Не замечать можно по-разному: пришёл к человеку, а рядом с ним кошка сидит, она не помешает сказать, что хотел, и уйти. Кошка всё равно существо бессловесное, ничего не поймёт и не скажет.
Можно и как Госпожа Кэретта: тоже слова не скажет, в твою сторону не взглянет, на сразу почувствуешь — ей омерзительно находится не то, что с тобой рядом, а даже в одном помещении. При том, говорить будет всё, что собиралась, слышит, кроме Дины её ещё или нет — неважно.
Не задумывалась никогда, почему она нас всех так не любит. Даже в нашей части крепости никогда на моей памяти не была. Чем-то мы ей все не нравимся, хотя к Динке хорошо относится.
Из нас тоже в части крепости Кэретты никто, кроме Динки, никогда не был. Она там даже ночует иногда. Нам рассказывала, Младшая Кэретта много раз хотела прийти посмотреть, как у нас тут. И не приходила от страха пред грозной матушкой, даже когда та в отъезде была. На её месте, я бы тоже боялась.
Но Динка не прекращала попыток. Тем более, сына Кэретты, Яграна, последнее время видим всё чаще и чаще. Он постоянно за Динкой таскается, до материнских запретов дел нет. Вот только я заметила, он никогда не разговаривал ни с одной из Линки. Даже в их сторону пытался не смотреть, хотя они обе старались ему на глаза попасться. Сама Динка отношения к сёстрам ни в чём не изменила. Так же частенько вместе проказничают.
— Чему ты их учишь?
— Чему считаю нужным! Своих учи, а что с моими будет — не твоё дело!
— Моими? — Кэретта даже наклоняется вперёд, будто не расслышала, — Моими, в смысле, твоими значит уже? Я не ослышалась?
— Нет! — сказано негромко, но таким тоном — будь я на месте Кэретты, тут же развернулася бы и ушла.
— Мне уже много раз докладывали, ты ко всем относишься, будто они тебе ровня. К иным даже лучше, чем к своей дочери! Каких-то там незаконнорожденных, а то и вовсе дочерей скотников с принцессой ровняешь! Ещё и Ягран стал на этих дочерей шлюх заглядываться.
— Ну, так самое время. Девочки-то мои хоть куда, — усмехается, я вижу, Кэретта разозлена очень сильно, Дина же пока старается свести дело к шутке, — Есть тут и правда пара дочерей проституток. Правда, я уже забыла, кто именно. Но если твой захочет жениться именно на такой, поверь, я возражать не буду.
Кэретта напоминает раскалённый кусок металла, до того зла.
— У тебя совсем от растворов да испарений мозги работать перестали?
— У меня-то нет, а вот насчёт тебя уже не уверена!
— Они тебе не ровня! Я не предлагаю их на улицу выкинуть — половину первой же ночью зарежут, другая вернётся к работе своих матерей, чему признаться, я была бы весьма рада. Земель у нас предостаточно! Убери их отсюда! Всех до единой! Видеть их больше не могу!
— Неужто Ягран в кого-то уже влюбился? Кстати, никого из них не зарежут. Это скорее, они полгорода вырежут. От обиды. И твой сынуля первым им помогать возьмётся. Или ты мне предлагаешь тут бордель открыть для одного посетителя? Мне тоже, знаешь ли, докладывают, о чём в твоей части замка шепчутся.
— В таком качестве я бы их здесь ещё стерпела.
— У себя такое заведение открывай. То-то я замечать стала, в крепости молоденьких служанок прибавилось. Иные ну очень уж молоды.
— Теперь я скажу: это не твоё дело!
— После того, что ты мне сейчас наговорила? Боюсь, что теперь уже моё! — Я, конечно, знаю, ты старых кодексов начиталась, и с их почитателями общаешься постоянно. Мне кто там выше кого дела ни малейшего нет. Но если тебе так это всё нравится, то кое-кто из здесь находящихся девочек тебе и твоим дочерям более чем ровня.
— Ровно одна.
— А кое-кто, в таком случае, может считаться и повыше.
— Что это значит?
— Ты же умная. Не догадываешься?
Кэретта молчит.
— Говорить не хочешь? Ну, так я скажу то, о чём ты не хуже меня знаешь. Не спорю, по тем же старым законам незаконнорожденные имеют кое-какие права. При этом незаконнорожденный сын по чести и достоинству всегда выше незаконнорожденной дочери. То же относится и к их потомству даже, если они вступят в законный брак.
Любишь кичиться положением и должностью. Не спорю, заслуженно. Но ты совсем уже на небо забралась. Незаконнорожденные ей уже не ровня! Забыла, нашу мать вообще на обочине дороги нашли. Всё, что у нас теперь есть её огнём и клинком добыто.
У тебя гордость в чванство уже переросла. Ты словно забыла — по старым законам, Линк выше тебя, хотя ты и старше. И его дочери всегда выше твоих, без разницы, сколько им лет на самом деле. Если совсем память отшибла — единственный законнорожденный Еггт на свете — это я.
Совсем забывать стала, сколько раз нам мать говорила на дела человека смотреть, а не на его происхождение. Как же живуча эта зараза! Трёх лет со смерти матери не прошло, а уже до тебя добралась. Да и другие, смотрю, всеми правдами и неправдами гербами стараются обзавестись. Забываться ты, Кэр, стала!
— Да стала! Про то, что с тобой спорить невозможно!
— Потому что я права, а ты нет! Это всё по данному вопросу. Как всё было, так и останется.
— Смотри, не пожалей.
— Кэр, напоминаю, я лучший врач на свете. И если кто-то из девочек заболеет или умрёт, то лично разбираться буду. И если узнаю, что причина не естественна — тот, кто это сделал очень сильно пожалеет.
— Теперь ты уже забываться стала! Я терпеть твоих девчонок не могу, это правда. Но с детьми не воюю…
— Это тоже правда, — заканчивает Дина.
Казначей уходит. Дина устало откидывается в кресле. Некоторое время сидит, прикрыв глаза рукой. Другая рука сжимается и разжимается в кулак. Я осторожно закрываю книгу, собираясь уходить. И так уже много лишнего сегодня наслушалась.
— Осень! — неожиданно командует, словно обращаясь к солдату, — Встань вон там, — неопределённо машет рукой.
— Здесь?
Только теперь посмотрела.
— Повернись. Так. Теперь ещё. Лицом ко мне!
Пристально и одновременно, устало смотрит.
— Подросла… Значит так! Если кто, без разницы Ягран или солдат, полезет, а ты будешь против… Можешь просто сказать: «Госпожа тебе яйца вырвет, и скажет, так и было». Если не поверит, то так и сделаю.
В том году дело было. Как раз, в первый день лета. Сама ведь решила, в этот день родилась. В День Рождения всегда подарки дарят. Младшим — игрушки, сладости, тем, кто постарше — платье новое, почти взрослым — украшения. Мне даже обидно немного было, когда вместо сладостей платье получила. Очень уж сладкое люблю. Даже несколько раз помогала Динке перед праздниками обчищать кухню Кэретты. Нас-то угощали не хуже, но сладкого много не бывает. Да и чужое всегда вкуснее. Я неправду говорила, что в части крепости Кэретты никогда не бывала. Была, только меня туда не звала никто. Страшновато было, хотя Динка там всё знала, и утащенное потом разделила честно.
Платье тоже хорошее. В похожем я видела самую красивую девочку из известных мне — Кэретту Младшую. Правда, только издали, но Динка говорит, она на свою маму характером совсем не похожа.
И в этот раз платье получила. Красивое! И ещё кошель кожаный. Развязала — монеты. Серебряные, даже несколько золотых. Сказали, могу пересчитать, и должна расписаться в получении. Деньги не игрушки. Пересчитывать не стала. Сумму запомнила.
У себя всё-таки проверила. Столько и оказалось. А я даже и не знаю, много это или мало? Денег в руках не держала, никогда ни за что не платила. Да и из крепости выбиралась только вместе со всеми на парады в честь побед.
С другой стороны, раз мне деньги подарили, значит, совсем взрослой считают. Неожиданно, захотелось столицу посмотреть. По сути, только по планам, да макету город и знаю. Да и то, непонятно, что уже есть, а что ещё только хотят построить.
Только пустят ли? Динка, да и другие частенько ездят куда-то верхом. Я умею, но дадут ли мне коня взять? Одна-то я никуда ходить не люблю. Но день-то сегодня какой! Раз в год же такой бывает. Кошель на пояс повесила, пошла, побродить по крепости. Может, что и придумаю.
У конюшни шумно. Динка явно куда-то собирается. Чуть в сторонке у коновязи осёдланный конь старшей Линки — Динни. Она рядом стоит. Слегка угрюмая — понятно почему, она соня ещё та, а Динка её рано подняла.
Мимо пройти? Но ведь такая возможность…. Иду куда медленнее, чем обычно.
— Привет! — окликает Динни, — Что угрюмая такая?
Кто бы говорил.
— Доброго. Куда собираетесь?
— На ярмарку. Сегодня первая летняя открывается.
Была-не-была!
— А с вами можно?
— Не знаю, сейчас у Дины спрошу.
Она такая. Ни за что отвечать не любит, предпочитает на других перекладывать.
— Осень с нами хочет.
— С чего это? — безо всякого выражения. Мгновения, кажущиеся мне бесконечными, и на лице появляется понимание, — Ах да, День Рождения же у тебя! Поздравляю! Можно, конечно.
Поворачивается к конюшне и как гаркнет:
— Седлайте ещё одного коня! Выберите поспокойнее.
Отойдя на шаг рассматривает меня.
— Так не пойдёт! Иди к себе, и меч возьми.
— Зачем?
— Затем. Нас видели и знают, кто мы и откуда. Тебя впервые в городе увидят. И не должны подумать, раз ты без меча, но с нами, то какая-нибудь служанка. Раз с нами, значит одна из нас.
Меч взять? Всего-то?
— Куда поедем? — спрашивает у Динки Эрия. Она кажется мне совсем взрослой. Меня, да и ещё многих совсем не замечает. Не из спеси. Хочет казаться старше, чем есть, и не обращать внимание на возню маленьких детей. Про неё говорят, раньше она в Башне госпожи сидела даже больше, чем я сейчас. Когда Госпожа идёт в больничную часть крепости, Эрия всегда с ней. Это я сама видела.
— Травли в этом году не будет, — если Динка говорит, не слышать её невозможно.
— Госпоже они не нравятся, — замечает Эрия, — она мне сама сказала, я слишком много крови видела.
— Угу. И сейчас занята те, что успешно её проливает, — на мгновение задумывается, — Эй, Осень, а ты куда бы хотела поехать?
— Не знаю. Я там не была никогда.
Уже давно вокруг крепости большая стройка идёт — сооружают новую линию укреплений из низких пятиугольных башен, острым углом к противнику. На готовые уже перетаскивают с башен и стен, пушки. Ров новый пред укреплениями копают, будто старый маленький. Говорили даже, ни в одной другой крепости такого широкого нет, но я в других крепостях не бывала.
Выехали через новые главные ворота между пятиугольными башнями. Над ними, как и над старыми, скалит клыки чёрная с золотом змея. И год основания крепости под ней. У ворот — дорожный камень с цифрой семьсот пятьдесят три — расстояние до обелиска на главной площади старой столицы. От него отмеряют расстояния до всех городов.
В старой столице тоже не была, но судя по планам, город куда меньше расположенного за рекой. Почему Динка через наплавной мост, ведущий из крепости прямо в город не поехала? Запах рыбного рынка что-ль не нравится?
Поехали вдоль крепости, свернули к законченному уже на моей памяти каменному мосту. Въезд прикрыт небольшой крепостью с пятиугольными башнями. За мостом с удивлением обнаруживаю — такие же башни строят и ров копают.
Страшновато становится. Я знаю, сколько в среднем землекоп за день может отрыть. Знаю длину городских стен. Вижу, каков ров. Вижу, что новые башни частично валы, с каменными наружными стенами. Тут же столько земли перелопатить нужно! Прикидываю объём. М-да, многие и не знают, что такие цифры существуют.
Понятно, сколько землекопов нужно для рытья. Всем надо платить. В день в золоте много уходит. Очень много. Потом, ещё надо будет платить каменщикам, а те за свой труд берут куда больше землекопов.
Хотя, с другой стороны, отчасти на себя работают, им же в этом городе жить. Сегодня на строительстве пустынно — праздник. Только часовые стоят на равном расстоянии друг от друга. Всё как положено по «Уставу крепостной службы». В Замке Ведьм эту книгу чуть ли не наизусть знают все.
— Что, Осень, задумалась? Опять чего-то считаешь?
Торопливо оглядываюсь. Почему-то рядом теперь едет Динка. Все остальные дружелюбно смеются.
— Этот конь дорогу знает, заснёшь в седле, проснёшься на площади, если едешь туда, и на нашей конюшне, если оттуда. Так что считала?
— Прикидывала объём земельных работ.
Смех ещё громче, только с Динкиного лица веселье пропадает. Сейчас в точности, как мать, когда та важные бумаги читает. Вскидывает руку. Сигнал — «тишина». Смех стихает.
— И много получается? — она совершенно серьёзна.
— По земле, камню, труду или деньгам?
— По-всякому.
— По камню — не знаю, тут ещё работу в каменоломнях надо считать и доставку. По остальному, — называю цифры, — сама понимаешь, довольно примерно, но по-моему, это очень много.
— Много — не то слово. Еле нашли эти деньги. И так из-за армейских налогов ропот. Хорошо, мама догадалась в подробностях рассказать, городскому совету, что сотворят южане, если придут. Поверили. Для убедительности, там ещё тётя была. Без маски, — сказала, и смотрит, чего-то ожидая.
Я плечами пожимаю. Дина смотрит недоумённо.
— Ты её без маски видела?
— Нет.
Такого искреннего разочарования я никогда не видала. Вздыхает с притворной печалью.
— Жаль. Много потеряла. Хотя, как посмотреть…
Загадочно замолкает. Игру принимаю.
— И что будет?
— Понимаешь, кто её впервые так видит, обычно под себя сразу делает, мужчина или женщина — никакой разницы. Спят потом плохо, заикаются. Иные совсем глупенькими становятся. А там целый городской совет был. Представляешь, как они испугались! Я даже почуяла!
— Ты-то там делала?
— Как что? Записывала, что они говорят. Чернильница у меня такая была, в форме черепа, и костюм скелета, ну ты на Новый год видела. Они мне обе потом, в кои-то веки, согласно, хотели ухи надрать. Но я убежала.
— Стоило бы…
— А то! Только всё равно делать так не стали бы, даже если поймали.
Что верно, то верно. Кэретта для слуг только одно наказание признаёт — лишение части или всего жалования.
Солдат наказывают довольно жестко, но там всё в «Уставе» прописано.
— В общем, так или иначе, деньги на строительство нашлись, а проект и так давно готов был.
Въездные ворота в город от крепостных, кроме размера, ничем не отличаются. Даже год под змеёй тот же самый. Ров уже завершён, камнем облицовывается, подъёмный мост имеется.
Вот за воротами началось. Не ожидала, что так многолюдно, все празднично одеты. Широченная улица тянется в невероятную даль. Дома не меньше крепостных, но стоят не впритык. Из-за заборов видны кроны деревьев.
Только сейчас замечаю: наши все в парадном, только одна я в обычном. Платье же… Угу, поздно теперь уже. Все куда-то спешат, шумят. Здесь не крепость, где каждый на своём месте, а слоняющегося без дела вообще сложно найти.
Понимаю, пред воротами просто рынок, притом торгующий чем-то совершенно ненужным, но так притягательным для приехавших. Коней привязывают стремительно и разбегаются, с собой никто не позвал. Ну, и ладно, у коновязи постою, тем более, пост стражи рядом. Солдат я не боюсь, хоть кто-то привычный.
Зачем меня только сюда понесло.
— Скучаете, девушка?
Резко оборачиваюсь. Мальчишка моих, примерно, лет. Одет похуже Яграна, получше солдатского сына.
— Не твоё дело.
— Что так грубо? Праздник же?
— А то я не знаю.
— По тебе не похоже, что знаешь.
— Тебя забыла спросить.
— Ты откуда приехала?
— Тебе какое дело? Шёл бы, откуда пришёл.
— А я сюда шёл.
— Теперь отсюда иди.
— Не пойду. Улица общая.
И чего ему надо? Когда же Динка придёт?
— Ха! А я понял. Ты — из крепости. Одна из тех девочек с мечами. Новенькая у них?
— Не твоё дело.
Обходит по кругу. Я слежу за ним. Меч у мальчишки есть, но короткий, из тех, чьё ношение разрешено всем.
— Хм, и правда длинный. Покажи!
— Сейчас я тебе кое-что покажу… — неожиданно раздаётся голос Динки. Как же я ей рада, — и у тебя уже не будет ничего ни длинного, ни короткого. Держите его!
Оказался быстрым. Не поймали, да и не очень старались. Маленькое Чудовище смеётся.
— Весело с тобой, Осень. Пожалуй, теперь всегда тебя в город брать буду. Люблю приключения, раз на войну не берут.
— Ты его знаешь?
— Откуда мне всех столичных конокрадов знать? Я и сама коней уводить умею.
— Ему до них дел не было.
— Да? Ну, знаешь, вот девиц мне воровать не приходилось… Он тебя не обидел?
— Нет.
— Хорошо. Но я его запомнила. Если что — найдём. По коням!
Протягивает мне пакетик.
— Вот.
— Что это?
— Попробуй. Ты же сладкое любишь. В замке такого не делают.
Конфеты. Вкусные. Не ела таких раньше.
Едем дальше. Никуда не торопимся. Город куда больше, чем казался на планах. Дома всё выше и выше. Гирлянды из флажков и бумажных фонариков натянуты.
Я вывески читаю. В крепости их нет. Только кое-где маленькие указатели на стенах вроде «склад» или «арсенал». Связь между текстом и изображением для меня не очевидна. «Белая лилия» не цветы, а платье. «Золотая рыбка» не рыбки, а золото, «Чёрный дракон» — вообще непонятно что.
— Фейерверки. — отвечает Динка на незаданный вопрос, — Слишком видно, как ты по сторонам пялишься.
— Угу. — отвечаю, стараясь теперь глядеть прямо перед собой.
— Чё ты такая кислая, мы же веселиться приехали.
— Угу.
— Всё «угу» да «угу»! Кто помнит, что там, на ярмарке быть должно?
— Зверинец посмотрим?
— Кого привезли?
Динни смеётся.
— Насчёт привезли, не знаю, но часть зверья мой отец дал на время из своего зверинца.
— Ага! А ещё он пожрать любит и всяких кабанчиков да медведиков для своего стола и приёмов откармливает.
Я там не была, но Динка, наверняка, правду говорит. Она неприятные вещи всем и вся говорит постоянно, но врать не любит.
— Болотного слона у него точно нет. Я и не слышала про таких.
— Я читала, на Южной границе такие живут. Только мало их очень.
— Ха! Тогда точно надо посмотреть. Раз мало — скоро совсем не будет.
— Кто там кроме слона ещё должен быть?
— Много кто.
— Самыми большими буквами что написано?
— Невиданная гигантская степная свинья-людоед.
— Хм. — Динка призадумывается, — Вообще-то, людоеды все свиньи, им только возможность дай — человечину будут жрать только так. А эта, что сама охотится?
— Тут не написано.
— Тогда, надо сходить и поглядеть.
Я к животным равнодушна. Домашним, диким, всяким. Есть и есть. Мне-то что? Никогда не хотела кошечку или собачку завести. Нам не запрещено, и многие заводят. Котят, щенят, ярких южных птичек, золотых рыбок. Кто-то из подружек Линки тоже захотела щеночка. На кухню в тот день привезли лысых съедобных собачек для какого-то праздника. Узнала, их варить будут, схватила одну и бежать. Повар увидел — за ней. Пёсики-то совсем не дешёвые, а за порчу продуктов спросить могут.
Госпожа тогда от нас к себе шла. Они друг за дружкой на неё и налетели. Хотела бы я знать, кто больше всех испугался — собачка, девочка или повар.
Но Госпожа только посмеялась, и разрешила собачку оставить. Велела звать Жаркое. Ходит теперь такое. Глазки навыкате, ножки кривенькие, брюшком пол подметает. Лестницы крутые, не забраться, хозяйка его на руках носит.
У входа в зверинец сооружён загон, больше напоминающий деревянное укрепление с решетчатыми стенами. Там и сидит эта свинья.
— Ух ты! — выдыхает Динни, зачем-то перемещаясь за спину Динки.
Вполне с ней согласна. Зверюга в холке выше её отца-гиганта будет. На кабана чем-то похожа, как дикий поросёнок, полосатая. Морда вся в костяных выростах. Пасть длинная и довольно узкая. Судя по сверкающим зубам, и блестящей щетине, животное молодо.
Служители подождали пока соберётся побольше народа, или, скорее, рассмотрели среди собравшихся Динку, и стали зверя кормить.
С помоста вниз спихивают здоровую тушу борова. Зверь бросается, не успевает туша коснуться земли. Взмахом клыков вспарывает живот, расширяет дыру. Засунув морду чавкая начинает пожирать внутренности.
Обнажив окровавленные клыки, животное поворачивает голову в нашу сторону. Издаёт громовой звук, отдалённо напоминающий смесь хрюканья и визга.
Краем глаза замечаю, как наши, вроде бы все такие смелые, девочки, визжат и прячутся друг за друга. Кто-то из женщин падает в обморок.
Спокойно стоит только Эрия, её же медицине учат, крови она повидала уже. Динка, да я.
«Маленькое чудовище» почти мурлыкает от удовольствия.
— Мама грозилась кого-то из врагов свиньям скормить. Надо сказать ей, какой именно. То-то зрелище будет, жаль, человека убьёт быстро.
— Дин, ты знаешь, сколько мясо стоит?
Отвечает Эрия.
— Свинина?
— Да.
Называет сумму.
— Ты опять считаешь?
— Да.
— Что на этот раз?
— Дорого будет такого хряка каждый день мясом кормить.
— Не, не дорого, — неожиданно раздаётся голос Динни. — Я вон того служителя знаю, он зверолов известный. Про свина тоже слышала. Для нашего отца его несколько его растил. Тот его в охотничьем замке поселить хочет.
— Прекрасно! — Дина плотоядно потирает руки, — Буду знать, куда врагов на казнь возить. Динни, ты зверолова знаешь, пошли, познакомишь.
Направляется ко входу в загон. Я уверена — к зверолову она бы пошла, даже если бы ни одной Линки поблизости не было.
Зверолов уже спустился. С его занятием наблюдательным надо быть. Иначе сожрать могут. Во всех смыслах слова.
Церемониально кланяется.
— Приветствую вас, юные леди.
Смешки, хихиканье, опущенные глазки. Серьёзны только Динка, Эрия, той по возрасту уже положено скучной быть, да я. Привычка всё помнить. Леди здесь нет ни одной, если понимать под этим словом дочь благородных родителей, рождённую в законном браке. Да и Динка, согласно старым законам, дочь благородной госпожи, но не госпожа сама. Я слышала, как её называют «принцесса незаконнорожденных». Одновременно, знаю, мать зовёт её принцессой не только по любви, но и с прямым намёком на статус. Так же её зовёт и Кэретта.
В Замке есть немало и благородных девочек, но Динке веселее именно с этими. Просто веселее, без сортировки людей на высших и низших, чем любят заниматься очень многие.
Динка поднимает руку в позаимствованном у матери приветственном жесте.
— Как вам Малыш? Испугались?
— Ничего себе «Малыш». Бр-р-р! Просто ужас какой-то, — ежится, словно от холода, Динни.
Невольно подмечаю: если обеих Линки и Динку в одинаковые платья одеть, да причёски одинаковые сделать, никто и не разберёт, кто из них кто. Вот только одну принцессой зовут все, двух других — только отец, да и то, всё реже и реже в последнее время.
Зверолов усмехается.
— Раз так, то отцу вашему он точно понравится, я ему зверя растил.
— Ещё такой есть?
— Найти можно, принцесса. Только подождать надо.
Хм. Неглупый человек. Динка любит, когда незнакомые люди её так называют. И терпеть не может, когда так делает кто-то из нас.
— Чего?
— Войны конца. Везти издалека придётся, а на дорогах неспокойно.
— Понятно. Поближе посмотреть можно?
— Если только сверху, — кивает в сторону лестницы, — кому интересно, можете подняться.
Динка полезла, я — за ней. Больше никто не решился. Динка-то понятно, где какая-то опасность — там она первая. Забавляется, словно с игрушкой. Словно, совсем не боится. Я не боюсь тоже. В этом случае.
К дикому зверю в клетку в жизни бы не полезла. Только здесь, как обычно, сложила одно с другим и получила результат.
Первое: зверь к людям привык, сами по себе не интересуют, рычит и морда в крови — на то он и хищник, по-другому не умеет.
Второе: зверолов слишком уж в себе уверен. Самой Динке позволил наверх полезть, ей бы, конечно, запретить он всё равно бы не смог, даже будь зверь смертельно опасным, но тут дело в другом. Он ведь всех приглашал посмотреть.
Третье: кому этот зверь предназначен. Линк слишком брат своих сестёр. Такой же бесстрашный. Обязательно такую зверюгу за ушком почешет. Очень зверолову надо, что бы свин сожрал самого щедрого покупателя, а потом самому от людей Змей по всему миру прятаться?
Результат: свин-переросток приручен.
Динка на краю помоста стоит. Машет собравшимся. Одобрительные крики сливаются в восторженное приветствие. Её узнали. Чего и добивалась.
Ну, и я ещё рядом. Вижу ведь, в толпе и на меня пальцами показывают. Больно мне это надо. Просто, хорошо знаю, чего стоит бояться, а чего нет. Но люди уже давно присматриваются к тем, кто Динку окружает. Все ведь знают, мать её принцессой зовёт. А сам Верховный по титулу — принц. Вот и делайте выводы.
Зверинец мне понравился. Столько животных в одном месте не видела никогда. По-отдельности многих видеть приходилось. Линк часто охотится. Казначей до войны тоже охоты устраивала. Динка говорила — ей этого совсем не хотелось, но определённое положение накладывает определённые обязательства.
А так, у Линка в разное время жили ручной тигр, слонёнок шерстистого слона, охотничьи гепарды, черные, белые и бурые медведи, разные породы олений, волки и рыси. Нас всех пускали смотреть, даже разрешали гладить и кормить с рук самых безопасных.
Ещё он старшей сестре как-то раз трёх котят чёрного леопарда подарил. Динка потом говорила, они совсем ручные выросли. Бегают, где хотят, но за пределом части крепости казначея не бывают.
Охотничьих собак в крепости нет, Линк и Ярн держат их в загородных поместьях. На псарне живут только сторожевые армейские псы. Ночами по всей крепости бегают. Патрули с ними ходят, особенно, в самые тёмные ночи. Говорят, всех живущих здесь знают, и на своего никогда не нападут. Чужого попросту загрызут.
На моей памяти, незваные гости в замке не появлялись. У самой Госпожи всего один немолодой пёс. Похож на армейских, такой же чёрный и мордатый, но любого из них, самое малое, вдвое больший. Бегает по замку где хочет. Но за ворота не выходит. И всегда появляется по зову Госпожи, как бы тихо она его не звала.
Динка говорит, Младшей Кэретты тоже живут родичи этого пса, но я там не была, не видела.
В зверинце увидела, наверное, все породы зверей, какие только есть. Одних медведей было: пещерный, бурый, белый, белогрудый, южный чёрный и какой-то непонятный, не то белый с чёрным, не то, чёрный с белым. Так и не решила, какого цвета больше. От других отличается тем, что ест почти исключительно бамбук. Правда, служитель сказал, он не такой мирный, как кажется и горную козу вполне способен загрызть.
Обещанный болотный слон разочаровал. Мелкий слишком. Если и выше хищной свинки, то ненамного. Что для животного одного вида огромное, для другого — карликовость. Голова маленькая, хобот короткий, плоские бивни вперёд торчат, он ими водные растения вытаскивает.
— Ну, расходимся. К четвёртой страже здесь соберёмся. И назад поедем.
— А ворота не запрут?
— Мне откроют. Да и зачем запирать ворота, если стены есть не везде?
— Ругаться не будут, что мы поздно приедем?
— Не знаю, если честно. Вон Эрии хорошо, взрослая уже, где хочет, там и ночует. А нам пока… Впрочем, передумала. Никуда мы сегодня не поедем. У меня переночуем. Завтра утром и вернёмся. Поехали! Заодно, коней там пристроим. А то не все у меня ещё были.
Я карту города более-менее стала вспоминать. Раз город сама Чёрная Змея основала как новую ставку Верховного, по сути дела, свою собственную столицу, то и её дворец тут должен быть.
Дворца я не увидела. Мы подъехали со стороны хозяйственных построек. Отвели на конюшню лошадей.
Снова стоим на улице.
— В общем, хоть к утру постарайтесь вернуться. Знаю я, какие у некоторых на вечер планы, — протягивает томно и многозначительно. Я не заметила, кто хихикнул, — Я, вообще-то серьёзно. Мне, когда в городе ночевать разрешала, Верховный сказала: «Смотри, кто из них что натворит, или во что впутается — отвечать, в первую очередь, будешь ты». Так что, тихо у меня!
— Да ты дворец случайно не подожги. А мы девочки тихие.
Хохочут все вместе.
Осталась сама Дина, обе Линки, Эрия и я. Больше всех хотела здесь оказаться, и теперь не знаю, куда идти.
Посмеиваясь, окидывает меня взглядом.
— Не придумала, куда идти? Значит, с нами пойдёшь.
— Будто у меня выбор есть.
— Чего ты такая угрюмая?
— Мне по имени положено угрюмой быть.
Смех в ответ.
— Не дуйся! У всех же праздник, у тебя в особенности. Вот и отметим…
Стою, не вмешиваюсь. Если что-то в фехтовании понимаю, с задирами Динка и без нас справится. Пусть их и двое. Обезоружит она их. Хотела бы — убить могла.
Как ужалило: в городе никто в здравом уме нападать на Динку не будет. Либо не местные… Либо драка построена кем-то ещё. Почему стараются оттеснить Динку туда, где я стою? Зачинщик где-то рядом.
Приглядываюсь к стоящим рядом. Пялятся на сцепившихся благородных. Иные орут:
— Так их, девка! Кроши этих щенков!
Один мне кажется странным. Стоит и молчит, не спуская глаз с Динки.
Многозарядный арбалет! Держит так, что плохо видно. Динка без брони. Такие болты пробьют не всякие латы, но тут разворотят внутренности и переломают кости.
Крикнуть? А если он не один? Так! Быстро надо что-то сделать, чтобы всем не до драки стало. Особого выбора нет, спасибо Змеям, приучили кинжалы в рукавах таскать. У меня гранёный. Анатомию знаю. Раз! Стилет в руке. Два! Бью со спины, целя в сердце. Входит тяжело. Под курткой оказывается кольчуга. На манекенах пробивала.
Человек поворачивается, гримаса боли, затухающий взгляд. Мне Змей удар ставил.
Падает. Истошный женский визг.
Люди оглядываются. Кто-то тычет в меня пальцем. Я так и стою со стилетом в руке.
— Она его убила! — верещит кто-то.
Как на зло, ни одного стражника в поле зрения.
Динка рядом со мной. Смотрит непонимающе.
— У него арбалет был. В тебя целился. Вон лежит!
Два и два Динка сложить догадалась.
— Зовите стражу! На меня покушались! Эти где!
Нету. Сбежали.
У трупа сидит Эрия. Торопливо и ловко обыскивает. Демонстрирует кинжал.
— Вот. Отравлен.
Старшая Линки стоит на коленях. Её выворачивает. Младшая бледна, но хоть на ногах держится.
— Первый?
— Что первый?
— Убитый.
У Динки глаза влажно блестят болезненно-злым весельем. Смерть рядом завораживает.
— Ну да!
— А, точно. Ты же всю жизнь в крепости провела.
— Весело с тобой. Дня не прошло, а кровь так и бурлит. Столько всякого интересного происходит. Ловко ты его! Как кабанчика на вертел насадила.
Происходит вообще-то, не со мной, а с ней. Я так… Даже не катализатор реакции, рядом просто постояла.
Вокруг нас — пустота. Люди к своим делам вернулись. Никто не хочет причастным к убийству оказаться.
Только мы, да мертвец. Линки вроде, в чувство пришла, только стоит пошатываясь.
— Смотри! — зовёт Эрия Дину, — Видишь? У него воротник стоячий. Знаешь, зачем такие носят?
— Ха! Мне-ли не знать? У самой такие есть — чтобы в уличной драке удавку не накинули.
— Ещё кольчуга, арбалет, кинжал, метательные ножи, засапожный нож. Не заметила, арбалет армейский?
— Не, такие всем продают. Татуировки ещё поискать надо.
— Точно! Здесь его разденем или отнесём куда?
— Слушай, тебя точно на врача, а не на Змею учат?
— Врач должен уметь определять причины смерти.
— Ага, особенно, если он к ней непричастен, — хохотнув, продолжает, — Хотя, тут и определять нечего. Вон причина стоит… Осень, твою же мать, стилет-то хоть убери.
Только сейчас соображаю, так и стою с оружием в руке. Прячу в ножны.
— Обтёрла бы хоть… Впрочем, кровь не грязь. Где эта стража? Мать вернётся, скажу ей, как они службу несут! Пусть их с песочком продраит. Саму меня в паре кварталов от дворца застрелить хотели.
Угу, только кого это понесло в эти кварталы, пользующиеся дурной славой? Достаточно хорошо Динку знаю, чтобы понять — затем сюда и полезла — подраться захотелось.
— Эй, Осень, а ты не хочешь к нам в Змеи пойти? Я знаю, туда сейчас набирают. Возьмут, как только узнают, какого кабанчика заколола. Бравый наёмный убийца и Осень. Весело!
— Не пойду, даже если позовут. Я хочу знать, кого и за что убиваю. А ехать на край света, чтобы… Кабанчиков колоть — увольте, не для меня.
— Этого ты спрашивать не стала.
— Он тебя убить хотел.
— Хм. Знаешь, что странно? Ведь нас охранять должны. Те же Змеи. Но ни их, ни стражи нет.
Пожимаю плечами. Мне всё меньше и меньше в городе нравится.
Наконец, стражники появились. Целый отряд, причём, во главе со своим генералом. Вроде, он всей городской стражей командует. Понятно, почему их так долго не было — за начальством бегали.
По-армейски приветствует Дину.
— Вы не пострадали, принцесса?
— Могла. Вот он хотел меня убить.
— Мне доложили. Его ваша охрана обезвредила?
— Нет. Его Осень заколола. Кстати, я бы сама не отказалась бы узнать, где эта самая моя охрана?
Генерал вздыхает.
— Что за день? Сперва Змей убивают, потом на принцессу покушаются.
— Каких Змей?
— Тут недалеко. Буквально только что. Нашли троих, у каждого знак.
— Где они?
— Тела не убрали. Там ещё с десяток тел.
— Говорили же, трое.
— Их — да. Остальные — это те, кого они успели.
— Пошли туда. И этого прихватите заодно.
Мы же этим переулком недавно шли! Теперь он поле сражения напоминает. Тела. Кровь. Оружие валяется. Три трупа в стороне лежат. Младшая Линки без слов падает в обморок. Старшая бросается поднимать, хотя и сама на мертвеца похожа. Эрия врач, трупы видала. Динка что-то насвистывает, направляясь к тем троим. Я словно на картину смотрю, где всё не по-настоящему. Но ведь настоящее всё!
Динка приподнимает покрывало с лиц.
— Вы их знаете?
— Знала. Всех троих. В замок послали?
— Как только их нашли.
— Перекрыть выезд из города!
— Уже распорядился.
— А, дурь всё равно! При таких стенах кто захочет из города сбежать — сбежит.
— Я за строительные работы не отвечаю.
— А я и не обвиняю.
Динка призадумывается.
— Свидетели, поди, подразбежались уже. Хотя, там двое точно не свидетели были… Так! Стражников сюда, умеющих хорошо по словесному описанию людей искать. Опишу я им парочку красавчиков. Пусть носом землю роют, но их мне найдут. Пока дайте всем команду — пусть пятнадцати-двадцатилетних проверяют. Всех, у кого свежая рана на правой руке вот тут пусть ведут во Дворец Правосудия, я скоро там буду. Письмецо матери чиркнуть надо.
Линки подходят. Не поймёшь, кто на кого опирается.
— А что будет, если их найдут?
— Когда их найдут. Иначе кто-то попрощается с должностью. Я их буду бить. Возможно, ногами.
Что там было дальше, я не видела. Все, кроме Динки под охраной вернулись в крепость. Динка через пару дней рассказала — тех двоих нашли. Оказались обыкновенными любителями славы и денег. Но ни в армию, ни в наёмники их не взяли, прихваченные из дому деньги заканчивались. Случайный знакомый им и предложил подзаработать.
Знакомый оказался одним из убитых Змеями. Заколотого мной они никогда не видели. Убитые Змеями оказались приезжими, личности установить не удалось. У троих нашли знаки и татуировки почитателей казнённого бога.
Проткнутого мной опознать смогли — наёмный убийца, числился в розыске. То есть, и он вряд ли знал, кто его нанял.
Тех двоих заковали и определили на постройку городских укреплений — пусть лучше камни таскают, да землю роют, нечего им оружием махать. Срок им определили — до возвращения Верховного, хотя Динка порывалась их повесить.
Но командир гарнизона крепости ей напомнил об отсутствии у неё судебных полномочий. Скрипнув зубами, согласилась.
Заодно, опять же до возвращения Верховного, нам всем запретили покидать крепость. Не больно-то и хочется. У меня глаз на затылке нет, а сзади может оказаться кто-то, столь же ловкий как я.
Всем ведь понятно — единственная причина покушения на Динку — то, что она дочь своей матери. А у той почти вся знать Юга в личных врагах числится.
Ко мне с вопросами не лез никто. Хотя и разговоров о покушении предостаточно. Змеям отвечала, что спрашивали. Как Динка и предполагала, звали к себе на службу. Отказалась. Хотя, они говорили, хорошие математики им тоже нужны.
Наши и не узнали, о моей роли в произошедшем. Эрия неболтлива, а Линки так перепугались, что всё забыли и перепутали. У одной выходило, это Динка зарубила нападавшего на меня, другая вообще не помнила, была ли я там. Ей казалось, всё в переулке и произошло. Надо признать, крови и жутких ран там было куда больше.
Потом мне Динка материнское письмо показала. Не всё, конечно. Динка ведь имеет доступ много к чему, куда мне лезть совсем не хочется.
— Вот, смотри, про тебя тоже написала.
Читаю.
«8. По поводу Осени: Змеям жирно будет. Пусть сперва порядок в городе наведут. Совсем обленились. Умельцев девиц вербовать у них хватает. Ты знай, я им написала, пусть от вашего двора подальше держатся. Ей самой тоже передай — Змей может слать лесом, притом ссылаясь на меня. На всё лапу хотят наложить, что совсем не для них предназначено. Сама-то она никуда не полезет. А ты, на запрет не жалуйся, сиди в крепости пока я не вернусь».
— Они тебя и правда к себе звали?
— Ну да.
— Совсем к ним не хочешь?
— А ты?
— А я сама Змея. Причём, с рождения. Хотя… Я же вижу, ты командовать совсем не любишь, и власти не ищешь.
— Ну да.
— Тебя не поймёшь, с тобой то безумно весело, то безумно скучно. Причём сама ты всегда одинаковая какая-то.
— Ну да.
— Осень, ты невозможна! Линки столько пищали и плакали, хотя всё уже давным-давно кончилось, а ты… Даже кошмары не снятся?
— С чего? Собрался кого-то убивать — будь готов, убить могут тебя. Тем более, заметь он меня первым — убил бы не задумываясь. Просто как помеху, мешающую до тебя добраться.
Динка склонив голову набок, смотрит странно. Говорит медленно.
— Кажется, я начинаю понимать, что мама в тебе нашла. Знаешь, на кого ты похожа?
— На себя.
— Это верно, но я о другом. Ты словно любимые материнские машины. Сильные. Огнём пышущие. Способные грузы таскать, землю рыть… На многое, в общем, способные. Но совершенно не живые. Ты как они, на всё реагируешь словно не живой человек, а машина. Ты жить не умеешь.
— То, что ты называешь жизнью, совсем недавно чуть не кончилось очень плохо для всех.
— И отвечаешь ты, словно читаешь по книге заученное. А я ведь знаю — ты ничего и никогда не зубришь. Всё понять и рассчитать стараешься.
— Это верно. Считать я умею хорошо.
Динка вздыхает.
— Лучше всех, из тех кого я видела. Только я ведь не об этом.
— А о чём?
— Да так, обо всём… После третьей стражи на берег приходи.
— Вечером? Нам же нельзя уходить из крепости.
— Берег же тоже к крепости относится. Придёшь?
— Да.
— И не спрашиваешь «Зачем?»
— Затем, правды ты сейчас всё равно не скажешь, а если что-то задумала — всё равно осуществишь. И мнения тех, кого собираешься привлечь, тебя не волнуют совершено.
— Как всегда, загнула так, что скучно. Ладно! Жду вечером!