Почти привыкла приходить к Младшей Госпоже. Но здесь они обе. Старшая сидит за столом, Младшая стоит рядом. Разом смотрят на меня. Разрез глаз совсем одинаковый, в остальном — вовсе не схожи.
Вспомнились гравюры со старинными рельефами. Когда ещё про перспективу не знали. Все были в виде сбоку. Изображали Императора больше всех, генерала правой руки — поменьше, слуг — ещё меньше, воинов — совсем маленькими.
Вот и здесь почти так. Даже сидящая Верховный смотрится величественно. Генерал-дочь её ненамного выше, хотя и стоит.
И сам кабинет. Похож на тот, где уже почти привыкла бывать. Похож, только гораздо больше. Во всём. И в первую очередь, количеством книг и разных понятных и не очень, устройств. Только этот был изначально, а привычный, малый, появился потом. Как и хозяйки.
— Осень, подойди поближе, — повернувшись в сторону дочери, Верховный бросает, — докладывай.
— Общее телесное развитие — хорошее, куда лучше, чем у многих до попадания сюда. Она никогда не голодала, и тяжелее игрушек ничего в руках не держала. Ветрянкой года в два переболела.
— Оспа?
— Нет. Я с этим делом решила проблемы. Она здорова.
— Помнит?
— Нет. Я определила. Навыки общения — хорошие. Сластёна страшная. Уже приноровилась с моей сласти со второй кухни воровать. Кэр страшно злиться, что не может воришек поймать. Даже ко мне с этим приходила, предлагала усилить охрану и число патрулей. На детей не думает совсем. Будто забыла, как ребёнком была.
— Хм. У меня с этим тоже была. Планы крепости пересматривала. Что ты ей сказала?
— Она тут живёт, а я-то ту часть Замка строила. Да и на планах… Не всё обозначено.
Обе усмехаются.
— Писать и читать умеет неплохо, слоговой азбукой владеет хорошо, иероглифами — хорошо, если сотню знает. Как считает — сама знаешь. Особый разговор.
— Ну да. Осень, что есть линия?
— Имеет длину, не имеет ширины, начала, и конца.
— А точка?
— Не имеет ни длины, ни ширины.
— Сколько прямых можно провести через две точки?
— Одну.
Что-то во взгляде меняется.
— Параллельные прямые могут пресечься?
— Нет.
— Теперь скажи-ка пять великих постулатов.
— Они этой книги ещё не проходили.
— Я её читала.
— Так говори.
Называю.
Теперь удивляются уже обе. Переглядываются.
— В их учебниках этого нет, а для старших только свёрстан но не напечатан. Где ты это нашла.
— «Основы основ наук о числах, площадях и объёмах»
— Книгу где взяла.
— В библиотеке по каталогу.
— Ты каталогом умеешь пользоваться? — Верховный даже наклоняется в мою сторону.
— Ну да.
— Кто научил?
— Сама догадалась.
— Хм. Не все взрослые умеют им пользоваться. Что ещё читала?
Называю. Скорее, описываю. В малой библиотеке, где самой можно книги брать, я их открываю, смотрю на середине, интересно, или нет, и только потом читаю, или на место ставлю. Названия запоминаю в самую последнюю очередь. Да и написано много того, что у меня в голове и так почти сложилось уже, только не могу ещё так красиво записать.
— Это же в Академии изучают. Откуда она?
— У меня стоит. Недавно совсем взять к себе попросила. Я, для смеху, разрешила. А вон как оказалось.
Верховный буквально впивается в меня глазами.
— Хорошенько подумай, прежде чем отвечать. То, что скажешь, может оказаться очень важным. Для… Для всех. Поняла?
Страшно, но отвечаю.
— Да.
— Тогда слушай внимательно. Я знаю, как ты здесь оказалась, и что потеряла память. Но всё равно, постарайся вспомнить, что было с тобой раньше. Где жила, имена, свои игрушки, родственников, места, где бывать приходилось, хоть кличку щенка или котёнка. Мне важно всё. Вспоминай.
Стою. Думаю. Честно пытаюсь вспомнить. Время идёт. Ничего. Совсем.
— Вспомнила что-нибудь?
— Нет.
Прожигающий взгляд.
— Жаль. Очень жаль.
— Мне можно идти?
— Нет.
— Зачем она тебе?
— Ей просто пора уже знать. Мне кажется, кто-то специально готовит таких детей. Живут, как с чистого листа. До какого-то времени. Потом начинают действовать. В интересах этого непонятного кого-то, а думают, что в своих.
— Ты думаешь она…
— Да. Как я.
— Хочешь сказать, кто-то знал, что она окажется там и тогда?
— Именно.
— И подозреваешь, с ней произошло что-то подобное?
— Сама подумай. Слишком уж всё сходится, а я в совпадения не верю. Слишком необычный для возраста, ум. Прямо как у меня когда-то. Сама же знаешь, с какой скоростью я учу языки, и запоминаю прочитанное. Ты можешь подобное, но…
Грустная усмешка.
— Сама знаю, как и во всём, на две головы тебя ниже. Намекаешь, была оружием в чьих-то руках?
— Да. Прямым текстом, считай, говорю.
— И про неё хочешь сказать?
— Про неё — подозрения. Но ты знаешь цену моих подозрений.
— Более чем, хорошо.
Вспомнилось, несколько лет назад дело было. Тогда с Чёрной Змеёй и её дочерью и познакомилась.
На лестнице их увидела. Впервые так близко. Нас уже научили, любой из них следует говорить «Госпожа Дина» и замок этот их. Они мать и дочь, но между собой их зовут Первая Госпожа и Вторая. Ещё сказали, они знают по именам в замке всех, в том числе, каждую из нас. Я не очень поверила. Сама ещё не у всех имена выучила. Ещё и третья Дина есть. Но та за «Госпожу» и в глаз может дать. Постоянно с нами играет и на занятия ходит драчливая девочка моих лет. Единственная дочь Второй Госпожи.
Близко играла. Любопытно стало, принялась их рассматривать. Обе почти как мужчины одеты, с мечами. Черноволосые и зелёноглазые. Мать дочери головы на две выше. Молодо выглядят. Если не знать, не поймёшь, кто старше.
Слышно о чём говорят.
— На тебя опять доносы.
— На этот раз что? Снова девушки, кровь и пытки?
Мать усмехается.
— Почти. Только на этот раз дети. Девочки. Пишут, ты их здесь пытаешь да режешь.
Я окоченела. Даже зажмурилась. Так страшно стало! Так вот зачем меня сюда привезли. И не убежишь.
— Проверить пришла?
Смеются обе.
— Незачем. Догадалась просто, по некоторым деталям, писал кто-то из замка. Бумага-то одной мельницы, та, что здесь всем брать можно. Дальше не поленилась Змей послать — пусть сличат почерка с «Ведомостями о получении жалования». Троих вычислили. С одним ясно — родич служившего у Хортов. О двух других вечером доложат.
Я один глаз приоткрыла. По крайней мере, прямо сейчас меня резать не будут.
— Как мне это всё надоело! Умнее ничего придумать не могут. Думаешь, те же?
— Не уверена. Больно грубо. Больше похоже, что-то где-то слышали. Вечером узнаю.
— Меня, значит, в этот раз уже не подозреваешь?
— Ты всё злишься?
— Злюсь. Злопамятна.
— Я знаю. Но улики были слишком убедительны…
— Забыла? Я никого и никогда не стала бы мучать. Особенно, так…
Я открыла второй глаз. Зачем меня привезли всё равно не понятно, но резать не будут ни сейчас, ни потом.
— Ладно, не дуйся. Пошли посидим.
Думала, уйдут, а они подзывают слугу и с лестницы спускаются. Испугалась — прямо на меня идут. Но мимо проходят. Я возле прудика с цветными рыбками сидела. Про них уже сказали — смотреть и кормить можно, ловить нельзя.
За прудиком — столик и три скамейки. На них не-то что сидеть — подходить не разрешается. Теперь поняла почему. Там они и расположились.
Приносят подносы. Старшей — с трубочкой. Младшей — тоже с трубочкой и двумя бутылками. Из тыкв такие делают, но эти глиняные. Младшая тут же наливает в серебряный стаканчик. Пьёт. Старшая затягивается.
— Правду, значит, про тебя говорят, прикладываться стала.
Налив и выпив ещё один, Младшая говорит.
— Пусть эти шептуны хоть десятую часть от сделанного мной создадут, а уж потом ко мне в бокал заглядывают.
— Кэр тут вообще-то, первая.
— Ей же передай — лезть будет куда не просят — всё, что вставила обратно выну и скажу — так и было.
— Одного понять не могу — почему тебя, злюку такую, дети любят.
— Потому что я умею слушать, что они говорят.
— Может и так… Знаешь, я вот подумала: может, в этот раз доносы на тебя строчит и кто из родни девчонок.
— Не думаю, ты же говоришь из замка писали. А у меня из замковых девчонок только одна.
— Вон та, — показывает Старшая, — Роза.
Я туда же смотрю. Эту девочку знаю. Так её и зовут.
— Её мать в ногах у меня валялась, когда сказала, что девочку заберу.
— Вот и повод.
— Не, она благодарила.
— Что ты ей наплела. Ведь наверняка про книжечку не сказала.
— Она же младшая кухарка. Роза — пятая дочь. Она ещё старшую замуж не выдала. А тут я, такая красивая, прихожу и говорю, что моей дочери в будущем понадобятся комнатные служанки. Её младшая подходит, но подучить надо. Вот я и хочу её на обучение отдать. Тут, в замке. У служанок — свои ранги, и комнатная Госпожи — один из высших. Так что, всё гладко обошлось. Заметь, почти правда.
— Но не вся. Женщине плохо бы стала, скажи ты ей, что задумала из её дочери сделать не комнатную, а настоящую благородную девушку.
— Задумала, и сделаю, только такую, какими я благородных сама представляю.
— Я их всех помню, но не знаю: они тут все по твоей чудо-книжечке?
— Нет. Меньше половины. Остальные — дочери погибших, такие, как Линки, от кого отец с матерью избавиться хотят, а травануть — совесть не позволяет, есть парочка лично мной найденных.
— Хм. А другой Линка подарочек, во та, Осень. Проверяла её по своей книжечке?
Я опять испугалась. Значит, правда, всех знают.
— Нет. Незачем. Она от этих, на боге свихнувшихся, пострадала. На них у меня зуб пребольшой. Кто от них пострадал — всегда у меня защиту найдёт.
— У меня тоже. Проверять долго?
— Нет.
— Проверь её. Мне интересно. — зачем-то подзывает слугу.
Я ни жива ни мертва.
— Так! Осень, иди сюда.
Подхожу.
— Поиграть хочешь?
— Во что?
— Я буду вопросы задавать и картинки показывать. А ты будешь отвечать, что изображено, или что лишнее… Ты до скольки считать умеешь?
— До тысячи. — соврала, уже поняла, что ряд цифр конца не имеет.
— Хорошо. Цель игры — набрать больше ста очков. Выиграешь — сладостей дам, нет — не дам ничего. Очки за правильный ответ я запоминать буду, скажу в конце.
— А вы не обманете?
— Девочка, ты знаешь, кто я? — спрашивает Старшая.
— Да, Госпожа Дина, вы тут самая главная.
— Ну, так можешь мне поверить, — усмехается, — как самой главной тут. Моя дочь никогда детям не врёт.
— Приступаем?
Киваю. Потом вспоминала с трудом вопросы и картинки. Много. Разные. Вопросов было меньше, чем изображений. Иногда отвечала сразу, иногда думала. Ни разу не слышала, «правильно» или «неправильно». Дина листала страницы, возвращаясь назад, поворачивая книжку вверх или вбок, отчего изображения становились иными и задавала совсем другие вопросы. Не помню, сколько времени прошло.
— Ну как? — спросила Старшая.
— Не ожидала. Линка поблагодарить надо. Умненькую девочку нашёл. Слишком даже.
— Сколько?
У меня сердце часто-часто колотится. А что будет, если мало.
— Сто восемьдесят шесть. Ты выиграла, Осень. Садись и ешь.
На столе уже огромное блюдо появилось с конфетками, пирожными, орешками засахаренными и ещё чем-то, названий чего я тогда не знала. Да и столько сладкого за раз тоже не видела.
— Мам, зачем девочку пугаешь? Ей же столько не съесть.
— Не съест, с собой заберёт. Судя по твоему лицу, она это заслужила.
— Более чем.
— Я забыла, сколько должно быть, чтобы ты пошла у матери ребёнка отбирать?
— Сто сорок.
— А лучший результат?
— Двести двадцать шесть.
— У кого?
— У младшей Кэр. У моей — двести двадцать.
— А у Линки?
— У обеих по сто шестьдесят. Не зря они такие одинаковые.
— У Розы?
— Сто семьдесят, это притом, что она читать тогда ещё не умела.
— Это так важно?
— Не очень. Но повлиять может. Тебе чьи ещё результаты нужны? Может, я лучше список тебе пришлю.
— Не, ещё одного хватит. Рэндэрдовский подарочек. Ты так на него тогда ругалась!
— Эрия? А что не ругаться было? Еле успел девочку спасти, у кого сто девяносто восемь оказалось. Это такой чудненький ум будет!
— По этой книжечке только у детей ум можно проверять?
— Да. Лучше всего у только начинающих учиться читать и писать.
— Только у девочек?
— Мальчиков здесь не будет!
— Я просто спросила.
— Без разницы. Ягран маленький совсем, но читать и писать умеет. Подурачилась с ним — сто семьдесят. Не умел бы — на десять, а то и двадцать меньше.
— Что же ты из-за книжечки так с учёными мужами разодралась. Чуть до поножовщины не дошло.
— Лучше бы дошло. Дурь такого размера только клинком и выбьешь. Врача, литейщика, химика — ещё готовы во мне видеть. Но тут… Если они даже понять не могут, ребёнок — не маленький взрослый, у него ум по другому устроен, то о чём ещё с ними говорить. Кому я кровь тогда чуть не пустила.
— Почти всем.
— Ну, значит первый, вообще утверждал, что дети благородных от рождения умнее детей купцов, дети тех, в свою очередь — детей крестьян. Бесполезно, — наливает себе очередной стаканчик.
Только через несколько лет стала понимать, о чём они говорили дальше. Младшая сидит со стаканом в руке. Смотрит на мать угрюмо. Та тоже себе налила, но не притронулась. Я сижу, сласти трескаю, помню, как мне хорошо было. Спустя годы поняла, насколько же им было не до веселья.
— Я, впервые за сто лет по-настоящему объединила страну. И это надо удержать любой ценой.
— Крепости срыты, войска разбиты, единое законодательство скоро введём, монету и так чеканили одну и ту же, даром что с разными мордами. Что ещё?
— Север и Юг примирить по-настоящему. Склеить разбитое. Иначе через сто лет козы всяких Храатов травку на руинах наших городов будут щипать.
— Ну, так Храатом Мировым, или как там ещё себя этот сын свинячий кличет давно пора заняться. Кстати, их козы вряд ли травку щипать будут. Даже через сто лет.
— Почему?
— Они коз почти не держат. У них овцы больше. На Линии их даже зовут овце…
— Я не хуже тебя знаю, как их зовут. Ребёнка раньше времени таким словам не учи. А то собралась благородных растить.
— Ха! А то благородные девочки не ругаются. Вот я, например, так выразиться смогу.
— К баранам нашим вернёмся. Насчёт храатства ты права. Им стоит заняться. В самое ближайшее время. Только ведь дело не только в нём. Разбить их мало. Те земли надо присоединить. Не просто присоединить, а сделать частью империи, иначе через полвека появится новый Храат.
— Не появится. Не хуже тебя знаю, кого там надо пускать в расход в первую очередь. Всё это жречество, всю эту церковь резать буду так, все слухи обо мне детской сказочкой казаться будут.
— Только для этого надо, чтобы Юг хотя бы не ударил в спину.
— Не ударит.
— При мне — нет. И не спорь. Я южан била, когда никого из вас ещё не было. Это моим именем там пугают детей. И одновременно, говорят им же «вот помрёт старя змея, и мы уж змеёнышам покажем!» Из южан и сейчас союзнички ещё те. С чего, по-твоему, наместник помощи у подразделения Армии Север запросил?
— Ты имеешь в виду рейд, закончившийся появлением этой сластёны?
— Да.
— Линку заняться было нечем. Линк воин и охотник. Ему лишь бы в атаки ходить, или по лесам кого ловить. Против кого или во имя чего — неважно, ему действие само-по-себе интересно. Попросили, может, и поднесли чего, он и занялся.
— Верно. Отчасти. У наместника есть свои части. Знаешь, почему их не послал? Он своих людей бережёт. Пусть одни его враги, то есть мы, убивают других его врагов — «резаков». Результат — и разбойников нет, и у него все люди целы. Красота!
Не забывай, моя мать когда-то считала, случись что, спесь с южан она очень легко собьёт. Голов, и правда, посносила много. Только оставшиеся стали злее. Результат известен. Возможно, южане причастны и к её гибели.
— Кто тот бунт подстроил мы не узнаем. Ты же, в зависимости от ситуации, заостряешь внимание то на одной, то на другой версии.
— Пусть так. Южан можно сделать союзниками чем-нибудь вроде крупного похода.
— Так в чём дело? Зимой соберёмся, весной и двинем на Храатов. И южане пойдут, как миленькие. Хотя бы за добычей. Ибо у Храатов с недавних пор стало появляться золотишко собственной добычи.
— Не пойдут. Этот поход, независимо от результата, меня убьёт.
— Ты же совершенно здорова! Как врач говорю.
— Не допускаешь, есть области медицины, тебе неизвестные.
— Так сиди тут. Войска за Линию поведу я. Думаешь, не справлюсь?
— За тобой не пойдут. За мной южане двинуться хотя бы из страха. Но не за тобой. И хорошо, если после моей смерти просто уйдут домой, а то могут и попытаться совместно с хратами, решить наконец, проблему армии Север.
— Что ты предлагаешь?
— Десять лет. Мне нужно десять лет без войн. Столько всего надо доделать, а то и с нуля начать. Юг битый, пока я жива, они не дёрнутся. Ну а потом… Потом я сама поведу вас в поход. И пускай Чёрная Змея умрёт во время атаки. Десять лет. И мы будем настолько сильны, что сможем воевать и с югом, и с храатами одновременно.
— Южане за эти годы усилятся.
— Пускай. Нас с тобой у них нет.
— Храаты тоже.
— Не-а, они как бы слабее не стали. Их Великий велик больше по названию, чем по реальной власти. Среди других хратов полно недовольных. Притом не им, а друг другом. Некоторое количество золота вполне может надоумить одного сходить в поход на другого. Их свары надо всемерно поддерживать. Пусть режут друг друга, лишь бы не лезли на линию. Десять лет — и мы их за год снесём.
Не было и Великой Змеи десяти лет. Они ещё не прошли. Как мало я тогда знала! Север, Юг, храаты. Только спустя годы поняла — присутствовала при разговоре, что и сейчас определяет историю мира. И мою жизнь в том числе.
Тогда я не поняла, Чёрная Змея сказала дочери, что обречена и медленно умирает. Связь выстроилась только годы спустя, уже после её смерти.
О смерти не задумывалась, как и большинство детей. Забыла, что видела. Кошмары, мучавшие первое время, ко встрече с Чёрной Змеёй уже прошли и больше никогда не возвращались.
Отдали всё, что осталось на блюде вместе с ним самим. Слуга ко мне в комнату отнёс. Потом Роза пришла. Смотрит просто завороженно. Тоже столько за раз не видела, хотя там и стало на четверть меньше от первоначального. Почему-то шепотом спрашивает.
— Осень, а можно попробовать, — сказала какое-то мудрёное слово, я даже не поняла.
— Что попробовать?
Она повторила, я опять не поняла, но сказала.
— Можно, только ты мне объясни, что как тут называется. Всё такое вкусное, а как называется, не знаю.
Стала она рассказывать. Вблизи замковых кухонь с рождения, так что, всё знает.
Сестрички Динни и Кэрри пришли. Я тогда думала, они двойняшки. Тоже сладкое любят. Только расселись — влетает третья Дина. Она почти всегда бегом перемещается.
Бросает Динни и Кэрри.
— Привет, сестрёнки, — и сразу ко мне, — О чём тебя моя мама спрашивала?
— Проверяла мои знания.
— Проверять это она любит. А ещё что? Вы же долго сидели.
— Это они сидели, а я, — показываю на блюдо.
Цапнув пирожное, Дина продолжает.
— Вкусно. А между собой они о чём говорили?
— Я не поняла. Храаты да линия, север да юг.
Кивает.
— Значит, не ругались.
— Вроде, нет.
— И то ладно. Чего это ей прямо сегодня тебя проверить вздумалось.
— Первая Госпожа попросила.
— Я бы на это не отказалась посмотреть! Она же просить не умеет.
— Мне именно так показалось.
— Сестра, — окликает Кэрри.
— Чего, Линки.
— Так это вы, Линки?
— Нас так только она зовёт. Откуда узнала?
— Старшая Госпожа.
Теперь уже они удивлённо переглядываются. Дина упирает руки в бока.
— Вы думали, она про вас не знает!
— Но вы же сёстры? — осторожно спрашиваю, прикидывая, как такое может быть, ведь все говорят, у Младшей Госпожи одна дочь. Хотя они друг на друга похожи.
Смеются все трое.
— Мы двоюродные. Только Дина дочь своей мамы, а мы — её брата. Только, — лицо грустным становится, — от ненастоящей жены.
— Полублагородной быть тоже неплохо, — замечает Роза, уплетая засахаренные орешки, — Тем более, вон от какого отца!
— Ты бы помолчала, кух… — взвивается Кэрри. И недоговаривает. Ей в нос утыкается кулак Дины.
— Что там моя мама насчёт происхождения говорила? Напомнить, или забыла?
— Помню…
— Ты, Роз, не обижайся, она, наверное, конфет переела.
— Неправда, я только два «поросёнка» взяла!
— Нет, ты три взяла! — тут же встревает сестра.
— Да о чём вы говорите? — хлопает глазами Роза.
Мне уши хочется зажать, как же они все шумят! И одновременно, самой весело.
— А ваш отец, Линки, он кто? Я его не помню.
Снова хохот.
— Как это не помнишь? Он же тебя сюда привёз. Ты у него в седле была. Ползамка видело.
— Точно! — подтверждает Роза — Сестра видела, как они приехали. Он тебя ещё за руку держал, пока за Младшей Госпожой бегали. На тебе всё с чужого плеча было. На кухне потом гадали, дочка ты Господину Линку, или нет. Решили, что дочка, но он о тебе недавно узнал. И всё гадали, кто твоя мама.
Я не знала, что сказать. Хотелось заплакать. Я не помню тебя, мама! Прости…
Выручает Дина.
— Нет у неё мамы. Никого нет. Даже имя ей Линк дал. Его солдаты перебили тех, кто убил всю её родню. «Резаки-богомольцы». Слышали?
Роза зябко ёжится.
— Ими нас пугали, когда совсем маленькие были. Потом я думала, их выдумали. А они, оказывается, есть.
— Пока ещё есть, — злобно говорит Дина. Глаза — как у взрослой.
Какой-то парад за стенами Замка будет. Все только о нём и говорят. Я же ничего не знаю. Люди почти всегда забывают — что-то известное им, не обязательно известно всем. Поняла только — три дня занятий не будет, можно спать до скольких хочется.
Отоспаться не получилось. Роза будит раньше обычного времени.
Смотрит удивлённо.
— Ты ещё спишь?
Сама-то полностью одета, даже косы полностью заплетены и банты в них.
— А что?
— Сегодня же парад! Все должны быть.
Дверь снова распахивается. Вбегает фигурка в красных доспехах, шлеме с золотыми рожками. Маска с усами и бородой искажена жуткой гримасой. Взвизгнув, Роза запрыгивает на кровать.
Остановившись, фигурка стучит пальцем по шлему и говорит приглушённым, но знакомым голосом Динки.
— Вы что, совсем? Спать хватит! Все должны быть!
— А тебе-то, что? Всё равно, в другом месте сидеть будешь.
— Где захочу, там и буду сидеть!
Без Розы точно бы запуталась в происходящем. Она поболтать любит, охотно объясняет всё, что попрошу. С рождения в замке живёт.
— Вон там, в центре, места хозяев и почётных гостей. Сейчас это… — присматривается к флагам, — Ой, мамочки, южане!
— Войны же нет.
— Слева и справа — места для отставных высших офицеров, первых лиц города, богатых купцов и их семей. Потом — для младшего офицерства, государственных мастеровых, богатых ремесленников и для нас. Дальше — для замковых слуг и семей солдат. А все остальные на травке посидят.
Линки почему-то угрюмы.
— Что с ними?
— То же, что и всегда — мечтают на хозяйских местах посидеть, хотя и полублагородные.
К нам подбегает слуга, по виду — управляющий из богатого дома. О чём-то говорит с сопровождающими. Уходит вместе с Линки.
— Это кто?
— Их матери служит… Точно, видишь самый большой тент над купеческими местами. Там она сидит, — хихикает, — А на хозяйском месте — настоящая жена господина Линка и его полноправные дети. Друг про дружку они знают.
Занимаем свои места Роза даже рот от удивления разинула.
— В чём дело?
Тычет пальцем в сторону рядов солдат.
— Их никогда столько не было.
Я даже примерно сосчитать не могу, сколько тут народу. Ряды солдат тянутся насколько хватает глаз, глубины построения не вижу, площади поля не знаю. Ряды длинных копий. Доспехи преимущественно чёрные и красные.
Барабаны гремят по-прежнему.
— Это что?
— Приветствие. Третий раз уже бьют. О, «Внимание!» ударили! Сейчас малые знамёна повезут.
— Зачем?
— Всегда так делают! Парад же.
Показываются всадники. Знамя Еггтов за спиной, ещё одно — в руке. Большинство — уже привычного алого цвета со змеями, золотыми звёздами и иероглифами. Некоторые могу прочесть.
— Не понимаю, — бормочет Роза, — знамён Еггтов пять. Должно быть четыре. Ярна что ль они приняли? Нет, вон его знамя.
Я молчу, если точно не знаешь, лучше мысли при себе придержать. Тогда глупо выглядеть не придётся. Я на тот момент кроме красного с гремучей змеёй других флагов и не знала. Ну ещё флаг Динки. Всем уже похвастаться успела, какой у неё. Даже думала — привирает. Но нет, над хозяйскими местами поднято и такое, даже саму Динку рассмотрела — так же как и я через перила свешивается.
— Значит, парад вместе принимать будут. Вот и поглядим.
На это раз взревели трубы. Узнаю по фигурам. Действительно, их пятеро. В первом ряду — обе Госпожи. Второй ряд. Шестеро всадников.
— Горнисты. Четыре у Верховного, два у генерала. Хотя, на самом деле, их куда больше.
Два огромных всадника на огромных конях. Понятно, Линк и его отец, генерал Фьюкрост.
Четверо горнистов.
— А это кто?
Непривычного вида латы полированного металла скрывают всадника с головы до ног. Даже конь в броне. Приглядываюсь. Рассмотрела — всадник женщина. Герб на флаге за спиной тоже со змеёй.
— Не может быть! — шепчет Роза, — Это же Госпожа Кэретта! Но у неё же глаз нет. Старшая сестра Госпожи!
Всадник сама правит конём. Мне кажется, она сильно напряжена, и одновременно, старается, чтобы её получше рассмотрели. Судя по гомону за моей спиной, не только я такие латы впервые вижу… Хотя, дело тут не в латах, а в том, на ком они.
Поравнявшись с местами южан, конь вздымается на дыбы. Кэретта потрясает клевцом.
— Это оскорбление. Она им угрожает.
Кто-то пинает меня в спину. Поворачиваюсь — Динка. Уже без шлема.
— Скучно там! С вами посижу. Кэр-младшая ничего не понимает, Ягран заболел, а от всех остальных только и слышишь, что им не скажи, «совершенно верно, сиятельная принцесса!»
Хм, такое впечатление, кресло пришло вслед за ней.
— Думала, она умнее, а ей, кроме глаз, ещё и мозги вправлять надо. На празднике войной угрожать, притом, они обе воевать сейчас не хотят.
С трудом привыкаю, о матери и других родственниках Динка отзывается без малейшего почтения.
— Что у Госпожи Кэретты с глазами было?
Смотрит, как на дуру, но отвечает.
— Их не было. Теперь есть. Мама сделала.
— Как так?
— А вот так. Сама посмотри.
Достаёт из сумки медную трубку со стеклом на конце. Вытягивает её раз в пять.
— Вот, сюда гляди, — отдаёт мне в руки.
Далёкое становится близким. Цвет глаз у тех, кто без масок, рассмотреть можно.
Кэретту я раньше не видела, и не могу сравнить, что было, и что стало. Шлем она уже сняла. Черноволосая, как и остальные. Волосы собраны в пучок на затылке. Начинает казаться, все женщины Еггты признают только один вид головного убора — шлем. Глаз не видно, пол лица закрывает золотая маска с клювом сокола.
— Мне дай посмотреть! — Роза пытается отобрать трубу.
— Осторожнее! Такая не у всех генералов есть!
— Теперь войны точно не избежать. Уж Кэретта постарается ввязаться.
— С чего ты взяла?
— Мама сказала, когда думала, что я не слышу. Это хорошо, Эрендорн Старый только со старшим сыном приехал. Будь тут средний — поножовщина прямо сегодня бы быть могла. Тётя его ненавидит до безумия.
— За что?
Динка проводит рукой по глазам.
— Вот за это.
Роза отрывается от трубы.
— Интересно, где такие делают?
— Вопрос неправильный. Не где, а кто. Ответ, думаю, знаешь.
— Интересно, есть что-нибудь, что Госпожа делать не умеет?
— Я не знаю. Мне мало, что показывали. И почти ничего не получается.
— Подрастёшь…
— Ты же меня младше!
— Всего на несколько месяцев!
— Бесполезно! Некоторые вещи я никогда сделать не смогу.
— А кто сможет?
— Возможно, и кто-то из вас. Не просто же так всех тут собрали. Мама не настолько добрая.
— А мне мама говорила, они обе — самые добрые госпожи из всех, кого она видела или про кого слышала.
— Ха-ха! Смешно! Мою маму даже Сама очень часто называет редкостной злыдней.
— На кухнях говорят по-другому.
— Ты туда ходишь?
— Ну да, мама же там. Да и ты там тоже бываешь. Особенно, перед праздниками, когда сладостей много.
— Ещё не догадалась, служанкой ты никогда не будешь?
— Не знаю, не спрашивала. Она больше говорит, как мне в жизни повезло.
— Ну да. Благородной станешь со временем.
— Что, правда?
— Это не мои слова.
— Мне уже говорили, я даже разговаривать по-другому стала.
— Как мама выражается, качества человека определяются не происхождением, а воспитанием. Твои она ведь по своей книжечке высчитала?
— Точно. В крепости Линка играли. Нас человек десять было. Стала подзывать, картинки показывать, да вопросы задавать. Я последней была. Показалось, расспрашивала дольше других.
Тут у меня в мозгу щёлкнуло что-то.
— Роз, когда книжечку тебе показывали, там только девочки были?
— Нет, мальчики тоже. Но им она книжку не показывала, сказала, это игра только для девочек.
— Странно…
— Ничего странного, все же знают, Вторая Госпожа мужчин недолюбливает. Любого возраста.
Динка к нам поворачивается.
— Неправда! Она не мужчин, она людей вообще не любит. Ибо слишком хорошо их знает. Как снаружи, так и изнутри.