Флешбэк
Родилась и выросла я в довольно крупном, но все же провинциальном городке. Который жил в основном за счет угольных шахт, нескольких фабрик и автомобилестроительного предприятия.
Отец большую часть жизни провел в забое и там же закончил свою жизнь. Мне не было и девяти лет, когда на шахте произошел взрыв метана. Больше ста пятидесяти человек в тот момент находились внизу. Живыми на поверхность выбрались лишь тридцать. Отцу не повезло. Он был среди тех, кто погиб мгновенно.
Осознала произошедшее я не сразу. До меня не доходило, почему рыдает мать, почему на всю округу вдруг словно лег полог тишины, а все встречавшиеся люди были угрюмы и молчаливы. Отца хоронили в закрытом гробу, так что и это не помогло осознать трагедию. Мне казалось, что это какая-то глупая ошибка, что папа просто уехал и скоро вернется. Детскому сознанию трудно было принять смерть близкого человека.
Спустя неделю наконец пришли понимание, слезы и боль. А следующие полгода стали нескончаемым кошмаром. Мне снились покореженные конструкции, завалы, плачущие вдовы и бесконечные ряды гробов, выставленные для прощания. А еще снился отец, он бесплотной тенью проходил в комнату и долго сидел у кроватки. Что-то говорил мне, но я не могла разобрать что именно.
Лишь спустя год меня отпустило. И то только после пары месяцев занятий с психологом. А вот мама изменилась сильно, и не в лучшую сторону. Стала раздраженной, вспыльчивой. Иногда мне казалось, что она меня винит в случившемся.
Через два года после трагедии она вышла замуж за начальника местной дирекции. Только и это не помогло. Валерий Иванович сразу меня невзлюбил и начал настраивать мать против меня.
В последующие годы я не видела не то, что подарков, но даже ласковых слов ни от матери, ни от отчима. Одни лишь сплошные крики, попреки и укоры.
Один раз он даже выпорол меня ремнем. Когда по пьяни потерял кошелек, а меня обвинил в том, что я украла его портмоне. Мать даже слушать не стала моих оправданий. Перерыла всю мою комнату, все вещи, но даже и не помыслила о том, что я ни в чем не виновата.
Сама отвесила мне пару хороших оплеух, а потом держала, когда этот изверг меня полосовал. Сидеть я потом не могла целую неделю. Да и спала только на животе. Этот случай окончательно оборвал все чувства к матери. Я поняла, что я ей попросту не нужна. Скажи ей дядя Валера выгнать меня в мороз голышом на улицу, она бы и это сделала не раздумывая.
Поэтому я буквально мечтала поскорее окончить школу, поступить куда-нибудь и уехать из дома. Потому и стала подрабатывать с пятнадцати лет. И летом, и во время учебного года. Часть денег отдавала матери, а остальное оставляла себе.
За эти годы кое-что отложить удалось. Да и мать неожиданно расщедрилась, когда узнала, что я успешно сдала ЕГЭ и собираюсь на учебу в столицу.
Снабдила меня деньгами, пусть и небольшими, но наказала, что домой мне лучше не возвращаться.
— Устала я от тебя, Улька, — заявила она. — Не маленькая уже, сама теперь себя корми. Дай нам с Валерой пожить по-человечески. Для себя.
Вот я и уехала. Выбрала специальность «банковское дело», подала документы. Поступила. С большим трудом, но удалось выбить себе место в общежитии.
После первой сданной сессии начала искать подработки. Все-таки стипендии не хватало на то, чтобы нормально жить и одеваться. Пробовала и в кафе, и в гостиницах подрабатывать. А к лету устроилась в ночной клуб «Твинкс». Там я и за официанта была, и за баристу иногда. Даже специальные курсы для этого прошла.
Поскольку появились деньги, смогла договориться с комендантом о проживании в общаге в летнее время. Даже смогла выхлопотать себе отдельную комнату на следующий год. Без соседок как-то спокойнее было.
Ну не знаю, может я бракованная какая-то, но не складывались у меня отношения с девчонками. Не по пути нам было. Раздражал их вечный гогот, пьянки, парни, постоянно трущиеся в комнате. Которые так и норовили распустить свои лапы. Так что одной всяко было лучше.
Что мне нравилось в клубе, владельцем которого был Золотов, один из богатейших людей в стране, так это руководство и безопасность. Охрана была усиленная, проверенные люди неусыпно следили за тем, чтобы в клуб не проносили ни травку, ни колеса, ни наркоту. Также жестко пресекались возможные драки.
А если кто-то из перепивших клиентов начинал домогаться сотрудниц, то стоило только пожаловаться администратору, и обнаглевшего мужика тут же вышвыривали из клуба. Это позволяло чувствовать себя в безопасности. А уж если учитывать неплохие деньги и удобный график, позволявший сочетать учебу с работой, то идеальнее места для меня было не найти.
Летом я работала по графику две ночи через ночь, а все остальное время с четверга по воскресенье включительно.
Спустя несколько месяцев после начала моей работы в клубе, в Твинкс пришла и Маша. Она первая подошла ко мне и незаметно мы разговорились, начали общаться. И в клубе, и за его пределами. Веселая, безбашенная девчонка как-то быстро вызвала у меня доверие и симпатию.
Может, потому, что я наивная дура, а может, потому, что надоело вечное одиночество. Захотелось хоть какого-то дружеского участия, общения, поддержки. Маша так меня поддерживала после тяжелого расставания с Вадиком, что я окончательно приняла ее как свою лучшую подругу и полностью доверилась. Так мы и дружили, и работали вместе почти два года.
А вчера Маша позвонила мне с утра, сказала что заболела и попросила выйти на работу вместо нее. Естественно, я согласилась. Мы часто менялись сменами.
А вот дальше начался какой-то треш. Потому что возле самого клуба меня поджидал черный джип. Стоило мне пройти мимо него, как из машины вывалились два амбала, скрутили меня и запихнули в тачку. Я пыталась отбиваться, пинаться, но все было напрасно. Силы были неравны. А после того, как один из парней влепил мне затрещину, я и вовсе притихла.
— Колян, бля, грабли свои попридержи. Лицо девке не повреди. Горецкий же сказал куклу не портить. Если синяки на ней останутся, он нам яйца оторвет.
— Какая еще кукла? Кто такой Горецкий? Я ничего не понимаю! — от страха мой голос сорвался, почти перейдя на визг.
— Пасть свою закрой, сука! — гаркнул Колян и снова занес руку для удара, но все же сдержался. Я же съёжилась на сидении и тряслась всю дорогу до загородного особняка того, кто чуть позже назвался Станиславом Горецким.