Глава 27

Оак

Мои глаза открываются, и я нахожу Еву, мирно спящей в своих объятиях. Я не могу не улыбнуться, когда вижу ее, желая, чтобы мы могли просыпаться вместе вот так каждый день. Глупая фантазия, потому что мы с Евой не можем быть вместе.

С тех пор, как я узнал ее поближе, стало ясно, что она совсем не похожа на своих родителей, а значит, что я не могу рассматривать возможность использовать ее так, как задумал.

Впервые за долгое время месть кажется неважной, когда я смотрю на Еву. Желание погубить людей, которые уничтожили меня, а также убили невинную женщину, которая была мне небезразлична, — это всё, что у меня было в какой-то момент.

Мой телефон жужжит, и я беру его с тумбочки, обнаруживая мультимедийное сообщение с неизвестного номера. Когда открываю его, мой желудок опускается.

Это фотография меня и Евы, полуголых и срывающих друг с друга одежду в классе прошлой ночью.

— Дерьмо, — бормочу я.

Ева шевелится в моих объятиях, но не просыпается. Я убираю руку из-под её плеча и выскальзываю из кровати, тихо выходя из спальни. Не хочу беспокоить ее по этому поводу, так как она может запаниковать.

Я набираю свой ответ на номер.

Чего ты хочешь?

Мое сердце колотится, в ожидании быстрого ответа. Когда не получаю его, я швыряю телефон на кухонный стол и падаю на один из кухонных стульев, обхватив голову руками.

Быть может, это судьба. Кармайклы хотели разрушить мой мир. Теперь я вознамерился уничтожить их, но, возможно, я ввязался в скандал, от которого не смогу оправиться. Не говоря уже о том, что мои чувства к Еве совсем не фальшивые.

Было ясно, что я уже какое-то время влюблен в свою ученицу. Она напоминает мне мальчика, который сделал другой выбор, чего хочет и она. Много лет назад мальчик вырвался из лап родителей и отказался от своего права по рождению править коррумпированной преступной империей.

В восемнадцать лет я бежал из Италии, взял себе новое имя Бретт Оакли Арчер и построил Archer Data Corp. с нуля. И все это для того, чтобы родители Евы снесли его менее чем за два дня.

Мой телефон жужжит, и я хватаю его.

Деньги. Много. Или эта фотография попадет в прессу.

Я знаю, что подобные угрозы никогда не проходят бесследно. Если я заплачу этому придурку деньги, он вскоре потребует еще.

Набираю номер Эйнсли, зная, что у него на быстром наборе есть техник, который занимается подобным дерьмом. За этим стоит студент, так что, надеюсь, его контактное лицо сможет отследить номер и сообщить мне личность.

— Оак, что я могу для тебя сделать?

— Тот полезный вундеркинд. Есть шанс, что он может помочь с личным делом? — Я спрашиваю.

— Уверен, что он мог бы. В чем именно тебе нужна помощь?

Я провожу рукой по волосам.

— Мне нужно, чтобы ты отследил номер владельца. Какой-то мальчишка пытается меня шантажировать, и я хочу выяснить, кто.

На другом конце провода раздается какое-то шуршание.

— Продиктуй мне номер, и я попрошу отследить его.

— Я могу написать тебе? — предлагаю ему.

Он фыркает.

— Очень неразумно. Кто угодно может следить за твоими сообщениями. А теперь, диктуй.

Я нахожу номер и называю ему цифры.

— Отлично. У меня будет ответ для тебя в течение двадцати четырех часов.

Он отменяет звонок, а я встаю и поворачиваюсь, чтобы увидеть Еву хмуро наблюдающую за мной.

— Кто тебя шантажирует? — Спрашивает она.

Я вздыхаю и опускаюсь на стул.

— Прежде чем скажу тебе, я не хочу, чтобы ты паниковала. — бросаю на нее многозначительный взгляд. — Я разбираюсь с этим.

А затем даю ей знак подойти.

Она подчиняется, и я хватаю ее за руку, притягивая к себе на колени.

— Это сообщение пришло сегодня утром. Я не знаю, кто отправитель. — Я вкладываю телефон ей в руку, и Ева ахает, пытаясь вывернуться из моей хватки.

Я сжимаю ее сильнее.

— Ева, я говорил тебе не паниковать. Я разберусь с этим.

Ее глаза широко раскрыты, она смотрит на меня, как на сумасшедшего.

— Оак, кто-то в этой школе был свидетелем того, как мы трахались в классе на территории кампуса. — Она качает головой. — Единственная нормальная реакция — это паника.

Я нежно целую ее в губы.

— Я могу выяснить, кто за этим стоит. Им не сойдет это с рук.

Ева напрягается напротив меня.

— Что бы ты сделал, если бы узнал, кто за этим стоит?

— Я бы заставил этих ублюдков удалить фотографии и конфисковал все носители информации, пока не убедился бы, что больше нет компрометирующих улик.

— А что, если они заговорят? — Спрашивает Ева.

Я пожимаю плечами.

— Это был бы глупый слух, не подкрепленный никакими доказательствами.

Ева выглядит не очень убежденной. Она складывает руки на груди.

— Слухи имеют силу. — Она качает головой. — И это слух, в котором была бы доля правды. — Она тяжело вздыхает. — Мои родители были бы здесь в мгновение ока.

— Если это случится, то я со всем разберусь. — Хотя таков был мой первоначальный план, мне придется разобраться с проблемой, если это произойдет. — Как только мы узнаем, кто это, возможно, я смогу найти какую-нибудь грязь, которую они не хотят разглашать.

Ева тяжело вздыхает и утыкается лбом мне в плечо.

— Может быть, оставаться с тобой на зимние каникулы — плохая идея.

Я тихо рычу и крепче обнимаю ее.

— Ты не выберешься из этого. Вокруг не будет никого, кто мог бы нас поймать, — бормочу я, прижимаясь своими губами к ее.

Взгляд Евы перемещается к маленькому окошку над кухонной раковиной в коттедже.

— Что, если этот человек наблюдает за нами?

— Это как раз та причина, по которой мне следовало держаться от тебя подальше до зимних каникул. — Мои руки крепче сжимаются вокруг нее. — Но если бы я остался в стороне, кто знает, что бы Дмитрий сделал прошлой ночью? Не хочу даже думать об этом.

Ева вздрагивает в моих объятиях.

— Я тоже.

— Мой знакомый считает, что у него будет ответ через двадцать четыре часа. — Я выпускаю Еву из своих объятий. — Думаю, пока нам следует держаться подальше друг от друга.

Плечи Евы опускаются, но она кивает в знак согласия.

— Еще пять дней, верно?

Я киваю и встаю, сокращая расстояние между нами.

— Сначала я собираюсь испечь тебе блинчики. — Я целую ее в лоб. — А потом мы примем душ.

Ева дрожит в моих объятиях, ее глаза расширяются.

— Я полагаю, мы будем там не только мыться?

Я нежно целую ее мягкие губы, наслаждаясь их прикосновениям.

— Конечно, нет. — Отрываюсь от нее и беру ингредиенты, которые мне нужны для блинов. — Но сначала нам нужна еда. Нам необходимо подкрепиться после прошлой ночи.

Щеки Евы розовеют, очевидно, вспоминая, какими сумасшедшими мы были прошлой ночью. Я брал ее на каждой поверхности в этом коттедже после того, как трижды трахнул в классе. Я трахнул Еву на её парте, второй раз на своем столе и третий — на парте Дмитрия, чтобы послать нахуй ублюдка, который пытался дотронуться до моей женщины.

Я тихо стону, когда это слово всплывает снова. Ева не моя, но от одной мысли об этом все мое тело содрогается в знак несогласия.

Блинчики легко готовить.

Ева наблюдает за мной с таким измученным видом, как будто могла бы проспать остаток дня. Прошлой ночью нам и близко не удалось выспаться.

Как только блинчики готовы, я выкладываю их на две тарелки вместе с хорошей порцией черники и кленовым сиропом, передавая одну тарелку Еве.

— Я так голодна, — говорит она, нетерпеливо набрасываясь на еду.

Я улыбаюсь.

— Тебе понадобятся силы, поскольку я собираюсь максимально использовать наши последние несколько часов вместе.

Это заставляет ее улыбнуться, пока она продолжает есть. У Евы жужжит телефон, и она открывает сообщение.

— Черт. Наталья спрашивает, где я.

— Скажи ей, что ты пошла прогуляться в лес, — предлагаю я.

Она тяжело сглатывает.

— Но я не могу задерживаться. Она будет удивляться, почему я гуляю одна по холоду. — Она печатает свой ответ и отправляет Наталье. — Я доела блинчики. Пойдем в душ?

Я поднимаю бровь.

— Даже не знаю, обижаться мне или радоваться. — Я встаю и подхожу к Еве, возвышаясь над ней. — Я рад, что ты жаждешь ощутить меня внутри себя, но почти уверен, это потому, что ты не можешь дождаться возвращения, пока твои друзья не заинтересовались где ты.

— Оба варианта, — говорит она, стоя передо мной и прижимаясь своими упругими сиськами к моей голой груди.

Все, что разделяет наши тела, — это моя полурасстегнутая рубашка на ней с прошлой ночи.

— Ведите, сэр, — говорит она.

Я стону и хватаю ее за руку, таща через спальню в смежную ванную.

— Раздевайся, — приказываю я.

Она медленно расстегивает рубашку, одаривая меня таким непристойным взглядом, что я чувствую, как мой член натягивает боксерские трусы.

Я не отрываю от нее глаз, когда иду в душ и открываю кран. А затем сбрасываю боксеры на пол.

Никогда не устану видеть безграничный восторг в глазах Евы каждый раз, когда она видит меня голым.

— Иди сюда, — говорю, когда она бросает рубашку на пол.

Она подходит ближе и покорно встает передо мной, глядя своими сияющими карими глазами.

— Что прикажете, сэр?

Я стону и хватаю ее за волосы, с силой толкая на колени.

— Соси меня, малышка.

Ее глаза расширяются, она протягивает руку, которую я тут же отбрасываю.

— Только рот.

— Да, сэр, — говорит она, открывает рот и с жадностью заглатывает мой член по всей длине прямо в горло.

— Блядь, — я задыхаюсь, потрясенный тем, насколько хороша она стала с тех пор, как в первый раз сказала мне, что я чуть не убил ее, трахнув в горло. — Вот так, детка, прими его до конца.

Она слегка давится, но контролирует свое дыхание, мягко покачивая головой, так что мой член входит и выходит из ее горла. Горячее предсемя вытекает ей в горло, когда она трудится надо мной, как охуенный профи.

Я теряю контроль и крепко вцепляюсь в её волосы.

Ева смотрит на меня с озорным блеском в глазах, как будто подначивая меня взять контроль в свои руки. И я так и делаю. Двигаю бедрами вперед-назад, погружаясь в ее тугое горло, и стону, когда из моего члена вытекает все больше преякулята.

Трудно сопротивляться желанию излить свою сперму. Я вытаскиваю член изо рта Евы и рывком поднимаю ее на ноги, хватая за подбородок.

— Открой рот, — приказываю я.

Она подчиняется, и я плюю в него, отчего она стонет.

А затем я лижу ее язык.

— Ты такая грязная девчонка. Моя идеальная маленькая членососка, — бормочу я, скользя по её языку своим в непристойных ласках. — Теперь я хочу почувствовать, как эта прелестная маленькая киска обхватывает мой член. — Я подталкиваю ее под струю душа, и она упирается руками в стену, выгибая спину.

Прежде чем присоединится к ней, я открываю шкафчик в ванной и беру оттуда маленькую анальную пробку вместе с бутылочкой смазки. Становлюсь под воду, беру в руки ее упругие ягодицы и раздвигаю их. Вид ее, такой блестящей и влажной для меня, сводит с ума, как и красивое кольцо мышц, в которое я собираюсь однажды вогнать свой член. Мне нужно растянуть его и натренировать, чтобы она могла принять что-то большее.

Я помещаю свой член между ягодицами и тру о чувствительную заднюю дырочку, заставляя ее дрожать. Брызгаю смазкой ей на попку, и она напрягается.

— Что ты…

Я шлепаю ее.

— Никаких вопросов.

Ева хнычет, когда я осторожно ввожу палец в ее попку, чувствуя, как поддаются мышцы. Проведя несколько раз пальцем внутрь и наружу, я наношу смазку на пробку, располагая кончик у её входа.

— Расслабься, это всего лишь маленькая игрушка, — бормочу, поглаживая руками ее спину, пока она остается согнутой для меня.

Ева делает, как я ей говорю, расслабляясь, пока я мягко надавливаю на пробку, вводя ее в тугую, девственную попку. Она стонет, слегка покачиваясь, когда пробка проходит половину пути внутри неё.

— Странное ощущение, — хнычет она.

— Дай ей шанс, — бормочу я, протягивая другую руку, чтобы поиграть с ее набухшим клитором.

Она стонет, когда я довожу ее до исступления, прежде чем усилить давление.

Внезапно пробка исчезает в ее попке, и Ева задыхается, немного выпрямляясь.

— Ох, — говорит она, привыкая к ощущениям.

— Как ощущения, малышка? — спрашиваю я.

Она выгибает спину.

— Это приятно, — говорит она, оглядываясь на меня через плечо. — Хотя я думаю, было бы лучше, если бы твой член был в моей киске.

Я рычу и резко хватаю ее за бедра, располагая кончик члена рядом с блестящим влажным входом.

— Как пожелаешь.

Мои бедра сильно толкаются вперед, когда я погружаюсь в нее, и стону от плотного прилегания с пробкой, вставленной в ее задницу. Это не совсем большая пробка, но внутри нее всегда так тесно.

— О черт, — скулит Ева, откидывая голову назад, когда я трахаю ее. — Это так… — она замолкает, по-видимому, не в силах подобрать слова, и царапает пальцами стеклянную панель перед собой.

Я стону, наблюдая за ее разгоряченным изображением в зеркале напротив душа. Ее светлые волосы разметались по лицу, а глаза расфокусированы, пока я трахаю ее. Никогда прежде я не испытывал такого благоговения перед другим человеком. Наблюдая за Евой, мне трудно поверить, что она не гребаный ангел, упавший с небес.

— О, Оак, — кричит она, ее тело бьется вокруг моего с такой силой, какой я никогда не чувствовал. Поток горячей жидкости брызгает на мой член, заставляя мой его набухать, когда приходит и мое освобождение. Каждый раз, когда у Евы что-нибудь оказывается в заднице, она испытывает струйный оргазм, и это самая сексуальная вещь, которую я, блядь, когда-либо видел.

— Вот и все, детка, сквиртуй на мой член, — рычу я, выпуская в неё свою сперму.

Ева содрогается, когда я трахаю ее в процессе этого, убеждаясь, чтобы каждая капля моего семени оказалась глубоко внутри нее.

— Что значит «сквирт»? — спрашивает она таким невинным голосом, что это сводит меня с ума.

Я заставляю ее выпрямиться и вытаскиваю свой член, от чего она хнычет. Она поворачивается ко мне лицом.

— Каждый раз, когда у тебя в попке что-то есть, когда ты кончаешь, ты сквиртуешь, — говорю я, нахмурив брови. — Это немного похоже на то, как когда мужчина кончает, ты выпускаешь жидкость из своей маленькой тугой киски. — Я целую ее в губы. — Это так чертовски горячо.

Ева стонет мне в рот, когда мы целуемся так, словно у нас есть все время в мире.

Я бы хотел, чтобы так и было, потому что каждый раз, когда мы расстаемся, это убивает меня. Осталось пять дней до того, как студенты разъедутся на зимние каникулы, и тогда она будет у меня всё чертово время.

Загрузка...