованы общине тяжёлые испытания. Синедрион почувствовал каким-то образом надвигающиеся послабления и уже сейчас распоясался. Смерть диакона Стефана многое объясняет в изменениях внешней политики Рима.

— Конечно объясняет, — включился прокуратор. — Политическое лицо наместника — умиротворение иудеев всякого рода послаблениями. Я уже получил указание из канцелярии наместника на передачу праздничных одежд первосвященника, хранимых, как вам известно, в башне Антония. Не спорю, отправление религиозного культа страдало: раньше мы передавали одежды первосвященнику за три недели до начала торжеств. Три недели продолжались очистительные процедуры от духа неправоверных; только после этого считалось возможным использовать одежды по на-значению. Затруднительно! Однако хранение одежд первосвященника точно указывало, кто здесь хозяин. Скорее всего, сенат выбрал путь лавирования и мелких уступок. Очередная ошибка! Разве можно найти точку равновесия в отношениях с синедрионом? Опыт показывает необходимость жёсткого противостояния. Что скажешь, Аман, в качестве выводов? — обратился Понтий Пилат к центуриону.

— Положение тяжёлое. Финансирование прекратится, силовое давление на общину усилится; подумать только, дело дошло до смертоубийства. Предположительно, синедрион принял решение по пресечению любой возможности распространения ереси. Особо опасным для основ религии синедрион считает деятельность молодых диаконов. Первосвященники поняли, что так называемые апостолы способны только поклоны отбивать и говорить о доброте и праведности Иисуса и о том, как они делили с ним хлеб насущный. Ясно, что основной удар наносится по молодёжи общины. Предвидится и усыхание источника питания для общины Иисуса. Поэтому прихожу к выводу о необходимости создания общины Иисуса в Антиохии или переводе туда Иерусалимской общины. Необходимо как можно скорее исправить допущенные ошибки.

— Получены важные новости, — сообщил Квинт Амний. — В течение последней недели все диаконы и приехавшие в общину молодые люди покинули Иерусалим в неизвестном направлении. Не прошло и несколько недель после гибели Стефана, а начинается новое наступление на назореев. Вчера в канцелярии синедриона выписан документ на имя небезызвестного Савла: ему поручено арестовать в Дамаске последователей Иисуса по обвинению в отступничестве от учения Моисея и препроводить их в Иерусалим для суда.

— Давно я слышу это имя, но так и не удосужился выяснить, какую роль играет Савл в нашем общем деле. Что за личность? Что движет этой личностью? — повернулся с вопросом Аман Эфер к курульному табу лярию.

— Личность интересная, — ответил Квинт Амний. — Мы выяснили о нём всё, что можно. Сам он родом из Тарса Киликийского. Отец его — состоятельный человек, содержит мастерскую по изготовлению тканей и шатров из верблюжьей шерсти. Учеником Савл был способным, и отец в связи с этим стремился дать сыну хорошее образование. Вот почему Савл оказался в Иерусалиме и стал одним из учеников Гамалиила, известного учёного и толкователя законов. Учитель Савла — человек просвещённый, обладает широким гражданским кругозором: выступал за свободное слово-изъявление религиозных мыслей, образовал школу — подобие греческой гимнасии. Однако под влиянием общественно-религиозной среды был вынужден свернуть свои новации. Савл способностями выделялся среди учеников, но передовой дух толкования законов не принял. Сейчас мы видим его в лагере сторонников ортодоксально настроенной части иудеев, имеющих отношение к Иерусалимскому храму, он занимает неприметную должность в одной из комиссий синедриона по религиозным доктринам. Переход в лагерь ортодоксальных иудеев я объясняю честолюбивыми замыслами. Как всякий провинциал, прибывший из глубинки и поставивший целью войти в круг избранных, он понимает, что только ретивое служение общей задаче может привлечь к нему внимание. В деле Стефана Савл показал лицо не просто фанатика, но человека, сознательно действующего в создавшейся обстановке и показывающего свою готовность и свои возможности. Сейчас он является вдохновителем и непосредственным исполнителем бесчеловечных гонений на назореев, последователей пророка Иисуса.

Люди с подобной жизненной философией достаточно циничны и работают за поощрения, о чём прекрасно осведомлены члены синедриона. Савл получил продвижение по службе, но оно незначительно в сравнении с его запросами. Он считает продвижение по службе незначительной подачкой и надеется, что разгром общины назореев в Дамаске поставит вопрос о соответствующем его выдвижении. Синедрион ценит деятельность Савла, отдаёт должное его ретивости и природному уму, но его притязания считает завышенными. Уже сейчас видна канва будущего конфликта. Савл надеется на положительный для себя исход после дамасского дела, но и сомнения начали накапливаться в его сознании. Ожидается крах его честолюбивых надежд. Когда крах произойдёт, начнётся лихорадочный поиск новой точки опоры; её не так просто найти. Необходимо обозначить в его сознании новые перспективные ориентиры. Тогда можно надеяться на появление у Савла желания пересесть в другую лодку.

— Такой умный, подготовленный и энергичный человек вдохнул бы новую жизнь в погибающее и вянущее на корню учение, — воскликнул Аман Эфер. — Необходимо с ним встретиться. Отъезд его из Иерусалима должен быть мне известен хотя бы за один день. Поможем этому человеку пересесть в другую лодку.

К вечеру Савл остановился на постоялом дворе, где он предполагал себя единственным постояльцем. Однако он ошибался: лучшую комнату занял грек из богатых негоциантов, направляющийся в Антиохию. При первом знакомстве грек оказался властным человеком, глаза его отражали глубокий ум и проницательность. В его присутствии отпадало желание суетиться.

Характером Савл был резок и даже агрессивен, к первосвященникам относился с нескрываемой иронией. Савла окружал мелковатый народ, и не чувствуя вокруг себя духовно значительных людей, он выпестовал в себе чувство превосходства. При встрече с греком чувство превосходства исчезло, осталось желание ближе познакомиться с незаурядным человеком.

Жизненная активность толкала Савла на сближение. Первые слова были произнесены, и сближение состоялось. Незнакомец оказался прост в обращении, разговор поддерживал, Савлу выказал уважение, но поведение его было сдержанным: у него отсутствовал интерес. Савл почувствовал лишь доброжелательную вежливость, но и такой настрой его устраивал.

Эдипил, так назвался незнакомец, направлялся в Антиохию, и поскольку путь совпадал, было принято решение ехать вместе в коляске грека, наилучшим образом приспособленной к подобным переездам.

Вечерний разговор касался общих тем. Эдипил разговор поддерживал, но ни одного вопроса, касающегося рода занятий и интересов Савла в Дамаске, не задал, отсекая тем самым возможность Савлу проявить интерес к нему самому.

Утром из ворот постоялого двора выкатила дорожная повозка, везущая новых знакомых. Путь был дальний, утро полно свежести, люди — бодрости.

Право на искоренение ереси являлось основным содержанием речей Савла. Грек внимательно слушал попутчика: удивлялся. Да! Могуч двигатель личной значимости в жизни людей. Откуда он появился в сыне иудейского торговца тканями? Прав мой Учитель, предполагая, что такой двигатель человек получает от предков из глубины веков по линии наследственности. Вот и наглядный пример.

Вслух, однако, Аман Эфер (это был он) не решился произнести эти слова.

— Ты многое знаешь, уважаемый Савл. Кто же был твоим учителем?

— Сам Гамалиил, один из уважаемых толкователей законов пророка Моисея. Отец мой — состоятельный торговец и был способен оплатить мою учёбу в Иерусалиме. Память у меня хорошая, тяга к знаниям проявилась рано. Сам я старался изучить и понять законы Моисея с надеждой достигнуть со временем достойных высот знаний и положения среди учёных и руководителей храмовой общины.

— Гамалиил, твой учитель, отличается, как я слышал, большой терпимостью к толкованию законов, да и к самим толкователям. Ты же, уважаемый Савл, выбрал другую дорогу: что-то ты ополчился на последователей пророка Иисуса. Гамалиил — выдающийся знаток законов Моисея, но, как показало время, понимать их можно по-разному. Вот и настало время, когда понимать их надо в соответствии с новым духом времени. Если сейчас исходить из позиций Гамалиила, можно просидеть всю жизнь на одном стуле в одной канцелярии. В его позиции не видно поля деятельности, нет перспектив развития личности.

Эдипил опустил тему о развитии личности и продолжил.

— Сам ты придерживаешься фарисейской ориентации, т. е. ортодоксального иудаизма. Вы, фарисеи, соблюдаете законы Моисея, верите в смерть и воскресение, в мессию. Подчёркиваю эти моменты с целью напомнить, что саддукеи отрицают и воскресение, и мессию, и ещё кое-что другое. Задаю себе вопрос, к кому же ближе твоя позиция, и прихожу к выводу, как это ни странно, о большей её близости к позиции галилеянина. Можно сомневаться, является ли сам Иисус мессией. Можно и не сомневаться… если нужно.

Тебя уязвляет утверждаемое им право совершать благие дела в субботу, когда любая работа запрещена. Не вижу большой крамолы. В древние времена, когда было принято решение о нерабочем дне, многие продолжали трудиться под предлогом: в хозяйстве никогда всё не может быть сделано до конца. Тогда и был введён жёсткий религиозный порядок. Тёмного человека можно было оторвать от дела только страхом греха, страхом последующего наказания. Теперь — другое дело; субботний отдых прочно вошёл в обиход, можно подумать о тех случаях жизни, в которых действительно требуется активное вмешательство: умирает больной, гибнет скотина, обрушивается наводнение. Во всём должна быть мера, и галилеянин, видимо, разумный человек.

Вижу, что хочешь возразить по поводу его высказывания о ненужности храма Иерусалимского. Согласись, тысячи твоих единоверцев живут за пределами Иудеи и совершают обряды помимо храма — ничего страшного не происходит. Откуда знать галилеянину, что Иерусалимский храм выполняет задачу символа национального единства его народа; скорее всего, такое понимание в его сознании отсутствует. В этом вопросе ему следует простить незнание. Можно не согласиться с идеей всепрощения и некоторыми новыми мыслями, но основная точка разногласий лежит в признании Иисуса мессией.

Для меня, человека другой религии, понятие мессии звучит заманчиво. Кто-то взял на себя твои грехи и за них расплачивается, да ещё собирается поступать так и в дальнейшем. Пожалуйста! Мне непонятно противодействие, душевное сопротивление.

— Каким-то непонятным образом, Эдипил, ты преобразовал серьёзные еретические измышления Иисуса в детские заблуждения, а то и в достоинства. Так ли это незначительно для учения Моисея?

— На мой взгляд, конечно, незначительно, — отвечал Эдипил, поглядывая на своего собеседника, начинавшего проявлять первые признаки неуверенности. — Существует и другой довод: как бы ни были значительны прегрешения назореев перед законом Моисея, я не стал бы подставлять свою голову под меч.

Эдипил встретил вопросительный взгляд Савла и пояснил:

— Уважаемый Савл! По твоим словам, ты едешь в Дамаск арестовывать членов общины назореев. О них я кое-что слышал. Назореи Дамаска не похожи на людей Иерусалимской общины, которых вы, как баранов, тащили в тюрьму при храме. Назореи Дамаска носят мечи и, говорят, умеют ими владеть. Не забывай и о наместнике Рима. Не может же представитель наместника в городе поддерживать беспорядки, да ещё и на религиозной основе. Думаю, тебе не удастся никого арестовать, хотя бы по причине отсутствия помощников. Добровольцев много, когда власти обеспечивают полную безопасность. Здесь же предстоит столкнуться с жёстким сопротивлением. До смертоубийства, думаю, не дойдёт: осмыслив положение дел, ты вынужден будешь отказаться от выполнения своего замысла.

Савл увидел конец своей миссии и конец честолюбивым надеждам. Негоциант оказался осведомлённым человеком; чувствовалось, что его прозорливость опирается не на житейские слухи. До Савла и раньше доходили слухи о возможном сопротивлении, но, привыкнув к беспрекословному повиновению жертв, он мысленно исключал подобный исход дела. Сейчас же Савл находился в непосредственной близости от места событий и, выслушав Эдипила, признал своё поражение.

Нехорошо стало на душе, неуютно в повозке, хотя минуту назад он чувствовал полное удовлетворение жизнью. Посланник синедриона закостенел лицом и взглядом, но, призвав на помощь выдержку, решил не выдавать своего душевного смятения.

— А теперь будем открывать дверь в новый заманчивый мир, — подытожил результаты Эдипил. — Уважаемый Савл! Я живу в мире других представлений, особенно нравственно-религиозных. В душе я человек честолюбивый и щепетильный. Я не считаю для себя возможным заниматься рассмотрением доктрин существующих религий и тем более преследовать кого-то за их неправильное понимание. Я сторонник тех немногих, которые, если и вмешиваются во что-либо, то только на уровне собственного дела; в данном случае на уровне создания новой религии. Так поступил Моисей в Иудее, Заратустра в Двуречье, Орфей в Греции. Примером для меня является пророк Моисей, уважаемый мною человек не потому, что известен, а потому что сумел создать своё дело и вдохнуть в него жизнь на столетия. Много было желающих избавиться от него, свалить его как деятеля, но завладеть его делом желающих не находилось. Чтобы поднять такую ношу, надо быть титаном духа. Тот, кто хочет занести своё имя в историю религий и государств, должен устранить прежние понятия, если ими невозможно увлечь тысячи соплеменников. Мало обладать знаниями, честолюбием, надо уметь обращаться с тысячными толпами людей, уметь воздействовать на них и даже принуждать. Моисей прошёл путь посвящённого жреца храма Амона Ра, овладел знаниями мира того времени и достиг высот мудрости. По отношению к религии египтян созданная Моисеем религия была неописуемой ересью. Он, хорошо представляя дальнейшее развитие событии, увёл племена евреев из Египта и провёл с ними сорок лет в пустыне. Изоляцией племён в пустыне Моисей создал идеальные условия для созревания новой религии, уберёг себя и доверившихся ему людей; себя — тем, что избежал преследований со стороны официальной религии, людей — от религиозной борьбы, в которой могло не оказаться победителей.

Савл молчал. Мысли клубились вокруг новой темы: не было у него своего дела. Видел себя жалким прихвостнем, было обидно за себя. Давно желание своего дела тлело где-то в глубине сознания; разговор с греком воспламенил таившуюся искру. Не осознавая причину, Савл стал раздражаться: мысль металась в поисках опоры, но не было того зерна, из которого могло бы вырасти своё Дело.

Сдерживая себя, Савл заговорил вполголоса.

— Какое дело? Как его создать? Я не вижу пути к его истокам. У Иисуса, скорее всего, было своё дело в рамках реформаторского развития учения Моисея. Хотя Иисус погиб, дело его несёт на своих плечах Иерусалимская община. Даже если он пророк и если все признают этот факт, сделать своё дело на учении Иисуса не удастся: это дело принадлежит пророку.

Взгляд грека удивлённо вскинулся:

— Если только в этом трудность, существует выход: повысь статус пророка, сделай его Сыном Божиим.

— До такой мысли ещё никто не додумался, — скептически усмехнулся Савл, уверенный в беспочвенности предложения Эдипила.

В свою очередь усмехнулся и Эдипил и даже несколько покровительственно:

— Додумались. И очень давно, более двух тысяч лет назад.

Савл растерялся. Хотел принять произнесённые слова за шутку, но лицо грека, имевшее, казалось бы, безразличное выражение, не допускало и мысли о шутке.

— С некоторым недоверием отношусь я к твоим словам, Эдипил. Обидеть тебя не хочу, но подобные сведения из глубины веков мне неизвестны.

— Между нами, Савл, большая разница. Я — ученик философа, ты же ученик толкователя законов единственного известного тебе пророка Моисея.

Очень узкая, ограниченная область знаний, к тому же лишённая горизонтов. Сказано не в укор твоей односторонности, а для того, чтобы ты понял: существует огромный мир знаний, к которому ты ещё не притронулся. Убедить тебя трудно, но если ты не возражаешь, я расскажу о судьбе Кришны, которая может стать примером для энергичных и честолюбивых людей.

Слова грека о его философской подготовке сломили внутреннее сопротивление и недоверие Савла. Он готов был слушать, о чём здесь же и заявил.

Воцарилось сосредоточенное молчание. Эдипил обдумывал рассказ: он должен звучать кратко, но убедительно для перестраивающегося сознания уже потерявшего ориентиры последователя иудаизма. Эдипил поднял голову и начал повествование об удивительных событиях древности.

— Три тысячи лет назад из лесов Скифии пророк Рама вывел своих последователей в дальнюю дорогу, стремясь отделиться от культа человеческих жертвоприношений и приблизиться к Божественному разуму, который являл единого Бога для людей, живущих на земле.

Великие толпы, возглавляемые Рамой, медленно направились в центр Азии. Были преодолены Кавказские горы, и носители новой духовной цивилизации широким потоком разлились по равнинам Двуречья вплоть до горных кряжей на востоке. Непрерывно протекал процесс облагораживания и духовного совершенствования общества введением в повседневную жизнь благотворных установлений: запрещения рабства, свободного избрания предводителей и судей, определения женщине более возвышенной роли в обществе как матери и супруги.

Переселение народов под водительством Рамы продолжалось дальше на восток. На пути следования оказалась Индия.

Как ни впечатляюща была новая духовная цивилизация, но она пришла извне. Требовался длительный процесс взаимного проникновения культур в возникшем обществе. Путь переплавки культур тернист, и в определённые моменты болезненного развития должны появляться энергичные реформаторы, способные своим гением увидеть дороги, ведущие к развитию духовных ценностей, которые представляют интерес для большей части общества.

Пришла пора и для Индии, и она выдвинула великого религиозного Учителя, имя которому Кришна. Миф о Кришне как о мессианском проявлении Божественной воли интересен для нас тем, что позволяет увидеть знакомые черты развития в иудейской религии, в которой роль религиозного Учителя взял на себя пророк Моисей.

Перескажу кратко содержание мифа о Кришне. Около двух тысяч лет назад в Индии наступил духовный кризис.

Он выразился в жажде золота, власти, в стремлении поработить мир; власть имущие стремились расширить сферу влияния на другие народы и племена. События развивались в прекрасном городе Мадуре, расположенном на севере Индии. Царствовал в городе Канза, властолюбивый и коварный правитель.

Однажды Канза решил узнать, кто из его сыновей будет владыкой мира, но жрецы указали на его сестру Деваки и сообщили, что именно у неё родится сын, будущий владыка мира. Царица Нузумба, которой предвидением было отказано в рождении будущего повелителя мира, изводила своего мужа до тех пор, пока он не согласился погубить свою сестру. Нашлись доброжелатели и у Деваки. Она была извещена о надвигающейся опасности. В ту же ночь её вывезли за крепостные стены и переправили в глухие лесные дебри в обитель отшельников. Место нахождения Деваки было скрыто от Канзы и его приближённых. Духовное обновление Деваки подготовило её к выполнению предначертаний. Пришло время, Деваки почувствовала проникновение в неё Мирового духа и зачала божественного младенца. В положенный срок родился мальчик, названный Кришной. До пятнадцати лет он оставался с матерью, среди пастухов и их детей. Природные данные выделяли его из среды сверстников, и уже в юношеском возрасте, возглавляя местную молодёжь, он прославил своё имя великими подвигами.

Шли годы. Умер глава старцев. Брахманы-отшельники помнили о предназначении Кришны. Ему был вручён знак верховной власти — посох о семи узлах. Начинается новый этап его жизни, протекающий в поисках путей спасения людей, создания своего учения.

После семи лет совершенствования духа и разума он получит право на имя Сына Божия.

Основу учения Кришны составило несколько догматов, некоторые из них известны нам по содержанию современных религий: существование всеобъемлющего божественного Разума под именем Махадева, бессмертие души в виде перевоплощений, совершенствование души и познание божественной сущности.

С группой учеников отправился он на берега Джамуны и Ганга, проповедуя своё учение в хижинах земледельцев и домах горожан. Многие сказания, известные в пору Кришны, находят своё отражение в последующих религиях в виде притч и легенд: притча о рыбаке Дурге, сети которого наполнялись рыбой после совершения им благочестивого поступка, о женщине Сарасвати, которая вела слишком свободную жизнь, но под влиянием личности Кришны изменилась.

Кришна вступает в Мадуру известным и признанным пророком. Власть его такова, что позволяет отправить царя Канзу и его жену в ссылку на покаяние. С согласия представителей государства и народа Кришна посвящает своего ученика Арджуну в цари Мадуры, определяет ему в помощь совет брахманов. Сам же остаётся главой отшельников, составляющих высший совет брахманов. Вдохновлённый Кришной Арджуна в битве с тёмными силами одерживает победу: Индия поступает в духовное достояние брахманов. Сознание Кришны подсказывало ему путь победы над душами побеждённых в бою врагов.

На заключительном этапе жизни он должен был стать добровольной жертвой, и он ею стал. Его погубитель — царь Мадуры Канза, которого не покидала надежда отомстить Кришне.

Когда стало известно желание Кришны удалиться в пустыню для полного уединения, отряд наёмников отправился в путь. Кришна не мешал осуществлению злодеяния и пал от рук убийц. Природа ответила на убийство взрывом: солнце зашло, поднялась сильная буря, снеговой буран обрушился на горы и леса, чёрный вихрь пронёсся над Гималаями. Стало ясно, кто потерян для человечества в лице Кришны. Тело Кришны было сожжено учениками, и дух его поднялся из пламени к обители душ человеческих.

— Ничего подобного я не знал, — раздался задумчивый голос Савла. — Сожалею о неполноте своих знаний. Что касается содержания рассказанного, то повествование сложно для среднего иудея, а потому и недоступно.

— Пророк Моисей упростил содержание до понятия единого Бога и наказания за неверие в него; тем сделал учение доступным тёмному пастуху и вдалбливал это доступное учение сорок лет трём поколениям.

Мысли и слова, услышанные Савлом, шли вразрез с известными ему с детства истинами, взрывали устоявшиеся представления, и он в смятении скрывал своё недоумение вопросами.

— Из твоего рассказа, Эдипил, следует, что пророк Моисей знал о жизни Кришны и на её основе построил известное нам учение.

— Мой рассказ известен в Индии каждому человеку, причастному к учению брахманов. Пророк Моисей был посвящённым жрецом храма Амона Ра, ему были известны все религиозные учения, в том числе и учение Кришны. Рассказом о Кришне я преследовал цель показать возможность использования идеи о Сыне Божьем. Сама идея кочует вместе с легендой о божественном младенце. Моисей вполне мог увидеть себя в роли Кришны, дать Богу новое имя, сообразное духу времени, сформулировать задачи, отвечающие историческому развитию своего народа, представить их в виде законов, заповедей. Пророк Иисус мог придать учению Моисея новый импульс развития, предложив считать Иегову богом всех народов мира. Подобный тезис мог бы сделать иудаизм мировой религией в полном смысле этого слова. Но консерваторы из синедриона имеют другое мнение. Меры пресечения, предпринятые синедрионом, не лишают учение Иисуса притягательности для верующих.

— Пока я не могу употребить полученные знания для создания своего дела, — высказался Савл. — Не скрою, мне хотелось бы иметь своё дело, но создать его не так просто. Из миллионов людей, живших на земле, можно назвать всего несколько имён, которым такое дело оказалось по плечу. С интересом послушал бы о возможных вариантах, работа над которыми открыла бы новые горизонты.

— Я могу высказать мнение по одному варианту — своему, — продолжал развивать события грек. — Он полностью вытекает из сказанного и исходит из состояния иудейской религии, основными современными чертами которой являются косность и замкнутость. Сейчас как раз время появление реформатора, способного сделать религию иудеев более приемлемой для других народов, раздвинуть рамки её замкнутости.

— Задача исключительна трудна в связи с тем, что существует множество ограничений, неприемлемых для других народов, — возразил поборник иудаизма.

— Да, роль реформатора сложна, но его реформы должны отличаться смелостью замысла, и в первую очередь устранением преград духовного и бытового уровня. Никаких преград! Никаких ограничений! Тогда следует ожидать расцвета иудаизма как мировой религии. Статус Сына Божия обеспечит пророку самостоятельность учения и охранит от посягательств в дальнейшем развитии. Конечно, следует ожидать жёсткого противодействия первосвященников, о котором мы говорили, но это не имеет отношение к Делу как таковому.

— Э, нет! Очень даже имеет. Для реформатора! Одного распяли, второго побили камнями. Что же мешает расправиться с третьим?

Грек уткнулся подбородком в грудь, задумался.

— Обязательно нужно обезопасить реформатора. И Моисей, и Кришна всегда были окружены вооружёнными сподвижниками, последователями, друзьями. Римское гражданство обеспечило бы самую высокую степень безопасности.

Савл воспринял фразу собеседника очень болезненно:

— Что оно, на дороге валяется? Люди целую жизнь трудятся, унижаются и только после двадцати лет получают статус гражданства. Все силы уйдут на приобретение такой защиты, забудешь, зачем она и нужна.

Грек молчал, что-то прикидывал.

— Если такой реформатор объявится, я смог бы достать для него документ о римском гражданстве. В администрации наместника Сирии плавает невостребованный долг, который и мог бы обернуться соответствующим документом. Но и при наличии документа лучше всего начинать свою деятельность в Антиохии, под боком у наместника. Во всех случаях следует держаться как можно дальше от иерусалимских фанатиков.

— Интересно, как объяснить людям наличие такого документа у иудея. Обстоятельства наводят на размышления, печальные размышления, — недовольно бурчал Савл.

В голосе попутчика прозвучали нотки нетерпения.

— Наследственное гражданство! От отца!

— Кому расскажешь, кому покажешь? Легко проверить.

— Необходимо быть скрытным, осторожным. Документ должен появиться только в крайнем случае; необязательно о нём всем знать. Могут пройти годы, прежде чем он понадобится. Реформатор должен быть человеком полной духовной раскованности, для него важно только его Дело. Стеснительные обстоятельства он должен обходить, перед мелочами не тушеваться.

Разговор постепенно угас, попутчики отдыхали от напряжённой беседы. Обе стороны испытывали желание подвести итоги, подумать. В тишине раздавался только стук копыт да покрикивание возницы. Хитрый грек чувствовал, какая буря чувств и страстей сотрясает душу попутчика. Честолюбивым устремлениям Савла было придано нужное направление.

В душе Амана Эфера созревало мнение, что будет принято нужное решение.