Порочный Принц

Глава 18 Тил

Поиск в Гугле дело сложное. Вы должны знать, каким источникам верить, а какие списывать на слухи.

Например, последние сплетни о семье Астор. Интересно, знает ли Ронан о возвращении своего дяди и о том, куда, по слухам, могущественный граф увозил Шарлотту в последние месяцы.

Не то чтобы меня должно волновать, знает Ронан или нет. В конце концов, он Астор. Если некоторые форумы в Интернете знают, он, вероятно, тоже.

Папа и Агнус всегда говорят нам держаться подальше от кроличьей норы Интернета, так как в ней больше лжи, чем правды, но дыма без огня не бывает.

Я уже вижу гибель семьи Астор, потому что я позабочусь об этом. Единственный человек, который заставляет мою грудь делать какие-то странные вещи, это Шарлотта. Хотела бы я сделать это, не впутывая ее и не причиняя ей боли, но, как говорится, без жертв не бывает побед.

Мне так жаль, Шарлотта.

Быть может, следует прекратить лицемерить и больше не навещать ее и не писать ей.

Я переключаюсь на статью о взаимосвязи между смертью и страхом. Речь идет о том, как люди инстинктивно боятся смерти, даже те, кто склонен к самоубийству.

Страх смерти это чуждое мне понятие. Почему вы должны бояться того, что в конечном итоге произойдет? Рано или поздно все познают смерть, так что, возможно, стоит сделать поездку к этому стоящей.

— Смерть и война. Интересно.

Я поднимаю голову от спокойного голоса Коула. Он скользит рядом со мной, сжимая книгу под названием «Калила и Димна» с иллюстрациями животных.

— Интересная книга, — говорю я.

— Я знаю. Наконец-то получил свой экземпляр. — он указывает на мой телефон. — Но это не так интересно, как твоя статья.

Я снова перевожу взгляд на телефон. Смерть и Страх во Время Войны.

Я заставляю экран погаснуть не потому, что мне стыдно читать об этом, а потому, что книга Коула кажется более увлекательной.

Коул в своей форме, без пиджака, и рукава его рубашки закатаны до локтей. Со спокойным выражением лица он, кажется, одним из тех красивых книжных ботаников, которыми девушки восхищаются издалека. По другим причинам, чем Эйден. Парню моей сестры все равно — совсем. Коул нет, но в бесстрастном плане.

Когда я появилась в КЭШ, он первым подошел ко мне и заговорил со мной так, будто мы знали друг друга всю жизнь. Мы также разделяем определенные... тенденции.

Хотя наши взаимодействия легки и не вызывают тревоги, я знаю, что у Коула всегда цель в рукаве.

Однажды он сдал меня, и если он думает, что я этого не поняла, то он не знает, с кем имеет дело.

Возможно, я не так хороша в обмане, но я знаю, как заманить кого-то на поле боя.

— Расскажи мне о своей книге, — говорю я.

— Это старые сказки, или, скорее, басни, переведенные на арабский, а затем на испанский в двенадцатом веке.

Он открывает первую страницу, пробегая пальцами по словам.

— О чем там говорится? — я указываю.

— Философия, изложенная в форме животных. Например, лев это король, есть ещё другие животные, представляющие разные роли.

— Например?

— Бык и буйвол. Как думаешь, что они собой олицетворяют?

— Хитрость? Силу?

Его губы изгибаются в легкой улыбке.

— Возможно. У каждой басни есть цель.

— Точно так же, как у каждой фигуры в шахматах и домино?

— Именно.

Я поднимаю бровь.

— Эй, это похоже на всю эту школу.

Он повторяет мой жест.

— Возможно. Мы все выполняем свою роль.

— Какую роль я играю в твоей игре, Коул?

— Ого. — он делает вид, что застигнут врасплох. — Ты несправедлива ко мне, Тил.

— А что насчет твоей несправедливости? Думаешь, я не знаю, что ты рассказал Ронану о клубе?

— Почему ты решила, что это я?

— Ты единственный из школы, кого я там видела. Не нужно быть гением, чтобы понять.

— Не единственный. Есть еще кое-кто, о ком ты забываешь.

— Это кто-то другой не рассказал бы Ронану.

Его губы снова изгибаются.

— Как ты можешь быть так уверена?

— У меня с ней была сделка. Кроме того, ты единственный, кто играет в игры.

— Принято к сведению. — он переворачивает страницу, словно читал ее все это время. — Однако, в мою защиту, Ронан все равно бы понял, поэтому я подумал, что мог бы рассказать ему и получить благосклонность.

— Он бы не понял этого, если бы ты ему не сказал.

— Ох, он бы понял. Ронан похож на собаку — дрессированную. Он чует запахи издалека и не останавливается, пока не найдет добычу. Если бы я не сказал ему, он бы последовал за тобой, преследовал бы тебя, вломился, взломал твой телефон и электронную почту и в конце концов получил то, что хотел. Я просто сделал это проще для всех.

Я фыркаю. Он говорит так, будто он ангел в этой сказке, и мы все должны поклониться в знак благодарности и, возможно, принести некоторые жертвы на его алтарь.

— Из-за тебя он теперь держит меня за руку, и ты знаешь, что я испытываю искушение сделать, Коул?

— Скажи мне. Я весь во внимании.

Я позволяю себе показать хитрую улыбку.

— Если ты испортил мне веселье, что мешает мне испортить твое?

— Я не испортил тебе веселье — я сделал так, чтобы это произошло. Разве ты этого не видишь?

Я недоверчиво смотрю на него.

— Ты сделал так, чтобы это произошло? Как, черт возьми, быть связанной с Ронаном может быть весело?

— Тил, даже ты можешь признать, что Ронан привнес в твою жизнь интересный привкус. Я просто веду себя здесь как хороший Купидон.

Я усмехаюсь, хотя внутри у меня все кипит.

Коул не понимает, что он разрушил гораздо больше, чем знает. Например, мой план — раньше он был таким ясным, но теперь все это мутная вода и чувства, которые я даже не могу начать прочесывать.

— Расскажи мне о Ронане, — говорю я.

— Рассказать тебе о Ронане?

— После твоих действий, самое меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне информацию. Почему он иногда ведет себя по-другому?

Он усмехается.

— Ох, ты стала свидетельницей этой части.

— Значит, ты знаешь об этом.

— Мы трое знаем, но он не любит этого показывать. Мы получаем это едва ли раз в год во время Хэллоуина. Могу я спросить, как тебе удалось это вытащить?

— Я пытаюсь понять, как закопать это обратно, а не вытаскивать.

— И все же ты уверена?

Да. Нет. я не знаю.

Этот придурок превращает меня в ту версию самой себя, которая мне не нравится или которую я не понимаю. Есть этот иностранец, который завладевает моим телом и оставляет меня без всяких мыслей.

Хуже всего то, что я хочу понять. В глубине души я хочу посидеть с ним, поговорить, прикоснуться к нему.

Просто побыть с ним.

— Хочешь знать, что я думаю, Тил? — Коул переворачивает еще одну страницу.

— Нет.

— Я считаю, тебе это действительно нравится, — продолжает он, игнорируя мой ответ. — Возможно, тебе не нравится, что тебе это нравится. Возможно, тебе не нравится, как это повлияет на твой план — и, кстати, я весь во внимании, если хочешь поделиться.

— Твердое нет.

Он просто использует это в своей собственной игре.

Я даже не рассказала о плане Ноксу, и это останется между мной и тенью за моим плечом.

— Он здесь, — шепчет Коул, и я знаю, о ком он говорит, даже не поднимая головы.

Волосы на затылке встают дыбом, и я заправляю прядь за ухо, а затем быстро опускаю руку. Почему я веду себя как девушки, которые всегда молятся о его внимании?

— Почитай со мной. — Коул указывает на выделенную строку.

Я раб того, что я сказал, но хозяин того, что я скрываю.

— Зачем мы это делаем? — бормочу я.

— Потому что мы можем?

Потому что мы можем? Это так интригует в характере Коула. Всегда ли он делает что-то только потому, что может?

Он один из тех людей, которым нравится смотреть, как горит мир?

— Привет. — голос Ронана врывается в мой пузырь.

Я вдыхаю, прежде чем поднять взгляд.

Ничто не подготовило бы меня к разыгравшейся передо мной сцене.

Ронан держит Сильвер, приклеенную к нему за плечо, когда она смотрит на него мечтательными кровавыми глазами.

Сильвер с ее светлыми волосами и вызывающей красотой — тип, к которому Ронан тяготел в прошлом.

Что за..

— Итак, капитан, Тил. — Ронан улыбается нам. — Сильвер и я собирались выпить, покурить и потрахаться. Кто хочет присоединиться?

— Да, присоединяйтесь к нам. Тил? — она смотрит на меня, ее глаза кричат: «Ты взломала код».

Мы с Сильвер не подруги и даже не близки, но у нас есть договоренность. Почему она делает это сейчас?

Я не взламывала код. Она взломала.

Коул остается неподвижным, бросая взгляд на них, а затем снова на свою книгу.

— Нам с Тил нужно почитать книгу.

Конечно, я могу продолжить с Коулом. Если я действительно хочу досадить Ронану, я могу схватить Коула и поцеловать его, а затем увидеть, как разверзнется весь ад, но не могу притворяться.

Не могу смотреть ему в глаза и притворяться, что он кто-то другой.

Или подождите... возможно, я могу.

В конце концов, это притворство. Око за око.

Я твердо верю в справедливость. Он начал весь этот беспорядок, и продолжает ухудшать его.

Я бросаю последний взгляд на ногти Сильвер с французским маникюром, играющие с галстуком Ронана, а затем кладу ладонь на щеку Коула, заставляя его повернуться ко мне лицом.

— Мы можем заняться чем-нибудь более увлекательным, чем чтение.

Что-то вспыхивает в его глазах, что-то похожее на садизм. Оно исчезает, как только появляется. Прежде чем я успеваю сделать следующий шаг, сильная рука обхватывает мою руку, и я задыхаюсь, когда он поднимает меня на ноги.

Ронан смотрит на меня сверху вниз яростными глазами на грани того, чтобы разорвать ад и всех его друзей на части.

— Какого черта — и я имею в виду, какого, блядь черта на самом деле — ты думаешь, что делаешь?

— Я говорила тебе, — мой голос спокоен. Слишком спокоен. — Я могла бы позволить тебе делать со мной что угодно, но не проявляй ко мне неуважения. Я не твоя чертова игрушка.

Я толкаю его в грудь и вылетаю из сада, моя грудь тяжело вздымается, а сердце чуть не вырывается из груди.

Когда я подхожу к парковке, то кладу руку на грудь, желая, чтобы она перестала биться так сильно, так быстро.

Что, черт возьми, с тобой не так, сердце? Почему ты возвращаешься к жизни?

И для кого? Для чертового жиголо? Не может ли это быть кто-то, я не знаю, более доступный?

Кто-то врезается в меня сзади, и я вскрикиваю, легкие сжимаются. Человек извиняется и идет дальше.

Я прислоняюсь к одной из машин, прижимая руку к сердцу, и понимаю, что просто хотела, чтобы это Ронан врезался в меня. Когда это не он, мое сердце, возможно, немного умерло.

— Что, по-твоему, ты делаешь, Тил? Если ты нуждаешься в фасаде стервы, это то, что ты получишь. — голос Сильвер врывается в мои мысли.

Она идет, как модель, скрестив руки на груди, ее лицо полно злобы. Интересно, выглядела бы я так же, если бы обладала способностью проявлять эмоции?

Я повторяю, ее позу, расставляя ноги и скрещивая руки на груди.

— Забавно, потому что я думала, что в том шоу ты вела себя как стерва.

— Ты ничего не видела, Тил. Не заставляй меня показывать тебе.

— Ты правда думаешь, что я тебя боюсь? Если ты ударишь, я ударю в ответ.

Тогда она нападает. Ее рука взлетает вверх, и она тянет меня за волосы, почти вырывая их с корнем.

Я делаю то же самое.

Мы хватаем друг друга за волосы, но вместо того, чтобы почувствовать боль, все, что мы предлагаем друг другу, это свирепые взгляды.

— У нас была договоренность, — удается ей пробормотать.

— И ты все испортила.

— Ох, я все испортила? Ты себя слышишь?

— Я сказала тебе в клубе, что буду держаться подальше от тебя, пока ты держишься подальше от меня, и что ты сделала? Ты запустила свои когти в моего жениха. В моего...

Я обрываю себя, прежде чем скажу больше, прежде чем признаю, что, увидев ее с ним, я полностью потеряла равновесие, что я, возможно, даже почувствовала себя маленькой по сравнению с ним, что, возможно, она подходит ему больше, чем я когда-либо смогу. Сильвер дочь Себастьяна Куинса, наиболее вероятного будущего премьер-министра. Ее мать член парламента, умная, красивая и красноречивая. Даже ее мачеха, мать Коула, гениальный автор бестселлеров, известная своим умным рассказыванием историй. Сильвер воплощение всего, с кем должен быть сын графа. Ее наряды всегда безупречны, она пахнет Шанелью и является богиней социальных сетей с живописной семьей и жизнью. Она даже играет на чертовом пианино.

Я никогда не чувствовала себя маленькой. Я не позволяю себе этого.

Что, черт возьми, Ронан Астор делает со мной?

— Ты была первой. — она хмыкает. — Я не очень хороший человек, Тил. Не испытывай меня.

— Я тоже не хороший человек.

Мы смотрим друг на друга долгими секундами, а затем одновременно отпускаем друг друга.

— Держись подальше, и я это сделаю, — предупреждает она, укладывая волосы на место с исключительной элегантностью, напоминающей Шарлотту.

В то время как мать Ронана мягкая, Сильвер с острыми краями и слишком хорошо играет роль суки.

Эльза и Ким уже классифицируют ее как таковую. На самом деле, вся школа считает ее пчелиной маткой. После того, как я увидела ее в клубе, мне трудно смотреть на нее с этой точки зрения.

— Я думала, он тебе не нравится. — я изучаю свой черный маникюр. — Так мне показалось в клубе.

Ее щеки краснеют.

— Заткнись.

— Я говорю только то, что вижу, Сильвер.

— Ох, ты тоже хочешь, чтобы я сказала, как я это вижу? — она выпрямляется и, поскольку она выше, использует каждый сантиметр, смотря на меня сверху вниз. — Ты боишься Ронана, Тил.

— Я боюсь? — я усмехаюсь.

— Да. Ты знаешь, что он может прорваться сквозь всю готическую и сатанинскую внешность и увидеть настоящую девушку внутри, а ты этого не хочешь, поэтому ты заняла оборонительную позицию и решила защитить свои стены. Но знаешь что? Ты не можешь одновременно защищать свои стены и претендовать на него. В один из этих дней тебе придется выбирать. — она откидывает волосы. — Но что я знаю, не так ли?

Я продолжаю смотреть в спину Сильвер, когда она направляется к своей машине.

Ее слова крутятся в голове, но их воздействие намного хуже, чем она рассчитывала. Она хотела заставить меня почувствовать себя виноватой, чтобы я пошла к Ронану и оставила ее план в покое, но меня поражает другое осознание.

Я понимаю, что испытываю после своей клятвы никогда больше ничего не чувствовать.

И понимаю, что мне нужно избавиться от этих чувств.

Есть только один способ.