Порог

37

У Райки простое доброе лицо. Можно ли назвать его красивым? Нет, пожалуй. Красивы у нее только волосы — светло-русые, мягкие, светящиеся. Она заплетает их в одну толстую косу и закручивает вокруг головы. Получается нечто вроде короны. Каждый вечер она вынимает из волос шпильки, встряхивает головой, и они рассыпаются по плечам. Затем она расчесывает их перед зеркалом, перекидывает себе на грудь и любуется ими. Вот и сейчас: она тряхнула головой, рассыпала их по плечам, лукаво взглянула на себя чуть наискось. Тоне это не кажется смешным, она и сама любит повертеться перед зеркалом. Разница только в том, что Тоня не делает этого при людях.

— Тонь, а Тонь! — вдруг вспоминает Райка. — А ведь мы не отметили твоего новоселья.

— Эка, хватилась!

— Нет, так дело не пойдет. Сколько времени? Семь? Магазин еще не закрыт?

— Райка, мы же собирались экономить.

Но Райка уже не слушает. Снова заплела косу, быстро оделась. Хлопнула дверь. Минут через двадцать она появляется с полной сеткой.

— Райка, на что мы жить будем?

— Мне не вредно похудеть.

— А я? Обо мне ты не думаешь?

Райка выкладывает на стол покупки: бутылка вина, копченая селедка, пельмени, яблоки, два лимона.

— А насчет гостей? — спрашивает Тоня.

— Например?

— Например, можно бы позвать Хмелева.

— Ой!

— Что «ой»?

— Лучше не надо.

— Почему?

Тоня никогда не видела Райку такой растерянной. Так вот оно что. Теперь понятно!

— Все будет хорошо. Ты не бойся.

Тоня уходит звать Хмелева и через несколько минут возвращается.

— Он не придет. Болен. Наверное, грипп.

— Я пойду за врачом, — говорит Райка.

— Врач был. Лучше отнеси ему чего-нибудь. Вот лимоны, яблоки, батон.

— Я? Ну уж нет. Не пойду.

— Тогда пойду я.

— Обожди…

В квартире Хмелева тихо. Райка осторожно тянет за ручку. Дверь со скрипом приоткрывается. От этого скрипа Райка вздрагивает.

— Это вы, Антонина Петровна?

Делать нечего. Райка переступает порог.

— Нет, это я, Рая.

Хмелев на койке. Ноги его укрыты одеялом. Голова высоко поднята на подушке. Райка ставит тарелку с яблоками на табурет подле кровати.

— Это вам.

Почему он так странно смотрит?

— Это вам, — повторяет Райка. Хмелев протягивает руку за яблоком. Рука его слегка дрожит. Это, должно быть, от слабости.

— Расскажите что-нибудь, — просит он.

— О чем же?

— Расскажите, что делали сегодня.

— Что делала? Книги выдавала. Стенгазету оформили. Потом пьесу репетировали.

— Какую?

— «Король Лир».

— Кто же Лира играет?

— Драница.

— Кто это? А-а… Ну, ну! Да какой же он Лир?

— Ой, не скажите! Он хорошо играет. Лучше всех наших.

Хмелев не спорит. Ей лучше знать.

— А завтра у нас лекция «О дружбе и любви». Зарепкина читает.

— Зарепкина? Гм… Расскажите лучше о себе.

— О чем мне рассказывать? Я человек маленький.

Хмелев сердито спрашивает:

— Кто это вам сказал? Маленький — не маленький…

Райке непонятно, почему он так разволновался. Даже красные пятна выступили на лице. Нет, он не слегка, а всерьез болен.

— Вам вредно разговаривать. Я принесу что-нибудь почитать, — решает Райка. Она уходит и вскоре возвращается с книгой в руках. — Будете слушать?

Хмелев лежит и слушает. Никто никогда не читал ему вслух. Нет, читала мать. Какие-то сказки. Кажется, братьев Гримм.

Райка читает свой любимый «Дым» Тургенева. Хмелеву этот роман не нравится, но не все ли равно?

— Рая, — просит он, — только можно не так выразительно?

— Я попробую.

Теперь она читает, как пономарь. Хмелев улыбается.

— Вы как над покойником, а ведь я еще не умер.

Райка смеется, и вдруг ей становится весело и легко. Теперь она нисколько его не стесняется… Глаза у него открыты и лицо внимательное. Но она не знает, что он почти не следит за повествованием. Хмелеву радостно, что Рая сидит в его комнате, возле его постели, что он может видеть ее лицо не мельком, не украдкой.

Приходя к ней в библиотеку, он старался не смотреть на нее, боясь, что она догадается о его чувствах. Хмуро сказав всего несколько самых необходимых слов, он брал книги и спешил уйти. Еще два года назад, когда она приехала в село, он заметил ее удивительное сходство с Леной. Не только овал лица, глаза, волосы, но даже голос, манера слушать собеседника, улыбаться — те же, что у его погибшей жены. Словно она была ее родной сестрой. Рая так же, как Лена, неловко очинивает карандаш, так же закусывает нижнюю губу, когда что-нибудь не ладится. И этот смешной жест — лизнув мизинец, поправить перед зеркалом брови… Лена тоже так делала.

Казалось странным, что человека нет, а его черты и привычки живут в другом. И его тянуло к Рае. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом. Пусть она любит кого угодно, пусть выходит замуж, рожает детей. Он будет счастлив ее счастьем…

— На сегодня довольно. Вы устали, — говорит Хмелев.

Райка откладывает книгу. Встает, расправляет плечи. Ноги тоже затекли. Она окидывает взглядом комнату. Как он плохо, неуютно живет. Много книг. Это хорошо. Но дальняя комната пустует — в ней только велосипед. Щегол в клетке. На круглом столе разобранный приемник, провода, куски канифоли, электропаяльник. Под койкой дрова. Нет, это так не останется. Пусть он думает, что угодно, это так не останется.

Домой Райка возвращается поздно. В темноте опрокидывает стул. Шум будит Тоню. Райка залезает под одеяло, но заснуть не может. Ей хочется говорить. Тоня демонстративно посапывает, словно во сне.

— Тонь, а Тонь?..

— Ну, говори.

— Тонь, как ты думаешь? Я очень неинтересная?

— Ты хорошая. И он полюбит тебя. Вот увидишь.

— Если б это была правда. Но я не верю. Он такой умный. Что я для него?..