Попадают по-разному

Глава 27 Осень. Начало лета 280 г

Идём точно посередине улицы. Великий генерал может себе это позволить. Он, дочери, телохранители да я. Белой вороной. Во всех смыслах. Они все в чёрном, я — в светло-сером. Ворона и есть, пусть белая, но из их стаи. Говорят, птицы таких убивают. Но мы люди.

Линк панцирь надел парадный, на нём все награды изображены. Линки тоже хотели в латах пойти. Мол, они ещё некоторое время будут самыми новыми и лучшими, а платья у них не этого сезона. Отец не позволил.

«Это на мне должно быть написано, да так, чтобы самый тупой прочёл, кто я. Не очень умно по нашему городу в полной броне расхаживать».

«А на нас ничего написано быть не должно?»

«Вас просто красивыми быть мало? Раз рядом со мной — всяко здесь не просто так».

Мне же броню таскать поднадоело уже. Расслабилась? И что? Отдохнуть имею право, заслужила. Пусть, сейчас вроде при деле, но даже облазив в крепости каждую дырку, всё равно получается спать дольше, чем даже в самые спокойные дни при Госпоже в лагере. Кто с ней целых дней не проводил, не поймёт.

Когда спит — непонятно. В самую рань к ней придёшь — уже несколько распоряжений написано из тех, что «мельницами» передавать нельзя. Сразу: «Скачи туда-то!». Возвращаешься — уже новое готово. Причём, она сама за это время ещё пять человек в шесть мест отправила, сама в трёх побывала и успела на десяток писем ответить. И так весь день. А то и не один. С ног валишься, а она всё бодрая, при этом, я молода, а не она. Выносливость всех людей по себе меряет.

Гоняет меня больше всех. Справедливо. Расплата за то, что самая умная. Она за эти несколько лет, кроме всего прочего, успела ещё одну книжечку для проверки ума написать, на этот раз, как сама выразилась: «Для лиц, в брачный возраст вступающий». Старые результаты не изменились. Но кто Младшую Кэр на войну потащит? Динка — самостоятельный командир. Эрия слишком в медицинских делах. Вот всё на меня и свалилось.

Заслужила доверие Верховного на свою, во многом ей же набитую всем чем надо и нет, голову.

Почти отдыхала только во время сражений. Недалеко от Госпожи. Она на знаменитом складном табурете сидит. Бывает, за весь бой слова не произнесёт. Значит, бежать или скакать никуда не надо. Жест, другой.

А наступающие как зерно меж жерновов, в кровавую труху перемалываются.

Зато накануне втрое от обычного побегать пришлось. Всем, а мне в первую очередь.

И результаты этой беготни, равно как и её последующего сидения всегда оказывались впечатляющими.

Для меня на какое-то время эта суматоха кончилась.

Так что, я даже сейчас отдыхаю. Когда Линки в город позвали прогуляться, первое, что я спросила.

«Кого проверять идём?»

Им смешно стало.

Какая-то женщина с протяжным криком бросается на меня. Я не успеваю взяться за оружие. Телохранители уже её схватили.

Телохранители держат. Она не вырывается. Просто смотрит. На меня. Вокруг уже толпа.

Хм. Странно. Кажется, женщину я где-то видела.

— Покушение?

— Оружия нет.

— Может, выкинула?

— Нет.

— Зачем ты хотела напасть на Осень?

Женщина, по-прежнему не отрываясь, смотрит на меня. Только на меня. Великого генерала словно нет. Телохранителей, её держащих не существует. Молчит. Гомон вокруг нарастает.

— Похоже, в уме повредилась. Осень, ты у сестры научилась людей так пугать, — и не дожидаясь ответа, обращается уже ко всем, — Кто-нибудь её знает? Стражников приведите.

Старшая Линки касается моей руки. Почему-то шепчет.

— Осень, смотри, она на тебя очень похожа. Возрастом только как Госпожа.

Вот где я женщину видела. В зеркале. Оно частенько врало насчёт моего возраста, но не настолько.

Но как так может быть? Не понимаю.

Генерал наблюдателен не меньше дочери. Смотрит на меня. Потом снова на женщину.

— Так, Осень, а ты ничего рассказать не хочешь?

— Она не Осень, — неожиданно подаёт голос женщина. Хм, кажется, я теперь знаю, как звучит мой голос со стороны, — Она Оэлен, моя единственная дочь.

И смотрит. Как я перед боем.

— Я много чего видел. И ничему не удивляюсь. Но я Осень нашёл. Находят то, что кто-то теряет.

— Прости, я тебя не искала. Думала, ты убита. Как все там. Ходила к памятнику, когда сделали. Там есть твоё имя.

— Там это где?

Называет смутно знакомое название.

— Я с братом по торговым делам в город уехала. Я считать умею очень хорошо. Ты у сестры оставалась. Когда вернулись… Брат несколько раз не давал с собой покончить. У него там тоже всех…

Стою и молчу. Вот так так! Да, родила меня явно именно она. Но растили и заботились обо мне другие люди. Правда, её вины в этом нет.

— Отпустите её.

Генерал поворачивается к телохранителю- местному уроженцу.

— Какая таверна тут получше?

Сидим. Я рядом с генералом, женщина напротив. Невозмутимости у нас поровну, похоже. Вот как с умением всё просчитывать?

Я ведь совсем не тот человек, кого она когда-то знала.

— Ты так и не сказала своего имени.

— Оэлен Дробт. Купец второго разряда. Торговля сукном.

— Сама купец, или его жена?

— Сама. В доле с братом. Я замуж больше не выходила.

— Дробт и Дробт марка?

— Да.

— Тогда я их знаю. Сукно несколько лет у них покупаем.

Тут уже мне интересно становиться.

— Эти же земли Безглазого поддерживали. Правда плохо… Как же ухитрялись поставлять?

Женщина улыбается знакомой по зеркалу, ухмылкой.

— Уметь надо. К качеству, вроде, претензий не имеется?

— Нет.

Снова смотрит на меня. Опять знакомо. Я так же умею, когда хочу, чтобы не знали, о чём думаю.

— Ты, Оэлен-Осень, смотрю, далеко пошла.

— Ну да. Ты дала мне жизнь. Остальным я обязана Еггтам.

Усмехается.

— Говорили, что я чёрствая и злая. Думала, следствие произошедшего. Но, вижу, и ты такая же.

— Ну да. Мой отец. Кем он был?

— Погиб. Давно. Славы хотел. Деньги были.

— Надо думать, за Юг воевал?

— Соображаешь. Только теперь это всё прошлое.

— Именно так.

— Совсем меня не помнишь?

— Совсем. Только жизнь в Замке. Правда, сразу заметили, я читать, писать и считать уже умею.

Что-то мелькает в серых глазах не умеющих плакать.

— Я и научила.

— Пригодилось. В какой день я родилась?

Снова знакомая усмешка.

— Сейчас ты Осень. Третий день десятого месяца был. Осень. Угрюмая. Серая. А сама как решила?

— В первый день лета. Тепло люблю.

Генерал вино попивает. Слушает вполуха. Дочери его наоборот, обе в слух обернулись. Любят такие истории про сироток-подкидышей, да потерянных наследников. Тут же не история, по-настоящему всё.

— Я тоже.

— Случайно меня увидела или не совсем?

— Не совсем. Приказчик сказал: «С Великим Генералом его старший бастард, приближённая Верховного, приехала. По виду — вылитая вы. Только моложе». Вот и… Понимала же, что дочь давно мертва. Но всё-таки решила посмотреть. И вот, что оказалось.

Знак Верховного ношу, не заметить нельзя. Болтовня, что я дочь Линка, получается, всей стране известна уже.

— Оэлен Дробт… — прислушиваюсь к себе, — нет, ничего не помню. Я — Осень! Ертгард Осень.

— Я вижу. Прошлое ожило. Но не стало лучше.

— А как стало?

— По-другому. Не определилась ещё. Не каждый день вижу, как возвращаются мёртвые.

— То же самое могу сказать.

— Да вот и мне про такое слышать не доводилось, — усмехается генерал, — Так что, в связи со всеми произошедшими и ещё могущими произойти событиями, — на меня так глянул, сразу поняла, всем бродящим про меня и Яграна слухам, верит, — настало время обсудить некоторые вопросы с госпожой Дробт, но без госпожи Ертгард.

— Это приказ? — оба знаем, я его приказы выполнять не обязана, но и отменять не могу.

— Пока просьба.

— Что-то мне местной кухни попробовать захотелось. Линки, снаружи посидим. Хозяин, где ты там.

Всё понятно, Линк в этих местах тогда был, она утверждает, что тоже. Врагов у Егттов по-прежнему немало. Причём, в основном тех, для кого главное оружие — интрига. Попытается изобличить во лжи.

— Заодно, скажи там снаружи, — слышится мне в спину, — кроме Верховного да казначея сюда не пускать никого.

Хм. А народу прибыло. Охранная сотня в полном составе. Анид зачем-то с ними увязалась. Городские стражники толпятся. Бойцы так себе, но их сильно больше… Что я несу? Линк в нашем же городе. Тут же столько лет не воевали. При этом, много раз меняли поддерживаемую в войнах сторону.

— Тебя-то что принесло? — зло спрашиваю, хотя она ничем и не заслужила. Вот только в голову лезет, её мать в своё время в рабство продала.

Смотрит большущими глазками, как собачка. Зачем шумишь, когда знаешь — не может быть по-другому.

Иду к стражникам. Их командир приветствует меня как полагается. Ну да, ничего же не произошло. Пока?

— Кто вам приказал здесь собраться?

— Глава городского совета, — всё правильно, ему стража и подчиняется.

Изображу-ка я из себя дуру. Сколько раз слышала, как это другим помогало в самых разнообразных случаях.

— По какому поводу?

— Так все видели, как госпожу Дробт арестовали.

— Именем Верховного.

— Так мы не спорим. Вам виднее.

— Хм. Их здесь так не любят?

Молчит. Достаточно сообразителен, что не скажешь, боком потом выйти может. Я невзначай поправляю наплечник. Знаки там ну очень говорящие. Ладно. Помогу. Немного.

— Их сколько вообще, Дробтов?

— Старших?

— Дело ведущих.

— Двое. Брат и сестра. Вторая жена у него дома сидит и детей растит, они в возраст ещё не вышли. Сестра незамужняя, точнее вдова.

— А с первой женой что стало.

— Так же… Извините, вы только приехали, а у нас все знают — их, Дробтов, раньше больше было. Только убили их всех несколько лет назад.

— Кто?

— «Резаки». Слышали.

— Ага. Вешать доводилось, — добавляю невзначай.

— Ну, так они на деревню напали, где их загородный дом был. Вот и убили. Первую жену и всех его детей, сестру их младшую с мужем и детьми, дочку госпожи Дробт. Убили, да и сами не ушли. Их «Чёрные Змеи» побили.

Он потом снова женился, а она так и ходит, хотя не старая ещё. Говорят, в торговых делах, её ещё никто и никогда обмануть не смог… Она что, кого-то сильно сильнее себя надуть хотела?

— Обвинений пока нет. Возможно, и не будет. Не мне решать.

— Она не самая плохая из господ.

— Знаешь про кого что плохое? Прошу! — делаю приглашающий жест, — Начальник конницы с радостью выслушает, он за этим сюда и приехал. Да и я послушать могу.

— Мне службу нести надо.

— Как знаешь. Надумаешь что сказать — приходи. А то ведь, если вызовем — совсем другой разговор будет.

— Осень, подойди, — раздаётся голос генерала.

Стоит он. Стоит Дробт. Оба смотрят ничего не выражающими взглядами. Как и я, наверное. Ясно, что ничего не ясно.

— В общем так. До отбытия можешь быть свободной. Не захочешь ехать дальше — придёшь, дам все пергамены и сообщу кому надо.

— Не понимаю.

— В её словах нет никаких расхождений и противоречий, с тем, что мог знать только я. Вам стоит поговорить друг с другом. Она помнит, как ты была одета. Нарисовала карту той деревни. Даже указала несколько мест, где ты любила прятаться. В одном из них тебя тогда и нашли. Тут уж не мне решать, что дальше будет. Четверо с тобой останутся. Ну, в общем, пока! Разбирайтесь тут без меня.

Гаркнул.

— Сотня! Возвращайтесь в крепость!

И уже тише, нам.

— А я дальше пойду. Линки, за мной!

— Можно мы с ними останемся?

— Нет. Вы обе тут самые лишние.

Остаёмся мы, телохранители да Анид.

— Получается, не договорили?

Пожимаю плечами.

— Получается, да. Тут разговор продолжим, или пойдём куда?

— Как хочешь.

— Тогда, тут останемся.

— Все пялиться будут.

— Плевать. Тебя и так весь город знает, меня не помешает узнать получше.

Усаживаемся. Хозяин подбегает. Ну, ещё бы, после виденного куда как прытким будет. Да и генерал лицо известное. Не знаю насчёт неё, а я взяла как обычно.

— Не спросила, ты теперь благородная или как.

— По званию не видно?

— Я общую систему знаю, а не то, что особо дают. Длинного меча нет, только короткий. В столице по званию и по состоянию может, и перемешались уже, здесь же ещё нет.

Усмехаюсь.

— В городских боях короткий сподручнее просто.

— Тебе приходилось в боях участвовать?

— Да. Много раз. Не удобно в городе с длинным.

— Но длинный есть?

— Да. Чего он тебе сдался? Ничего из твоего мне не нужно. Своего предостаточно.

— Не злись. Просто спросила. У меня завещания нет, а то, что кажется очевидным одним, вовсе не очевидно другим.

— Почему второй раз замуж не вышла?

— Того раза хватило!

— Так всё плохо было?

— Наоборот. Хорошо. Даже слишком. Хотя и сопровождалось, скажем так, широко известной в этом городе, историей. Её потом как-нибудь расскажу. Потом ты родилась. А потом война началась. Вот и решил, удачу за хвост половить. Знала, не отговорить. Только предупреждала. Иди на Север! Они сильнее. Большая вероятность, что целым придёшь. Тогда у многих, словно прошлых войн не было, один сын шёл на север, второй на юг, рассчитывая, дома с прибылью при любом исходе останется. Нет, ему подавай южных коней. Да и южное золото блестит ярче северного серебра.

Не послушал.

Потом и ты…

Вот и решила, хватит жизни такой. Надоело шрамы на сердце получать.

Киваю.

— Слыхала про такое. И как братья друг с другом на поле боя сходились. И было не разойтись, хотя вроде как только за золотом шли.

— Сама-то как так высоко взлетела? Своими силами, или, как многие в твои года наверх прыгают?

— Заметь, меня за бастарда Начальника конницы приняли, а не за кого другого. Я доверенное лицо Верховного. Приближена ей самой за особые заслуги.

— Какие же, если не секрет?

— Теперь получается, отчасти, наследственные. Считаю я хорошо. Вот ей как-то раз и доложили. И покатилось. Несколько лет уже успешно катится.

— Стоп. Ты отсюда, получается, сразу к Верховному попала?

— Ну да.

— Прямо в её Чёрный замок?

— Ну да. Кто его придумал так называть? Там чёрного — только псы, да доспехи солдат. Стены — серые.

— Только ты в том замке была?

— Нет, других тоже хватало.

— И много осталось?

— Почти все. В боях с Безглазым и за линией убили пятерых. Была уже на четырёх свадьбах, и, думаю, скоро ещё на несколько попаду.

— Значит, и здесь враньё!

— О ванных из крови девственниц что ль?

— Вроде того.

— Сама верила?

— Нет… Мне дела не было просто. Знаю, найдись кто, готовый за девственниц или что иное, запретное, деньги платить, нашлись бы и поставщики.

— Угу. А мы бы их потом на голову укоротили.

— «Мы» — это кто?

— Все Змеи, начиная от Верховного.

— Значит, вот как вы себя зовёте, новые благородные, Змеи. Не зазорно ли с купцом разговаривать?

Усмехаюсь.

— Нет. Мы одного поля ягоды. Воин, купец и пират зачастую одно и то же. Потому носы друг от друга и воротим — слишком похожи. Вот знаешь, мне подумалось. Неужели ты тогда просчитать не могла, где безопаснее, за стенами, или вне их?

— Это тебе и сейчас очевидно, мне же и тогда было вовсе нет. В городе слишком часто стали браться за ножи, выясняя «ты за кого?» Слишком часто стали подпускать петуха, сводя старые счёты. Никто не знал, с какой стороны и от кого из вчерашних друзей последует удар.

А за городом — деревня большая, все всех знают. «Мой дом с краю».

От мелкого отряда отобьются, от крупного — откупятся. Тогда ещё разгоралось только. Не знали, от этих — не откупишься.

Только через месяц смогли туда добраться. Только стены остались. Что поценнее увезли солдаты. Остальное растащили жители соседних деревень. Понимала, глупо, понимала, бесполезно. Но всюду лазила. По всем щелям. Звала.

Больше никогда такого не было.

До сегодняшнего дня.

Точно так же с места сорвалась. Хотя и знала.

А оказалось…

— Там живёт кто-нибудь сейчас?

— Нет. Земли вокруг много. А там стольких убили. Только стены стоят. Ветшают, но они крепкие, простоят ещё долго. Памятник ещё. Ездила туда несколько раз в год. Видела — никто, кроме меня, там не появляется. Одни хотят забыть, другие не желают помнить. Сначала пытались не пускать меня туда. Потом стала замечать, несколько дней после возвращения, люди старались, чтобы дети мне не попадались на глаза. Завещания, как такового у меня нет, хотя все знают — я хотела, чтобы мой прах лежал там.

— Тебя ещё никто не хватился?

— Как догадалась? Давно должны были уже. Всегда в одно и то же время приходила и уходила. Попробуй кто ко мне не явиться в указанное время. Тут же рванулась, как услышала… Может, и правду говорят о наличии какой-то связи между матерью и ребёнком. С утра чувствовала, произойдёт что-то. Никогда раньше это чувство меня не подводило.

— Ну, вот, нашли тебя. А тут я сижу. Что скажешь? Родни, я так понимаю, у тебя немало.

— То и скажу. Ты — Оэлен. Моя дочь. И всё. Злить меня — сильно вредно для здоровья. Сама-то что скажешь?

— А ничего. Родни по крови у меня не было. О взаимоотношениях в среде родственников читала много… разнообразного. Теперь вот родня появилась. По крайней мере, взглянуть не откажусь.

Усмехается.

— У брата — мечта благородным стать.

— Так в чём дело? Армейским поставщикам охотно дают. Прошение надо подавать…

— Я знаю, он слишком скуп. Гербовой сбор большой.

— За удовольствие надо платить.

— Я знаю, и как-то без приписки к имени обхожусь.

— А я ей не пользуюсь.

— Мечтал-мечтал, чтобы среди родни хоть кто-то благородным смог стать. Ну вот, мечта сбылась, притом, самым неожиданным для всех, способом.

Идём по улице. С Оэлен многие вежливо раскланиваются. На всякий случай, раскланиваются и со мной. Краем глаза замечаю: кивает, разговаривает, но никогда не улыбается. Так же, как и я. Или, наоборот, я как она?

Ещё замечаю — Анид удивлённо головой по сторонам вертит. Правильно, впервые в крупном грэдском городе.

За остальным — пусть телохранители следят. У меня глаз на затылке нет.

Замечаю, пока все приветствовавшие Оэлен в городе по положению ниже. Если и любопытно, кто я, да со свитой, но спрашивать опасается. Интересно, что будет, если попадётся кто-нибудь, равный ей?

Ну вот, накаркала. Точно один такой в цветных шелках и бархате навстречу движется. В жизни не поверю, будто случайно навстречу попался.

— Прекрасный день, сиятельная Оэлен. Хорошо выглядите.

Так и таким тоном говорят только тому, кого ненавидят. Я чувствую. Достаточно изучила уже людей.

— Спасибо, господин помощник главы города.

Окинув взглядом, понимаю, благородный из недавно купивших титул. Госпожа довольна была — столько золота на пустом месте получено.

— Прошу прощения, не знаком с вашей очаровательной спутницей.

— Могу представить вам благородную госпожу, — явно выделяет последнее слово, — Осень-Оэлен Дробт-Ертгард, — и выдержав паузу, — мою единственную дочь. Да-да. Ту самую, дочь вашего троюродного брата.

У того одновременно рот открылся и глаза на лоб полезли. Надо думать, мертвецы не каждый день возвращаются.

— Ему плохо? — шепчет Анид, — Я могу помочь, учили.

Учили на самом деле, приходилось сталкиваться. Я ей предлагала пойти учиться на настоящего врача. Отказалась. Сыта, работать почти не надо, даже деньги кое-какие есть. А спать только с тем, с кем самой захочется. Много раз просила не прогонять её, будто собиралась когда.

В руки себя взял быстро.

— С-с-с возвращением, госпожа Оэлен Младшая. Давно вернулись?

Тут уж мне почему-то ударить захотелось. Ладно, живой мертвец вернулся. Так и мертвец не простой.

— Я пять дней назад приехала. В свите начальника конницы. Я штабной офицер и личный порученец Верховного.

Теперь он побагровел, наливаясь кровью. Плохо, или настолько на руку не чист, что одной тени генеральской для страха хватило?

— Помогите ему! — кричит Анид. Надо же, зачерстветь, как я не успела.

Он уже рукой за горло хватается. Хрипит что-то похожее на «ведьма». Слуг при нём достаточно. Бросаются. Долю мгновения, и я схватилась бы за оружие. Телохранители уже опасно двинулись.

В движениях слуг никакой угрозы. Я определила, телохранителей двое. Похоже, с плохим самочувствием хозяина они уже сталкивались

— Позвольте распрощаться, благородный господин!

Не настолько уж ему плохо. Впервые вижу на губах Оэлен что-то похожее на тень улыбки.

— Старый враг, — не спрашиваю, описываю, что видела.

— Ещё сегодня утром не был.

— Что же произошло? — хотя, ответ и так ясен.

— Ты.

— Подробнее.

— Ты судиться любишь? Если да, у них глава дома при смерти. Ты на серьёзную долю имеешь право, но так просто не отдадут.

— А ты?

— Мне после… От них стало ничего не надо. Уже тогда, прикидывала, когда тебе брачный возраст подойдёт, как долю с них стребовать. Теперь, я знаю, они будут говорить, что это я все года тебя где-то прятала, к этой смерти подгадывая возвращение.

— И никто не поверит, что ещё утром мы ничего не знали друг о друге!

— Даже если бы приказчик тебя не видел, всё равно встретились бы на днях. Прием у главы города по поводу приезда генерала.

Киваю.

— Верно. Собираюсь быть. Занятие определённого положения подразумевает присутствие в определённых местах, где бывать вовсе не хочется.

— Но пойдёшь?

— Пойду.

— Я тоже.

— Вот тут ты жила когда-то. Здесь был твой дом.

Не дом. Целая городская усадьба. Строилась безо всякого плана, новые постройки появлялись по мере возникновения в них надобности. Немного странно — хозяйских особняков два, причём один, поновее стоит словно загораживая другой. На мой взгляд, всё в порядке содержится. Под крышами сияют золотом личные эмблемы. Издалека за герб принять можно, но это не так. Печать с такой каждый может себе заказать, обычно делают одно из имён иероглифами. Хотя, не все их читать умеют. На каждой ярмарке печатями с именами торгуют. Материалы — на любой достаток. Есть круглые, но многие предпочитают в виде валика.

Тут обе и выглядят, словно большой валик прокатили. Одна, понятно, самой Оэлен, такие эмблемы у мужчин и женщин по написанию всегда отличаются. Даже мне печать так сделать умудрились, посторонний читать будет, сразу поймёт, мужское имя принадлежит женщине.

Вторая принадлежит её брату. Украшена, словно гербовая. Но именно похожа, не герб.

— Ну как? По-моему, неплохо, — впервые при мне просто по-человечески улыбается, — Если бы помнила, заметила, тут очень многое изменилось. Хотя, кому я говорю, ты же и получше особняки видала.

— Я больше в крепостях, чем в особняках разбираюсь. Кстати, а почему хозяйских домов два? Вроде бы, при изменении состава семьи пристройку делают, а не новый строят.

Оэлен мрачнеет.

— С моей эмблемой — отцовский дом. Когда… Брат после хотел его разломать и новый построить. Там всё о них напоминало. Он там спать не мог. Говорил, с ума сходить начинает. Слышит их всех. Включая тебя.

Я не дала. Сказала, где родилась, там и умру. Откупила у него долю. Он настоял на составлении договора купли продажи. Деньги взял только для вида. «Всё по закону должно быть, хочешь мучиться — твоё дело. Но я хочу спать спокойно, и знать, мне там больше ничего не принадлежит». И тут же новый дом стал строить. Как выстроил — сразу женился.

Ко мне никогда не заходит. На все праздники к себе зовёт. Но через слуг. Сам даже близко старается не подходить. Отсюда не видно, нона той стене окон нет. Старое ничего не разладилось. Но он решил так, а я по-другому.

Молчим.

— Извини, не спросила. У тебя свой дом есть, или как все военные, сегодня здесь, а завтра там?

Усмехаюсь.

— В Замке Ведьм угол есть при главной башне есть. Считается? Это если шутя. А если нет — в бывшей столице Меча у меня городская усадьба и дом. Верховного подарок. Ещё за городом земля есть, но её не видела, только пергамен, что моя. Буду ли там жить — не знаю. Туда сейчас многие едут Верховный там надолго решила обосноваться. Советую, если дело думаете расширять, туда съездить. Там сейчас спрос хороший на всё, что здесь производят.

— Подумывали об этом.

— Поспешите. Кто раньше придёт — тому больше всех достанется. Мне уже участок продать предлагали. Как-никак, ещё несколько лет Ставка будет там, а где Ставка…

— Там и столица.

— Именно.

— Так пойдём с роднёй знакомиться? Или так и будем тут стоять?

— У меня время свободное.

Усмехается. Даже озорные искорки в глазах играют.

— Можешь кого из своих за мечом послать. Больно уж братец на таких гостей падок. Охота посмотреть, как он вокруг тебя выплясывать будет.

— Я для красы оружие ношу только на парадах Верховного. В остальное время — только для дела.

— Начальника конницы это дело коснулось бы, даже останься ты в Новых землях. Слишком уж деньги большие. Его же решение никто не станет оспаривать.

— Теоретически, Госпожа может отменить его решение, но на моей памяти, этого не делала.

— Станешь вмешиваться?

— Думаю. С одной стороны, люблю справедливость. Во всём. И ко всем. С другой, количество врагов без нужды стараюсь не увеличивать.

Стараются подражать благородным во всём. Причём, удачно. Знали бы они, как косо Госпожа смотрит на кичащихся своим происхождением! Хм. Даже если бы знали, не изменилось бы ничего. Безо всякого почтения к титулам из тех, кого знаю, относятся только сама Госпожа, генерал Рэндэрд да я сама. Да и то, про генерала почти в открытую говорят — кроме вина его уже мало что волнует.

Ягран спесью не страдает совершенно, но образу идеального принца старается изо всех сил соответствовать.

Висят гравюры с изображениями Чёрной Змеи и её битв. Видно, висят давно, а не наспех повешены к моему приходу.

Все в парадном, быстро же приготовиться успели. Взглянув на брата Оэлен вспомнила Кэретту Младшую и Яграна — тот же случай, мужской и женский варианты одного и того же лица.

Знакомит с женой и детьми. Замечаю, все дети удались в мать.

— Вы словно сестра в молодости. Невероятно! Словно время назад вернулось.

Показывает дом. И говорит, говорит без конца. Чудом меня Госпожа пару раз называла. Тут же постоянно это слышу. Там за дело было. Тут же — просто за то, что я есть.

— Мечтал мальчишкой заслужить крепостную звезду. Тут, в городе ни у кого тогда её не было и сейчас нет.

Всё говорит и говорит. Даже не замечает, как посмеивается Оэлен.

— Спасибо Оэ… То есть, простите, благородная Осень. Я за много лет впервые увидел, как сестра улыбается.

— Госпоже тоже почаще бы улыбаться не помешало! — Анид встревает. Весело ей почему-то. Чем-то на Динку похожа. Той тоже надо, чтобы постоянно что-то поблизости происходило, причём свадьба, бой или похороны — без разницы.

Её со мной отправили. Но не начнись у меня с Яграном, её бы в столицу выперли, причём, меня бы спрашивать не стали.

Я-то только один ум смущаю. Она же множество. Весёлая, яркая, игривая как кошечка. Причём, петь на самом деле умеет. Даже слов не подобрать, как! Из последнего бревна слезу вышибет. Камень смеяться заставит.

Я даже не знаю, как называется то, на чём она играет, когда поёт.

Давно Динка спеть попросила. Анид тогда что угодно сделать была готова, лишь бы уцелеть. Не поняла ещё, увешанные оружием странные девушки совсем не злые, а уж по сравнению с её прошлым владельцем вообще доброты воплощение.

Маленькое чудовище проняло. Аж слёзы выступили. Анид старалась, ибо хотела жить. Не знала, ей больше ничего не угрожает. Динка потом её часто стала звать. Только для песен. Я там когда была, когда нет.

Солдаты тоже слышали.

Ко мне как-то раз заслуженный пятисотенный пришёл. Предложил золота за то, чтобы она спела для него и друзей. Только спела, что ничего больше не будет, он лично ручается. Я сказала, только если она сама захочет. Анид не против была. Пришла потом довольная. Все её очень хвалили. Ещё золота дали. Всё мне принесла. Так из головы выбить и не удаётся, у рабов денег своих быть не может. Только хозяйские. Ладно, будем считать, я её деньги храню, пока война не кончится.

Часто её стали звать. Действительно, заслушаться можно. Да и сама она красива. Поклонники появились. Даже те, кто знали, откуда она взялась, давно про это позабыли. Все же прочие считают, она тоже из Замка, словно Эрия или я.

Косые взгляды поклонников плавно приближались к переходу в состояние мордобоя, а то и поножовщины, даром, что на благородном оружии.

Моя поездка пришлась как нельзя кстати. Анид и не догадывается, её намеренно выперли из столицы наместничества. В общем-то, по той же причине, что и меня. Засматриваться слишком стали. На неё — многие. На меня — один.

— Говорят, если она в той части дома долго сидит, то как выйдет — жди беды.

— А что там?

— Ты там жила раньше. Всё оставлено как тогда.

— Стопроцентная вероятность… — замечаю, как он с женой переглядывается. Кажется, слышали эту фразу уже много раз. Не от меня.

— Ой, а у тебя длинный меч есть?

— Тихо ты! — шипит на него мать.

Усмехаюсь. В пять лет такие вопросы простительны.

— Есть. И полный доспех.

— И конь?

— Не беспокой благородную госпожу Оэ… То есть, Осень.

— А почему ты Осень?

— Да хватит тебе!

Её муж смотрит не столько на меня, сколько на вышитую золотом на наплечнике звезду. Не в цене дело. Таких звёзд на страну десятка не наберётся, а он из тех, кто разбирается, раз она армейский поставщик, а мне приёмщиком бывать приходилось. Правда, их производства мне принимать не приходилось.

Сидим в хозяйском кабинете. Тут самых важных гостей принимают. Они рядом сидят. Я через стол. Тут ещё места для приказчиков есть. Но мы втроём. Кресла не слишком удобные, но дорогого дерева и с хорошей резьбой. У верховного да Меча покойного если и лучше, то ненамного.

— Бывают же чудеса!

— Бывают. Хотя и объяснить всё можно. Ни будь встречи на улице был бы приём. А там незаметным остаться сложно.

— Это так. Приглашение от лица Великого Генерала.

— Я же там просто обязана быть. Состояние укреплений проверяла, — ничего секретного, все знают, зачем приехали. Солдат в городе — каждый третий.

— И много недостатков?

— Плох генерал, кто ничего не найдёт. Да и я с должностью вроде справляюсь.

— Видим.

— Сейчас всё закончено. Уезжать собирались через несколько дней.

— А теперь?

— Не знаю. Разобраться надо в происходящем. Всем нам. Слишком уж всё изменилось.

— Правду пишут, за Линией никого не осталось.

— Опасных в этих краях? Нет. Те, кто там жили на нашу сторону переметнулись одними из первых. Своих буйных сами на ноль и помножили. Да и мы этими дорогами сюда возвращались. Подчистили недобитков. После Великого генерала живых святош не остаётся уже.

— Это все знают. А сюда вообще зачем собирались?

— Думаю, разряд крепости снизить, — тоже ничего запретного, весь гарнизон, включая командира, только об этом и рассуждали, когда мы приехали. Многие опасались дальних переводов. Командир же явно хочет дожить до отставки на этой непыльной должности. Да и после в городе собирается остаться. Что же, ничего по-настоящему серьёзного я в крепости не нашла. С моими выводами Линк вполне согласился. Что там дальше с крепостью будет — другие разбираться станут.

Особняк городского главы не хуже столичных выглядит. Да и архитектура похожая. Благо, готовые проекты вполне себе товар, да и архитекторы охотно в провинциях подрабатывают. Денег поменьше, но заказчики не такие капризные, материалы можно местными заменить, да и проще уговорить построить что-нибудь этакое. В столице слишком многие требуют, чтобы всё было как у людей, читай Еггтов и их ближайшего окружения. Они к архитектурным изыскам равнодушны. Казначей скорее за имя архитектора заплатит. За постройкой всех особняков Линка наблюдала его жена. Только Госпожа любит проекты всяких причудливых построек рассматривать. Признаюсь, кое-что, самое удивительное, не отказалась бы в камне увидеть. И знаю, не увижу никогда, без разницы, какие у меня есть или будут, доходы. Такое строить — только из государственной казны, или за средства людей с доходами Еггтов, а таких только они теперь и есть.

Не станет такого строить сама Госпожа, хотя и сумеет, если возьмётся. Она крепости строила, укрепления, мастерские, плотины. И воевала. Всю жизнь. Даже сейчас всё ещё воюет.

Но, видимо, остались с детских лет мечты о красивом.

Платье для приёма у Динни одолжила. У местных шить — звезда не позволяет. Раз столичная, то и выглядеть должна соответственно. Пусть и не по моде этого года. Линки не их отец и не сестра двоюродная, в доспехах на приёме красоваться не станут.

Сам-то Линк, не иначе на Динку глядя новый шлем с украшением из веера павлиньих перьев заказал, только у Динки веер сзади, у него спереди, у неё — из перьев обычного павлина, у генерала — белого, с угрожающим золотым гремучником под ним.

Могла бы и в обычном прийти, все же знают, столичные, особенно из окружения Ставки, обожают что-нибудь этакое устраивать. Но я ещё в столице поняла. В поддоспешнике на приём могут себе позволить только Еггты ходить.

Остальным безупречными надо быть, если не хочешь всякого разного в свой адрес наслушаться, причём от тех, с кем и не враждовал вроде.

Великий Генерал со свитой прибыли самыми последними. Я предпочла особо не светиться раньше времени, хотя и смысла особого нет, весь город только про нас двоих и болтает, хотя больше всё-таки не про нас, а про взаимоотношения генерала и Оэлен во время их бурной молодости, ей я сказала, приеду в свите.

Самые страшные страхи не оправдались. Большинство женщин, особенно молодых, в платьях знакомого покроя. Оэлен в траурном, тут с этим строже, чем в столицах, вдовам на приёмах только в нём стоит появляться.

Часто в таком постоянно ходят. Но Оэлен по городу расхаживала во вполне обычном, причём хорошего покроя и дорогой материи.

Генерал, обменявшись официальными приветствиями, вежливо подхватывает меня за локоток и направляется прямиком к Оэлен. Вижу, как у неё глаза смеются.

Подойдя, по-родственному её целует и во всеуслышание объявляет.

— Приветствую Вас, дорогая кузина. Сегодня вы и ваша дочь особенно очаровательны.

Кажется, слышно, как воздух звенит.

Все же знают, у Чёрной Змеи ни братьев, ни сестёр не было! Что теперь будет!!!

А ничего, лучше помнить надо, у Рыжей Ведьмы братьев и сестёр разной степени законности предостаточно было. Много кому в Войнах Верховных головы посносили, кому за дело, кому просто так, сокращая число претендентов на земли и титулы.

Все ведь знают — мертвы все, кому хоть один из Еггтов хоть раз при людях смертью угрожал.

Резню среди потомков Эрендорна Старого только Госпожа закончила. Кое-кто из самых невыразительных потомков уцелел. Происходящие от них роды вполне себе живы. Только подальше от Новой Столицы держаться стараются.

По закону усыновлённый равен во всём законнорожденным. Вот к родне кого-то из потомков Эрендорна и мог Линк обратиться так, как сейчас к Оэлен.

Из собравшихся только пять, может шесть человек понимают, генерал шутит. Остальные же. Пусть думают.

Линкам весело. Грустно, но я лучше их замечаю, когда их отец начинает играть с огнём. Другое дело, моё чувство опасности сейчас благодушно спит.

Вот насчёт Оэлен не уверена.

Вбегает телохранитель.

— Вас курьер из ставки дожидается.

— Сюда зови.

— Дело чрезвычайной важности. Вы должны выйти.

Что случиться могло, раз меня так резко выдёргивают? Восстание? Степь пришла на помощь недобиткам? Верховный ранен?

Курьер выходит на свет. Длинный плащ искажает фигуру и скрывает лицо. Но это же… Капюшон резко отброшен с лица.

Всё тоже зелёное пламя. Говорят, оно может жечь. Но меня оно только грело.

— Ты…

— Я…

Стоим, взявшись за руки. Глаза в глаза! Не знаю, не слышала, чтобы кто-то говорил, будто во взгляде Еггта можно утонуть. Мир сжался до этих глаз. Словно нет ничего вокруг. Только мы двое.

— Как нашёл?

— Несложно было.

— Ты же далеко был.

— Вы останавливались часто. А я коней загонял. Подорожная за подписью Верховного.

— Где взял?

— Динка дала.

— Не думала. Ты один?

— Да. Сбежал попросту. Если и гонятся, мне плевать.

— Не гонятся. Вернее, если и искали. То до первого предъявления тобой подорожной. А там уж по направлению движения поймут, где тебя искать.

— Думаешь, знают, где я?

— Конечно. Вот я недавно не знала, что в этом доме окажусь. А тебе кто сказал, что я здесь?

— Старший телохранитель дяди. Из крепости поехал в город. Там сказал, вы все в городе.

— Не сказали, чей это дом?

— Нет. Сказали, ты в гостях. Увидеть хотел. Только сейчас сообразил — откуда у тебя здесь знакомые? Ты же здесь впервые.

— Утром ещё не знала, что знакомые тут есть. Оказывается, я здесь родилась.

— И что? Всегда знал, ты с юга.

— Вон тот дом принадлежит родившей меня женщине.

— Твоей матери? Я думал она…

— Я сама так же думала.

Смотрит непонимающе.

— Удивить меня хотел? Получилось! Но и я, как видишь, удивлять умею.

— Как же тогда вы расстались?

— Так сам спросить можешь. Там такому гостю ещё больше, чем мне рады будут. Или ты без объявления имени путешествуешь?

— С чего взяла? Пошли, уж представиться-то я смогу.

— Им на сегодня уже достаточно. Ни о чём не догадаются.

— Я ничего прятать не собираюсь. Сам скажу, что твой жених.

Вот так так! Он не Еггт, он сын Еггта, а они храбры. Во всём. Да и отца его недолюбливают за спесь, а не за трусость.

Чувства и жизнь перемешаны. Кто Еггты? И кто я? Жизнь штука длинная. Рядом можно быть и не имея официального статуса. Подходит ли это для меня? Я молода, но ничто не вечно. «Старая дева» у Великой Дины — ругательство. За него замуж выйти казначей не позволит. Правда, есть Верховный, до сих пор обожающая поддевать сестру по делу и без. Знаю, ей не понравилось, когда Линки оказались приравнены к её дочерям. Но они-то кровь её брата. А я — не пойми кто.

Еггты страной правят.

Ягран усмехается.

— Всякое хитрое придумывать я и правда, не сильно умею, но если припрёт, то могу кое-что. Ты говоришь, отец твой давно погиб, его родители умерли, ближайшая родня — троюродная и они не особо ладили. Узнав Оэлен, понимаю почему.

— И почему?

— Она вроде тебя. Есть в ней что-то… Подобное тому, за что полюбил тебя. А такие не всем нравятся. Особенно, таким, как её родня, внешне во всём правильных.

— Откуда знаешь?

— Я сын своей матери или кто? Тут, недалеко, были владения одного из братьев Кэрдин. Тут он свой век доживал, ни во что не вмешиваясь. Но на старости лет влюбился до безумия. Сын родился. Сразу узаконил. Родственникам написал. Но на матери не женился. Всё-таки, кто он, и кто она. Пергамены всех выморочных линий у нас. Ищут сейчас. Понимаешь?

— Конечно. Оэлен станет настоящей кузиной Линка. Отец на ней женился. По закону, при браке между людьми разных состояний низшему сообщается состояние высшего. Так что я рождаюсь почти принцессой. Только признают ли, так сказать, представители старших линий?

— Самой не смешно?

— Не знаю. Врать не люблю.

— Теперь уже мне смешно. Мы же страной правим. Сколько раз видела, как тётя врагов обманывала.

— То одно, это другое.

— Совершенно одинаковое. Поверь, всем так лучше будет, тебе в первую очередь. Сама же знаешь, сколько титулов и так не вполне достоверные. Тётя хочет признать все.

— Просто так?

— Не просто. Общая пирамида останется, деление на старых и новых, да выпячивание древности гербов — нет. Будут новые «Книги домов» написаны. Там счёт древности всех домов пойдёт с дня завершения книги.

— Это серьёзно. Странно, я ничего не знаю.

— На последнем совете было. Ты уже уехала тогда. Тётя до океана решила идти.

— Не знала. Но догадывалась. Такой вопрос подвешенным оставлять нельзя. Степь эта да лесные, плюс недобитки.

— Опять ты такая…

— Какая?

— Прежняя. Как у тёти на совете.

— Я всякой умею быть.

Смеётся.

— То я не знаю. Колючей чаще всего.

— Уже говорила насчёт неколючих.

— Я тоже тебе говорил. Сам с иголками.

— Ёжик! — смеюсь.

— Люблю, когда ты улыбаешься.

— Бывала раньше в столице?

— В этой столице не была, — явно слово «этой» выделяет. Всё правильно, она южанка и привыкла считать ставкой совсем другой город.

— И как тебе?

— Знаешь, не привыкла к такой степени почтительности. Шутить тут словно не умеет никто.

— Некоторым просто нельзя быть мишенью для насмешек… У тебя дома всё в порядке.

— Почти, — хихикает словно маленькая.

— Случилось что?

— Нет. Тебя слишком многие видели. И особо языкастые осторожно так спрашивать стали, не разъясните ли, благородная Оэлен, дочь или сын у вас, а то мы смотрели-смотрели, но так и не поняли. Кажется, уймутся они не раньше, чем у тебя ребёнок родится.

— Вот этого я делать не собираюсь.

Ну видно же, не верит!

— Чему смеёшься?

— Думала, у столичных молодых вкус лучше, но нет, всё как у нас. Чуть лишнее золото да камни появились — всё на себя сразу. Причём так, чтобы сразу видно было, золота и камней много.

— Ты про это? — шевелю усеянными перстнями пальцами. Не видит ничего, кроме внезапно свалившегося на не слишком крепкую голову, богатства.

Вопрос глупый, на самом деле, ибо на виду ценного больше нет. Вот перстни тяжёлые. На каждом крестообразно расположено по четыре камня. Должно быть, бесцветный, красный, зелёный и синий. Каждый значил что-то, но я забыла. В центре — либо жемчужина, либо шарик золотой. Тоже с ненужным значением.

На мои пальцы не подходил ни один. Велики были. Ювелиру пришлось нести, чтобы подогнал. Как он ругался на безобразную огранку камней!

Мне девать их некуда была, один и отдала как оплату. Потом столько хорошего в свой адрес услышала. Аж заслушалась.

После Динка сказала, что я дура, ибо он столько и за пару лет не заработал бы. И у меня теперь только на пальцах громадное состояние. Она уж молчит про другие места…

Хотела стукнуть, и не попала. У неё-то на руки надето втрое от моего.

— Ну да. Камни хорошие, но ювелир безрукий. Да и потеряно несколько.

Смеюсь. Оэлен смотрит непонимающе. Анид за спиной в кулачок хихикает.

— В чём дело? Я ваших столичных шуточек не знаю, если что.

— Я и не шучу. Ты правда не знаешь, чьи это перстни?

— Вижу только, сейчас твои, но, похоже, ими недавно стали.

Что-то знакомое мелькает в серых глазах. Изменившимся тоном продолжает.

— И ты их не просто так носишь.

— Ага. — шевелю пальцами, — Этот умер от моей пули, этот — на моём клинке, этого затоптали, этот — не знаю, поменяла, но к Линки он тоже не от отца попал. Храатов, охотников на ведьм, да воинов господа перстни эти. Крест — знак избранности особой. Воины, призванные нести свет веры истинной, обращать язычников и карать неверных. Поп главный такие раздавал когда-то. Высочайшего отличия знак.

Теперь чучело во дворце казначея. Эти сами — кормом для свиней, да удобрением стали.

Такой перстень у жившего за Линией мог только один быть. — сжимаю кулаки, показывая блеск камней, — У меня же вот сколько теперь! И это ещё не всё. Мечтали, перстненосители, чтобы девушки с нашей стороны Линии сапоги им снимали да постели грели. Но, — шевелю пальцами, — обойдутся они. И без сапог, и без девушек, и без голов.

— А кое-кто и без кой-чего! — встревает Анид, — У них уже нет, а у меня теперь есть. Сушёные.

Даже Оэлен ухмыляется. Ничего-то Анид бывшим хозяевам не забыла. И отмстила, как могла. Пусть и мёртвым. Хотя, как знать, очень уж нехорошо глаза блестели, когда во взятом городе с Динкой шепталась.

Мне не очень-то хочется смотреть, что у неё в вещах лежит. Слишком хорошо знаю, как от крови пьянеют. А если это ещё на старых обидах крепко настояно…

— Одного камня нет — тоже не так просто. Знак разрушения их символа веры. Все там знали, кому такое можно носить. И что бывает с теми, кто не по праву наденет.

— Словно охотник, носящий клык самого сильного из убитых им зверей.

— Некоторые из них зверями и были. А то и похуже. Теперь их нет. А я вот есть.

— Страшным ты человеком можешь быть иногда.

Пожимаю плечами.

— Она не может быть страшной, — снова встревает Анид, — Она, то есть, госпожа Осень, конечно, добрая очень.

— Анид, — та зачем-то голову в плечи вжимает. Неужто опять испугалась?

— Не так что-то, госпожа?

— Да нет, так всё. Наконец-то ты меня звать на «ты» научилась.