Глава 23

Оак

Я не очень опытный кулинар, но люди часто делают комплименты по поводу моей лазаньи, поэтому я приготовил её для Евы, а также большую порцию сырного чесночного хлеба.

Просто безумие, что я нервничаю.

Это первый раз, когда я буду проводить время с Евой не в учебной обстановке или не трахая ее, даже если и хочу, чтобы вечер закончилась именно этим. Мне нужно узнать о ней больше, узнать, хочет ли она уничтожить своих родителей так же сильно, как я.

Совершенно ясно, что я не могу держать свои руки при себе, когда дело касается ее. Вместо того чтобы бороться с этим, пришло время выяснить, можем ли мы стать партнерами по преступлению и завершить мой путь возмездия, с ней на моей стороне.

Единственная проблема в том, что это означает, что мне нужно раскрыть свои истинные намерения в отношении нее. Еще не зная Еву, я планировал уничтожить её вместе с ее семьей. Это не та тема, которую я хотел бы затрагивать сегодня вечером, но во время совместного двухнедельного отпуска мне придется признаться.

Я бросаю взгляд на часы и замечаю, что уже четверть восьмого. У меня сжимается челюсть. Либо Ева просто опаздывает, либо ее поймали, когда она пыталась улизнуть из школы. Учитывая, что она часто опаздывала на урок дисциплины, я предполагаю первое.

Раздается тихий стук в дверь, и напряжение охватывает мое тело. Руки дрожат, когда я тянусь к дверной ручке. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить свои нервы, но это не срабатывает.

Открываю дверь, и вот она, одетая в красивое струящееся бледно-голубое платье, заканчивающееся чуть ниже колен.

— Ты выглядишь сногсшибательно, — говорю я, прежде чем она успевает заговорить.

Я оглядываю окрестности, убеждаясь, что поблизости никого нет.

— Заходи. — Отступаю в сторону и позволяю ей проскользнуть мимо меня.

— Что бы ты ни готовил, пахнет потрясающе, — говорит Ева и улыбается, глядя на меня.

Я сжимаю челюсть, когда в голову приходит глупая, мимолетная мысль.

Я мог бы привыкнуть к этому.

— Я готовлю лазанью. — Киваю головой в сторону дивана. — Присаживайся. Что ты будешь пить?

Она слегка наклоняет голову.

— То же самое, что и ты.

Я поднимаю бровь.

— Не уверен, что тебе понравится скотч. — Я подхожу к холодильнику и достаю бутылку белого вина. — Как насчет шардоне?

Ева улыбается, а затем кивает.

— Звучит здорово.

Я не должен предлагать несовершеннолетней ученице выпить, но тогда и мне не следовало бы держать ее здесь, в своем коттедже. С Евой я делаю все, что мне не положено делать. Я наливаю большой бокал и подношу ей, ставя на кофейный столик.

— Еда в духовке. Присоединюсь к тебе через минуту, — говорю я, и отправляюсь за бокалом скотча.

Когда возвращаюсь из кабинета, где храню виски, Ева стоит у книжного шкафа в гостиной, ее пальцы нежно перебирают корешки книг первого издания. Она вздрагивает, услышав меня за спиной.

— Я не слышала, как ты вернулся, — говорит она, выглядя немного смущенно. — У тебя много старинных книг.

Я улыбаюсь и киваю.

— Да, я коллекционирую их. — Мои брови хмурятся. — Делаю это с юных лет.

Она подносит бокал к губам и делает маленький глоток, прежде чем вернуться на диван.

— Ты любишь читать?

Я иду за ней, изо всех сил стараясь отогнать с переднего плана моего разума мысленную картинку, где она стоит на коленях с моим членом во рту.

— Да, но не так сильно, как мне нравится собирать редкие книги. — Бросаю взгляд на одну из картин на стене. — И картины тоже. — Я наклоняю свой бокал в ту сторону, и глаза Евы расширяются.

— Это оригинал? — Спрашивает она, таращась на картину Ван Гога "Звездная ночь".

Я киваю и подношу бокал к губам, залпом выпивая виски. — Да, хотя музей современного искусства считает, что оригинал у них.

Она приподнимает бровь.

— Не думаю, что хочу знать, как к тебе попала эта картина.

Я смеюсь. — Не думаю.

Она улыбается, поднося бокал вина к губам и делая глоток.

— Где твои картины?

Я скриплю зубами, вспоминая, что говорил ей о том, что люблю рисовать. Никто никогда не видел моих картин, и мысль о том, чтобы показать их Еве, вызывает у меня такое беспокойство, какого я никогда раньше не испытывал.

— Спрятаны где-то на чердаке, — говорю, махнув рукой.

Она хмурит брови.

— Почему? Я бы хотела их увидеть.

Я двигаюсь к ней и сажусь рядом на диван.

— Я никогда никому их не показывал.

— Ох, — говорит она, переплетая пальцы на коленях. — Возможно, ты сможешь нарисовать меня сейчас, раз уж ты уже видел меня обнаженной.

Я стону, качая головой.

— Шанс, что я когда-нибудь закончу эту картину, был бы ничтожно мал.

Я ставлю свой бокал на кофейный столик, убираю ее струящиеся золотистые волосы с шеи и прижимаюсь губами к ее коже.

— Я бы не смог удержаться от того, чтобы трахнуть тебя.

Ева хихикает, качая головой.

— Ты мог бы попробовать.

Я вижу, что ей не терпится, чтобы я ее нарисовал, но знаю, что из этого ничего не выйдет. Вместо этого меняю тему.

— Скажи мне, Ева. Ты знаешь мою страсть. А какая тебя?

— Животные, — говорит она.

Я хмурю брови.

— Так вот почему ты хочешь стать ветеринаром? — Я провожу рукой по затылку. — Но что заставляет тебя так страстно любить животных?

— Забота о них приносит мне радость. — Она широко улыбается и лезет в карман, вытаскивая телефон. — Там, где мы живем, в Атланте, рядом с нами находится лесной заповедник. — Она пролистывает фотографии, на которых в основном изображены животные. — Эти две белки были ранены, и я выходила их. — Ева гордо улыбается, протягивая мне телефон. — В мире нет лучшего чувства, чем помогать тем, кому повезло меньше, чем тебе.

Я тяжело сглатываю, в горле образуется комок. Ева права, и все же я поступаю с точностью до наоборот. Без сомнения, слух об убийстве Хенли распространился по школе. Это поведение, которому я способствую.

— Уверен, что так и есть, но мне это чувство незнакомо.

Я встаю и иду на кухню, беру бутылку скотча и наливаю еще одну большую порцию.

— К сожалению, моя работа не приносит ничего хорошего.

Ева наклоняет голову, наблюдая за мной.

— Не знаю, правда ли это. Ты даешь этим людям место, к которому они принадлежат, и учишь их дисциплине, даже если они выходят в мир и совершают плохие поступки. Это не твоя вина.

— Разве не так? — Спрашиваю я, мой голос звучит резче, чем я намеревался.

Однако Ева не съеживается. Вместо этого она качает головой.

— Нет, кто-то должен их учить. Возможно, студенты, которые пройдут через это место, не будут такими жестокими, как те, кто этого не сделал.

Я поднимаю бровь.

— Ты не слышала, что случилось сегодня с Хенли Андерсоном?

Она недоуменно хмурится, и качает головой.

— Я даже не знаю, кто это.

— Этим утром, когда я выходил из класса. — Я провожу рукой по волосам, когда перед моим мысленным взором вспыхивают ужасающие образы, — Другой парень жестоко убил Хенли Андерсона.

Ева задыхается, качая головой.

— Ты серьезно?

— Удивительно, что ты не слышала, как сплетни распространяются по школе. — Я возвращаюсь к ней и сажусь на диван. — Он был заложником войны, в которой участвовал его отец. — Я встречаюсь с широко раскрытыми глазами Евы. — Не заблуждайся. Это место такое же темное, поганое и жестокое как и мир, к которому они принадлежат за пределами этой территории.

Ева ставит свой бокал с вином на журнальный столик и берет мои руки, сжимая их.

— Зачем ты занимаешься этим, если это делает тебя несчастным?

— Занимаюсь чем? — Я спрашиваю.

— Руководишь этой школой.

Когда я смотрю в ее глаза, у меня сводит живот. Я не могу дать ответ на этот вопрос, пока не буду уверен, что могу доверять Еве.

— Я не знаю, — говорю я, отнимая свои руки от её.

Это безумие, как хорошо она меня знает. Неужели меня так легко прочитать?

— Мне нужно проверить, что там с едой.

Я оглядываюсь на Еву и вижу, что она смотрит на меня с разочарованием в глазах. Дело в том, что она пока не может знать правду. Нет, пока я не определю, насколько далеко простирается ее ненависть к родителям.

— Всё готово, — говорю я, улыбаясь. — Присаживайся за стол.

Она делает, как я говорю, встает и садится на стул рядом со мной.

— Здесь нормально?

— Идеально, — говорю я, ставя блюдо с лазаньей на противень в центре. — Минутку. Нельзя забывать про чесночный хлеб.

Её желудок урчит. — Всё пахнет очень вкусно.

Вернувшись к столу, я подаю ей хорошую порцию, а затем беру себе.

— Налетай, — говорю я.

Она так и делает, издавая тихие постанывающие звуки во время еды.

— Вау, эта лазанья потрясающая. В чем твой секрет?

— Итальянская кровь, — говорю, посмеиваясь.

Она хмурит брови.

— Правда? Оакли Бирн звучит не совсем по-итальянски.

Мое сердце сильно бьется, когда я понимаю, что только что совершил первую жизненно важную ошибку. Никто не знает о моем итальянском происхождении, даже двое моих лучших друзей. До того как я поселился в Атланте, жизнь, которую я оставил, была давно и глубоко похоронена.

— Да, по материнской линий. Наполовину итальянец, — лгу я.

— О, ясно. — Она кивает. — Это ее рецепт?

— Рецепт ее матери. Моей бабушки.

— Они живут здесь, в Мэне? — Спрашивает Ева.

Я тяжело сглатываю, качая головой.

— Нет, моя семья мертва.

По крайней мере, для меня. Я не знаю, что стало с семьей, которую я так давно бросил. Часть меня скучает по моим брату с сестрой, и родителям, но чаще всего я благодарен, что избежал тирании мира, в котором родился.

— Мне так жаль, Оак, — говорит Ева, накрывая мою руку своей. — Я не хотела…

— Это пустяки, — говорю я, пренебрежительно махнув рукой. — Ешь.

Ева делает, как ей сказано, набрасываясь на еду и издавая маленькие довольные звуки, от которых мой член становится твердым, а сердце замирает. Мы едим в дружеском молчании, пока не остается половина лазаньи и последний кусок чесночного хлеба.

Ева откидывается на спинку стула и кладет руку на живот.

— Я слишком много съела.

Я приподнимаю бровь.

— Значит ли это, что у тебя нет места для десерта?

Ева выпрямляется и улыбается.

— У меня всегда есть место для десерта.

Я смеюсь, потому что использую ту же фразу.

— Хорошо, потому что это вкусно.

Я встаю и направляюсь на кухню, чтобы взять пирог, который испек заранее.

— Пекановый пирог.

— Мой любимый. Ты знаешь, что он очень популярен в Джорджии? — Ева практически визжит.

Я точно знаю это, поэтому и сделал его для нее.

— Возможно, — говорю я, ухмыляясь.

Она наклоняет голову.

— Вы пытались произвести на меня впечатление, сэр?

Ее голос становится немного кокетливым, заставляя меня полностью забыть о пироге в руках.

— Может быть, — говорю я, ставя блюдо в центр стола и разрезая на щедрые куски. Сначала подаю порцию Еве, а потом беру себе.

Она пробует пирог, и ее глаза закрываются, когда она стонет.

— Ты чертовски хорошо готовишь.

Я со смехом качаю головой.

— Не совсем. Я более или менее исчерпал все свои навыки сегодня вечером.

Ева пристально смотрит на меня.

— Трудно поверить. — Она улыбается. — Все это так вкусно.

Я тяжело сглатываю, ненавидя ощущение трепета, которое испытываю внутри, когда она улыбается мне. Как будто мой мир каждый раз переворачивается с ног на голову. Игнорируя ее комплименты по поводу моей еды, я молча доедаю остаток пирога, зная, что могу сказать что-то, о чем потом пожалею.

Я знаю, что боюсь того, что означают мои чувства к Еве, и если я чувствую себя так после одного ужина, то две недели вместе на Рождество будут еще более трудными.

— О чем ты думаешь? — Спрашивает Ева, наблюдая за мной, пока отправляет в рот последний кусочек пирога.

Я поднимаю бровь.

— О том, что не могу дождаться, когда ты окажешься в моей постели, — лгу я.

Ее карие глаза вспыхивают жаром, от чего мой член становится твердым, и я устраиваюсь поудобнее под столом.

— Правда, сэр? — Она опускает ложку в миску и встает, подходя к моей стороне стола. Нежно кладет руки мне на плечи и разминает на них узлы. — Я тоже не могу дождаться, — бормочет она.

Я рычу и хватаю ее за руку, дергая к себе на колени.

Ева ахает, когда я располагаю ее спиной ко мне, позволяя ей почувствовать тяжелое давление моего члена между нами.

— Оак, — стонет она, выгибая спину.

— Возможно, я трахну тебя прямо здесь, в этой позе, — бормочу, позволяя своему языку пробежаться по раковине ее уха. — Возможно, я трахну тебя во всех местах в коттедже, кроме кровати.

Ева вздрагивает, ее голова запрокидывается к моему горлу.

— Тебе бы этого хотелось?

Ева выгибает спину в ответ.

— Очень, сэр.

Я задираю юбку на платье, чтобы обнаружить ее абсолютно голой, после чего быстро освобождаю член из трусов и штанов.

Ева стонет в тот момент, когда головка моего члена дразнит ее вход.

— Трахни меня, сэр, пожалуйста.

Я прижимаю головку к мокрому входу, прежде чем одним быстрым движением насадить ее на свой член.

Звук, который срывается с прекрасных губ Евы, — это звук неподдельного удовольствия с того момента, когда я оказываюсь внутри нее. Я с силой хватаю ее за бедра и двигаю вверх-вниз, насаживая снова и снова на свой член. Моя хватка на ее бедрах жесткая, и я знаю, что это оставит ей синяки, но больная часть меня хочет оставить свой след на ее коже, заклеймить ее, чтобы ни один другой мужчина никогда не прикоснулся к тому, что принадлежит мне.

Я толкаю ее вперед, заставляя наклониться над столом и выгнуть спину, открывая мне дразнящий вид на идеальную маленькую попку, когда я раздвигаю ее ягодицы.

— Такая красивая задница, — стону я, все еще поднимая ее вверх и вниз по своему члену. — Не могу дождаться, чтобы трахнуть ее, — рычу я.

Ева напрягается, прежде чем тихо скулит.

— Он ни за что не влезет, — протестует она.

— Я бы сделал так, чтобы он поместился, — стону, наблюдая, как ее киска поглощает мой член снова и снова. — Мне нравится смотреть, как мой член исчезает внутри тебя.

Я шлепаю ее по ягодицам, заставляя ее стонать.

— Оак, я думаю, я собираюсь…

Я держу ее неподвижно, еще не готовый к тому, чтобы она кончила.

— Слишком рано, малышка. Если я позволю тебе уже кончить, ты не сможешь справиться с тем, сколько раз я собираюсь трахнуть тебя сегодня вечером.

Я протягиваю руку и обхватываю ладонями ее груди, нежно играя с ее сосками.

— Я собираюсь трахать тебя всю ночь напролет, — шепчу я ей на ухо, прижимая спиной к себе. — Ты понимаешь?

Ева кивает в ответ.

— Да, сэр.

Она извивается у меня на коленях, ища трения о свой клитор.

Я удерживаю ее неподвижно, перемещая пальцы к клитору и массируя пучок нервов.

— Если ты пока не хочешь, чтобы я кончала, ты не помогаешь, — предупреждает она.

— К сожалению, я разрываюсь, — говорю я, поглаживая пальцами ее клитор. — Мне нравится чувствовать, как эта пизда кончает по всему моему члену, и все же я знаю, что если я позволю тебе кончить прямо сейчас, ты будешь так измотана к тому времени, когда я закончу с тобой.

Ева хнычет, выгибая спину и пытаясь двигаться вверх и вниз по моему члену.

Я стойко держусь, сохраняя контроль над ситуацией.

— Позволь мне кончить. Мне все равно, насколько я устану, когда ты закончишь со мной, пожалуйста, — умоляет Ева.

— Я ни в чем не могу тебе отказать, малышка. — Я ускоряю ласку своих пальцев по ее клитору. — Скачи на мне, пока не взорвешься, — приказываю.

Она стонет и двигает бедрами, насаживаясь на мой член неистовыми движениями. Другой свободной рукой я поочередно играю с ее набухшими сосками, заставляя ее стонать, когда она доводит себя до предела, используя меня для своего удовольствия.

— Блядь! О, да, Оак! — кричит она так чертовски громко, что я благодарен, что рядом нет соседей.

Горячая киска Евы обхватывает мой ствол, пропитывая меня своим соком. Ее мышцы трепещут вокруг толстой, пульсирующей эрекции, похороненной внутри нее, подводя меня к всё ближе к краю.

Я снимаю ее со своего члена и хватаю за ягодицы, помещая свой блестящий член между ними и используя упругую попку, чтобы натирать член, вверх и вниз.

— Что ты делаешь?

Я шлепаю ее по заднице, наслаждаясь тем, как кожа краснеет под моим ударом.

— Если я не могу трахнуть эту маленькую тугую попку прямо сейчас, я буду тереться об нее.

Ева стонет, придвигая свою задницу ближе.

— Я хочу, чтобы ты снова был внутри меня, — скулит она.

Я протягиваю руку и хватаю ее за горло, мягко сжимая.

— Такая жадная девочка, — мурлыкаю я, вылизывая дорожку сбоку от ее шеи. — Я буду внутри тебя всю гребаную ночь.

Ева вздрагивает, когда я поднимаю ее со своих колен и несу на руках, укладывая на спину на диван.

— Раздвинь для меня бедра и держи руки над головой, — инструктирую я.

Она делает, как я говорю, и я опускаюсь между ее бедер, раздвигая их шире своим коленом.

— Сегодняшний вечер только начался, — говорю я, прежде чем погрузиться в нее одним быстрым толчком.

К тому времени, когда я закончу с ней, будет чудом, если она сможет ходить прямо.

Загрузка...